Ред Корлисс ворвался в город словно товарный поезд, выкрикивая в сотовый телефон свои распоряжения и сметая все на своем пути. В юности, когда Шон был клиентом Реда, он побаивался агрессивности и резкости своего агента. Сейчас, двенадцать лет спустя, Шон видел Реда таким, каков он есть - целеустремленным, уверенным в себе профессионалом, у которого, несмотря на резкость, было нежное сердце.
За короткое время Ред собрал журналистов и знаменитых игроков в "Эхо–Ридже", родном клубе Дерека. Часом позже Ред подъехал к дому Кристел.
- Как все прошло? - спросил Шон, открывая ему дверь.
- Все позади. Я дал им факты, распространил заявление, составленное нами, попросил уважать чувства членов семьи и так далее и тому подобное. Дальше пусть решают сами. Если они не хотят неприятностей, то будут писать о фактах, а не распускать сплетни.
За минувшую ночь уже распространились слухи. Что делали разведенные супруги на уединенном прибрежном шоссе? Была ли авария случайной или ее подстроили? Ред объявил всем, что произошла трагическая случайность во всех смыслах слова, а все прочие предположения будут оскорбительны для родственников покойных.
- Ред! - Чарли вбежала в гостиную, приветственно вскинув руки.
- Привет–привет, принцесса Карлотта. - Ред поставил на пол свой кейс и подхватил девочку на руки.
- Каждый раз, думая о маме и папе, я плачу, - произнесла она. - А я думаю о них все время.
- Конечно, солнышко. - От сухости Реда не осталось и следа. - Они любили тебя всем сердцем.
- Так плохо, что они не здесь, с нами.
- Я знаю, принцесса. Знаю. А как поживают твои брат и сестра?
- Эшли на кухне, с Лили.
- А кто такая Лили?
- Моя учительница.
- Она подруга Кристел, - объяснил Шон. - Лили была с детьми с того самого момента, как все началось.
- Камерон у себя комнате, - сообщила Чарли Реду, - слушает свою дурацкую музыку.
- Пойду позову его. - Шон направился к лестнице. Камерон лежал на кровати, вперив отсутствующий взгляд в потолок. Он был в наушниках; МРЗ–плеер болтавшийся на шее, напоминал какое–то медицинское устройство. Выражение лица было на удивление довольным. "Музыка не спасает, - подумал Шон, - но иногда, на короткое время, заполняет пустоту". Из наушников доносился еле слышный писк; увидев Шона, Камерон не сразу снял их.
- Как ты? - спросил Шон.
- Ничего.
- Ред приехал. Хочет поговорить со всеми нами.
- О чем?
- Много о чем. - Трудно было с чего–то начать. - Распоряжения насчет похорон. И все прочее. Нам нужно встретиться с представителем "Логана, Шваба и Фуллера" и узнать, чего ваши родители хотели для вас.
- И так понятно. - Камерон смотрел на Шона серьезным, строгим взглядом. - Они хотели… впрочем, ладно.
- О чем ты?
- Ни о чем. - Камерон бросил плеер на кровать. - Идем, поговорим с Редом.
Шон проверил, не поступало ли на его телефон новых сообщений. "От Моры ни слова", - подумал он. Конечно, она на семинаре, поэтому не знает, что происходит с ним, но все–таки какого черта не отвечает на звонки?
Он подавил раздражение: это было необходимо. Речь шла не о нем и не о его потере. Сейчас нужно думать о том, что лучше для детей Дерека. Если он позволит страданиям поглотить себя, то провалится в темную дыру, откуда нет возврата. И ничего не сделает для детей.
"Боже, Дерек! Как, по–твоему, я должен справляться со всем этим?"
Они с Камероном вошли в гостиную, где их ждали Ред, Лили и девочки. Шон остановился в дверях и посмотрел на Лили. Она провела здесь последние двадцать четыре часа и, как могла, заботилась о детях. Лили не переоделась, но улучила минутку, чтобы нырнуть в ванную, и, проходя мимо двери в ванную, Шон слышал, как она плачет там. Он остановился, представив себе ее лицо, залитое слезами. Сейчас Лили сидела, держа на коленях Эшли; Чарли прижималась к ней сбоку. На ее лице запечатлелась боль, глубоко скрытые страдания. И все–таки, когда Лили посмотрела на Шона, он ощутил легкую враждебность. Она явно испытывала собственнические чувства к этим детям. Что ж, и он испытывал их.
Ред пожал Камерону руку, обращаясь к нему с непринужденным уважением. Как будто они были союзниками. Они держались друг с другом очень вежливо.
Шон кивнул Реду, уселся в кожаное кресло и взял в руки толстую папку с бланками и брошюрами.
- По вашим маме и папе отслужат заупокойную службу, - сказал он. - Ред, Лили и я проследим за тем, чтобы все было организовано должным образом.
Шон бросил вопросительный взгляд на Лили, и та чуть заметно кивнула.
- Ни о чем не беспокойтесь. Ваша задача - привыкать к новому положению, - сказала она.
- Я не хочу привыкать! - воскликнула Чарли. - И не захочу!
- Детка, у нас нет выбора, - возразила Лили. - Мне очень хотелось бы, чтобы он был, но его нет. Служба совершается для того, чтобы отдать им дань уважения. Туда придет много их друзей. Нам нужно знать, нет ли у вас каких–нибудь пожеланий насчет службы, возможно, вы хотите, чтобы там играла какая–то определенная музыка или чтобы был прочитан какой–нибудь текст.
- Какая музыка? Какой текст? - испуганно спросила Чарли.
- Короткий текст, быть может, отрывок из Библии или другой книги, которую вы любите, чтобы утешить вас. Или вы хотите какую–то песню? - продолжила Лили.
- Я не люблю читать, - отрезала Чарли.
- Обычно читает кто–то другой.
- Мне нравится "Крик лебедя", - сказала Чарли.
Камерон фыркнул.
- Да не такая книга!
Лили положила руку ему на рукав, прося его замолчать. Это помогло. Камерон уставился в окно. Чарли рассматривала свои розовые спортивные тапочки.
- Вам не нужно отвечать на этот вопрос сейчас, - пояснил Шон. - Вы скажете позже, если придумаете что–нибудь, ладно?
Все трое детей сидели грустные, понурые. Даже малышка молчала и озиралась по сторонам; не понимая, что происходит, она ощущала общее настроение. Шон постарался растолковать, что произойдет дальше. Потом добавил, что сейчас они с Редом поедут поговорить с людьми, которые займутся организацией похорон. Казалось нереальным, что сейчас он отправится в бюро ритуальных услуг и будет говорить о похоронах собственного брата. Желание бежать усиливалось.
- Когда вы вернетесь? - спросила Чарли.
Впервые в своей жизни Шон оказался в ситуации, не позволявшей сбежать. Он постарался подавить в себе это желание.
- Вечером. Вы уже будете спать. Лили останется здесь на ночь.
- Лили. - Малышка авторитетно указала на нее пальцем.
- Я проведу с вами всю неделю, - сказала Лили. - Уроки будет вести другая учительница, а вы с Камероном можете не ходить в школу. - Она взглянула на Камерона. - Конечно, если вы хотите этого.
- Я не возражал бы пропустить неделю, - ответил он.
Держа Эшли на руках, Лили проводила Реда и Шона до двери.
- Позвони, если что–нибудь понадобится, - сказал Шон.
- Хорошо.
Ред протянул ей свою карточку.
- Или мне. И еще, может, вы знаете, чего бы хотела Кристел? Я имею в виду похороны.
Лили прикусила губу.
- Она любила цветы. Самые разные. Розовые. Розовый - ее любимый цвет. Насчет музыки я скажу позднее.
- Мы постараемся все сделать как надо, - сказал Шон. Уходя из тихого дома, Шон пожалел, что не может остаться. Ему совсем не хотелось заниматься печальным делом организации похорон. Он оглянулся и увидел, что Лили стоит на пороге, обнимая малышку. Ее подбородок решительно выдавался вперед, легкий ветерок шевелил волосы. Шон поднял руку и помахал ей на прощание. Лили повернулась и вошла в дом, закрыв за собой дверь.
- Помню, я встречался с ней раз или два, когда Кристел и Дерек еще были женаты. - Ред взглянул на Шона. - Конечно, я знаю ее не слишком хорошо, но холодность вовсе не в ее характере. Она страдает. И очень сильно.
- Она не одна страдает. Меньше всего я беспокоюсь за нее.
Ред сел во взятую напрокат машину, салон которой уже пропах его любимыми сигарами.
- Подумай как следует, малыш. Либо она будет на твоей стороне, либо готовься к войне.
- И что это значит?
- Может, и ничего. Да, про турнир "Редвинг"…
- Я не смогу участвовать.
- Знаю, что не сможешь. Прежде надо пройти через все это.
Шон с ненавистью отверг мысль, промелькнувшую в этот момент в его мозгу: "Дерек отнял у меня мой шанс".
Глава19
Суббота
19:05
Когда встреча с похоронным агентом была закончена, Шон вернулся домой, чтобы сменить Лили. Пообещав скоро вернуться, она вышла на улицу, и ее окутал прохладный влажный вечерний воздух. Впервые за долгие часы ей удалось глубоко, свободно вздохнуть. Лили чувствовала себя совершенно измотанной. Собственно, весь прошедший день она только и делала, что волновалась и ходила из угла в угол.
По дороге домой ее охватило ощущение, что она сбежала. Лили снова стала самостоятельной и отвечала только за себя. Ничто не мешало ей проехать поворот на свою улицу и двинуться дальше, в Портленд, в аэропорт.
Эта фантазия мелькнула у нее в голове, словно вспышка, но Лили быстро вернулась к реальности. Она не могла бежать. Лили больше не принадлежала себе. Ее ждали трое осиротевших детей, еще более потерянных, чем она.
Лили вошла в тихий, пустой дом. Все оставалось так, как в момент ее отъезда: "Дархемский бык" в DVD–плеере, карта Италии на кофейном столике, бокал вина рядом с ней. Медленно, не спеша, она свернула карту.
Бросая вещи в раскрытую сумку, Лили услышала, как открылась, а потом захлопнулась дверь.
- Эй! - позвал женский голос.
- Мама! - Вытерев ладони о брюки, Лили вышла в гостиную, где столкнулась с матерью. - Что ты здесь делаешь?
Шерон Катлер Робинсон слабо улыбнулась.
- Я приехала, как только узнала.
Несколько секунд Лили смотрела на нее. Мать редко навещала ее, всегда далекая и холодная, как луна. Когда–то она была хорошенькой, возможно, даже красивой; Лили судила об этом по старым фотографиям. Однако за прошедшие годы мать стала определенно жестче, роль в этом сыграли страдания и преданность работе - она была менеджером, отвечавшим за безопасность товаров. Глаза Шерон выражали сочувствие, и Лили, коротко обняв ее, вдохнула знакомый запах духов от Элизабет Арденн.
- Спасибо, что пришла. Налить тебе чаю?
- Нет, благодарю, ничего не нужно. Отец передает тебе привет. Он в Сайгоне. - Теренс Робинсон, исполнительный директор одного из подразделений компании "Найк", постоянно колесил по миру. Шерон сняла плащ и повесила его за дверью. Пушистый свитер из ангорской шерсти мог показаться слишком молодежным для дамы в годах, однако на Шерон он так не выглядел. - Я только хотела узнать, все ли с тобой в порядке, и спросить про семью Кристел.
У Лили заныло в груди при воспоминании о последних двадцати четырех часах, однако голос ее прозвучал бесстрастно. Она всегда считала глупым выражать при матери свои эмоции. Какой смысл плакать? Мать всегда говорила так, когда Лили была ребенком. Это ничего не меняет.
Сейчас Лили знала, в чем разница. Держать все в себе гораздо больнее.
- Это ужасно, - сказала Шерон, когда Лили сообщила ей, что обнаружил Шон ранним утром. - И что только они делали на берегу? О чем вообще они думали?
- Мы никогда не узнаем.
- Но что–то же привело их туда и заставило забыть об осторожности. Интересно, что.
"Грустные новости об их дочери", - подумала Лили, обвиняя в этом себя.
- Мне нужно собрать вещи. - Она направилась в спальню. Чувство вины теснило ей грудь. Лили размышляла о том, что все, возможно, сложилось бы иначе, если бы она более мягко рассказала им о трудностях Чарли или умолчала о них. "Как бы мне хотелось повернуть время вспять! - Лили ощутила давящую боль в груди. - Вернуться на день назад".
- Куда ты едешь?
- В дом Кристел.
- Но ты же сказала, что детьми занимается их дядя.
- Это так, но он одинокий мужчина. Только что вернулся с Филиппин или из Малайзии, что–то в этом роде. Я должна быть там ради детей. - Складывая свои джинсы и носки, ссыпая в косметичку туалетные принадлежности, она чувствовала на себе пристальный взгляд матери. - В чем дело? - наконец спросила Лили.
- Постарайся не привязываться к ним слишком сильно. Лили застегивала молнию на сумке, но, услышав это, подняла глаза.
- О чем ты?
- Они должны жить с дядей. Это неизбежно.
Лили снова потянула застежку на молнии, но та, зацепив край ткани, не двигалась с места.
- Никто не знает, что будет дальше. Сейчас они на попечении штата, но это временно. Кристел просила меня подписать документ, по которому я стала бы опекуном детей в случае их с Дереком смерти. Правда, я так и не подписала его, потому что… ну, куда нам было спешить? И сейчас, если в завещании Дерека написано что–то другое…
- Так будет лучше для тебя. Не пытайся отвоевать детей у дяди, Лили. Ты не можешь взять на себя заботу о троих детях. Это несправедливо во всех отношениях. - Мать подошла ближе к ней. - Давай помогу. - Она отвела руку Лили, потянула застежку молнии назад, а потом аккуратно вперед. - Ты должна относиться к Холлоуэям так же, как к другим своим ученикам. Какое–то время они принадлежат тебе, но потом ты отпускаешь их.
- Это совсем другое. Она моя лучшая… была моей лучшей подругой, единственной близкой подругой. Я дала ей обещание. И не могу нарушить его. - Лили оперлась на изголовье кровати, чтобы удержаться на ногах. Ей очень не хотелось расклеиться на глазах у матери. - Знаешь, сегодня, в самые тяжелые моменты, я вспоминала об Эване. - Лили сразу лее пожалела о том, что упомянула имя брата, умершего много лет назад. Она взяла мать за руку и добавила: - Мне очень жаль. Я не должна была упоминать о нем. Просто боль от потери такая сильная… я невольно сравнивала…
Мать отняла у нее руку.
- По–моему, все и так довольно плохо. - Она отвернулась, сосредоточив внимание на содержимом шкафа. В отличие от аккуратно убранной комнаты, он был завален туфлями, сумками, одежда висела на разномастных вешалках. Почему–то Лили никогда не удавалось держать его в порядке.
Как глупо, что она сказала об Эване, напомнила матери о том, что когда–то у нее было трое детей. Эван, родившийся через два года после Лили и через год после Вайолет, был самым младшим из них. Он умер вследствие происшествия, которое они никогда не обсуждали. Однако оно определило жизнь их семьи на все последующие годы.
- Люди сейчас уже не носят так много черного, - заметила Шерон, инспектируя вещи Лили, среди которых черных вообще не было. - Думаю, любой цвет хорош, если он смотрится не слишком вызывающе.
Камерон сидел в "субару" своей матери, припаркованной на обычном месте у подъездной дорожки, как будто мать была внутри, говорила по телефону, одно временно подпиливая ногти. Машину только что доставили: аккумулятор был заряжен, все готово к тому, чтобы снова пользоваться ею. На этой неделе мать собиралась везти их всех на турнир в Худ–Ривер. Она всегда делала это с тех пор, как Камерон перешел в восьмой класс.
Черт теперь он подводил всю команду. Ему хотелось одного: бросить все, забыть, отрезать от себя эту часть жизни. Даже теперь, когда родителей больше не было, Камерон ощущал на себе груз их надежд. Успехи Камерона в гольфе были очень важны для них обоих, правда, по совершенно разным причинам.
Он предпочел бы, чтобы мнение родителей не значило для него так много. Зависимость от них больше всего раздражала Камерона.
В машине остался слабый запах сигаретного дыма - следствие тайного порока его матери. В пепельнице лежала докуренная до половины сигарета "Вирджиния–Слимз", смятая и сломанная. Под лобовым стеклом в беспорядке валялись мелкие монеты, резинки, блок стикеров, на котором быстрым материнским почерком был набросан список покупок. Как странно видеть этот почерк, читать список, состоявший из самых обыкновенных вещей: носовые платки, пищевая сода, "Таб", бумажные полотенца, соус для спагетти.
"Какого черта! Она забыла мой "Меннен"!" - с раздражением подумал Камерон. Он же сказал, что у него закончился дезодорант, и ему нужен новый. И чем только были заняты ее мысли?
Может, у нее еще остались сигареты? Он наклонился и пошарил в бардачке, но нашел только карточку страхования, документы на машину, карты и прочий мусор. Камерон посмотрел под защитным козырьком - там лежали солнцезащитные очки, коробка спичек и смятый розовый бланк. Он уже хотел засунуть его обратно, когда заметил надпись: "Медицинская лаборатория Ривер–сайд". Это было подтверждение группы крови Эшли.
Камерон похолодел. Шона назначили их опекуном потому, что он их ближайший кровный родственник. Но что произойдет, если правда выйдет наружу, если все узнают что Эшли не имеет к нему никакого отношения?
Камерон смял бланк и затолкал его в карман куртки, но, передумав, снова вытащил. Он открыл дверцу машины, зажег спичку и поднес ее к листку, а потом бросил его на землю, покрытую коричневой осенней листвой, и дал ему сгореть. Для верности еще затоптал пепел каблуком ботинка.
С хмурым видом Камерон вытащил из заднего кармана джинсов бумажник. Достал из него ученические водительские права, полученные сразу после того, как ему исполнилось пятнадцать с половиной, и снова сел в машину. Настоящие права он получит только через несколько недель, а пока придется ездить с сопровождающим, но какое это имеет значение! Родители уже не будут волноваться о том, что он разобьется насмерть, не справившись с управлением.
Как они могли бросить их вот так! Почему? Неужели не понимали, что дети нуждаются в них? Что такое произошло между ними, почему они съехали с дороги и разбились?
Он знал "что". Знал. Не должен был знать, но все–таки знал.
- Какого черта! - воскликнул Камерон он и вставил ключ в зажигание. Но не успел он повернуть, как произошло что–то странное. Мальчик внезапно ощутил, что его рука словно заледенела, в пальцах пульсировала колющая боль. Сердце заколотилось так, словно собиралось выскочить из груди, а лицо покрылось потом. Вспотели и подмышки, а поскольку дезодорант у него закончился, он не мог ничего с этим поделать. Камерон пытался дышать, но ему не удавалось вдохнуть так глубоко, чтобы воздух наполнил легкие.
Сердечный приступ. У него начался чертов сердечный приступ. Он умрет прямо здесь, в машине, тем самым продолжив новейшую традицию семейства Холлоуэев.
Камерон попытался выбраться из машины, уже не надеясь спастись. Куртка зацепилась за рукоятку тормоза и теперь держала его. Мальчик дернул ее и услышал, как рвется ткань, но зато теперь он был свободен. По подъездной дороге он медленно пошел прочь от машины.
Постепенно симптомы приступа ослабели.
- Господи! - Камерон вытер лоб рукавом. До чего глупо - испугаться машины, словно она появилась из романа ужасов Стивена Кинга.
Расстроенный, он сказал дяде, что собирается к другу. К счастью, Шон понял, что ему хочется хотя бы ненадолго уйти из этого дома.
- Я знаю, что отвлечет тебя, - сказал Джейсон Шефер, когда они встретились позже тем же вечером.