Эмма ухватилась за угол стены так, что у нее онемели пальцы. Она снова видела темный коридор, слышала лязганье зубов чудовищ. И плач брата.
- Эмма. - В кухне стоял Брайан, рядом с ним Джонно. - Что случилось, детка? Тебе плохо?
- Нет. - Это папа, он прогонит чудовищ. - Нет, это Даррен. Я слышала его плач.
- О господи! - Брайан встряхнул дочь за плечи. - Эмма, посмотри на меня.
- Что? - Она подняла голову, ее глаза наполнились слезами. - Простите. Я убежала.
- Все в порядке. - Брайан крепче прижал ее к себе, встретившись взглядом с Джонно. - Надо увести ее отсюда.
- В спальню, - предложил тот и, стараясь не привлекать внимания, начал расчищать путь.
Наконец дверь из матового стекла закрылась за ними, приглушая шум вечеринки.
- Ложись, Эмма. - Брайан ласково усадил дочь на кровать. - Я останусь с тобой.
- Все в порядке. - Она не знала, печалиться ей или смущаться. - Не понимаю, что случилось. Я вдруг опять стала шестилетней девочкой. Извини, папа.
- Шшш. - Он прижался губами к ее виску. - Ничего страшного.
- Это все музыка, - сказал Джонно, усаживаясь рядом с ней.
- Да. - Эмма облизнула пересохшие губы. - Как в ту ночь, когда я проснулась и услышала плач Даррена. Она играла, когда я вышла в коридор. Потом я больше не могла слушать эту песню, хотя не знала почему. Наверное, сегодняшняя вечеринка мне все напомнила.
- По-моему, пора выпроваживать гостей, - сказал Джонно.
- Нет. - Эмма удержала его за руку. - Я не хочу портить вечер Марианне. Со мной уже все в порядке. Как странно, будто снова очутилась там. Интересно, дошла бы я до двери, увидела бы…
- Нет. - Брайан сжал ее руку. - Все кончено и забыто. Я не хочу, чтобы ты думала об этом.
- Пожалуй, я немного отдохну. Никто меня не хватится.
- Я побуду с тобой, - сказал Брайан.
- Не надо. Мне уже хорошо. До Рождества осталось совсем Немного. Я прилечу в Лондон, как и обещала. Мы проведем вместе целую неделю.
- Я побуду с тобой, пока ты не заснешь, - решительно заявил Брайан.
Когда Эмма очнулась от кошмарного сна, отца уже не было. Все было так ужасающе реально. Только эта реальность, как и Двенадцать лет назад, оказалась в тумане. Мокрая от пота, Эмма потянулась к выключателю. Ей нужен свет. Темнота многое скрывает.
Пять утра. Спокойно, тихо. Вечеринка закончилась, она в своей спальне. Эмма с трудом встала, сбросила одежду и натянула халат. Открыв дверь, она зажгла свет в комнате.
Там царил разгром. Пахло несвежим пивом, застоявшимся дымом, потом и духами. Эмма взглянула наверх, где спала Марианна. Не стоит ее будить, начиная уборку сейчас, лучше дождаться восхода солнца.
А теперь нужно покончить еще с одним делом. И как можно быстрее, пока ее не остановит трусость. Эмма набрала номер справочной.
- Пожалуйста, телефоны "Америкэн", "ТВА" и "ПанАмерикэн".
Глава 20
Она не хотела испытывать чувство вины. Более того, в настоящий момент Эмма вообще не желала ничего чувствовать. Если отец узнает о ее поездке в Калифорнию без охраны, то придет в ярость. Она проведет в Калифорнии два дня, вернется в Нью-Йорк, а в понедельник утром отправится на занятия. Обо всем будет знать только Марианна.
"Да благословит ее бог", - подумала Эмма, когда самолет коснулся земли. Марианна не задавала никаких вопросов, только встала ни свет ни заря, надела светлый парик, темные очки и пальто, а затем поспешила на утреннюю мессу в собор Святого Патрика. Охранники потащились за ней.
Для Суинни и его напарника Эмма Макавой спокойно проводит выходные дома. Если позвонят Брайан или Джонно, Марианне придется заговаривать им зубы, а уж это она умеет.
"Как бы то ни было, жребий брошен", - решила Эмма, выходя из самолета. Она в Калифорнии и выполнит то, ради чего приехала. Ей необходимо снова увидеть дом. Он был продан в том же году, поэтому вряд ли удастся попасть внутрь. Но Эмма должна его увидеть.
- "Беверли-Уилшир", - сказала она таксисту.
Устало откинувшись на сиденье, она закрыла глаза. В пальто было слишком жарко, однако у Эммы не хватало сил снять его. Ей нужно взять напрокат машину. Почему она не позаботилась об этом заранее? Ладно, портье все устроит.
Здесь остались призраки. На Голливудском бульваре, в Беверли-Хиллз, на пляжах Малибу, на всем побережье Лос-Анджелеса. Призраки маленькой девочки, впервые приехавшей в Америку, и ее молодого отца, таскающего дочь на плечах по Диснейленду. Призрак Бев, с улыбкой гладящей свой живот. И Даррена, с хохотом возящего трактор по турецкому ковру.
- Мисс?
Открыв глаза, Эмма увидела швейцара в форме, готового помочь ей выйти из такси.
- Остановитесь у нас?
- Да, благодарю.
Девушка машинально расплатилась с шофером, вошла в гостиницу и направилась к администратору. Она получила ключ, забыв на время, что первый раз в жизни осталась одна.
В номере Эмма достала из неброской сумки от Гуччи белье и аккуратно его сложила, повесила одежду, расставила туалетные принадлежности, затем сняла трубку:
- Говорит мисс Макавой из 312-го. Я хотела бы взять напрокат машину. На два дня. Да, как можно скорее. Чудесно.
Ей было необходимо сделать еще одно дело, хотя она боялась этого. Открыв телефонный справочник, Эмма нашла адрес Лу Кессельринга.
- Ты будешь завтракать целое утро, Майкл, или все же подстрижешь газон?
- Газон большой, - улыбнулся тот, подкладывая себе блинчиков. - Мне понадобятся силы. Верно, мама?
- Мальчик не питается нормально с тех пор, как переехал от нас, - ответила Марджори, довольная тем, что мужчины сидят за столом вместе, и налила кофе. - От тебя остались лишь кожа да кости, Майкл. Вот лучший кусок ветчины, которую я приготовила на этой неделе, возьмешь его с собой.
- Не давай этому бездельнику ни кусочка, - возразил Лу.
- Кого это ты назвал бездельником?
- Ты проспорил, а я не вижу, чтобы мою траву подстригли.
- Дойдем и до этого, - проворчал Майкл, беря сосиску. - Я считаю, игра была договорной.
- "Ориола" победила честно. Причем больше месяца назад. Плати.
Этот разговор происходил каждые выходные, с тех пор как завершилась суперсерия, и, несомненно, будет продолжаться До Нового года, когда полагается расплачиваться со всеми долгами.
- Как капитан полиции, ты должен знать, что азартные игры противозаконны.
- Как новобранец, приписанный к моему участку, ты должен быть умнее и не спорить в безнадежной ситуации. Газонокосилка в сарае.
- Я знаю. - Майкл встал и обнял мать за плечи. - Как ты живешь с подобным типом?
- Это непросто, - улыбнулась Мардж, потрепав сына по щеке. - Поосторожнее с розовыми кустами.
Она проводила его взглядом, и на мгновение ей захотелось, чтобы Майклу опять стало десять лет. Это желание быстро прошло, и осталась только гордость.
- Мы сделали хорошую работу, Лу.
- Да.
Кессельринг отнес в раковину грязную посуду. Волосы у него уже совершенно поседели, и, хотя временами Лу вспоминал, что ему под шестьдесят, он никогда не чувствовал себя так хорошо. "Благодаря Мардж, которая строго следит за холестерином и сахаром", - подумал Лу, обнимая жену.
Мардж осталась такой же стройной, как в день их свадьбы. Ничто не могло помешать ее занятиям аэробикой дважды в неделю.
Пять лет назад она решила заняться собственным бизнесом. Лу считал ее идею бредовой, но все же позволил своей "маленькой женщине" открыть небольшой книжный магазин. Он был добр и снисходителен, как взрослый, треплющий ребенка по голове. Однако Мардж поразила его, продемонстрировав в делах острый, даже беспощадный ум. Ее магазинчик разросся, теперь он уже имел три филиала в Голливуде, Бель-Эйре и Беверли-Хиллз.
"Жизнь полна неожиданностей", - подумал Лу, услышав тарахтение газонокосилки. Жена, которой всегда, казалось, было достаточно уборки в доме и выпечки пирогов, превратилась в деловую женщину, ее счета вел личный бухгалтер. Сын, беспечно проскочивший колледж и проведший больше года в бесплодных исканиях, вдруг поступил, не сказав никому ни слова, в полицейскую академию. Сам же Лу начал задумываться о том, что всегда казалось ему далеким будущим. О пенсии.
"Жизнь прошла хорошо", - думал он, вдыхая запах колбасы и роз. Охваченный внезапным порывом, он повернул жену к себе лицом и крепко поцеловал в губы.
- Парень будет занят не меньше часа, - тихо сказал он, кладя руку ей на грудь. - Пошли наверх.
Откинув голову, Мардж улыбнулась.
Майкл работал косилкой, наслаждаясь физическим трудом и выступившим на теле легким потом, хотя ему не нравилось, что он проиграл спор. Он не любил проигрывать.
Но по газону он соскучился. Его удовлетворяла собственная квартира с ванной размером с почтовую марку и шумными соседями. Однако настоящий его дом - это пригород с уютными коттеджами, двориками, спрятанными среди больших деревьев, запахом мяса, которое жарят на открытом воздухе. Здесь всегда чувствуешь себя ребенком. Утренние велосипедные прогулки по субботам. Сосед по улице, Рики Джонс, учится кататься на доске. Красивые девчонки гуляют в тонких платьях, и ты, распространяющий билеты на бейсбольный матч, делаешь вид, что не замечаешь их.
Здесь все несильно изменилось со времен его детства. Мальчишки по-прежнему развозили почту на велосипедах, кидая газеты в кусты. Соседи по-прежнему соревновались, у кого лучше газон или сад. Брали друг у друга садовый инвентарь и забывали вернуть его.
Пребывание тут давало Майклу ощущение неразрывной связи с родными местами, о чем он не догадывался, пока не уехал отсюда.
Его привлекло какое-то движение, и он успел заметить, как опустилась занавеска в спальне родителей. Майкл замер с открытым ртом, сжимая вибрирующие ручки газонокосилки. Хотя у него еще нет золотого значка, он в состоянии догадаться, что происходит за занавеской. В девять утра. Майкл продолжал глядеть на окно, не зная, веселиться ему, смущаться или радоваться. Наконец он решил не думать об этом. Страшновато представлять себе, чем занимаются твои родители.
Майкл повел косилку одной рукой, на ходу расстегивая рубашку. Пусть дома украшены рождественскими огоньками, к полудню температура поднимается до восьмидесяти градусов . Майкл помахал миссис Бакстер, пропалывающей гладиолусы. Она только молча взглянула на него. Больше десяти лет назад он разбил мячом витраж в ее окне, и миссис Бакстер до сих пор не могла простить его.
Закончив стричь газон за домом и половину газона перед ним, Майкл стал размышлять, почему отец так и не раскошелился на самоходную газонокосилку. К тротуару подъехал изящный "Мерседес", но Майкл не удостоил бы его вниманием, если бы не блондинка за рулем. А к блондинкам он питал слабость. Девушка сидела неподвижно; темные очки скрывали глаза. Прошло минут пять.
Наконец она вышла из машины, и он отметил, что девушка изящная, стройная, длинноногая. Майкл обратил внимание и на ее руки, тонкие и нежные, способные обращаться с хрупким фарфором. Она крепко сжимала кожаную сумочку.
Красивая, беспокойная и нездешняя. К тому же богатая. Сумочка и туфли из натуральной кожи - дорогие, на запястьях и в ушах - настоящее золото. Ее походка тоже свидетельствовала о высоком положении в обществе. Только руки выдавали ее волнение, движения же у нее были легкими, как у танцовщицы.
Девушка без колебания ступила на дорожку: очевидно, еще в машине приняла решение подойти к Майклу. Несмотря на запах свежескошенной травы, он уловил исходящий от нее аромат.
Когда девушка улыбнулась, у Майкла остановилось сердце. Заглушив двигатель косилки и стащив с головы наушники, он уставился на нее. В наступившей тишине отчетливо слышались металлические аккорды Брюса Спрингстина.
- Здравствуйте. Извините, что прервала вашу работу.
У Майкла пересохло во рту. Глупо, нелепо, только он не мог ничего поделать. Этот голос много лет музыкой звучал в его голове. Снился ему, слышался в разговорах других женщин. Увидев, что девушка прикусила губу, Майкл опомнился:
- Привет, Эмма. Сколько хороших волн поймала в последнее время?
У нее от удивления приоткрылся рот.
- Майкл! - Эмме захотелось броситься к нему на шею, щеки у нее вспыхнули, но она лишь протянула ему руку. - Я так рада видеть тебя.
Ладонь Майкла была сильной и влажной, он тут же вытер ее о джинсы.
- Ты… ты не появлялась больше на пляже.
- Да. - Эмма продолжала улыбаться, хотя ямочка у рта исчезла. - Я так и не научилась кататься на доске. Не знала, что ты по-прежнему живешь здесь.
- Я здесь не живу. Просто отец выиграл спор и на несколько недель получил бесплатного садовника.
Майкл не знал, о чем говорить. Эмма выглядела такой красивой, такой хрупкой на свежескошенной траве в своих дорогих итальянских туфлях.
- Как твои дела? - наконец выдавил он.
- Ничего. А у тебя?
- В порядке. Я то и дело натыкался на твои фотографии. Один раз ты была там, где катаются на лыжах.
- В Сент-Морице.
- Кажется.
"Глаза все те же", - подумал Майкл. Большие, голубые, чарующие. Заглянув в них, он почувствовал, как у него дрогнуло сердце.
- Ты здесь кого-то навешаешь?
- Нет. Впрочем, да. На самом деле…
- Майкл, - раздался голос матери. Она стояла в дверях, как всегда опрятная. - Ты не собираешься предложить своей знакомой выпить чего-нибудь прохладительного?
- Ясное дело. У тебя есть несколько минут? - спросил он у Эммы.
- Да. Я собиралась поговорить с твоим отцом.
Майкл почувствовал разочарование. С чего он взял, что Эмма приехала ради встречи с ним?
- Отец дома. - Ему удалось улыбнуться. - Злорадствует. Эмма пошла за Майклом к двери, теперь уже вцепившись в сумочку мертвой хваткой, и никакие доводы рассудка не могли бы убедить ее расслабить пальцы.
Эмма увидела у окна наряженную елку, под которой лежали подарки, аккуратно завернутые и перевязанные, а по всему дому распространялся аромат сосновых веток.
Мебель была старая, но в хорошем состоянии, добротная. Семья жила среди этих вещей так долго, что уже вряд ли кто обращал на них внимание, уютно располагаясь на диване или в кресле. Занавески подняты, у окна на подставке цвели африканские фиалки.
Эмма сняла темные очки и, держа их в руках, оглядывала комнату.
- Не хочешь сесть?
- Да, благодарю. Я ненадолго, не стану мешать вам в выходной день.
- Ага, я просто мечтал всю неделю подстригать траву. - Усмехнувшись, Майкл расслабился и указал Эмме на кресло. - Схожу за отцом.
Не успел он выйти, как появилась Мардж с подносом, заставленным стаканами свежезаваренного чая со льдом и с вазочкой домашних сахарных пирожков.
- Майкл, застегни рубашку. - Она поставила поднос на кофейный столик. Как мило, что к сыну заглянула его знакомая.
- Это моя мама. Мам, это Эмма Макавой.
Мардж сразу узнала ее и постаралась скрыть любопытство и сочувствие.
- Ах да, ну конечно же. - Она разлила чай. - У меня хранится газетная вырезка. Где вы с Майклом на пляже.
- Мам…
- Матери разрешается. Очень приятно наконец познакомиться с вами, Эмма.
- Спасибо. Извините, что я вот так, без предупреждения.
- Чепуха. Друзьям Майкла здесь всегда рады.
- Эмма хочет встретиться с папой.
- О! - Мардж нахмурилась, но только на мгновение. - Он за домом, проверяет, не скосил ли Майкл его розовые кусты. Сейчас позову.
- Всего один куст. И то когда мне было двенадцать, - сказал Майкл, беря пирожок. - Но с тех пор мне больше не доверяют. Попробуй, у мамы лучшие пироги в квартале.
Эмма взяла один из вежливости, с ужасом думая, удастся ли ей проглотить хоть что-нибудь.
-У вас прекрасный дом.
Майкл вспомнил особняк в Беверли-Хиллз, где Эмма проводила лето.
- Мне тоже нравится. - Он взял ее за руку. - Что случилось, Эмма?
Почему этот тихий вопрос и нежное прикосновение лишили ее остатков самообладания? Так просто опереться на Майкла, излить ему душу, найти утешение. Но это равносильно новому бегству.
- Не знаю.
Она встала навстречу Лу. Ее улыбка получилась неуверенной, но Майклу она показалась ужасно трогательной.
- Капитан.
- Эмма. - Обрадованный Лу взял обе ее руки. - Совсем взрослая.
Девушка едва удержалась от желания положить голову ему на грудь и заплакать, как уже случалось давным-давно. Но она только сжала ему руку, заглянула в глаза:
- А вы почти не изменились.
- Такого именно комплимента ждет мужчина от красивой девушки.
Она улыбнулась, на этот раз легко:
- Нет, правда. Я учусь на фотографа, поэтому стараюсь наблюдать, запоминать лица. С вашей стороны очень любезно встретиться со мной.
- Не говорите ерунды. Садитесь же. - Заметив чай со льдом, Лу взял стакан, давая ей время освоиться. - Ваш отец тоже в городе?
- Нет. - Эмма провела пальцами по стакану, но пить не стала- Он в Лондоне… или по пути туда. Я теперь живу в Нью-Йорке, учусь в колледже.
- Я уже много лет не был в Нью-Йорке. - Лу откинулся на спинку уютного полосатого кресла. - Значит, фотография. Помню, когда мы виделись в последний раз, у вас была камера.
- Она по-прежнему у меня. Папа частенько говорит, что сотворил чудовище, подарив мне этот "Никон".
- Как поживает Брайан?
- Хорошо, - неуверенно ответила Эмма. - Весь в работе. - В этом она была уверена. - Отец не знает, что я здесь, и мне не хочется, чтобы ему стало известно об этом.
- Почему?
- Он бы очень расстроился. Ведь я приехала к вам поговорить о Даррене.
- Майкл, мне нужна твоя помощь. - Мардж собралась встать.
- Нет, пожалуйста. Останьтесь. Это дело не личное. Полагаю, таким оно никогда не было. - Эмма взволнованно поставила стакан. - Я только хотела узнать, нет ли чего-нибудь такого, известного вам и не попавшего в газеты, о чем в то время не сказали мне, посчитав слишком маленькой. Хотя мне удавалось надолго задвигать это в глубь памяти, но по-настоящему оно никуда не уходит. И вчера ночью я вспомнила…
- Что? - подался к ней Лу.
- Только песню. Которая звучала в ту ночь. Она доносилась снизу, когда я шла к комнате Даррена. На мгновение все стало таким отчетливым. Музыка, слова, плач Даррена. Но, понимаете, я не могу подойти к двери. Когда я пытаюсь вспомнить, то вижу лишь, как стою в коридоре.
- Возможно, ничего другого и не было. Нахмурившись, Лу глядел в свой стакан. Ему тоже удавалось надолго задвигать все это в глубь памяти. Но воспоминания постоянно возвращались. Л у знал, что лицо мальчика всегда будет являться ему, и не только во сне.
- Эмма, мы никогда не были уверены, что вы заходили в комнату и что-то видели. Тогда вам это лишь показалось, но, испугавшись, вы побежали к лестнице, чтобы позвать отца, и упали. Вам было только шесть лет, и вы боялись темноты.
"Боялась и боюсь", - подумала она.
- Я так никогда и не разобралась в случившемся. Но я не в силах выносить неизвестность: была ли у меня возможность предотвратить это? Спасти Даррена?