В квартирке над сувенирной лавкой Фиона лежала на кровати в маленькой белой комнате, которую Вонни обставила турецкой тахтой и ярко-голубыми креслами. На небольшом белом комоде стояло зеркало в голубой раме, лежало несколько раковин и керамических предметов. Было прохладно и приветливо.
Фиона сильно устала, и ей было грустно.
День был настоящим кошмаром, а впереди ее поджидали новые волнения. Она не надеялась уснуть. Слишком много случилось, и будущее ее пугало. Как было бы замечательно, если бы Шейн был теперь рядом и они могли пожить у Томаса в этой замечательной квартире. Но, мечтая, Фиона знала, что обманывает себя. Шейн обязательно поссорился бы с Томасом по какому-нибудь пустяку. Он всегда был такой. Неосторожный.
Она тихонько всхлипнула.
Как трагично, что люди не понимают Шейна и видят в нем только плохое. Она лежала под голубым одеялом и плакала, пока не уснула.
В соседней комнате Томас и Дэвид играли в шахматы, через стену до них донесся плач.
- Она рыдает по этому подонку! - изумленно прошептал Дэвид.
- Знаю, это за пределами всякого понимания, - тихо промолвил в ответ Томас.
Они сидели и ждали, а когда всхлипывания утихли, с облегчением улыбнулись друг другу.
- Знаете, на кого мы похожи? - спросил Дэвид. - Мы словно родители малыша, который никак не уснет.
Томас вздохнул:
- Да, всегда ждал момента, когда сын заснет, и не уходил, пока не удостоверюсь, но стоило добраться до двери, как он обязательно позовет. Это были действительно счастливые дни. - При воспоминании о сыне ему стало больно.
Дэвид ломал голову, что бы сказать. Он вечно говорил невпопад.
- Трудно понять женщин, верно? - наконец произнес он.
Томас задумчиво посмотрел на него:
- Определенно, Дэвид, я подумал о том же. Фиона убивается по этому пьяному хаму, который чуть не выбил ей мозги, Эльза уходит с мужчиной, от которого бежала за тысячу миль, моя жена, которая убеждала меня, что любит поэзию, литературу и живопись, живет с безмозглым типом, у которого в каждой комнате по тренажеру. - В словах его слышалась горечь и обида.
Дэвид недоуменно смотрел на него. Не стоило ему говорить этого.
Томас пожал плечами.
- А у вас, должно быть, своя ужасная история про женщин, Дэвид, - предположил он.
- Нет, в этом и проблема. Я говорил Эльзе, что никогда никого не любил, от этого я надменный, холодный и пустой.
Томас улыбнулся:
- Нет, вы отличный парень, и я рад, что мы сегодня вместе. Но в шахматы вы играете не очень. Совсем забыли освободить клетки вокруг короля. Он совсем не агрессивен, бедняга, это шах и мат, Дэвид, вот что это.
И почему-то им стало очень весело, они дружно рассмеялись, стараясь не разбудить Фиону в соседней комнате.
Дитер погладил лицо Эльзы.
- Я с ума сошел, думая, что потерял тебя, - сказал он.
Она молчала.
- Все снова будет хорошо, - продолжил он.
Снова молчание.
- Ты же не можешь любить меня так и притворяться? - заволновался он.
Эльза лежала молча.
- Поговори со мной, скажи, что все это ерунда, что ты вернешься ко мне и все снова будет хорошо…
Она продолжала молчать.
- Пожалуйста, Эльза… пожалуйста!
Она медленно встала с кровати и надела просторный белый халат, висевший на двери спальни. Взяв сигарету из пачки Дитера, она закурила.
- Ты же бросила! - упрекнул он.
Она глубоко затянулась и села в большое бамбуковое кресло, глядя на него.
- Поедем домой, Эльза?
- Нет, конечно нет. Это прощальная встреча, ты это знаешь, и я знаю, так что не будем обманывать друг друга, Дитер.
- Прощальная? - переспросил он.
- Да, прощальная. Ты едешь домой, я продолжаю путешествие… куда-нибудь. Пока не решила куда.
- Глупо, мы предназначены друг для друга, ты это знаешь, я это знаю. Все знают.
- Нет. Все ничего не знают. Несколько человек на работе, да и те ничего не говорят, потому что ты не хочешь, чтобы мы выходили в свет, живем тайно уже два года. Поэтому мало кто знает, что мы предназначены друг для друга.
Он удивленно смотрел на нее.
- Мы же оба пошли на это с открытыми глазами, - сказал он.
- И теперь я выхожу из этого с открытыми глазами, - спокойно произнесла Эльза.
- Ты не та женщина, которой требуется обручальное кольцо. - В его голосе слышалась издевка.
- Конечно нет, я и не требовала, верно? Легла в постель с тобой уже после третьей встречи. Какая тут игра в церемонии.
- Тогда о чем мы говорим? - Он был искренне удивлен.
- Я сказала тебе. Написала перед отъездом.
- Да уж, написала, нацарапала двенадцать строчек, в которых я до сих пор не могу разобрать, что к чему. Жизнь вовсе не головоломка, Эльза, мы оба слишком взрослые для таких игр. Чего ты хочешь? Скажи. Если хочешь заставить меня жениться, ладно. Если надо, отлично, мы сделаем это.
- У меня есть предложение получше, - улыбнулась она.
- Хватит валять дурака. Если я могу тебя вернуть только так, я женюсь. Буду горд жениться на тебе, - добавил он немного погодя.
- Нет, спасибо, Дитер. Я не пойду за тебя.
- Так чего ты хочешь? - в отчаянии крикнул он.
- Хочу избавиться от тебя, забыть. Хочу, чтобы ты не был частью моей жизни.
- Странным способом ты это делаешь. - Он окинул взглядом постель, с которой она только что встала.
Эльза пожала плечами:
- Я сказала, что больше не доверяю тебе, не восхищаюсь тобой, не уважаю. Секс к этому не имеет никакого отношения. Секс - это просто секс, мимолетное удовольствие, восторг. Ты сам мне это говорил, помнишь.
- Помню, но ситуация была совершенно иной. Я говорил не о нас с тобой.
- Но принцип тот же, не так ли? - Теперь она была холодна как лед.
- Но не в моем случае, мы тогда говорили о совершенно бессмысленной пьяной интрижке на кинофестивале с какой-то глупой девчонкой, чье имя я даже не могу вспомнить.
- Бригитта. А она тебя помнит.
- Только для того, чтобы рассказать тебе и позлить.
- Знаю, понимаю.
- Тогда скажи, Эльза, если понимаешь, зачем вся эта сцена? Зачем ты убежала?
- Я обо всем написала.
- Ничего ты не написала. Какой-то вздор про ответственность и о каких-то чертах, которые надо подводить. Клянусь, я ничего не понял. До сих пор в недоумении. - Его красивое лицо исказилось от эмоционального перевозбуждения, волосы всклокочены.
- Бригитта сказала мне о Монике, - заметила Эльза.
- Моника? Моника? Но она была за столетия до нашей с тобой встречи. Мы договорились, что прошлое не существует. Не так ли?
- Так.
- Тогда зачем вспоминать? Клянусь, ни разу не видел ее с тех пор, как встретил тебя. Ни единого раза.
- Знаю.
- Так объясни. Умоляю. Если ты знаешь, что я не встречаюсь с Моникой много лет… в чем же дело?
- Ты и дочь ее не видел и не думал о ней.
- Ах, - выдохнул Дитер. - Бригитта поработала как надо.
Эльза смолчала.
- Этого не должно было случиться. Я сказал Монике, что не готов стать отцом. Она знала об этом с самого начала. Все было ясно. - Он начал нервничать.
- Сколько ей, Дитер? - спокойно спросила Эльза.
Он искренне смутился.
- Монике?
- Герде. Твоей дочери.
- Не знаю, я сказал тебе, не знаю о них ничего.
- Должен знать.
- Лет восемь или девять, полагаю. Но почему ты спросила, Эльза? Это к нам не относится.
- Ты отец ребенка. Это относится к тебе в какой-то мере.
- Нет, не относится. Это старый случай из моего прошлого, и я не виноват. Моника отвечала за контрацепцию. К ребенку я не имею никакого отношения, никогда не собирался заводить детей. Мы оба начали новую жизнь.
- А у Герды жизнь началась с безотцовщины.
- Перестань называть ее по имени, ты ее не знаешь, просто повторяешь слова этой стервы Бригитты.
- Ты должен был мне сказать.
- Нет, это было бы неправильно. Ты бы думала, что я не могу забыть ребенка от другой женщины. Будь справедлива, Эльза, тебе и это не понравилось бы.
- Мне бы это понравилось гораздо больше, чем папочка, бросивший своего ребенка, который ждет его и мечтает о нем.
- Это фантазии, ты же ничего не знаешь о ребенке.
- У меня та же история. Отец бросил нас, и я годами ждала его, надеясь и мечтая. Каждый день рождения, каждое Рождество, каждое лето. Я была уверена, что он напишет, позвонит или придет повидаться со мной.
- У тебя было по-другому. Твой отец жил с вами. У тебя было право думать, что он рядом. В моем случае я не имел к ребенку Моники никакого отношения. Никогда. Не могло быть никаких надежд.
Эльза долго смотрела на него.
- Что мне сделать, скажи? - наконец спросил он.
- Ничего, Дитер.
- Ты вернешься ко мне, если я как-то налажу связь с ребенком, которого не знаю?
- Нет, я никогда к тебе не вернусь.
- Но все это… - Он снова посмотрел на постель, где они любили друг друга. - Это для тебя что-нибудь значило?
- Знаешь, что значило. Прощание. - Она надела платье и сандалии и, сунув нижнее белье в сумочку, направилась к двери.
- Ты не можешь этого сделать! - закричал он.
- Прощай, Дитер. - Она вышла через аккуратный маленький садик Анна-Бич в сторону ворот. Синий пиджак она перекинула через плечо.
Дитер крикнул ей вслед:
- Не уходи, Эльза, пожалуйста, не уходи. Я так люблю тебя. Не оставляй меня…
Она не остановилась.
Вонни заметила, что в доме Марии совсем нет молока, а утром всем его захочется. Как только дыхание Марии стало ровным, Вонни тихонько выбралась из большой двуспальной кровати и отыскала глиняный кувшин. Она решила сходить в Анна-Бич, где кухня открыта всю ночь.
Возвращаясь с молоком, которое ей охотно дали на кухне, она встретила красивую немку с заплаканным лицом. Вонни спряталась за большую бугенвиллею, чтобы та ее не заметила.
Послышался голос мужчины, который громко звал девушку. Вонни плохо знала немецкий, но поняла его слова, и, на ее взгляд, они были искренними.
Но Эльза даже не оглянулась.
Глава восьмая
Томас отправился за инжиром и свежим хлебом для завтрака. Он приготовил побольше кофе и расставил чашки.
Фиона вышла к столу бледная и усталая, но с благодарной улыбкой. Дэвид свернул легкое покрывало, которое дал ему Томас, взбил подушки и поспешил к столу.
- Он нас балует, Фиона. Как нам повезло найти такого благодетеля!
- О, знаю. - Фиона тоже радовалась. - Чувствую себя гораздо сильнее сегодня, полна планов.
Томас улыбнулся ей.
- Расскажите нам о своих планах, - сказал он.
- Собираюсь в полицию, поговорить с начальником. Я теперь спокойна, и никакой истерики. Попрошу его помочь отыскать Шейна. Он может знать, куда Шейн направился. В Афинах мы были всего сутки по пути сюда, но ему понравилась площадь Синтагма. Возможно, Йоргис знает тамошних полицейских, которые могли бы передать ему весточку. Потом я вернусь к Элени и переоденусь. Не снимала это платье несколько дней. А потом найду Вонни и спрошу ее, надо ли помочь с детишками. - Глаза у нее сияли, и потерянное, испуганное выражение лица исчезло.
Дэвид тоже казался возбужденным.
- Собираюсь еще раз пройтись до таверны Андреаса. Он был таким джентльменом, если это слово уместно.
- Он именно такой и обрадуется вам. Передайте ему привет, ладно?
- Ладно, - пообещал Дэвид.
- Мне сегодня тоже надо кое-что сделать. Позвоню, когда они в Калифорнии проснутся. Позвоню сыну. Но прежде надо отыскать Вонни, она не была дома с прошлой ночи.
- Откуда вы знаете? - удивился Дэвид.
- Потому что обычно она бродит там с фонариком, а ночью ее не было. Но когда я ее найду, потребую, чтобы она спала в своей комнате, мне стыдно и зудно, что она живет в этом курятнике.
- Зудно? - переспросила Фиона.
- Я знаю, это отличное слово. Означает раздражение, зуд, словно муравьи бегают у тебя в штанах.
- Шейну это слово понравилось бы, - радостно подхватила Фиона.
Мужчины промолчали.
Эльза сидела у себя в номере. Зная, что не заснет, она вышла на балкон и глядела на рассвет над Агия-Анной.
Маленький городок просыпался. Затем, словно поняв, что прошедшая ночь, со всеми ее страхами и кошмарами, закончилась, она вернулась в комнату, приняла долгий душ и вымыла голову. Она надела свежее платье из желтенького ситца и села на балконе пить кофе, поглядывая на отчаливающий паром.
Он уедет в восемь утра в Афины. Она была уверена. Дитер знал, что она не уедет с ним, так зачем ждать до одиннадцати? Он не из тех, кто медлит. Клауса и остальных он отослал чартерным вертолетом вчера и знал, что теперь ее искать бесполезно. На этом балконе он ее не заметит никогда, но ей будет видно, как он уехал.
В толпе перед пристанью разглядеть его было трудно. Но она знала, что он там. Несмотря ни на что, они друг друга знали очень хорошо.
Наконец она увидела его, с растрепанными волосами, в рубашке с открытым воротом, с его вечной сумкой, с которой он почти никогда не расставался.
Он жадно искал ее в толпе, но не нашел, хотя твердо знал, что она за ним следила. Он поставил на землю сумку и поднял руки.
- Я люблю тебя, Эльза! - крикнул он. - Где бы ты ни была, всегда буду любить тебя.
Некоторые молодые люди рядом одобрительно зааплодировали. Признание в любви всегда прекрасно.
Эльза замерла. Когда маленький паром заскользил по морской глади к Пиреям, гавани Афин, по лицу ее медленно потекли слезы, капая прямо в чашку с кофе и на платье.
- Дэвид, друг мой, добро пожаловать, добро пожаловать. - Андреас был рад его видеть.
Дэвиду захотелось иметь такого отца, чье лицо светилось бы радостью при встрече с ним, а не искажалось бы от отвращения и разочарования в единственном сыне. Они говорили о вчерашних похоронах и о том, что Агия-Анна никогда больше не будет прежней.
- Вы хорошо знали Маноса? - спросил Дэвид.
- Да, мы все тут хорошо знаем друг друга, никаких секретов, все знают все. В детстве Манос приходил сюда поиграть с Адонисом и другими детьми. Они сделали качели на дереве, вон там. Он сюда сбегал от братьев и сестер, их было восемь. Адонис был единственным ребенком, поэтому мы очень радовались, когда сюда кто-то приходил поиграть с ним. Когда жена, которую забрал Господь, варила еду, она выглядывала в окошко и видела, как мальчики играют со старым псом и качаются на качелях, и она была спокойна за него. Интересно, видит ли она нас с неба, Дэвид… Видит ли, как похоронен бедный Манос… Как там живется Адонису в Чикаго, вдали от нас. Что там у нее на сердце? Оно теперь, должно быть, тяжелее камня.
Дэвиду хотелось быть таким же проницательным, как Томас. Тот сказал бы сейчас что-то умное и утешительное, он бы даже привел пару цитат из стихов, точно к месту.
Ничего подходящего в голову Дэвида не пришло.
- Знаю только про еврейский рай, да и о нем немного, - виновато сказал он.
- А в еврейском раю люди могут видеть, что происходит на земле, как ты думаешь? - спросил Андреас.
- Да, наверное, могут, но думаю, у них более широкий обзор и взгляд на вещи, они как бы видят всю картину. Я так слышал.
Странно, но это как-то успокоило Андреаса. Он даже кивнул несколько раз.
- Пойдем, Дэвид, пообедаем вместе, сегодня посетителей будет мало.
Дэвид взглянул на открытые контейнеры с блюдами, и в горле у него застрял ком. Приготовить все это и никого не дождаться.
- Никогда не пробовал такое блюдо из макарон.
- Дэвид, если не возражаешь, могу положить тебе это. Приготовил сегодня утром. Позволь предложить мусаку или кальмары? Не большая заслуга предлагать тебе то, что сделано на сегодня. - Андреас засмеялся над собой, смущенный.
- Предпочитаю мусаку. Я обратил внимание на макароны, потому что это большое блюдо. Не хотел, чтобы ваша работа пропала зря.
- Какой ты человек. Сиди здесь на солнышке, а я принесу стаканы и тарелки…
И Дэвид сидел, размышляя, что этот глупый молодой человек делает в Чикаго, когда мог бы быть здесь.
Элени приветствовала возвращение Фионы. Было странно видеть, что все вещи Шейна исчезли, его мятые рубашки и джинсы, его полотняная сумка, жестяная коробка с табаком или с чем-то еще, с бумагой для скручивания сигарет. Она отчаянно надеялась, что он оставил ей записку у хозяйки. Но ее не было.
Вдруг у нее закружилась голова. Возможно, духота подействовала или мысль о том, что Шейн действительно ушел из ее жизни.
Чего ему стоило написать записку и оставить здесь, если не хотел делать этого в полиции. Голова закружилась, ей показалось, что она теряет сознание, но она овладела собой и встала перед доброй Элени, лицо которой выражало сочувствие и сострадание.
Вдруг по ногам потекло что-то горячее.
Должно быть, пот.
День такой жаркий.
Но, глянув на сандалии, она сразу догадалась, что это.
Элени тоже сразу все поняла, когда увидела кровь.
Гречанка помогла ей сесть на стул.
- Эла, эла, эла, - запричитала она и побежала за полотенцами.
- Элени, найдите Вонни, пожалуйста, вы знаете? - Она руками показала морщины на лице, изображая Вонни.
- Ксеро Вонни, да, знаю Вонни, - кивнула Элени и крикнула вниз детям.
Фиона закрыла глаза.
Скоро придет Вонни и сделает все, что нужно.
Вонни сидела напротив Томаса в квартире над сувенирной лавкой.
- Говорила раньше, скажу и теперь: вы платите мне огромные деньги, поэтому место ваше. Благодаря вам я богатая женщина. Не принимаю вашего сочувствия и не буду спать в доме.
- Неужели вы не принимаете дружбу, Вонни? - спросил он.
- Думаю, что принимаю, но мы все такие.
- Тогда живите здесь. Прошу вас не как домовладелицу, но как друга спать в этой маленькой комнате, которую вы красиво обставили, спите здесь, а не в сарае с курами.
Вонни рассмеялась:
- О, Томас, вы такой весь калифорнийский, такой чистюля. Какие там куры. Пара хохлаток на весь сарай…
- Останьтесь в этой комнате, Вонни, пожалуйста. Мне скучно одному в доме, одиноко, хочется, чтобы кто-то был рядом.
- Да ладно, Томас, вы любите покой и уединение. Вы чувствительный человек, не надо меня опекать, пожалуйста.
- Вы тоже чувствительная женщина, не отказывайтесь от моего предложения дружбы вот так резко. Пожалуйста.
Как раз в этот момент они услышали крик детей, которым очень срочно что-то было нужно.
- Я должна идти, - сказала она, вставая.
Он протянул руку и схватил ее за запястье.
- Вонни, никуда вы не пойдете, пока не согласитесь на мое предложение. Слышите?
- Слышу, согласна, - откликнулась она, к его удивлению.
- Отлично, тогда ладно, идите.
- Пойдемте со мной. Если хотите, можете помочь. Найдите такси на площади. - К его еще большему удивлению, она схватила несколько полотенец из ванной и побежала вниз что-то сказать по-гречески ожидавшим мальчикам.
- Что происходит? - спросил он, догоняя ее.