8
Женщина не находится долго в плену эгоизма, или глупости, или гордости, просто из-за своей неустойчивой природы. Непостоянство женщины, которое чаще складывается из непрерывности проверять свои новые чувства. И именно состояние любви в женщине развивает таланты. Любовь и женщина вот драматургия нашего времени.
Ирина считала, что любовь – это жизнь. Её дар любить и быть любимой. Это её талант. Она думала, что возраст мужчины, зависит, прежде всего от внешнего блеска женщины.
Притязания к мужчине у женщин становятся высокими, что неизменно приводят к вынужденному одиночеству, взамен независимости. Она утеряла смысл женской сущности, лишив себя возможности, вновь быть любимой. Многие женщины обращаются за помощью к Интернету в поисках знакомств, теряя настоящие эмоции, но экономя время на острых ощущениях. Ирине ближе ожидание чуда любви, а не вызов по телефону на свидание. Счастье всегда подразумевает любовь, гулять по набережной, мимо глади воды, с пришвартованным фрегатом на Неве, или около Летнего сада, наслаждаясь дивными лучами заката, в долгие белые ночи. Факт случайной встречи её радовал больше, чем переписка по почте. Интернет, решая одну проблему эмансипации, приводит к другой, лишая загадочности характера женщины, оставляя в одиночестве у входа в метро.
Ирина до определенного времени считала себя сильной женщиной, которая имеет такую крепость характера, что может прожить без мужской ласки, хотя ей до слез хотелось просто уткнуться в теплое плечо любимого мужчины.
В четверг её губы ощутили тепло от его губ. Потом она ушла. Она не поверила ему. Был еще вечер, а потом ночной разговор.
"Я чувствую, что ты стал очень близким и дорогим… Я слышу твой голос… Ты слышишь мой голос… Я верю… и не верю… Ты завтра уедешь? Уеду… Ты напишешь мне… Напишу…"
Он уходил по дороге, и она смотрела ему вслед.
Она идет по вечернему городу. Она частица бесконечного движения большого города. Она растворена в рекламном море огней большого города.
Тут Ирина осознала, что она не имеет права обрекать ни себя, ни близких людей на одиночество.
И когда появился Анатолий, она вспомнила о счастье, которого всегда боялась. Он сказал, что с ним такого еще не было, и возможно не будет никогда. Не верила… Боялась поверить. Провинциалка. Всегда ждала его, думала о нем, знала, что он есть. И она шепчет в ночи: "Любимый, не будет тебя – не будет и меня". И снова ночь с бессонницей.
Скоро наступит утро. Хмурое утро, с предвестием дождя под писк комаров. И надрывно кричащие чайки над заливом. Капли дождя падают на оконное стекло. Но пусть наступит по – настоящему для нее желанное утро.
"Я люблю тебя. Я всю жизнь тебя ждала. Какая была в детстве? В шестнадцать – не целовалась, ходила в библиотеку. Выскочила замуж. Зачем? Я не знаю. Предопределено? Нет. Вот встреча с тобой – это предопределено свыше. Я люблю тебя так, не зная, как это выразить словами, но прислушайся к моему биению сердца. Ты самый любимый человек на свете. Это свыше всякого счастья – быть с тобой.
У одного всегда – есть, у другого всегда – нет. Оба живут в заботах. Один – чтобы осталось то, что есть; другой – чтобы не было еще хуже".
Ирина входила в исступление от чувств, как от голода и холода: "Поверь, я люблю. Любовь, ты послана мне. Я тупею от любви".
9
В субботу Анатолий повез Ирину к своим родителям. В сосновом массиве, небольшой поселок, бывшее военное поселение, осколок гарнизонной жизни. Молодежь, подрастая, переезжает в поисках работы в город, навещая по выходным дням своих родителей. В поселке около десяти многоэтажных домов и более пятидесяти коттеджей, напоминая курортный городок с северной размеренной жизнью.
Ирина попросила остановить машину, не решаясь войти в дом, она решила прогуляться по старому парку. Анатолий поднялся на третий этаж в квартиру. Отец спросил насмешливо, что опять один, на это Анатолий весело произнес, чтобы накрывали на стол, через полчаса придут гости. Мать всплеснула руками.
– Ты, мать, баснями соловья не корми, на стол накрывай, слышала, праздник сегодня.
Анатолий нашел Ирину недалеко от машины, сидящую на поваленном бревне, молча, обнял ее, и она послушно пошла за ним. Ирина понимала, что для Анатолия мать – самая главная женщина в его жизни, и эта встреча для неё была испытанием, будто она отнимает у любящей матери сына, самого дорогого мужчину в ее жизни. Он улыбнулся растерянно, и промямлил, что об этом он как-то и не подумал, конечно, мать – это святое, тут и говорить нечего. И он попросил Ирину, чтобы она больше его хвалила, тогда, и она её полюбит, как дочь, без ревности.
Алексей Ильич разлил коньяк по стопкам. Выпили дружно, не поморщившись, только Надежда Петровна поперхнулась, приговаривая, как эту гадость пьют, и не закусывают, только, что если лимоном. Анатолий по – детски был услужлив, он прошел с матерью на кухню, где она запричитала слезливо.
"Красивая женщина – вечная невеста. И пьет? От горя! Так у кого жизнь, то, сладкая. Я сколько за твоим отцом замужем, и то намучилась от счастья. Ирина ушла от мужа, и сейчас с ребенком, который вам не помеха. Пока маленькая девочка – игрушка, а подрастет, то характер проявится того рода. Что на белом свете делается, думала, что у тебя жизнь будет спокойнее. Любишь? Люби! Я всегда тебе счастья желаю, и молюсь за тебя. Опять в хомут залезаешь? Гражданский брак! Это ответственно, ребенок есть, значит, и семья есть. Это я так, считаю, меня особо не слушай, мои причитания не от горя, а от суеты. В начале все невесты ласковы, а потом… Она не такая? Ты её любишь? А любовь пройдет, что дальше будет, семью не по любви строить надо, а по разуму, чтобы перед соседями не стыдно было".
Они вернулись в большую комнату. Посидели вместе за столом. Им постелили раздельно, но в одной комнате. Ирина лежала в чисто накрахмаленных простынях, от которых пахло озоном, как после дождя в лесу. Анатолий присел на край кровати, она прижалась к его руке, и скоро заснула. Он поцеловал её в щеку, и ушел к отцу продолжать мужской разговор на кухне.
Отец разлил по стопкам водки. Они выпили. Алексей Ильич вытер нос рукой, повеселевший, заговорил.
"Женщина в доме это хорошо. Если нет, женщины, то собаку заведи. Это замечательно, когда женщина в доме. Подарки ребенку делай чаще, женщины через это привязываются сильнее к мужчине".
Ирине снился сон, она в чистой луже купается, и смеется. Кругом мелькают лица, которые она не узнает. Она кричит им всем, что она счастлива, но ее никто не слышит.
В окно светила полная луна. Она встала и увидела уличный фонарь, вокруг лампы кружились мотыльки, доживая свой век, обжигая крылья. Придомовая дорога была размыта дождем.
10
Дмитрий из Владивостока перебрался на остров Русский, на котором поселение в несколько тысяч человек. Ему понравились бухты, которые вдавались в берега острова. Сам остров весь в сопках, будто шлемы витязей. Здесь летом муссоны с туманами и моросью. К середине апреля только освобождаются берега ото льда. Тут реликтовый лес, где черная пихта, и кедр, и дуб, и орех маньчжурский, а в подлеске прячется жимолость, шиповник, боярышник, и иногда виноград, и лимонник.
Дмитрию по образу жизни этот остров напоминал Кронштадт.
Утром он с Петром, братом Любы, отправились на рыбалку к ручью, который впадал в залив. Словоохотливый Петр развел костер, поставил ведро, для двойной ухи. Две собаки, одной породы – лайки, лежали у костра уткнувшись мордами друг в друга, только уши, то поднимались при шорохе в кустах, то опускались при улавливании истонченного дымка ухи из закопченного котла.
Мужики сидели в рыбацких робах, покуривая папиросы, и пропуская в горло, как лекарство, по стопке водки. Дмитрий, молча, слушал Петра, иногда кивая головой, что он его внимательно слушает, и понимает то, о чем толкует повидавший мир, бывалый человек.
"Уха будет отменная. Тут и специй не надо добавлять по вкусу. Дмитрий, ты все молчишь, и молчишь, будто пришибленный, наверно не всегда такой был. Ты когда-нибудь был веселый? Так чего тут – нос повесил. Природа вокруг, тут вон какая, красота, так, что поэту только здесь и жить. Моей сестре Любаше нравится твоя поэзия, а вот мне – нет, не люблю я поэтов. – Петр выпил еще стопку водки, Дмитрий подбросил ветки в огонь, собаки вытянувшись лежали около вязанки хвороста и рюкзаков. – Скоро пойдет большая рыба – большие деньги. Выйдем в море на простор. Вот это – по мне, такая жизнь, морская. Ты вот меня не знал, а стихи, как про меня сочинил. Как там, туманны сопки – каменные лица. – Дмитрий в тон вместе за ним прошептал. – Гигант гранитный в побережье врос… Он сед, ругает молодежь… капитану стукнет скоро… тридцать лет". – Они снова выпили по стопке, помянув погибших в море. – "Ты пиши стихи! Они в трудную минуту завсегда нужны. Правильных мужиков сыскать нынче большая редкость. Я понимаю, так, что много зависит от женщины, но и от нас мужиков тоже польза есть, только настоящему бойцу не следует ломаться через бабу. – Петр сделал паузу, секунду подумав, надо ли говорить о вечных вопросах или нет, взял с пол оборота, да и перешел на житейскую тему. – Вот, вы живете с Любой, так, тут все живут так, а вот, да не так. По понятиям, любовь – большой идеал в жизни каждого из нас. Как родственник, как её брат, я за нее в ответе, как старший. Она к тебе мягкая, но не думай, что и к другому также, ничего подобного, если кто не по ней, то и в глаз даст, это у нас такая порода. Если надумаете жениться, то делайте полюбовно, а так, не надо. Особенно, из жалости, подло, а от скуки, еще гнуснее. От любви в сердце – огонь, как пожар".
Дмитрий смотрел на костер, на слабеющие искры огня от догорающих веток. Петр повернул голову, и посмотрел на унылого Дмитрия, и двинул его кулаком, тычком, в плечо, потом еще раз, тот ответил ему толчком левой рукой, будто отталкивая, потом Петр собрал силу в кулак, и резко двинул в грудь, Дмитрий нанес в ответ той же силы удар.
Собаки задрали головы, каждая оскалив зубы, кусали за бока друг друга. Потом вскочили и закружили вокруг костра.
Дмитрий привстал и потащил за собой Петра, тот вывернулся и боксерским апперкотом нанес удар в голову, Дмитрий ответил разбитым в кровь кулаком ударом снизу в солнечное сплетение, который смягчился от брезентовой робы.
"Давай-давай, спецназ, в атаку, тебя морская пехота встречает огневым ударом", – в этот момент Дмитрий перебросил его через себя на камни, и они перекатываясь, скатывались с сопки в сторону залива. Тут Петр схватил палку с земли и огрел ею по спине Дмитрия, при попытке нанести второй удар, его рука оказалась в цепкой ловушке в локте на изломе. "Ты говоришь против лома – нет приема!" – как в этот момент Дмитрий почувствовал звон в голове от удара в скулу, и неловко размахнувшись руками, упал, получив удар ногой в бедро, тогда он скинул бушлат, и заработал обеими руками, уходя, изгибаясь, нанося крепкие удары противнику в голову, чаще в живот. Они дрались без злобы, как в кулачном бою, но без правил.
Собаки все громче лаяли и еще яростнее кусали, вырывая куски шерсти, друг из друга, мстя за своего хозяина. Клыки, слюна с пеной, клочья, озлобленное рычание, собаки забыв о голоде, скатывались кубарем с сопки к воде. Они разбегались, то сворачивались в клубок, то носились, друг за другом с громким лаем.
У Дмитрия была рассечена бровь, у Петра – губа. Они разгоряченные борьбой не чувствовали боли, до момента, когда они схватили себя за грудки, и не удержавшись упали в воду, пытаясь каждый утопить голову неприятеля глубже, обхватив шею друг друга, то наклоняя, то сгибая до хруста в позвонках, не уступая в силе, и только неловкое движение, да скользкое дно под ногами, опрокинуло их в воду. Оба почувствовали на теле иголки холода. Вынырнув из воды, отжимали друг друга, как мокрое полотенце, вопя от холода: "Ура-Ура! Морская пехота… Спецназ… Без боя никто не сдается".
По берегу бегала собака Дмитрия, надрывно и хрипло лая, другой пес убежал в поселок.
Петр приставил свой мокрый лоб в лоб Дмитрия: "Спецназ надо выжить! Надо просто жить! Живи… Забудь прошлое… Нет четверга на среду. Нет пути для тебя назад. Нет прошлого – есть будущее. Тебя жизнь учит, ты пойми, твоя судьба переменилась… Это, как берешь другое имя, и этим меняешь судьбу… Ты Сокол, тогда будь – Соколовым… Такой уже есть поэт? И что? Ты его брат, близнец, как я тебе – брат…"
Рыбаки тихо запели песню, потом громче, ещё громче, горланя во весь голос, и она зазвучала эхом между сопками: "Хлопьями несутся мгновения, но не замерзну я, вновь меня согреют женские прикосновения".
Они пошли к берегу, собака закружила за своим хвостом, костер под ведром с ухой, разгорелся до пламени от ветра. Лайка звонко залаяла в сторону сопки, с которой сбегал пес Петра, а за ним бежала Люба, спотыкаясь, размахивая платком навстречу им.
"Мой пес, Калтан, сдал меня все-таки, как его не корми, все в поселок смотрит, сейчас будут разборки, чур, я тут не при чем" – и Петр спрятался за Дмитрием, заметно отстав от него. Люба подбежала к Дмитрию прижалась к нему, отерла запекшуюся кровь на лбу, она что-то сказала, только Петр так, и ничего не расслышал, потом она подошла к брату, и стукнула его в грудь.
"Ты чего, Люба, дерешься, мне же очень больно, я тут ни при делах, это у нас мужской десантный разговор, ты скажи мне, что он там про меня напел, то есть сказал, повтори. Хочет жениться на тебе, то я, как родственник, конечно, даю добро, согласен, это честно". Она ему уголком платка, подсушила распухшую губу, обняла, и погрозила перед его носом кулаком.
Они шли в гору, в поселок, Дмитрий с Любой под руку, за ними Петр с ведром ухи, и собаки предано бежали перед хозяевами. Над островом опускался туман, вдалеке мигали огни Владивостока.
Глава третья
1
Школы с инновационной легкостью переименовали в лицеи, где смело переучивали чему-нибудь и как-нибудь, по новой технологии обучения. На смену гувернерам пришли профессора, сея разумное, за высокие гонорары.
И так урок литературы. Задана тема ученице, а отвечает вся семья. Такой закон современного преподавания. Ирина за компьютером еще сочиняет бухгалтерский отчет, за окном бурлит жизнь большого города. А тут тринадцатилетняя Алла приносит свое сочинение в рамках программы: сам себе режиссер, и оставляя для проверки, убегает в свою детскую комнату.
Ночью, почти засыпая на ходу, Ирина вспоминает, что ещё не прочитала пьесу дочери на вольную тему. Она идет на кухню, и пытается вчитаться в киносценарий: "В наши дни в большом Городе живет семья: мать, отец, дочь и сын. Мать звали Сюзанна. Она была фотографом, но в свободные минуты она посвящала себя музыке.
Что касается отца: он был банкиром. Детям их было четыре и пять лет.
Однажды, осенью, Сюзанна выбежала на улицу, чтобы сфотографировать листья, кружащиеся в воздухе. Вдруг нашей героине послышалось, что её кто-то окликнул. Она обернулась.
– Сюзанна! Сюзанна! – кричал ей незнакомый человек.
– Кто Вы?
– Ты меня не узнала? Значит, я так изменился.
– Джон?
– А кто ещё! Я приехал за тобой, а ты меня уже забыла.
– Но это же было семь лет назад! Мне уже не восемнадцать лет, а двадцать пять. У меня семья, дети.
– Но ты же обещала, что будешь ждать меня!
– Но… это было так давно!
– Мне наплевать на твою семью. Я вернулся!.. Ты готова ехать со мной?
– А дети?
– Берем их с собой!
– Только я в мэрии оформлю развод!
– И тут же свадьбу!
– Хоккей!
– Пошли!
– Полетели.
Конец. Занавес. Спектакль идет в одном действии, без антракта.
У Ирины прошел сон, как рукой сняло, она взяла свой дневник, перечитала, что произошло за последний месяц. Сделала заметку в дневнике: "Проверила сочинение дочери. Шоу отдыхает". Она долго не могла заснуть, от того, что эта маленькая инфантильная девочка, так беспечно думает о взрослых проблемах. Ирина призадумалась, а как объяснить дочери взрослые проблемы, и пришла к решению, что пока ей не зачем рассказывать о взрослых пустяках, пусть учится на своих ошибках, пройдут года, они сделают свое дело, и она никогда не вспомнит этот урок литературы.
2
Лето Ирина с дочерью провела в Крыму, потом в Турции. Она вернулась загорелая и веселая, и отпускала колкие шутки, там где считала, что их понимают. Цыганки – гадалки и нищие к ней не приставали, видя, что эта женщина им никогда не подаст.
Ирина в легком летнем платье, постукивая каблуками, возбуждала у некоторых пляжных мужчин аппетит к жизни. Она теперь твердо знала, что любит только гения – концептуалиста Анатолия, этого элегантного во всех отношениях мужчину.
Ирина успешно обзавелась новой недвижимостью через обмен, куплю-продажу, безжалостно используя риэлторский опыт, создавая рискованные махинации с ценными бумагами, четко отслеживая свой процент от сделки, завершая каждую удачную проведенную операцию стихами: "Что там за окнами? Люди… Сколько поломанных судеб будет на утро, а жаль…"
Теперь она позволила себе покупать то, что желала для комфортного уюта – мебель, посуду, серебряный столовый набор, и хорошие книги. Она особенно ценила напольный ковер ручной работы, по которому никому не позволяла ходить, любуясь ковриком, как клумбой цветов, который всегда убирался в чулан перед приходом гостей.
Ночью на полную луну у Ирины случилась бессонница. Анатолий встревожился, но она стала осыпать его поцелуями, и он успокоился. Сны становились тайными загадками, порождая в душе мистический страх катастрофы. В ночи, успокаивая друг друга, они переходили на шепот: "Я люблю… И я очень… Ты самый замечательный. Ты во мне разбудил по настоящему женщину… Мне медаль за спасение красивой женщины… Да! Но пока дарю поцелуй", – и она очертила мизинцем сердечко на его груди.
В четыре утра они пили кофе, чтобы больше не засыпать, и встретить восход утра. Солнце всходило с противоположной стороны дома, бессонница превратилась в утреннюю сонливость, отчего они снова утомленно заснули.
Анатолий научил Ирину водить машину на загородной дороге, повторяя, что вождение машины это другое качество жизни, и не стоит упускать простую выгоду.
Они останавливались в кемпинге, или ставили палатку на берегу озера, подчиняясь жанру романтической любви.
Костер пламенел красно-черными красками, то затухая, то вспыхивая от легкого ветерка.
– Ты бессовестный Анатолий?
– С чего ты взяла, это нападение, или ты вызываешь меня на бой без правил.
– Я про нашу жизнь вне брака, – задумчиво, и как по слогам, произнесла она.
– Ты про формальности протокола. Наша жизнь, как на море, сегодня здесь, а завтра там. После шторма наступит штиль, и ты увидишь маленький остров на двоих.
– Как я люблю тебя, ты даже представить не можешь, и что странно, ни о чем не сожалею, именно, сейчас.
– Сумасшедшая любовь нам подарена богиней ночи.
– Ещё скажи…
– Ты умная, смелая, ты просто хорошенькая.
У Ирины пересохли губы от жара костра, она сделала глоток вина из бутылки. Обратила взор вверх, к звездам, и снова попросила его сказать вслух о ней, как о богине любви.
– Ещё…