– Ты в прекрасной форме, – добавила она, обнимая его за широкую атлетическую спину и ощущая крепкий пресс.
– А я думал, что нажил себе горб от всех этих хлопот.
– Ты так хорошо поработал, – пробормотала Джорджия, – особенно сегодня. Я счастлива. Я люблю тебя, дорогой.
– И я люблю тебя, Панда, – сказал Гай. – Но все же займемся размещением, а то расслабимся и будем заниматься самолюбованием.
Вечер в самом деле не предвещал расслабления. К девяти часам на мотоцикле прибыла только мисс Бот-томли, в дурном настроении оттого, что заблудилась.
В четверть десятого позвонил чуть не плачущий Борис с не очень понятным извинением. Рэчел сказали, что его видели с бывшей любовницей Хлоей, и она выставила ультиматум. И теперь, как честный человек, Борис вынужден развестись, поскольку не умеет готовить обед и не понимает жену. Все это означало лихорадочные перестановки за столом и переписывание списка сидящих – нелегкое занятие после трех стаканов "Ба-карди".
Вдобавок Флора, узнав, что не придет Борис, забилась в свою спальню с бутылкой "Баркас" и переносным телефоном, совершенно отказавшись помогать в сервировке стола. Потом прибыли Боб с Гермионой, блестяще выглядевшей в оливковом костюме от "Шанель" с приколотой к волосам розовой розой. Замыкал шествие гостей Мередит, Идеальный Хомо.
– Мы опоздали, потому что Раннальдини днем уволил двух солистов, и Боб был вынужден к понедельнику найти им замену, – объясняла Гермиона, сбрасывая свою норку на руки Гаю. – Боже, как все переменилось с тех пор, как здесь жили Дженнингсы.
Затем она восторгалась темно-зелеными обоями в туалете внизу, который не трогали, а осмотрев кабинет, оклеенный темно-красными обоями, оттенявшими викторианские картины из собрания Гая, спросила:
– А какого цвета будет эта ужасная темная комната? Мередит, походящий своими светлыми кудрями на Кристофера Робинсона, небольшого росточка, прекрасно одетый, насмешливый по натуре, никак не отреагировал на увиденное, следуя принципу, что похвала может стоить ему работы.
– Я считаю, все прекрасно, – заключил Боб Гарфилд, обнимая огорченную Джорджию.
В половине десятого они все еще продолжали ожидать Раннальдини с Китти, Джулию и Бена Армстронгов, Аннабель и Валентина Хардманов и Мериголд с кем-нибудь. Джорджия так волновалась и так часто поднимаюсь наверх подкраситься, что Боб заподозрил неладное. Динамики выдавили "Дер Розенкавалир" в исполнении Раннальдини, и Гермиона стала подпевать.
– Присмотрела бы за брокколи, – пробормотал Гай, открывая еще одну бутылку шампанского. – Я же не могу заниматься всем.
Не дождавшись, пока закипит вода, Джорджия вернулась с кухни, когда в дом вошла девушка с длинными рыжими волосами и с сильно накрашенными тоже рыжими глазами. Она была одета в кремовое платье-миди, подчеркивавшее белизну ее кожи. Тонкая шея выглядела слишком хрупкой под тяжестью металлического скорпиона, опускающегося на полную грудь.
"Миленькая, – с удовольствием подумала Джорджия. – Не то что я двадцать лет назад, может не сидеть на диете".
– Панда, это Джулия Армстронг, – сказал Гай, – а это, – он добавил с еще большей теплотой, – Бен.
Занимавшийся компьютерами Бен был лысым, с глазами навыкате, пухлыми красными губами, выступающими из черной бороды. Редкие пряди его черных волос цеплялись сзади за белый воротничок, как зубья экскаваторного ковша. Увидев, что Гай в рубашке, он тоже проворно скинул пиджак, демонстрируя тонкую талию и такие же широкие бедра, как и плечи. Затем гнусавым вульгарным голосом стал объяснять, что они задержались из-за чрезвычайно важного дела в его конторе.
– Какое прелестное место, Гай, – продолжил он, выпив. – Как вы его отыскали?
– С большим трудом, если следовали указаниям Джорджии, – прогудела мисс Боттомли, с восхищением разглядывая Джулию.
"Вот несправедливость, – раздраженно думала Джорджия, пока Джулия хлопала от удовольствия в ладоши, увидев свои картины на стенах, – слева от Гая будет такая очаровательная девушка, а мне самой придется сидеть с ее ужа-а-сным мужем".
Но в следующий момент равновесие восстановилось появлением Раннальдини, занятого многомиллиардным контрактом на записи с японцами, страшно разозлившегося из-за того, что прибыл не последним. В темно-голубом бархатном смокинге, от вида которого замирало сердце, он вел за собой Китти, одетую в темно-красный полиэстер с неприличными складками на бедрах.
Поскольку Бен был ближе всех к двери, Джорджия, стыдясь того, что чета Армстронгов выглядела непривлекательно, представила его Китти.
– Вы играете на каком-нибудь инструменте? – спросил Бен.
– Достаточно того, что она играет с процессором, – сварливо отозвался Раннальдини. – Так что не внушайте ей других идей.
Знакомясь с Джулией, которую Джорджия от волнения назвала Джульеттой, Раннальдини был сама любезность, но лоск испарился, когда он узнал, что Флора удрала наверх.
– Иди и приведи свою дочь, – прошипел Гай Джорджии.
"Вот всегда, моя дочь, если она что-нибудь выкинет", – подумала Джорджия, накладывая еще слой "Клиник" и прыская на себя "Джорджио", прежде чем постучать в дверь к Флоре.
– Дорогая, пожалуйста, выйди и будь умницей. Раннальдини купил тебе билеты на "Страсти Святого Матфея".
– Наплевать, – всхлипнула Флора, уже выпившая почти всю бутылку "Баркас". – Единственная страсть, которая у меня есть, это страсть к Борису Левицки, а он трахается с этой дрянью Хлоей. Моя жизнь закончена.
Волнуясь, Джорджия спустилась вниз и нашла Гая, объяснявшего достоинства одной из картин Джулии Раннальдини, Бобу и Мередиту, Идеальному Хомо.
– Это очень хорошо, – уверенно говорил Гай. – Я не сомневаюсь, что Армстронг станет знаменитой.
Мередит, которого приглашали клиенты, не знакомые с экономией на карманных расходах и в школьном возрасте, приподнял свою маленькую ножку, обтянутую серой фланелью, на три дюйма над полом, пытаясь изобразить любовника в костюме в тонкую полоску.
– Я бы долго не простоял в такой позе, – захихикал он. – А этот малый, должно быть, в ударе.
Раздраженный тем, что ему не дали серьезно поговорить о живописи, Гай повернулся к Джорджии:
– Только что звонила Аннабель Хардман, она вне себя от гнева, – зло прошептал он. – Валентин застрял с чем-то в Лондоне.
– С какой-нибудь блондиночкой, бедняжка Аннабель, – вздохнула Джорджия.
– Говорят, что она вообще нигде не появляется, – проворчал Гай. – А где твоя подружка Мериголд? Ведь перепела уже просто разваливаются.
В следующий момент из кухни донесся отвратительный запах горящей резины.
– О Господи, я забыла о брокколи, – запричитала Джорджия.
Лицо Гая окаменело. Вдобавок еще Динсдейл, наевшийся только что до отвала и взобравшийся на софу, обитую темно-золотым вельветом, не желал ее покидать, чтобы уступить место Гермионе.
– О нет, я не хочу шампанского. Мне хватит стакана вина за ужином, – Гермиона подчеркнуто поглядела на часы от Картье.
Она уже по горло была сыта всем очаоованной мисс Боттомли, наверное, такой же бородатой, как муж Джулии, с которым Китти вела долгую беседу о погоде.
– Я голоден, – промурлыкал Мередит Джорджии. – Обедал с Бобом и Гермионой, и она выложила на стол только черствый хлеб и сыр из мышеловки, от которого уважающая себя крыса отказалась бы. "Гермиона, – сказал я, – этот сыр пролежал в вашей кладовой еще дольше, чем существует лондонский "Мет". И, представьте, она не оценила шутки.
Чувствуя, что гости в растерянности, Джорджия выпила еще. По скучающему выражению лица Раннальди-ни она поняла, что и отдаленно его не интересует, и если еще не появится Мериголд, всем понадобятся рупоры, чтобы докричаться друг до друга за столом. Ее сердце подпрыгнуло, когда за окном вспыхнул свет машины, свернувшей за угол и въехавшей во двор. Это была миссис Пигго, уборщица Джорджии, которую Флора за ее любовь к пиву прозвала Мамашей Кураж и которая уже сегодня убиралась.
"Лучше бы мы вовсе не переезжали в деревню и не затевали такой грандиозной вечеринки", – подумала Джорджия. Но как только все уселись за стол, а Бен обнаружил, что он вновь рядом с этой Китти, незавешан-ные окна осветились, и на лужайке перед домом приземлился вертолет, доставивший Ларри и Мериголд, изумительно выглядевшую в розовом сатиновом костюме. Взявшись за руки, они побежали через лужайку и чуть не споткнулись о кротовую кочку.
– Извините за опоздание, – сказала Мериголд, когда Джорджия торопливо вписывала имя Ларри на карточку вместо имени Лизандера. – Ларри увяз в делах.
– О которых мы знаем? – спросил Боб Гарфилд.
После некоторых расспросов Ларри признался: он только что купил 28 процентов акций огромной японской компании звукозаписи.
– И еще он выкроил время для занятий любовью со мной на ковре в офисе, – прошептала Мериголд уже Джорджии.
18
Вечеринка немного оживилась после того, как Ларри и Мериголд привнесли в нее свое бодрое настроение. Слегка щелкнув по клочку бумаги, на котором Джорджия отрабатывала план размещения гостей, Раннальди-ни обнаружил на нем свой послужной список, добытый хозяйкой в лондонском "Мет", чтобы за ужином со знанием дела вести беседу о его карьере. Раннальдини усмехнулся. Если Джорджия к нему неравнодушна, ему только легче будет войти в этот дом и подобраться к Флоре. Бдительный, как пес, но сильный не нюхом, а взглядом, он, раз ее увидев, уже не мог успокоиться, не пугаясь даже длительной охоты.
В то же время и Джорджия была привлекательна. Сегодня она выглядела гораздо лучше. Это добавляло игривости в интригу с матерью и дочкой.
Поэтому он очаровывал Джорджию, расхваливая внешность и исключительный талант Флоры, доставшийся ей от матери. Затем он рассказал Джорджии о гастролях и о досаждавших ему в поездках по всему миру операторах. Джорджия не понимала ни слова, потому что на нее смотрели так, что ей казалось, он ее тело изучил, даже не снимая одежды. А его голос вибрировал, как раскаленные внутренности вулкана, которому ничего не стоит смести с лица земли целый город, и это придавало его избитым фразам значительность.
– Мы оба с вами трудяги, дорогая Джорджия, – произносил он, – я в своем самолете, вы в маленьком кабинете, оба сочиняем музыку, но время от времени встречаемся в Парадайзе.
– О, да.
Джорджия чувствовала, что ее сердце бьется где-то внизу.
Гермиона, не терпящая разговоров Раннальдини с другими, громко похвалила соус Гая для омаров, а затем и перепелов ан-крут с имбирем и йогуртом.
С большим трудом Джорджия отвлеклась от беседы с Раннальдини, чтобы занять подавленного Бена.
– У вас очень красивая и талантливая жена, – сказала она ему.
– Джулия к тому же заботливая мать, – самодовольно сообщил Бен.
В конце стола, у черных как сажа окон, Джулия, сверкая жемчужной кожей, выслушивала планы Гая относительно дома.
– В этой стене я пробью дверь в оранжерею, ведущую к внутреннему бассейну, – говорил он. – Где еще в Ратшире искупаешься?
"А вот какой дьявол за это заплатит? Только я, если напишу еще один ударный хит, который они будут презирать со всей их траханой классической музыкой", – думала Джорджия.
Гермиона рассказывала Джулии о том, как она чудесно спела в "Дер Розенкавалир".
Расспросив Мериголд о японской компании, акции которой купил Ларри, Раннальдини затеял спор с сидящим напротив нее Бобом о двух уволенных солистах. Джорджия умирала от желания посплетничать с Мериголд. "Вот было бы здорово, если бы у меня был Раннальдини, – размечталась она, – как у Мериголд есть Лизандер".
Поскольку брокколи не удалась, по столу циркулировал салат. Увы, Гермиона обнаружила в латуке половину улитки – Джорджия не удосужилась промыть его как следует из-за того, что он был замерзшим.
– Собственно, меня волнует только тот бедняга, которому попадется вторая половина, – демонстративно прошептала Гермиона.
После того салат больше никто не ел. Разговор зашел об университетах, и Китти также не могла принять в нем участие, поскольку бросила школу в шестнадцать лет. Сидя между отвернувшимися от нее Беном и Мередитом, Китти жалела, что она рядом не с Бобом – Боже, он так устало выглядит – и не с Гаем, который весьма выразительно читал отрывок из Священного писания в воскресенье в церкви и был необыкновенно ласков с этой милой художницей. Китти заметила, что Раннальдини на правах почетного гостя взял Джулию за правую руку, но ее это не задело, ведь и она могла бы также взять руку Гая. Вообще-то обычно это было привилегией Гермионы, любовницы по роли. Каждый вечер Китти молилась о ниспослании ей забвения от ненависти к Гермионе и милосердия к обижавшим ее. Ясно было, что Джорджия от Раннальдини без ума, но Китти надеялась, привязанность к нему будет не большей, чем у рыжего сеттера, время от времени нуждающегося в прогулке по долине.
На самом деле, думала Китти, ни Джорджия, ни Гай не нравились Раннальдини. Вот почему он теперь, после концерта в "Багли-холле", постоянно изводит Китти, видя во всем ее промахи и лишая уверенности в себе.
– Я считаю, что "Спины" в Кембридже никто не может победить, – говорила Гермиона.
Посмотрев через стол, Гай заметил, что у Китти глаза красные, как ее платье. "Раннальдини постарался", – мрачно подумал он.
– А Китти приходится сражаться со спинами в Па-радайзе, – укоризненно произнес он вслух. – Повернись и поговори с ней, Мередит.
– Извини, милая, – обратился Идеальный Хомо. – Когда же твой сексуальный муж заманит меня в подвалы "Валгаллы"?
Китти еще больше покраснела, но подумала о том, как Гай мил.
– Я не представляю, как ты все выдерживаешь, – слышала она слова Гермионы, обращенные к Гаю, – это нахождение в эпицентре поп-песни, ведь ты такой обстоятельный. Мне бы не хотелось, чтобы Боб был так популярен. Семья для меня священна.
– Я с этим согласна, – сказала Джулия, отложив печенье и зажигая сигарету, на которую Гермиона бросила такой мучительный взгляд, но пудинг, мороженое, гуайявы и манго и пюре из киви отвлекли ее, доведя чуть не до экстаза. А Гая рассердило исчезновение бутылки "Баркас".
– Ее выхлестала Флора, – призналась Джорджия. – Хорошо, что она только в следующем месяце вернется в "Багли-холл", успеет протрезветь. Ой, извините, мисс Боттомли.
Бен открыл рот и решительно высказался против пьянства среди тинейджеров. Мисс Боттомли ела мороженое, но энергичным кивком поддержала сказанное.
– О, шестнадцать лет Флоры кажутся нам чуть ли не сотней, – пожаловалась Джорджия Раннальдини, – меня очень беспокоит СПИД. Как-то на прошлой неделе я посадила ее перед собой и сказала: "Нужно серьезно поговорить с тобой о сексе".
В комнате все стихло.
– "Потому что я обеспокоена", – продолжила Джорджия, – а Флора склонила свою прелестную головку и спросила: – "Бедная мамочка, у вас с папой что-то не получается?"
Джорджия громко рассмеялась, давая понять, что такая ситуация абсурдна, и к ней нельзя было не присоединиться. Но это был один из нескольких легких эпизодов вечера. Джорджия умирала от желания еще раз с глазу на глаз поговорить с Раннальдини, но, не имея служанки, она проводила много времени, меняя тарелки и наполняя бокалы.
Облегчение наступило, когда леди двинулись наверх. По дороге мисс Боттомли исчезла в туалете внизу.
– А я займу этот, – Джорджия юркнула в другой, на лестничной площадке, Гермиона же исчезла в душевой Джорджии.
– Старые леди засели в туалете. Вот если бы Гермиона осталась там навсегда, – Джорджия протиснулась на кровать между Китти и Мериголд. – Ну, теперь, когда мы одни, расскажи, как твои дела, – обратилась она к Мериголд.
– Замечательно, – отвечала та, пудрясь розовой пуховкой. – Ларри окончательно порвал с Никки, оставив ей квартиру на Пелем-Кресчент, а ведь она стоит больше миллиона, представляете? Но я его просто околдовала. Он мне купил вот это. – Она повернула голову, чтобы показать большие, как гусиные яйца, рубиновые сережки. – И еще он собирается приобрести для меня квартиру в Лондоне и второй медовый месяц устроить на Ямайке.
– Счастлива за тебя, – невесело произнесла Джорджия, думая о том, что ей самой предстоит скрипеть пером.
– Я так за тебя рада, Мериголд, – присоединилась Китти, не нуждавшаяся в обновлении макияжа.
– Ну а как Лизандер? – спросила Джорджия.
– Звонит, не переставая, дружок сердечный. Он приедет на уик-энд в Чешир и зовет меня к себе. Должна признаться, перед таким соблазном устоять трудно.
Когда они спустились, Ларри, считавший вторым по важности изобретением после шапки бокал бренди, тут же присоединился к леди.
– Какой спад? – говорил он Сабине Боттомли. – Если вы предприимчивы, это золотое время. Просто надо приобретать компании, словно делаешь покупки в магазине на Оксфорд-стрит.
– Небось только и рассказываешь о жене, уклоняющейся от супружеских обязанностей? – поддразнила его Мериголд.
– Вовсе нет. Раннальдини, Боб и Мередит хотят узнать, что Гай делал с этими перепелами. Но я этим не интересуюсь.
Он уселся на подлокотник кресла Мериголд.
– И вот еще что, – взяв жену за руку, он обратился к Джорджии. – Разве Мериголд не великолепна? Видели серьги, которые я ей купил?
– Очень милые.
– А как дела с альбомом?
– Хорошо, – правдоподобно ответила Джорджия. – Сегодня я написала песню.
Глядя на горевшую ароматическую свечу на краю стола, она вдруг придумала продолжение стихотворения: "Измученная бурями, промокшая под дождем, я снова твоим теплом согреваю наш дом":
– Может, послушаем что-нибудь из твоих старых записей, Джорджия? – предложила Китти, когда "Дер Ро-енкавалир" наконец стих.
– Да вы хоть подождите, пока уйдет Раннальдини, – сказала Гермиона.
Джорджия стиснула зубы.
Демонстрируя свое могущество, Ларри перед уходом купил три картины Джулии и выписал Гаю чек на приличную сумму, Боб, подстрекаемый прекраснейшим голосом мира, оставил задаток за одну из самых маленьких работ. Раннальдини приобрел самую эротическую картину, сказав, что поговорит с Гаем о деньгах позднее. Гай гордо приклеил на картины соответствующие красные ярлыки. Джулия была на седьмом небе. Она начала много разговаривать, но кожа ее стала малиновой.
Сразу же после этого отбыли Ларри и Мериголд. За ними последовал Раннальдини, первым самолетом улетающий в Милан работать над "Севильским цирюльником" в "Ла Скала".
На секунду, пока они с Джорджией остались в холле вдвоем, он взял ее руки в свои.