Они двигались под музыку, целуясь и обнимаясь, как будто никак не могли насытиться друг другом, и звезды кружились над их головами. В какой-то момент они перестали изображать танец и, прислонившись к стене каюты, полностью погрузились в свой собственный маленький мир, в котором не было места ничему и никому другому.
У Марты было очень много парней - обычные студенческие отношения, ничего серьезного, и, возможно, легкость ее характера позволяла им думать, что она тоже была "легкой". Однако очень скоро они обнаруживали, что ошибались. Но сегодня ночью все ее защитные механизмы спали - каким-то образом он проскользнул мимо них незамеченным…
Через много-много времени он наконец поднял голову и улыбнулся слегка насмешливо.
- Я рад, что решил остаться, - прошептал он низким, хрипловатым голосом.
Реальность вернулась к ней, и, внезапно встревоженная, она быстро взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Он не позволил ей высвободиться, держа ее все еще неприлично крепко. Что-то в темной глубине его глаз подсказало ей, что, возможно, он решил, будто приглашение на вечеринку означало нечто большее, чем танец и поцелуй.
Она попыталась отступить назад, но легким напряжением стальных мускулов он прижал ее теснее.
- Куда же вы? - произнес он, иронично улыбаясь. - Вы же обещали потанцевать со мной.
- Я…
- Надеюсь, вы не боитесь чего-то "нового"? - настаивал он. Щекоча ей щеку своим теплым дыханием, он снова начал двигаться под музыку, медленно и чувственно. - Вы же так хотите быть свободной.
- Это вовсе не что-то новое для меня, - парировала она с вызовом. - Я целовалась с кучей мальчиков…
- Ах - мальчиков. - Он понимающе кивнул. - Мне кажется, что вы делаете большую ошибку, путая количество и качество. - Он чувственно провел пальцем по ее дрожащим мягким губам. - Вам не стоит растрачивать поцелуи на мальчишек. Вы - женщина, и вам нужно, чтобы вас целовал мужчина - меньшее вас не удовлетворит.
Его слова, его голос опутывали ее чарующей сетью. Луна отражалась в темных водах канала, мягкий ветер трепетал в ее волосах. Почему ей никогда раньше не приходило в голову, что Стокгольм - самый романтичный город на земле.
Его голова склонилась, когда он снова припал к ней губами, раздвигая ее губы в голодном требовании, вбирая всю ее сладость в неспешном движении языком и разрушая всю ее способность к сопротивлению. Она положила руку ему на грудь, пальцы натолкнулись на твердую стену мускулов, и дрожь пронзила ее, почти остановив сердце.
Он мгновенно почувствовал ее ответ. Это было естественно - мужчина, настолько искушенный в искусстве любви, не мог пропустить ничего. Он изогнул ее податливое тело, его поцелуй стал глубже и нежнее, слаще, чем все, что она испытывала когда-либо, и она прильнула к нему, отдавая ему все, что он требовал, и даже больше. Она не подозревала о невысказанной просьбе, заключавшейся в ее безотчетной реакции, она сознавала только глубину своего желания.
Его руки блуждали по ее телу с чувством собственника, изучая каждый изгиб. Перед выходом на палубу она накинула на себя шелковую шаль с бахромой, купленную на уличном развале за несколько крон. Концы платка были сколоты старинной стразовой брошью, но каким-то образом застежка расстегнулась, и она почувствовала, что шаль соскользнула с ее плеч.
Она надела ее потому, что просвечивающая кисейная кофточка на ней была слишком сильно вырезана спереди, открывая нежные припухлости ее грудей гораздо больше, чем она хотела показать. Но теперь он наслаждался видом, представшим перед ним, и глаза его, казалось, обжигали ее нежную плоть.
Она была настолько изящной, что редко надевала лифчик, а ткань ее наряда оказалась такой тонкой и прозрачной, что девушка выглядела теперь абсолютно голой. Она почувствовала, как под его взглядом затвердели и выступили вперед нежные бутоны ее сосков, видимые сквозь легкую кисею. А когда он коснулся ее груди, дыхание у нее перехватило.
Если бы не стенка каюты, на которую она оперлась, то она упала бы на палубу. Она беспомощно прислонилась к каюте, в то время как он наклонил голову, чтобы чувственно провести языком по изящным завиткам ее ушной раковины. Ладони его накрыли ее болезненно напрягшиеся груди, восхитительно сжимая их, страстно лаская ее нежные соски, зажигая огонь в крови.
Ее голова откинулась назад, всхлипывающий вздох сорвался с ее губ. Она услышала, как он засмеялся приглушенным победным смешком. Его рот вернулся к ее рту, как бы утверждая свои права на него. Она могла только покориться. У нее не было зашиты от грубого вторжения его языка, ее маленькие груди, казалось, набухли и напряглись под острыми ласками его рук, выдавая ему всю полноту ее реакции.
- Это не место для продолжения, - пробормотал он низким, обещающе хрипловатым голосом. - Моя палатка всего в десяти шагах отсюда, у меня огромный пуховый спальный мешок, нам там будет очень удобно.
Его слова рассекли мечту, в которую она погружалась, она в испуге распахнула глаза.
- Нет!
- Нет? - Он быстро нахмурился, удивленный ее капризным отказом. - Что это за игра? - требовательно спросил он с растущим раздражением. - Это означает, что ты просто дразнила меня? Обещаешь все, а потом не даешь ничего, да, детка?
- Прошу вас., . Извините. - Она попыталась отодвинуться от него, испугавшись темной решимости в его глазах. - Пожалуйста, пустите меня.
- Ты, кажется, слишком возомнила о себе, общаясь с малолетками, - прорычал он, дико рассвирепев. - Может, пора тебе узнать, к чему приводят игры со взрослыми.
- Не надо… пожалуйста… простите меня… Она вдруг действительно испугалась его. Он полностью контролировал себя, это была умышленная злость, но почему-то ей стало еще страшней. Его пальцы крепко схватили ее волосы, откидывая ей голову так, что тело ее выгнулось болезненной дугой, крепко прижатое к нему.
- Тебе надо вести себя поумнее, - зло сказал он, близко склонив свое лицо. - Разве мамочка не предупреждала тебя, чтобы ты не играла с огнем? Это очень опасно - ты можешь сильно обжечься.
Он прижал ее всем весом своего тела к стенке каюты. Не было никакой возможности увернуться от этого жесткого рта, обхватившего ее губы. Она дико извивалась, колотя кулаками по его твердой груди, но тело ее было полностью сковано и любое движение могло возбудить его еще сильней. К тому же он оказался налитым силой под этой мягкой замшевой курткой, разрушительной силой.
И, ох, как легко будет сдаться; она хотела его, хотела провести с ним ночь в его большой, удобной палатке, хотела чувствовать живое тепло его обнаженного тела рядом со своим. Ее тело вышло из-под контроля, отдаваясь ему, прося чего-то еще большего.
Он отпустил ее так резко, что, покачнувшись, она больно ударилась локтем об угол каюты. Стальные серые глаза смотрели на нее с холодной неприязнью.
- По зрелом размышлении, я бы не хотел пачкать свой спальный мешок девкой, которую уже, наверное, перепробовало пол-Стокгольма, - презрительно проговорил он. - Возвращайся к своим глупым мальчишкам. Я же предпочту быть более разборчивым.
Повернувшись на каблуках, одним быстрым движением он перемахнул через борт судна и растворился в темноте за стеной кустов и деревьев на берегу. Она смотрела ему вслед, и слезы стыда подступали к ее горлу. Она сама виновата - дала ему повод подумать, что относится к категории девиц, ложащихся в постель с первым встречным.
Его силуэт показался в короткой вспышке света - он зажег фонарь, прежде чем откинуть полог палатки. Усилием воли Марта собралась с мыслями и, подобрав упавшую шаль, закуталась в нее.
В конце концов, какое ей дело до того, что он думает о ней? Такие мужчины ей никогда не нравились. Ведь ее отец в свое время пытался познакомить ее с такими - занудными молодыми бизнесменами и многообещающими политиками, надеясь, что она "образумится"с респектабельным мужем.
Но она отнюдь не горела желанием "образумиться"и не хотела становиться респектабельной. И ей не по нраву были мужчины в дорогих замшевых куртках.
Глава 2
Марте очень нравилось рисовать цветочный рынок в центре Стокгольма. Весенние нарциссы и тюльпаны теперь уступили место розам - розам любых цветов и размеров, их букеты стояли в громадных вазах, окруженные облаками изысканной белой гипсофилы. Яркие навесы защищали цветы от палящего солнца, окутывая их нежной золотисто-желтой дымкой.
Невозможно было перенести все детали на полотно, да к тому же она вовсе и не стремилась к этому в своем занятии живописью. Ей хотелось использовать краски для создания изменчивого впечатления от того, что она видела, видела в своем воображении, а не глазами.
Она прислонила велосипед к стене и поставила на тротуар скамейку и мольберт, стараясь создать как можно меньше препятствий людскому потоку, текущему вокруг нее. Несколько прохожих уже остановились, чтобы понаблюдать за ее работой. Она принимала их одобрительные замечания с улыбкой, про себя немного насмешливо удивляясь тому, что те из них, кто подходил ближе и пристально вглядывался, стараясь увидеть что-то кроме ярких мазков краски, обычно сильнее всех хвалили ее.
Часы на башне у рыночной площади только что отбили полчаса, и она начала подумывать о кратком перерыве и чашке кофе, как вдруг какое-то странное шестое чувство заставило волосы на ее затылке пошевелиться. Она старалась не оборачиваться, но усилий ее воли было явно недостаточно, чтобы преодолеть силу, пожалуй, более мощную, чем сила притяжения. Инстинкт ее не обманул - это был он. Он стоял позади нее и изучал рисунок на мольберте. На нем был дорогой, отлично сшитый серый костюм - рабочая одежда преуспевающих бизнесменов, к каковым он, без сомнения, принадлежал. И все же… что-то в нем не соответствовало тусклому образу завсегдатая деловых контор.
Внезапно во рту у нее пересохло, и она с удивлением осознала, что слишком живо вспомнила танец в его объятьях. Прошла почти неделя с тех пор, как она впервые увидела этого мужчину, но никак не могла выкинуть его из головы. Сначала она старалась не высовывать нос, боясь случайно столкнуться с ним. Но потом в ней проснулась гордость, она злилась, желая разорвать его на куски за то, как оскорбительно он себя вел. Дни проходили, а он все не появлялся, и в сердце у нее поселилось болезненное желание увидеть его. Она не выдержала однажды и поднялась к его палатке, но полог был опущен и за ним царила мертвая тишина.
И вот он был здесь, спокойно подошел к ней, улыбаясь, как будто она была всего лишь случайной знакомой. Она вся напряглась, отворачиваясь от него и делая вид, что смешивает на палитре охру и кадмий.
- Очень неплохо, - заметил он, кивая в сторону мольберта. Его голос звучал слегка удивленно, как будто он не ожидал, что у нее может быть к чему-то талант.
- Спасибо.
- Давно вы занимаетесь рисованием? - спросил он, настойчиво желая вызвать ее на разговор, когда вдруг обнаружил, что она предпочитает не замечать его.
Она пожала плечом, безразличная к тому, стоит он рядом или уже ушел.
- Ox, столько лет - с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать или шестнадцать. Он серьезно кивнул:
- Да, тогда, наверное, уже много лет. Ее глаза сердито блеснули, она поняла, что он смеется над ней. Он, что, думал - она ребенок?
- Мне двадцать два года, - проинформировала она с возмущением. Он шутливо поднял бровь.
- Правда? Совсем не скажешь.
- Правда. - Она знала, что не выглядит на свой возраст. Во всем виноваты ее волосы. Сегодня она закрутила их на макушке и перевязала розовой и желтой ленточками. Они слишком сильно вились и, что бы она ни делала, никак не выглядели элегантно.
Он подошел ближе, наклонился, изучая рисунок. Она попыталась отодвинуться, чуть не упав со стульчика, - ей не хотелось вдыхать пряный мужской запах его кожи, чувствовать тепло его тела всего в нескольких сантиметрах от своего.
- У вас очень хорошая техника, - отметил он с видом человека, знающего, о чем идет речь. - Вы учились в художественном колледже?
- Да, но я бросила учебу, - ответила она с воинственной ноткой в голосе. - Не захотела становиться дизайнером-графиком или заниматься рекламой.
- Нет? - Опять эта издевательская серьезность. - Так значит, вы продаете свои картины?
- Конечно, нет, - ответила она с высокомерным презрением. - Если людям действительно нравятся мои рисунки, то я просто отдаю их. В жизни есть гораздо более серьезные вещи, чем проблема разбогатеть.
Она бросила презрительный взгляд на его плоский кожаный дипломат - ее отец всегда говорил, что, чем тоньше портфель, тем влиятельнее его владелец. Он улыбнулся, ясно поняв ее намек.
- А на что же вы едите? - поинтересовался он обманчиво мягко.
- Отец выделяет мне деньги… - Произнося эту фразу, она вдруг ясно осознала иронию, заключенную в ней. Краска стыда залила ее щеки.
- Ах, как удобно. - В его голосе послышался нескрываемый сарказм. - Вы можете жить за счет своего отца и не беспокоиться о том, что мысли о деньгах могут замарать вашу чистую душу.
- Да… не совсем… я беру не все деньги, - невнятно пролепетала она, злясь на саму себя, но особенно на него за то, что он так смутил ее. Она стала нервно укладывать свои краски и кисти в деревянную коробку.
Его поведение неожиданно изменилось.
- Надеюсь, вы не уходите? - извиняющимся голосом спросил он. - Пожалуйста, не уходите из-за меня. Вы не закончили свою картину.
- Я собираюсь пойти выпить кофе, - резко ответила она, надеясь, что он не заметил, какой эффект оказывало на нее его присутствие.
- Разрешите мне пригласить вас на чашечку кофе, - быстро предложил он.
- Спасибо, не стоит.
Он сухо улыбнулся.
- Вы очень сердитесь на меня - у вас есть все основания. Боюсь, что в ту ночь я вышел из себя, поведение мое назвать джентльменским сложно. Я бы гораздо раньше извинился перед вами, но мне пришлось уехать по делам. Пожалуйста, примите мои извинения.
Она настороженно посмотрела не него. Он казался искренним - она не смогла разглядеть следов насмешки в его глазах. Отвернувшись к этюднику, она передернула хрупким плечом.
- Извинения принимаются, - непочтительно проговорила она. - Не стоит так напрягаться из-за какой-то фигни. Кофе - это уж слишком.
- Мне бы очень хотелось, - настаивал он, не обращая внимания на ее уличный жаргон. Озадаченная, она снова взглянула на него.
- Почему? - прямо поинтересовалась она. Насмешливый огонек зажегся в этих холодных серо-голубых глазах.
- А почему бы и нет? - поддразнивая, воспротивился он. - Я провел полдня на очень утомительных деловых переговорах. Там была толпа старых зануд "в красных кедах", теперь очень приятно было бы расслабиться в обществе хорошенькой девушки.
- И что потом? - хотела спросить она. Требовалось совсем немного воображения, чтобы представить, что у него было на уме. Предупредительный голос рассудка напомнил ей о его ночном приглашении разделить с ним большую пуховую постель в палатке. Для ее же собственной безопасности надо было срочно бежать от него.
И все же… было так соблазнительно воспользоваться возможностью провести с ним хотя бы немного времени. В конце концов, это займет всего полчаса. Ничего страшного за это время не случится.
Пока она в нерешительности раздумывала, он принял ее молчание за знак согласия и взялся за ее этюдник.
- Ладно… хорошо, но это мы с собой не берем, - произнесла она немного неуверенно. - Если я прислоню свои вещи к стене, то владелец киоска присмотрит за ними.
Он кивнул и помог ей пристроить этюдник и рисунки у стены, чтобы не задевали прохожие. Кафе, где она обычно пила кофе, было совсем рядом. Он поднялся вслед за ней по крутым ступенькам, наклоняя голову, чтобы не задеть о низкую дверную притолоку.
Это было обычное шведское кафе, со стенами, отделанными коричневыми деревянными панелями, и простыми пластиковыми столиками. Уже в дверях Марта подумала, что не стоило приглашать его в такое место. Забегаловка была популярна среди молодежи, наводнявшей летом Стокгольм, и контраст между его строгим костюмом и их художественными одеяниями высветил всю разницу между ним и людьми, к которым она принадлежала. Несколько человек, заметив ее, приветственно улыбнулись и помахали руками. Она осторожно взглянула на мужчину рядом с собой.
- Может быть… мы пойдем в другое место? - торопливо предложила она. - Здесь, кажется, слишком много народа.
- По-моему, нет, - возразил он, абсолютно не смущаясь неуместностью своего вида. - Пошли, там есть свободный столик.
Он взял ее за руку и повел в дальний конец зала, подальше от стойки, за которой сидело большинство посетителей, запивая кофе пивом и играя в кости. Обычно она отвергала такую излишнюю заботливость, но от его прикосновения ее охватило такое пламя, что она с трудом могла соображать. Марта обнаружила, что сидит за столиком, который он выбрал, и краем глаза увидела приближавшуюся к ним Элен, студентку из Гетеборга, подрабатывавшую на каникулах официанткой. У Элен был нюх на красивых мужчин, и, конечно, такая мелочь, как аккуратно завязанный на шее шелковый шарф, не могла ее смутить.
- Привет, Map! - Приветствие было теплым, но все внимание девушки было сосредоточено на красивом незнакомце и на том впечатлении, которое производила ее успешная попытка втиснуться в безумно узкие джинсы. - Здрасьте, - промурлыкала она, напрашиваясь, чтобы ее представили.
Марта почувствовала внезапный укол разочарования. Она танцевала с этим мужчиной так близко, что слышала, как бьется его сердце, целовалась с ним, почти соблазнилась заняться с ним любовью, но даже не знала его имени. Он улыбнулся через стол, сразу поняв в чем дело.
- Бьерн, - помог он.
- Ax… да Элен - Бьерн, - представила она их друг другу.
- Очень приятно, Бьерн. Чем могу быть полезна? - Элен изображала внимательную официантку, но по ее улыбке было ясно, что это не единственная услуга, которую она может оказать.
- Два кофе, пожалуйста.
- Со сливками?
- Мне черный, - ответил он. Лишь насмешливый огонек в его глазах подтверждал, что он заметил очевидные заигрывания официантки. Должно быть, он все время с этим сталкивается, сухо подумала Марта. Неудивительно, что он вел себя так самонадеянно. Он откинулся на стуле, рассматривая ее взглядом, от которого девушка приходила в смущение - она не была вполне уверена, что он не смеется над ней.
- Ну что же, Марта, кажется, у вас действительно много друзей в Стокгольме, - легко заметил он.
- Да, наверное.
- Вы давно здесь живете?
- Почти полгода. Мы ходили на яхте вдоль балтийского побережья, но… слишком много людей жаловалось на шум, стоило нам где-нибудь устроить стоянку. Извините за ту ночь, - добавила она, застенчиво улыбаясь. - Иногда мы ведем себя как… дикари.
Он ласково засмеялся.