- Только то, что они могут бесплатно кататься по разным экзотическим местам, в то время как всем остальным приходится за это платить бешеные бабки, - усмехнулась я. - Но я постараюсь справиться со своим возмущением.
- Буду очень признателен.
Пришел лифт. Симон подхватил меня под локоть и ввел внутрь. Каждый нажал кнопку своего этажа. Когда лифт остановился на его этаже, Симон наклонился, поцеловал меня в щеку и пожелал спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - ответила я. Поднявшись на свой этаж, я выскочила и понеслась к себе в каюту. Мне нужно было срочно позвонить. Этот звонок должен был окончательно подтвердить, кем на самом деле является Симон Пурдис.
До сих пор все попытки связаться с Гарольдом Тейтльбаумом, моим шефом, оказывались безуспешны. Но на этот раз я была твердо настроена дозвониться до него во что бы то ни стало - и не за тем, чтобы катить на него бочку по поводу продвижения Лии, а чтобы спросить его о Симоне. Гарольд - старый зубр рекламного бизнеса; в средствах массовой информации, наверное, нет человека, которого он не мог бы похлопать по плечу. Если Симон Пурдис действительно пишет для журнала "Куда глаза глядят", Гарольд должен знать о нем все, кроме девичьей фамилии его матери. Впрочем, ее он, наверное, тоже знает.
Я назвала телефонистке номер моей кредитной карточки, потом домашний телефон Гарольда и принялась ждать, молясь, чтобы он оказался дома. Через несколько секунд он ответил.
- Гарольд! - взволнованно воскликнула я.
- Не желаю об этом слушать, Элен! - с места в карьер зарычал он, видимо, предполагая, что я выдам ему речугу по поводу Лии. Гарольду хорошо известна моя способность выдавать речуги, поэтому он, наверное, и избегал меня. - У меня тут дел выше крыши! Не неделя, а сумасшедший дом!
- Понимаю. Понимаю. Но я не о Лии. По крайней мере не сейчас!
- А о чем? Ты там влюбилась в корабельного Казанову и хочешь сообщить, что уходишь с работы и уезжаешь с ним на Антигуа?
- "Принцесса Очарование" не заходит на Антигуа. - Насчет первой части фразы он оказался прав. - На самом деле я тебе звоню вот зачем. Ты знаешь кого-нибудь из журнала "Куда глаза глядят"?
- Элен, тебе следовало бы подумать, прежде чем задавать такие вопросы. Нет ни одного журналиста из солидных изданий, которого бы я не знал!
- Конечно, Гарольд. Ты самый, самый, самый! Но меня интересует один конкретный журналист.
- Кто?
- Симон Пурдис.
Я затаила дыхание, ожидая, что ответит Гарольд.
- Знаю! Высокий такой, с темной шевелюрой. У него еще была невеста, юристка, которая утонула. Ее смыло с яхты.
Я начала дико хохотать. Признаюсь, весьма странная реакция на сообщение о смерти человека, но я таким образом, видимо, разряжалась, избавляясь от своих страхов, связанных с Симоном. Смеялась я еще и от счастья. Я была счастлива оттого, что человек, в которого я влюбилась, в конце концов оказался не потенциальным наемным убийцей.
- Элен, что с тобой? Ты в порядке? - обеспокоенно произнес Гарольд, слушая мой непрекращающийся смех - за десять долларов в минуту.
- Все прекрасно! - сообщила я. - Наконец-то!
- Слушай, так насчет Лии. Я ее повысил, так как этот ребенок хорошо знает свое дело благодаря тебе, и я думаю…
- Все прекрасно! - перебила я. - И Лия, и повышение, и вообще все!
- Вот в этом я сомневаюсь. Ты что-то на себя не похожа. Больно уж ты расслаблена!
- Я действительно расслабилась, Гарольд. Особенно после разговора с тобой. - Я улыбнулась. - Ну пока, на следующей неделе увидимся!
Я положила трубку, обхватила себя обеими руками и закружилась по каюте, чувствуя полную свободу. Симон меня не обманывал. Он честный, добрый и хороший!
Конечно, на корабле все равно оставался один человек, совсем не такой добрый и хороший - настоящий убийца, - но меня это больше не волновало.
Впервые с тех пор, как мы вышли из Майами, я надеялась, что смогу спать спокойно.
Сняв платье, я уже собралась было повесить его в шкаф на плечики, как вспомнила про конверт, который сунули под дверь каюты Джеки, когда мы ужинали. Я тогда незаметно спрятала его в карман, поскольку не хотелось рассказывать подругам, что произошло между нами с Симоном. Но теперь все разрешилось, слава Богу; он - не мой потенциальный убийца, я - не его цель. Поэтому я с легким сердцем выкинула, не раскрывая, конверт в мусорную корзину.
Да, Симон, наверное, впал в полное отчаяние, пытаясь достучаться до меня этими посланиями, хихикала я, продолжая раздеваться. Могу поспорить, наверняка он там излил всю свою душу, написал, как он ко мне хорошо относится, что-нибудь нежное и душещипательное.
Чем больше я думала об этой записке, тем больше мне хотелось в нее заглянуть. В конце концов я выудила конверт из корзины, вскрыла его, достала фирменный листок бумаги и принялась читать.
Первое, что мне бросилось в глаза, - это почерк, резко отличавшийся от того, которым были написаны предыдущие послания.
Сэм был левшой и писал с левым наклоном, так что его буквы больше всего напоминали неровные каракули, которые очень трудно разобрать. Но тот, кто писал записку, находящуюся у меня в руках, обладал прямо-таки каллиграфическим почерком: все буковки были очень четкими, аккуратными, изящными, особенно заглавные "т" - с красивыми завитками. Да, это каллиграфическое искусство или, во всяком случае, близкое к тому. Не требовало большого труда понять, что автор записки - не Симон.
Во-вторых, меня удивило то, что записка представляла собой детский стишок - или нечто очень похожее на детский стишок. Выглядело это так:
Три Белые Мышки,
Три Белые Мышки
Весело бегут вприпрыжку,
Весело бегут вприпрыжку.
В круиз отправляются бывшие жены,
Отвлечься хотят от забот напряженных.
Только одной не вернуться обратно.
Ах, Белая Мышка, как неприятно!
День шестой
Пятница, 15 февраля
19
- Мне надо с тобой поговорить, - заявила я Симону, когда он ровно в половине восьмого появился на прогулочной палубе для утренней пробежки.
- Значит, мы больше не злимся? Мы теперь издеваемся? - с обидой в голосе откликнулся он.
- Издеваюсь? Почему?
- Потому что во всех записках, которые я тебе посылал, я писал - "мне надо с тобой поговорить".
- К твоим запискам это не имеет никакого отношения, - тяжко вздохнула я. - Это имеет отношение вот к этой записке.
Я вынула из кармана шортов угрожающий детский стишок и протянула Симону.
Прочитав первые строчки, он отвлекся и посмотрел на меня.
- Три Белые Мышки? Это ведь ваше с Джеки и Пэт коллективное прозвище? Вы сами себя так называете?
- Угу. Читай дальше.
Добравшись до строчки "только одной не вернуться обратно", он опять посмотрел на меня.
- Похоже, у кого-то на корабле весьма специфическое чувство юмора. Кто это написал?
- Не знаю, Симон, но кто бы это ни был, он нанят моим бывшим мужем чтобы убить меня - до того, как корабль вернется в Майами.
- Струнка! - Он закатил глаза, точь-в-точь как Джеки, когда той хотелось показать, что я снова все драматизирую. - Тебе следует перестать принимать антиаллергены!
- Я не принимала никаких антиаллергенов! Я это все придумала, чтобы не говорить тебе правду.
- Правду о чем?
- Мне показалось, что именно ты - тот самый убийца, которого нанял Эрик!
Он молча уставился на меня. И смотрел довольно долго. Похоже, он начал сомневаться в моих умственных способностях. Поэтому я решила поторопить события.
- Мне действительно надо с тобой серьезно поговорить, - насколько можно спокойней произнесла я. - Мы не могли бы сегодня пропустить утреннюю пробежку? Пожалуйста!
Он только пожал плечами.
- В твоей каюте или в моей?
- В твоей. В моей, возможно, уже прячется убийца!
- Ну вот. Сейчас я тебе расскажу все с самого начала, - заговорила я, как только мы оказались у Симона. Он сел на кровать. Я принялась ходить по каюте, машинально подбирая разбросанную по полу одежду.
- Я не ждал гостей, - извинился он, явно смущенный моим аккуратизмом, наблюдая за тем, как я складывала и убирала туда-сюда его майки и брюки. - Но знаешь, Струнка, на кораблях такого класса для этого есть стюарды. Может, тебе наняться к ним на работу?
- Может быть. Но ты будешь меня слушать или нет?
- Уже слушаю.
- Хорошо. Во второй вечер нашего круиза, примерно около десяти часов, я заказала из каюты разговор с берегом. С Гарольдом Тейтльбаумом, моим шефом на фирме.
- Потому что ты психанула из-за того, что твою помощницу двинули на повышение без твоего ведома?
- У тебя хорошая память!
- То, что ты говоришь, трудно забыть. Впрочем, может, у тебя просто такая манера.
- Спасибо! - Я восприняла это как комплимент. - Ну и если ты помнишь, в тот вечер был шторм.
- Помню. Нас буквально переваливало с боку на бок.
- Верно. Мой телевизор ничего не показывал, и я сомневалась, будет ли работать телефон. Но все равно решила попробовать дозвониться до Гарольда. Случайно получилось так, что я врубилась в разговор между двумя совершенно незнакомыми мне людьми, причем один говорил отсюда, с корабля, а другой - с берега. По крайней мере мне так показалось.
- Ты поняла, о чем они говорят?
- Слушай внимательно. Во-первых, голоса были явно мужские. Они звучали нечетко из-за плохой связи. Помехи мешали разговору, до меня доносились одни обрывки фраз. Но чем больше они говорили, тем яснее мне становилось, что человек на корабле нанят тем, кто остался на берегу, для убийства его собственной бывшей жены, которая находится здесь, на борту!
- Поясни, пожалуйста!
- Двое мужчин договаривались об убийстве, Симон. Тот, кто говорил с берега, хотел, чтобы находившийся на корабле убил его бывшую жену - пассажирку "Принцессы Очарование" - и сделал это раньше, чем корабль вернется в Майами.
- Невероятно! - воскликнул Симон, поправил очки и посмотрел на меня более внимательно. - Что ты предприняла?
- Сначала я позвонила пассажирскому помощнику сказать, что произошла путаница на линии. Потом отправилась непосредственно к капитану Солбергу. И сообщила ему, что одной из пассажирок его корабля угрожает смертельная опасность.
- И что он ответил?
- Он ответил, что мне следует принимать успокоительное.
- Нет, серьезно. Как он отреагировал?
- Я серьезно! Разговор с этим парнем оказался пустой тратой времени. Я объяснила, что на его корабле в любую минуту может произойти преступление, а он сказал, что ничего не может сделать до тех пор, пока оно действительно не произойдет. А потом предложил пойти поиграть в бинго.
- О Господи! Теперь мне понятен его вопрос об убийцах, который он задал тогда, на капитанском коктейле. Вероятно, он не поверил ни одному твоему слову.
- Так же, как и полиция в Пуэрто-Рико. Но ты-то мне веришь, Симон?
- Разумеется! Единственное, что я никак не могу понять, почему ты сразу же предположила, что именно Эрик и я являемся теми самыми заговорщиками и что убить собираются именно тебя?
- Стыдно признаться, но у меня есть тенденция автоматически переносить на себя многие вещи, особенно когда речь идет о моем здоровье и благополучии. У меня такой пунктик. Весьма незначительный пунктик, мне кажется. - Мне казалось очень важным быть с Симоном предельно искренней, но в то же время мне очень не хотелось его напугать, чтобы он не дал деру.
- Этим объясняется только то, что ты вообразила себя целью заговора. Но этим нельзя объяснить, почему ты меня вообразила убийцей. Разве я тебе чем-нибудь угрожал?
- Нет, ты за мной только ухаживал.
- Ну, теперь все кристально ясно! - саркастически бросил он.
- Ты за мной ухаживал, старался оказаться со мной наедине, - настаивала я. - Но в тот момент, когда я обнаружила такой незначительный факт, что Сэм Пек на самом деле является Симоном Пурдисом, я окончательно решила, что ты и есть наемный убийца. Я подумала: этот парень путешествует под чужим именем и проводит со мной много времени. Я сложила два плюс два и у меня все сошлось: ты виноват!
- Я бы не смог из этого вынести столь однозначный вердикт.
- Потому что ты привык пользоваться псевдонимами. И ты знаешь, зачем ты это делаешь. Но я-то понятия не имела, что ты работаешь для туристического журнала, соображаешь? Я ведь была просто бедной, ни о чем не подозревающей дурочкой, которая влюбилась в тебя с первого вечера!
Последняя фраза сорвалась у меня с языка прежде, чем я поняла, что говорю. От смущения я готова была натянуть на голову зеленую майку Симона, которую в этот момент подняла с пола и собиралась уложить в шкаф.
Да, конечно, в тот вечер прерванного любовного свидания, закончившийся моим спешным бегством из каюты, я сказала, что люблю его. Но на сей раз это прозвучало скорее не как признание, а как сердитый упрек. То есть я откровенно открыла ему свою душу. Даже раньше, чем мы обменялись адресами и домашними телефонами!
Он притянул меня к себе на кровать и крепко поцеловал. Это был долгий, страстный поцелуй, и хотя я искренне им наслаждалась, но так и не поняла, следует ли воспринимать его как "Я тоже тебя люблю" или просто как знак примирения.
- Давай рассказывай дальше, - сказал он после того, как мы разъединились.
- Рассказываю, - согласилась я, пытаясь сосредоточиться. - Поскольку я обнаружила, что ты действительно журналист, пишущий о путешествиях, а не наемный убийца, я решила, что угроза нависла над какой-то другой бывшей женой, отправившейся в этот круиз. Но потом появилась эта записка.
Я достала листок и снова перечитала стишок, качая головой от ярости и недоумения.
- Я тебе объясняю, Симон, - сердито продолжила я. - Если Эрик уже дошел до того, что хочет от меня избавиться в тот момент, когда у меня появилась неделя отдыха, он…
- Уй-ю-юй! А почему ты уверена, что это дело рук Эрика?
- У меня только один бывший муж!
- Нет, я о другом. Почему ты уверена, что именно о тебе идет речь в этом стишке?
- Потому что конверт был адресован… - Я запнулась, сообразив, что конверт-то был подсунут под дверь каюты Джеки, а значит…
Когда я начала пересказывать этот эпизод Симону, мой голос дрожал, а ладони покрылись холодным потом. Господи, Боже мой! Ситуация начала проясняться и становиться все более угрожающей.
- Так, значит, наемный убийца охотится за Джеки! Этот грязный Питер хочет ее убить! У меня было какое-то предчувствие, что он…
- Не так быстро, - прервал меня Симон. - Ваш стюард знал, что вы втроем собрались на вечеринку у Джеки. Вы не делали из этого тайны. Более чем вероятно, что человек, написавший стишок, тоже мог об этом узнать, особенно если ему это было необходимо. Но он мог адресовать стишок любой из вас. На конверте ведь не было указано, кому именно?
- Нет.
- Стало быть, мы не можем судить наверняка, за кем из вас троих он охотится. Наверняка можно сказать только одно: это одна из вас.
Я упала Симону на грудь, повалив его на кровать и, не исключено, сбив ему дыхание.
- Может, пора сообщить об этом Джеки и Пэт? - спросила я. - Я им еще ни о чем не говорила. Джеки только-только выбралась из этого проклятого лазарета и пяти минут не понаслаждалась нормальным отдыхом. А Пэт? Не представляю, как она выдержит новость о том, что ее великолепный Билл, вероятно, хочет ее смерти? Она всерьез надеется, что они в один прекрасный день снова будут вместе. Она страшно боится насилия и даже разговоров об этом. Она говорила, что хочет установить у себя на телевизоре специальный блокиратор. Конечно, она назвала его локатором.
Симон покачал головой, явно погруженный в размышления о том, как выбраться из этой ситуации. Не показалось ли мне, что в глазах его промелькнул страх? За меня. За нас.
Мы сели.
- Ну ладно, - начала я. - Не надо паники. Ты единственный на корабле, кто знает всю эту историю и верит в нее. Единственный, на кого я могу сейчас положиться. Ты можешь помочь спасти жизнь Джеки. Или Пэт. Или, не дай Бог, даже мою.
Я прекрасно понимала, что делаю. Я обращалась к человеку, который два года прожил с мучительной мыслью о том, что оказался не в силах спасти жизнь своей невесты. Я обращалась к человеку, душу которого терзало непреходящее чувство вины за то, что он выжил, который считал себя преступником из-за того, что не смог спасти женщину. Вот этого человека я решила сделать участником новой спасательной операции. Ключевое слово здесь - "участник". Я нуждалась в нем для того, чтобы разделить с ним свою ношу, а не взвалить ее на него. Мне хотелось все делать вместе с ним, потому что я любила его. И - сознавал он это или нет, готов был признать это или нет - он тоже меня любил.
- Учти, в этом деле мы будем партнерами, - сказала я, уточняя позицию, чтобы он себя чувствовал более комфортно. - Мы будем помогать друг другу раскрыть этот заговор с целью убийства. Я не собираюсь полностью перекладывать все это на твои плечи и не хочу, чтобы ты один нес за это ответственность.
- Но я действительно уже несу за это ответственность! - заявил Симон, демонстрируя тот характерный тип мужского поведения, от которого я только что пыталась его избавить. Почему все-таки мужчины не в состоянии понять - если мы способны уважать их интересы, это еще не значит, что мы требуем, чтобы они спасали нас денно и нощно? Что заниматься спасением - отнюдь не их исключительное право, полученное от рождения?
- Симон, я…
- Послушай меня, Струнка. Ты очень увлекательно и интересно рассказала всю эту историю. Почти как анекдот за обеденным столом. Но мы с тобой знаем, что парень, который написал записку, действительно существует. И он не шутит. Я не хочу, чтобы в этом круизе с тобой что-нибудь случилось, понятно?
Я изо всех сил обняла его.
- Ничего со мной в этом круизе не случится, - решительно заявила я. - С чего бы? Ведь со мной - самый знаменитый журналист, специалист по путешествиям!
- Самый знаменитый, черт бы его побрал! - скривился Симон. - Когда я сказал тебе мое настоящее имя, оказалось, что ты его даже не слышала!
- Согласна, - призналась я. - Ты знаешь, у меня по жизни вообще очень избирательное мышление. Если что-то или кто-то меня особо не интересует, я просто не обращаю на это внимания. До того как отправиться в эту поездку, я просто не сознавала серьезность этой проблемы. Это называется "туннельным мышлением".
- А сейчас?
- Сейчас я поняла, что ограниченность моего взгляда на мир гораздо больше вредила мне, чем помогала. Особенно в частной жизни.
Господи, что я несу, прекрати немедленно, одернула я себя, чувствуя, что фраза прозвучала, как у лежащего на смертном одре.
- Например, у меня есть отец, с которым я отказалась разговаривать еще подростком, и сводная сестра, которую я никогда не видела. Я вычеркнула их из своей жизни, сделала вид, что их просто не существует. Но как знать? Может, если я сойду с борта этого корабля в целости и сохранности, мне удастся и выйти из туннеля!