- Я знаю, дочка! Будь осторожна. Отвернись от нее.
Марими нервно окинула взглядом шумное поселение, от которого в ночной воздух поднимался дым пятисот костров. Ее летний дом находился в высокой степи, где самым распространенным растением была полынь, но здесь в горах росли сосны и можжевельник, и это покрытое листвой скопление духов испугало бы Марими, если бы она и ее народ не находились под защитой круга. Ночью семьи лежали на меховых одеялах, испуганно прислушиваясь к голосам призраков, стенавших среди деревьев, и надеясь, что талисманы, развешанные вокруг лагеря, обладали достаточной силой, чтобы не пустить духов внутрь. Поэтому никто не скупился на подношения шаману: если у клана был могущественный шаман, это означало, что люди находятся под защитой богов. Все помнили чудовищную судьбу клана Совы, чей шаман сорвался в пропасть, оставив тридцать шесть семей без посредника, который мог представлять их в мире духов и общаться с богами от их имени. Луна не успела завершить свой цикл, как мужчины, женщины и дети заболели и умерли и в клане Совы никого не осталось.
Страх окутывал ее, и Марими заставила себя сосредоточиться на люльке для ребенка. Но теперь ее пальцы двигались с трудом и без былой грации, и, к своему ужасу, она поняла, что магия, которую она чувствовала в ночи, совсем не обязательно должна быть хорошей…
Не сводя глаз с Марими, сидевшей на противоположной стороне круга, Опака вспоминала времена, когда она сама была такой же красавицей. Восседая на бизоньей шкуре в окружении еды, бус и перьев, которые приносили люди, искавшие расположения и благословения богов, Опака с горечью думала, что округлое лицо Марими, ее смеющиеся глаза, чувственный рот и волосы, похожие на черный блестящий водопад, привлекавшие внимание не только молодого охотника, женившегося на ней, когда-то были и у Опаки, до того как она потеряла привлекательность от старости и из-за бесконечных путешествий духа отдельно от тела. Теперь Опака была скрюченной, седой и беззубой.
Но не за это она ненавидела девушку.
Яд заструился по старым жилам Опаки шесть зим назад, во время Сезона Без Кедровых Орехов, когда семьи пришли в лес и увидели, что шишки уже попадали и гниют на земле. Когда они поняли, что боги слишком рано начали сезон и теперь им придется голодать, поднялся великий вой и шаманы скрылись в божественных хижинах, где жгли священный огонь, жевали и глотали семена дурмана, бредили, пели и молились, дабы узреть ниспосланные богами видения, которые укажут людям, где можно найти кедровые орехи. Но боги оставались глухи к молитвам шаманов, и теперь ужасный голод угрожал народу топаа.
И тогда к Опаке пришла мать Марими и поведала ей удивительную историю.
Ее дочь, девяти лет от роду, пала жертвой жуткой болезни, наполнившей болью голову, ослепившей и оглушившей ее. Мать омывала голову ребенка холодной водой и держала девочку в тени деревьев, а когда недуг отступил, Марими рассказала матери о сосновом лесе на другой стороне реки. Это всего лишь сон, ответила ей мать, вызванный голодом и странным заболеванием головы. И она предостерегла дочь, чтобы та сохранила в тайне свое видение, потому что это было привилегией Опаки - говорить клану, где искать еду. Но Марими упорно стояла на своем - она видела рощу сосновых деревьев, на земле за пределами территории топаа, где никто не обитал и не было стоянок предков, поэтому путешествие за росшими там в изобилии кедровыми орехами не подпадало под запреты племени.
И когда шаманы вышли из хижины и сказали, что в этом сезоне не будет кедровых орехов и не будет охоты на кроликов, которых никто не видел в лесу, и что боги отвернулись от людей, мать Марими решила обратиться к Опаке за советом. Роща, как сказал ребенок, находилась в направлении восходящего солнца, на вершине плодородной горы.
Но Опака ответила, что земли, о которых она говорила, располагались за границами территории племени. Людям запрещалось туда ходить. Однако ребенок продолжал настаивать на обратном. Дух в ее сне сказал ей об этом. Приказав женщине больше ни с кем не говорить на эту тему, Опака тайно отправилась в поход и, конечно, нашла лес, полный кедровых орехов. Вернувшись в лагерь, она закрылась в шаманской божественной хижине, чтобы побывать в мире духов, и, выйдя наружу, объявила, что боги ниспослали ей видение о месте, изобилующем кедровыми орехами, месте, на котором не было стоянок чужих предков.
Племя выбрало четырех молодых людей, которым вручили копья и велели идти к солнцу. Но если они собьются с пути и забредут на запретные земли, то возвращаться они уже не должны.
Пока они отсутствовали, люди плясали и питались пчелиным медом и кедровыми орехами, которые удалось собрать из гнилья. И когда охотники вернулись, то принесли с собой весть о богатой роще на другой стороне реки, где никто не жил и не было стоянок предков.
Сезон Без Кедровых Орехов оказался хорошим сезоном, и позже его обсуждали на каждом собрании и у каждого костра. Племя вволю попировало и вернулось к своим летним домам с корзинами, до верха наполненными орехами. О девочке никто не упоминал. Видения приписывали шаманам, которые могли говорить с богами, что подтверждало власть шаманов и могущество Опаки.
С тех пор Опака следила за девочкой, отмечая случаи, когда Марими испытывала головные боли и в бреду ей являлись видения. После того как девочка стала взрослой и выиграла состязание в беге во время обряда достижения половой зрелости два лета назад - победа, которая даровала ей уважение в глазах племени и которую Опака готовила для внучки своей сестры (у самой шаманки не было внуков), - Опака усилила бдительность. Когда девушки вышли после заключительного обряда, проведенного в церемониальной хижине, где их посещали видения, и каждая сказала, что ее духом-проводником была гремучая змея - змея считалась мужским символом и означала удачу для дев, собиравшихся иметь большое потомство, - Марими вопреки традициям заявила, что ее духом-проводником был ворон.
Но больше всего Опаку тревожило то, что девушка могла видеть духов, не прибегая к помощи семян дурмана, которые всегда использовали шаманы. Что случилось бы с общественным устройством племени, если бы каждый умел разговаривать с богами? Хаос, жестокость и беззаконие. Только избранные, посвященные в тайные обряды шаманов имели право общаться с потусторонним миром. Только так сохранялось равновесие во вселенной и поддерживался порядок. Опака видела в девушке угрозу для будущего племени. Особенно теперь, когда она беременна и вскоре должна получить новый статус - матери.
Привилегия, которую Опака так и не познала.
Будучи избранной еще в младенческом возрасте, она была лишена материнской заботы и оставлена на попечение одинокой шаманке клана; Опака росла и обучалась у старой женщины всему таинственному и загадочному, врачеванию и тому, как разговаривать с богами. То было время тяжелых испытаний, проходили месяцы одиночества и самопожертвования, пока она воспитывалась, преодолевая невзгоды, не видя любви, и готовилась думать не о себе, а о племени, прожить незамужнюю жизнь, без детей и до самой смерти остаться старой девой. Опака не могла понять чувство зависти, потому что была самой богатой и влиятельной фигурой клана, чему же ей завидовать? Ревность тоже была ей не знакома, и поэтому она не осознавала, когда чувствовала ее. А еще Опака не поверила бы, если бы ей сказали, что она будет бояться простой девушки. Люди, напрямую общающиеся с богами, лишены человеческих слабостей. И так, гоня от себя прочь переполнявшие ее гнев и горечь, боясь, что однажды Марими оспорит ее право на божественную силу, Опака внушила себе, что подлость, которую она приготовила для девушки, на благо племени.
Подошли молодые незамужние девушки - подруги Марими - и смеясь сказали ей, чтобы она не простыла сегодня, когда в их хижины будет задувать зимний ветер. Они согревались мехами и шкурами, тогда как у счастливой Марими было тепло мужчины.
- Нам прийти и спасти тебя, - спросила девушка, которая скоро должна была выйти замуж за охотника из клана Сокола, - если услышим твои крики?
- А что, если закричит он? - поддразнивала другая. - Может, тогда нам следует прибежать и забрать твоего мужа?
Марими, смутившись, засмеялась и назвала своих подруг глупыми девчонками, но ей было приятно такое внимание, и она с нетерпением ждала, когда с наступлением ночи муж заключит ее в объятия.
Только она хотела предложить подругам корзинку с ягодами, которые собрала днем, как в круг, крича и расталкивая танцоров, внезапно ворвалась женщина, у нее на руках лежал ребенок без сознания. Она бросилась в ноги Опаке, умоляя шаманку спасти ее сына.
Над поселением воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костров и криками малышей в дальних хижинах.
Марими узнала мальчика. Его звали Пайят из клана Горного Льва, его второй семьей были Люди Красного Каньона, первой семьей - Жители Соленой Равнины. В полном молчании Опака медленно поднялась со своего места и подошла к мальчику, стонавшему от боли. Она дотронулась до него, положила ладонь ему на лоб, закрыла глаза и держала руки ладонями вниз над его корчившимся телом. И все это время бормотала магические слова, которых никто не понимал.
Наконец она открыла глаза, выпрямилась, насколько могла, и объявила, что мальчик нарушил табу и теперь в него вселился злой дух.
Общий вздох прошелестел над толпой. Люди нервно переминались с ноги на ногу, некоторые даже отошли подальше. Женщины, готовившиеся к зачатию, и кормящие матери поспешили укрыться в своих жилищах, а мужчины взяли в руки копья. Человека, одержимого злым духом, боялись все, ибо дух мог в любой момент вырваться из него и войти в тело первого встречного.
Опака нарекла мальчика Неприкасаемым, сказав, что он уже покойник и боги ему не помогут, потом отошла посовещаться с вождем по поводу его дальнейшей судьбы - его нельзя было оставлять среди народа. Тем временем Марими осторожно пробралась к месту происшествия.
Мать Пайята склонилась над ним, рыдая и моля злого духа покинуть его тело. Двум охотникам было приказано оттащить ее от мальчика, потому что Опака запретила прикасаться к нему. Пока всеобщее внимание было приковано к бившейся в истерике женщине, Марими сделала еще пару шагов, желая узнать, в чем дело. Она понимала, что ей следовало держаться в стороне, потому что она беременна и не должна приближаться к человеку, объявленному Неприкасаемым, но она еще никогда раньше не видела людей, одержимых злыми духами. Однако перед ней лежал обыкновенный маленький мальчик, который корчился от боли и был ужасно бледен. Какое преступление он совершил, недоумевала она, что прогневал злых духов?
И тут Марими заметила одну вещь, ускользнувшую от взглядов остальных, - в руках мальчика были зажаты смятые желтые цветки. И вдруг она догадалась: ребенок съел листья лютика. Вот как злой дух вселился в Пайята! Все знали, что в лютиках обитали злые духи и что если их съесть, то заболеешь и умрешь. "Если листья остались у него в животе, - внезапно подумала Марими, то возможно ли изгнать духа?"
Отбросив все сомнения, она подбежала к мальчику, быстро подняла его, перевернула и засунула палец ему в горло. Его сразу же стошнило.
Наблюдатели принялись вопить, увидев поток зеленой жидкости, хлынувшей изо рта Пайята, и, когда она собралась в лужу на земле, все воскликнули, что она приняла очертания зверя. Злой дух покинул тело мальчика!
Мужчины быстро забросали зеленого дьявола золой, уничтожив его, пока он не успел найти себе другую жертву.
Марими нежно положила мальчика на землю, он застонал и позвал мать. Женщина схватила Пайята на руки, смеясь и плача одновременно, и крепко прижала его к груди, а зрители перешептывались и толковали о чуде. На их памяти подобных случаев не было. Они по-новому смотрели на Марими, некоторые с восхищением, другие - с недоумением, а кто-то и с опаской.
Когда Пайят прокашлялся и открыл глаза и все увидели, что на его лицо постепенно возвращался румянец, поднялся настоящий гвалт и у каждого на устах было имя Марими.
- Тихо! - внезапно крикнула Опака, подняв свою шаманскую палку, украшенную перьями и бусами.
Толпа отступила. Взоры людей устремились на седовласую старуху, которая, хоть и была невысокой и хрупкой, обладала огромной властью. Все замолчали, и в этот жуткий момент члены племени поняли, что стали свидетелями самого серьезного проступка, какой только мог совершить топаа: девушка ослушалась указаний шамана.
Шаманы всех кланов собрались в божественной хижине, из которой через отверстие в крыше поднимался священный дым. Уныние витало над поселением. Марими испуганно рыдала, уткнувшись в колени матери, ее молодой муж рассерженно ходил перед жилищем, - все ждали решения.
Когда шаманы вышли наружу, Опака торжественным голосом объявила Марими и мальчика изгоями. Они стали мертвецами.
- Нет! - вскричала Марими. - Мы не сделали ничего плохого!
Муж Марими плюнул на нее и отвернулся.
Она бросилась к ногам матери, моля ее о помощи. Но мать повернулась к ней спиной, запела поминальную песнь и плакала пять дней и ночей.
Во время церемонии изгнания, когда племя встало в круг, повернувшись спинами к Марими с мальчиком, Опака отняла у них имена, одежду и пожитки. У них не осталось ни копья, чтобы добыть пишу, ни корзины, чтобы нести семена, ни меха, чтобы укрыться от холода. Став призраками в телесной оболочке, они должны были жить за пределами лагеря и круга и надеяться лишь на себя, теперь их судьбы были в руках богов.
* * *
Они умирали.
Прижавшись друг к другу на краю поселения, не пересекая границу, отмеченную талисманами Опаки и таинственными символами, которые она вырезала на стволах деревьев, Марими и мальчик с апатией наблюдали за плясками на поляне, женщинами, занимавшимися плетением корзин, и игравшими мужчинами. Первая и вторая семьи Марими и Пайята оплакивали своих родственников. Они остригли волосы, вымазали грязью лицо и грудь и не притрагивались к мясу в течение полного цикла луны. Всем теткам и двоюродным сестрам было запрещено плести, мужчин не пускали на танцы, а братьев Пайята и овдовевшего мужа Марими на целый месяц лишили права ходить на охоту. Никому нельзя было вступать в половые сношения, есть вместе с членами других семей и пересекать тень Опаки или других шаманов.
Семь ночей изгнанники боролись за выживание. Их животы уже крутило от голода, когда Марими и мальчику удалось найти место для ночлега - яму, которую Марими выстелила листьями. Она прижала Пайята к себе, чтобы согреть его, но они оба дрожали всю ночь, и малыш плакал во сне. В ту первую ночь Марими смотрела на звезды, чувствуя, как странное оцепенение сковывает ее руки и ноги. Она боялась не собственной смерти, а участи, которая ждала ее еще не родившегося ребенка. Она положила ладони на живот и ощутила под ними трепет новой жизни. Где ей найти еды, чтобы прокормить себя и ребенка? Если Марими ежится от холода, то каково ее младенцу? И когда наступит весна, не родится ли он мертвым из-за проклятия, наложенного Опакой?
Без юбки из оленьей шкуры и кроличьей накидки, без тепла костра и меховых одеял, оставшихся в хижине, Марими оказалась во власти таких холодов, которых раньше даже не могла себе представить. Ее пальцы онемели, а кровь словно замерзла в жилах. Она никогда так не дрожала, как сейчас, прижимаясь к маленькому Пайяту, у которого слезы замерзали на лице, пока он плакал и звал свою мать.
Марими не знала, что хуже - холод или охвативший их страх.
Каждое утро с восходом солнца шаманы кланов произносили заклинания, разжигали костер, посылая к небу священный дым, и разбрасывали семена на четыре стороны, чтобы задобрить богов, выказать уважение и благодарность. Могущественные талисманы, освященные шаманами, висели у входа в семейные жилища, отгоняя зло и болезни. Хижины строили в форме круга, самого священного из символов, располагая их по кругу вокруг круглой площадки для танцев. Все поселение из пятисот семей, насколько мог видеть глаз, образовывало круг, и безопасность хранилась в этом круге.
Но Марими и мальчика изгнали за границу круга, их бросили наедине с враждебной и опасной природой, где уже не действовала магия шаманов.
В этой загадочной и пугающей местности повсюду бродили призраки - они обитали в суглинистой земле и зловещих тенях, скрывались в ежевике и шиповнике, жили над их головами в ветвях деревьев, готовые в любой момент спуститься и завладеть их телами. Раньше Марими не бывала в лесу одна, они ходили сюда всей семьей, а возглавлял шествие шаман, отгонявший духов трещотками и священным дымом. Но теперь, в одиночестве и без защиты круга, она оказалась в страшном месте, где со всех сторон слышался шепот и шуршание призраков, они проносились мимо нее, дразня, насмехаясь и угрожая.
Хуже всего было то, что они с мальчиком лишились возможности слушать истории. Именно сказки, рассказываемые у костра, связывали членов племени. Мифы и поверья, звучавшие в ночи, соединяли прошлые поколения с нынешними, и так было с самого начала времен. Отец Марими, как и все отцы топаа, передавал им истории, услышанные у костра своего отца, который узнал их от предыдущих отцов, те от своих, и так до самого первого отца, рассказавшего самую первую историю. Но Марими и Пайят были отлучены от преданий, и, следовательно, от кланов и семей, и не могли вернуться в объятия племени. Они бродили на краю поселения, питаясь ягодами можжевельника и кедровыми орехами, которые проглядели собиратели. Но этого было мало, поэтому Марими и мальчик ослабли от голода. Дни сменялись ночами, и вскоре у них не осталось сил, чтобы искать ягоды. Марими понимала, что настал момент, когда они с Пайятом должны встретить смерть, и не было шамана, которого они могли бы попросить о помощи богов.
Она смотрела на луну сквозь ветви. Это было запрещено, ибо являлось привилегией шамана. В клане любили рассказывать о родственнике, который так долго пялился на луну, что был наказан и забился в судорогах, пуская пену изо рта и суча ногами по земле. Но луна бывала и щедрой. Когда старшая сестра Тики не могла забеременеть, она поднесла редкие перья пустельги в дар Опаке, которая пошла в свою божественную хижину и попросила луну даровать женщине ребенка. Следующей весной у сестры родился мальчик.
Марими знала, что надо отвести взгляд, но не могла этого сделать. Ее душа напоминала последний уголек среди остывшей золы; обессилев от голода, девушка перестала бояться и думать о запретах. Лежа в небольшой яме, рядом со свернувшимся калачиком исхудавшим Пайятом, Марими созерцала сияющий круг на небе. Ее дыхание замедлилось, сердце трепетало под ребрами. Мысли сами собой обратились в слова, и, почти не осознавая этого, она прошептала:
- Преступление совершила я. Мальчик не виноват, так же как и дитя в моей утробе. Накажи только меня и позволь им выжить. Если ты сделаешь это, то я выполню все, о чем ты меня попросишь.