С той ночи, когда мы пытались написать год нашего выпуска на коровнике, прошло четыре дня, а наша компания все никак не может успокоиться. Вот, например, сейчас мы уже наверное, раз в двадцатый обсуждаем, что случилось после того, как приехали копы и всех, кроме меня и Себастьяна, разогнали. Сначала вернулась Лали и спасла нас. Затем, подъехали Мышь и Уолт, но к тому моменту мы уже ушли, забрав с собой лестницу, поэтому они решили, что все в порядке, и отправились по домам. Но по-настоящему смешно было в понедельник, когда мы пришли в школу: стоило кому-то из нас выглянуть в окно и увидеть цифры 198 и большое красное пятно, как он начинал смеяться так, будто вот-вот лопнет.
Тем утром на собрании Синтия Вианде затронула вопрос произошедшего и официально заявила, что вандализм не остался незамеченным и что злоумышленникам, если их, поймают, будет предъявлено обвинение. На что мы зафыркали, как котята. Все, за исключением Питера.
- Неужели копы могут быть такими кретинами? - продолжает он спрашивать нас снова и снова. - Они же там были и видели нас.
- И что же они видели? Кучку ребят, стоящих около старого коровника?
- Этот Питер - беее, - говорит мне Лали немного позже. - Он такой параноик. Что, черт возьми, он там делал?
- Я думаю, ему нравится Мэгги.
- Но Мэгги встречается с Уолтом.
- Я знаю.
- Так что, получается, она встречается с ними обоими? Разве это нормально - гулять с двумя парнями одновременно?
- Послушай. - Питер догоняет меня в коридоре. - Я не уверен, что мы можем доверять Себастьяну. Что, если он нас сдаст?
- Не переживай. Он последний человек, то может это сделать.
После того поцелуя одно упоминание имени Себастьяна стало для меня невыносимым, теперь его образ невидимой тенью повсюду следует за мной: в душе он подает мне шампунь, его лицо всплывает между строк в моих тетрадях. В воскресенье Мэгги, Уолт и я ездили на блошиный рынок, и, роясь в корзинах с футболками шестидесятых годов, я постоянно думала, какая из них понравилась бы Себастьяну.
Конечно, он позвонит.
Но он все не звонил.
Прошла неделя, наступило утро субботы, и мне нужно было собираться ехать на собеседование в Брауновский университет. В полном недоумении я смотрела на одежду, которую разложила на кровати, чтобы затем упаковать ее в маленький чемоданчик. Вещи напоминали бессвязные мысли тысяч незнакомцев: о чем я думала, когда покупала этот расшитый бисером свитер из пяти десятых? Или эту розовую бандану? Или зеленые леггинсы в желтую полоску? Мне нечего надеть на собеседование. Как я могу выглядеть нормально во всей э той разношерстной одежде? А что значит быть нормальной? Просто быть собой? Но кто я?
Что, если он позвонит, когда меня не будет? Почему он еще не позвонил? Может, с ним что-то случилось? Что, например? Я видела его каждый день в школе, и с ним все было в порядке.
- Кэрри? - зовет меня отец. - Ты готова?
- Практически. - Я кладу в чемодан клетчатую юбку, свитер с блестками, широкий ремень и напоследок кидаю старый платок "Эрмес", который принадлежал еще моей матери. Она купила его несколько лет назад, когда они с отцом ездили в Париж.
- Кэрри?
- Иду-иду.
Я спускаюсь по ступенькам.
Мой отец всегда нервничает, когда мы куда-нибудь едем. Он тщательно изучает карты, рассчитывает время и расстояние. Ему нравятся неизвестные данные только в уравнениях, в жизни же все должно быть определенно. Я в который раз напоминаю ему, что это не такая уж дальняя поездка. Его альма-матер, Университет Брауна, всего в сорока пяти минутах езды. Но он все равно волнуется: отвозит машину на мойку, снимает со счета наличные деньги, проверяет, на месте ли расческа. Доррит закатывает глаза:
- Ты уезжаешь меньше чем на двадцать четыре часа!
Всю дорогу идет дождь. Я смотрю по сторожам: листья уже готовы покинуть ветви деревьев, а птичьи стаи отправляются на зимовку на юг.
- Кэрри, - говорит отец, - не обращай внимания на всякую ерунду. И не переживай ты так сильно.
Он часто чувствует, что со мной что-то не так, хотя и не догадывается, в чем именно дело.
- Я стараюсь, пап.
- Потому что если ты так сильно волнуешься, - продолжает он, воодушевляясь одной из своих любимых тем, - ты дважды оказываешься в проигрыше. Во-первых, ты страдаешь из-за того, что уже произошло, но в то же время ты упускаешь то, что происходит в настоящем. Это жизнь, и не все в нашей власти. Мы… мы не можем ее контролировать.
Но мы должны. Должен быть какой-то закон, по которому, если мальчик целует девочку, он должен позвонить ей в течение трех дней.
- Другими словами, старина, жизнь, она такая: мучаешься, а потом все равно умираешь. - Я говорю это так, что мой папа смеется. К сожалению, я слышу, как на заднем сиденье вместе с нами смеется Себастьян.
- Кэрри Брэдшоу, правильно? - Парень по имени Джордж в одной руке держит мои документы, а другой пожимает мне руку. - А вы, сэр, должно быть, мистер Брэдшоу.
- Совершенно точно, - говорит мой отец. - Выпуск 1958-го.
Джордж оценивающе смотрит на меня.
- Вы нервничаете?
- Немного.
- Не стоит. - Он ободряюще улыбается. - Профессор Хоукинс - один из лучших. Он доктор наук по английской литературе и физике. Я читал в вашем заявлении, что вам интересно заниматься наукой и писать рассказы. Здесь, в Брауне, вы можете научиться и тому, и другому. - Он немного краснеет, как будто понимает, что ведет себя, как продавец на рынке, расхваливающий свой товар, и неожиданно добавляет: - Кроме всего прочего, вы выглядите превосходно.
- Спасибо, - бормочу я, чувствуя себя, как ягненок перед забоем. Но затем я вдруг понимаю, что веду себя глупо и излишне все драматизирую. Джордж прав: в Брауне все идеально от очаровательных зданий кампуса Пемброк-Колледжа из красного кирпича до Колледжа Грин, заросшего пышным вязом, который до сих пор не скинул листву, и роскошного здания с колоннами, где располагается библиотека Джона Картера, остается добавить себя на эту картинку с открытки.
Тем временем все идет своим чередом. Сначала собеседование в офисе профессора, где царит творческий беспорядок. "Какие у вас цели, мисс Брэдшоу?" - "Я хотела бы как-то повлиять на общество, сделать что-то значимое". Затем экскурсия по кампусу химическим лабораториям, компьютерному классу, дортуару первокурсников и, наконец, ужин с Джорджем на Тайер-стрит. Я чувствую себя, как бумажная кукла, которую переставляют в разные места и которая так измотана, что в любой момент может порваться. Во время ужина Джордж упоминает, что в "Эйвоне" сегодня выступает рок-группа, и я чувствую, что не могу отказаться, даже несмотря на то что вместо вечеринки предпочла бы лежать в гостиничном номере и думать о Себастьяне.
- Сходи, - настаивает отец. Он уже поведал мне, что был бы рад, если бы Джордж пригласил меня на свидание, потому что он интеллигентный и у него хорошие манеры.
- Тебе понравится Браун, - говорит Джордж, переходя на "ты", когда мы сидим в его машине. Он водит СААБ, достаточно мощный, недешевый европейский автомобиль. Если бы моим сердцем и мыслями не владел Себастьян, я, наверное, нашла бы Джорджа привлекательным.
- Почему ты так сильно любишь Браун? - спрашиваю я.
- Я вырос в Нью-Йорк-Сити, и Браун стал для меня своего рода побегом из тюрьмы. Здесь у меня появилась масса возможностей для самореализации. Например, в Брауне есть отличная интернатура, и благодаря ей летом я поеду в Сити, чтобы работать в "Нью-Йорк Таймс".
Неожиданно Джордж открывается для меня с новой, более интересной стороны.
- Я всегда хотела жить в Сити, - говорю я.
- Это лучшее место в мире. Но сейчас мне комфортнее в Брауне. - Он нерешительно улыбается. - Мне нужно было разобраться в себе, и университет мне в этом помог.
- А каким ты был раньше?
- Зацикленным, - говорит Джордж и усмехается. - А как насчет тебя?
- О, я тоже немного зацикленная, - говорю я, думая о Себастьяне. Но когда мы останавливаемся около клуба, я торжественно обещаю себе выкинуть Себастьяна из своих мыслей. Снаружи за маленькими французскими столиками стайками сидят студентки, они пьют пиво и флиртуют с париями. Мы же пытаемся пробраться внутрь через толпу около входа. Джордж кладет руку мне на плечо и слегка сдавливает его - я улыбаюсь.
- Ты на редкость милая, Кэрри Брэдшоу, - шепчет он мне на ухо.
Мы остаемся в клубе до самого закрытия, а когда садимся назад в машину, Джордж целует меня. Он целует меня еще раз, пока мы едем к отелю. Это простой и чистый поцелуй мужчины, который точно знает, чего хочет. Он достает из бардачка ручку:
- Могу я попросить номер твоего телефона?
- Зачем? - спрашиваю я.
- Чтобы я мог позвонить тебе, дурочка.
Он пытается поцеловать меня снова, но я отворачиваюсь.
Я чувствую себя немного пьяной и, как только падаю на кровать, понимаю, что я не то что немного пьяна, я прилично перебрала с алкоголем. Я спрашиваю себя, дала бы я Джорджу свой телефон, если бы не была так пьяна? Да я бы даже не позволила ему поцеловать себя. И наверняка сейчас мне позвонит Себастьян. Парни всегда звонят, когда тобой начинает интересоваться другой мужчина. Они, как собаки: никогда не замечают, что ты подстриглась, зато отлично чувствуют, когда на их территории порвался чужак.
Мы возвращаемся в Каслбери днем в воскресенье, но моя теория терпит крах: Себастьян не звонил. Правда, звонила Мэгги, причем несколько раз. Я уже собираюсь набрать ее номер, как она сама мне перезванивает.
- Что ты делаешь? Можешь зайти ко мне?
- Я только что вернулась, - говорю я, неожиданно сдувшись от напряжения и ожидания.
- Кое-что произошло. Кое-что очень важное. Я не могу объяснить это по телефону, нам нужно встретиться и поговорить. - Голос Мэгги звучит ужасно, и первая мысль, которая приходит мне в голову, что ее родители разводятся.
Мать Мэгги - Анита - открывает мне дверь. Она выглядит изможденной, но невооруженным взглядом видно, что раньше она, вероятно, была очень красивой. На самом деле Анита - очень хорошая, даже слишком хорошая и поэтому мне все время кажется, что это только оболочка, внутри которой прячется другой человек, который однажды вырвется на свободу и сделает что-то ужасное, например подожжет свой дом.
- О, Кэрри, - говорит Анита. - Я так рада, что ты здесь. Мэгги отказывается выходить из своей комнаты и говорить мне, что произошло. Может быть, ты сможешь заставить ее спуститься вниз. Я была бы тебе очень благодарна.
- Я позабочусь об этом, миссис Стивенсон, - успокаиваю я ее. Сколько я знаю Мэгги, она с завидной регулярностью запирается в своей комнате. Даже не могу припомнить, сколько раз точно мне приходилось уговаривать ее покинуть свое убежище.
У Мэгги обалденная комната с панорамными окнами с трех сторон и шкафом для одежды на всю стену. Практически все в городе знают дом Стивенсонов: он в основном состоит из стекла, а его дизайн разработал известный современный архитектор. Однако внутри дома все довольно аскетично, потому что отец Мэгги терпеть не может нагромождения мебели. Я приоткрываю дверь в комнату Мэгги:
- Мэгвич?
Мэгги лежит на кровати в белой хлопковой ночнушке и вылезает из-под одеяла как неприветливое привидение.
- Анита! - ворчит она на мать, которая выглядывает из-за моей спины. - Я же просила тебя оставить меня одну.
Анита выглядит одновременно встревоженной, виноватой и беспомощной, в чем нет ничего удивительно: она всегда так реагирует на истерики дочери. Она быстро исчезает, а я захожу в комнату.
- Мэгз? - беспокоюсь я. - С тобой все в порядке?
Мэгги усаживается на кровати, скрестя ноги по-турецки, упирается локтями в колени и кладет голову на руки.
- Я не знаю. Я сделала что-то ужасное.
- Что?
- Не знаю, как тебе сказать.
Всем своим видом я демонстрирую, что не собираюсь никуда уходить и в любом случаю дождусь объяснений, что бы она ни скрывала. Я сажусь на пухлый, набитый ватой предмет, который в этой комнате заменяет кресло. По мнению отца Мэгги, это эргономичное хитроумное изобретение шведского дизайна для формирования правильной осанки, которое предотвращает боли в спине. Это изобретение, помимо прочего, пружинит, поэтому я немного покачиваюсь. Мне уже начинают надоедать проблемы других людей.
- Послушай, Мэгз, - настойчиво говорю я, - у меня не так уж много времени. Мне нужно забрать Доррит из "Гамбургер Шэк".
Я ее даже не обманываю, ну, по крайней мере, в моих словах есть доля правды: мне действительно нужно будет забрать сестру из закусочной, но не прямо сейчас.
- Но там будет Уолт! - выкрикивает она.
- И что?
Родители Уолта настаивают на том, чтобы тот работал после школы, чтобы накопить денег на колледж. "Гамбургер Шэк" - это единственное место, куда его взяли, но это сдельная работа за четыре доллара в час, и я сомневаюсь, что Уолт сможет набрать денег хотя бы на один семестр.
- Это означает, что ты его увидишь.
Мэгги вот-вот задохнется от волнения.
- Ты собираешься ему сказать, что видела меня?
Меня это все больше и больше раздражает.
- Я не знаю. Я должна ему сказать, что видела тебя?
- Нет! - восклицает она. - Я избегаю его все выходные, сказала, что поеду навестить брата в Филадельфию.
- Зачем?
- Ты что, не понимаешь? - Она драматически вздыхает. - Питер.
- Питер? - повторяю я, несколько озадаченно.
- Я переспала с ним.
- Что?
Мои ноги запутались, и я наклоняюсь так неудачно, что падаю, увлекая за собой всю шведскую конструкцию.
- Тссс! - говорит Мэгги.
- Я ничего не понимаю, - говорю я, пытаясь выпутаться из захватившего меня в плен стула. - Ты занималась сексом с Питером?
- У меня были с ним половые отношения.
В наших рядах девственниц стало еще на одного человека меньше.
- Когда? - спрашиваю я, после того как мне, наконец, удается встать на ноги.
- Прошлой ночью. В лесу за моим домом, - говорит она. - Ты помнишь, той ночью, когда мы красили коровник, он все время крутился около меня? Затем он позвонил мне вчера утром и сказал, что ему нужно меня увидеть. Он сказал, что был тайно влюблен в меня в течение трех лет, но боялся подойти ко мне, потому что думал, что я такая крутая, что даже не буду с ним разговаривать. Затем мы пошли погулять и сразу начали целоваться.
- И что потом? Вы просто сделали это? Прямо в роще?
- Не удивляйся ты так сильно, - голос Мэгги звучит немного обиженно и самодовольно одновременно, - только потому, что ты этого не делала.
- Откуда ты знаешь, что не делала?
- А что, делала?
- Пока нет.
- Ну вот.
- Так ты просто сделала это. Прямо на земле, на листьях? Как насчет веток: они ведь могли, впиться тебе в задницу?
- Поверь мне, когда ты занимаешься сексом, то не замечаешь таких мелочей, как ветки.
- Правда? - Я вынуждена признать, что мне чрезвычайно любопытно. - Как это было?
- Изумительно, - вздыхает она. - Я не знаю, как точно описать, но это было лучшее чувство, которое я когда-либо испытывала. Нужно только начать, и тогда тебе хочется этого снова и снова. И… - Она делает театральную паузу для пущего эффекта. - Я думаю, что я испытала оргазм.
У меня отваливается челюсть.
- Это невероятно.
- Я знаю. Питер говорит, что девушки практически никогда не испытывают оргазм в первый раз. Вероятно, я очень чувственная.
- Питер занимался этим раньше?
Если да, то я готова застрелиться.
- Должно быть, - самодовольно говорит Мэтти.
На какую-то долю минуты в комнате повисает тишина. Мэгги мечтательно перебирает бахрому на покрывале, я смотрю за окно, - удивляясь тому, как сильно я от всех отстала. Неожиданно мир кажется мне разделенным на два типа людей - на тех, кто занимался сексом, и на тех, кто не занимался.
- Итак, - говорю я наконец, это означает, что вы с Питером встречаетесь?
- Я не знаю, - шепчет она. - Думаю, что я в него влюбилась.
- А как же Уолт? Я была уверена, что ты любишь Уолта.
- Нет. - Она качает головой. - Я его любила два года назад. Но в последнее время он стад для меня скорее другом, чем парнем.
- Понимаю.
- Мы уже перешли на третью базу, но на ней Уолт и остановился. Он ни как не хочет идти дальше, я даже задумалась, возможно, Уолт меня не любит. Мы вместе уже два года, а парень отказывается от секса. Ну, разве это нормально?
Я хочу сказать, что, возможно, он хочет сохранить себя, но правда в том, что это действительно очень странно.
- Так ты хотела, а он нет? - спрашиваю я, чтобы все прояснить.
- Я хотела переспать с ним на мой день рождения, а он отказался.
- Странно, - говорю я. - Определенно странно.
- И это о чем-то должно говорить.
Необязательно. Но у меня нет сил спорить с ней. Ни с того ни с сего я вдруг чувствую огромную потерю; Мэгги, Уолт и я были единым целым. В течение последней пары лет мы везде ходили вместе: тайком проникали в загородный клуб ночью и воровали гольф-кары, охлаждали упаковку пива в реке, разговаривали, и разговаривали, и разговаривали обо всем на свете - от математических терминов до того, с кем встречается Джен Пи. Что теперь будет с нашей троицей? У меня как-то совсем не получается представить Питера на месте Уолта в наших дурацких приключениях.
- Я думаю, что мне нужно порвать с Уолтом, - говорит Мэгги. - Но я не знаю как. Вот что я должна ему сказать?
- Ты можешь попытаться сказать ему правду.
- Кэрри? - вкрадчиво спрашивает она. - Я бы хотела узнать, может быть, ты можешь…
- Что? Порвать с ним? Ты хочешь, чтобы я рассталась с Уолтом за тебя?
- Ну, просто подготовь его, - говорит Мэгги.
Мэгги и Питер? Я не могу представить двух других людей, которые бы меньше подходили друг другу: Мэгги - такая ветреная и эмоциональная и Питер - такой серьезный. Но может, их личности уравновешивают друг друга.
Я заезжаю на стоянку около "Гамбургер Шэк", глушу двигатель машины и думаю: "Бедный Уолт". "Гамбургер Шэк" - это закусочная, известная своими гамбургерами, украшенными сверху луком и перцем. В наших местах это считается чуть ли не высокой кухней: жители Каслбери просто обожают жареный лук и перец. Мне очень нравится, как они пахнут, а вот Уолт, который готовит лук и перец на гриле, говорит, что его тошнит от этого запаха. Он залезает ему под кожу, и даже когда он спит, ему снятся только лук и перец.
Я замечаю Уолта за стойкой около гриля. Единственные посетили, кроме меня, - три девочки-подростка с волосами, выкрашенными в разные оттенки розового, голубого и зеленого. Я уже прохожу мимо них, как неожиданно понимаю, что один из этих панков - моя сестра. Доррит ест луковое кольцо, как будто ничего не происходит.
- Привет, Кэрри, - говорит она. И нечто вроде "Как тебе мои волосы?". Она берет свой молочный коктейль и шумно осушает стакан.
- Отец тебя убьет, - предупреждаю я, но Доррит только пожимает плечами. - Иди в машину. Я буду через минуту.
- Я еще не закончила с луковыми кольцами, - невозмутимо отвечает она. Ненавижу то, как моя сестра отказывается слушаться старших, особенно меня.