- Являясь членом бывшей императорской фамилии, я думаю, не нужно иметь большой проницательности, чтобы говорить о том, что моя безопасность, равно как и безопасность жены и дочери - какое бы слово подобрать, - суть вещи весьма проблематичные. Большевики шумно призывают к тому, что они называют "народным правосудием", а это означает истребление целого класса. Керенский пока сдерживает их, но интуиция подсказывает мне не особенно полагаться на это. Только последний дурак не проведет параллели между тем, что сейчас происходит в России, и тем, что в свое время происходило во Франции. Сейчас у руля умеренные, но так ли уж далек восход террора? Поэтому я решился действовать, пока еще обладаю какой-никакой свободой… Вы, должно быть, заметили, что нас покинула вся челядь. За исключением Миши. Это молодой человек, с которым вы, наверно, встретились внизу. Раньше он был у нас при конюшне, но теперь сам себя произвел в мажордомы. Миша - большевик, и я уверен, что его приставили сюда для слежки за нами. Самое печальное, что я ничего не в силах с ним поделать. По закону этот дом - пока еще моя собственность, но что такое закон в нынешней России? Пустое место.
Он пригубил свой чай и продолжил:
- Я чувствую, что могу довериться вам, мистер Флеминг. Во-первых, потому что вы американец, во-вторых, потому что вы пострадали от этого Сазанова и, стало быть, не можете быть другом большевиков. Я скажу вам - сугубо конфиденциально, конечно, - что совершаю некоторые приготовления к тому, чтобы вывезти семью из России. Примерно через неделю мы отправляемся в Крым, а если выяснится, что это слишком рискованно, мы попробуем перебраться в Китай через Сибирь. К сожалению, все мое состояние находится здесь в России. Сейчас война, и поэтому нет никакой возможности переправить мой ликвидный капитал за границу. Даже если бы Керенский и позволил мне это сделать, а он конечно не позволит. Мое имение и этот дом со всем, что в нем есть… - Великий князь оглянулся вокруг, и на секунду Нику показалось, что глаза этого сдержанного человека увлажнились, - нетранспортабельны. Один Бог знает, что со всем этим сделают.
Его взгляд вернулся к Нику.
- У моей жены есть большая коллекция драгоценностей. Все, что можно было, мы зашили в подкладку нашей одежды. Вывезем ли мы на себе это или нет, Бог ведает. Возможно, нас схватят, и камешками придется выторговывать сохранение нам жизни.
Он говорил совершенно спокойно, но смысл его слов был страшен.
- Я долго искал способ, с помощью которого смог бы, так сказать, подстраховаться, - продолжал великий князь. - И вот решил пойти на риск и надеюсь, что вы мне поможете.
- Все, что в моих силах, сэр, я с радостью сделаю для вас.
Великий князь облегченно вздохнул.
- Хорошо, - сказал он. - Ценю это. Прошу вас, подождите, я вернусь через минуту.
Он вышел, но скоро вернулся. Он вынул из кармана небольшой замшевый кисет и подал Нику.
- В этом кисете драгоценные камни, - сказал он. - В основном бриллианты, но есть и бурмесский рубин, подаренный моему прадеду царем Александром Первым во время войны с Наполеоном. Этот рубин хорошо известен в кругу ювелиров и коллекционеров. Его зовут "Кровавой луной". В XVIII веке он был взят английским солдатом из одного индийского храма, а позже продан царскому агенту. Его вес - восемнадцать каратов, и мне говорили, что это один из красивейших рубинов в мире. В наши времена трудно оценивать драгоценные камни, но я уверен, что в Нью-Йорке за один этот рубин дадут тысяч сто в долларах. Взгляните.
Ник распустил шнурок на кисете и увидел каменья. Он вынул большой круглый бриллиант и поднял его на руке. Уже стемнело, и великий князь зажег электричество. Бриллиант вспыхнул бело-голубым пламенем.
- Мистер Флеминг, - вновь заговорил великий князь. - Я предлагаю вам "Кровавую луну" за то, что вы возьмете с собой завтра этот кисет и поместите камни в "Английский банк". Когда - или, вернее, если - мне и моей семье удастся выехать из России, я попрошу вас вернуть их мне. "Кровавая луна" останется у вас в качестве… комиссионных, что ли. В этом случае, если мы даже лишимся тех драгоценностей, что жена зашила в одежду, у нас будет с чего начать жизнь на чужбине. Не согласитесь ли вы оказать мне эту услугу?
Ник вернул круглый бриллиант и кисет, отыскал большой рубин и повернул его на свет. Камень имел чистейший ярко-красный, действительно кровавый оттенок.
- Я бы оказал вам ее и без рубина, - ответил он, потом взглянул на великого князя и улыбнулся: - Но лучше окажу с рубином.
Впервые за этот день великий князь тоже улыбнулся.
- Я знал, что молодой американский бизнесмен оценит это деловое предложение, - сказал он и встал. - Так вы согласны?
Ник тоже встал, и они обменялись рукопожатием.
- По рукам. Но не следует ли мне положить камни на ваше имя?
- Нет. Англичане могут их конфисковать. Лучше поместите на свое имя. Вам я доверяю больше, чем английскому правительству.
- Польщен, сэр.
- А теперь вам, думаю, лучше идти. Мише кисет, разумеется, не показывайте. Не думаю, что из-за него у вас будут неприятности, но кто знает?
Ник опустил кисет в правый карман брюк. Драгоценности заметно выпирали, но он надеялся, что сумеет скрыть это от Миши, а потом наденет плащ, под которым ничего не будет заметно.
- Желаю вам и вашей семье удачи, сэр, - сказал он.
Великий князь огляделся вокруг.
- Я жил в удивительно красивом мире. Но теперь красоте не осталось здесь места. - Он развел руками и добавил: - Сейчас не самое удачное время для того, чтобы быть русским великим князем.
Ник спускался по лестнице и гадал, доведется ли ему когда-нибудь еще увидеть сказочный дворец? Когда он достиг холла, из тени под мраморной лестницей выступил Миша. В руке он держал револьвер.
- Гражданин Романов держит меня за дурака, - прошептал он. - Но мне известно, для чего он пригласил вас к себе. Он вам передал что-то, что вы должны увезти с собой в Америку, не так ли?
Ник сунул руки в карманы и напустил на себя вид холодного равнодушия.
- Нет, - ответил он и как ни в чем не бывало направился к своему плащу и зонту, которые лежали на полу.
- Все, что находится в этом дворце, принадлежит народу России, - сказал Миша, повысив голос. - Я настаиваю на том, чтобы вы дали себя обыскать.
Ник повернулся к нему лицом, вынул руку из карманов и развел их в стороны. Замшевый кисет был зажат у него в правом кулаке.
- Обыскивайте, - сказал он.
Миша был не готов к такому ответу. Он стал приближаться к Нику, все еще направляя на него револьвер. Правда, оружие подрагивало у него в руке: юный революционер нервничал.
- Гражданин Романов - враг народа! - с вызовом проговорил он. - Все Романовы - враги народа!
- Я знаю. Не могли бы вы поторопиться? Я должен вернуться в гостиницу.
- Что там у вас в правой руке?
- Детская игрушка.
Миша остановился напротив Ника, уткнув дуло револьвера американцу в живот.
- Дайте сюда, - потребовал он, протягивая руку. Сделав короткий взмах, Ник засадил кулаком, в котором был зажат кисет, Мише в челюсть. Одновременно он вышиб левой рукой револьвер, и он отлетел к стене. Миша взвыл от боли и отступил на шаг. Используя кисет в качестве кастета, Ник ударил Мишу в нос. Послышался характерный хруст. Миша упал на колени, закрывая обеими руками лицо, и завыл. Кровь сочилась у него между пальцами. Ник бросился сначала за револьвером, потом за плащом и зонтом. Миша смотрел на него залитыми слезами глазами и все не мог отнять рук от лица. Ник прицелился ему в голову.
"И я его сейчас убью? - подумал он. - Если нет, то тем самым поставлю в трудное положение великого князя. Но, Боже мой, это ведь почти ребенок… Я не могу убить мальчишку, даже если он один из этих паршивых большевиков… А великому князю придется позаботиться о себе самостоятельно. Я и так делаю все, что в моих силах для него…"
Не отводя револьвера от Миши, в глазах которого застыл ужас, Ник стал пятиться к входной двери. Открыв дверь, Ник подмигнул Мише и сказал:
- Счастливой революции.
С этими словами он выбежал под дождь.
Телеграмма от Альфреда Рамсчайлда, полученная Ником накануне, гласила:
"Глубоко взволнован и обрадован твоим освобождением. Обо всем уведомил твою мать. Корабль с оружием продан Англии, но комиссионные для тебя сохранены как признание высокой услуги, оказанной тобой нашей компании. Поезжай в Лондон через Стокгольм. Пятнадцатого в воскресенье увидимся в отеле "Савой"".
Семь долгих месяцев, проведенных им в лесной избушке, в плену у большевиков, неплохо окупились. Он не только имел в банке девятьсот тысяч долларов, положенных Рамсчайлдом на его имя, но еще и рубин, который стоил не меньше ста тысяч. Он бежал по набережной Мойки под дождем и думал о том, что, когда крушатся империи, умный и ловкий всегда сумеет даже уличный булыжник обратить в целое состояние.
Его беспокоило: в телеграмме не было ни слова о Диане.
- С ней что-нибудь случилось? - задал он вопрос Альфреду, когда они сели за столик в гриль-баре лондонского отеля "Савой".
Альфреда этот вопрос явно смутил.
- С чего ты взял?
- С того, что вы ни слова не сказали о ней в своей телеграмме. С ней все в порядке?
Альфред глотнул воды из стакана.
- Нет, - сказал он. - Но врачи говорят, что скоро она поправится.
- Врачи?! Так, выходит, она заболела?
- Физически она в порядке. - Он понизил голос и оглядел заполненный людьми зал, словно подозревая, что их все подслушивают здесь. - Мы с Арабеллой понятия не имели о том, что вы с Дианой… - Он сделал паузу, словно правда причиняла ему невыносимую боль, - что вы уже были близки. Если верить Диане, то всего несколько раз, но без всяких мер предосторожности. Это было глупо, Ник. Не буду читать тебе мораль, тем более что ты такое перенес…
- Так у нее ребенок?! - радостно воскликнул он, с восторгом думая о том, что стал отцом.
- Тс! Не надо так громко.
- Мистер Рамсчайлд, нас никто не подслушивает. Я все равно женюсь на ней сейчас, так что ребенок будет законным. И никто не посмеет в чем-либо обвинять нас…
- Никакого ребенка нет, - прервал его Альфред. - Арабелла уговорила Диану поехать на Кубу и сделать аборт.
Ник содрогнулся:
- Аборт?! Боже, зачем?!
- Я не собираюсь оправдывать жену. Я тоже считаю, что она поступила неправильно, но Арабелле была невыносима мысль о том, что ребенок будет незаконнорожденным. Учти: мы не знали, жив ты или мертв.
- Проклятье! Вы убили моего ребенка! У вас не было на это никакого права!
Альфред сделал успокаивающий жест рукой:
- Это уже сделано, Ник. Правильно или неправильно, но это уже сделано. Сейчас не об этом тревога. Теперь надо думать о последствиях.
- Каких последствиях?
- Диана… Она очень эмоциональна. Она была просто убита твоим похищением, а тут еще аборт… В общем, не буду ничего скрывать. С ней случился нервный припадок. Очень серьезный. Вот уже пятый месяц она в Хартфордской лечебнице.
Ник пораженно уставился на него.
- Вы хотите сказать, - прошептал он, - что она сошла с ума?!
- Нет, нет, ну что ты! Просто серьезное нервное потрясение. Сейчас ей гораздо лучше. Доктор Сидни говорит, что через несколько недель, максимум через месяц, она уже сможет вернуться домой. Но теперь мы должны быть очень осторожны. Малейшее волнение может вернуть ее в прежнее состояние. Поэтому доктор не хочет ей сообщать сейчас о тебе. До тех пор, пока он не будет до конца уверен в том, что она спокойно сможет воспринять новость.
- Но… - Ник был смущен. - В каком она сейчас состоянии?
- Поначалу у нее были галлюцинации, а после она впала в глубокую депрессию. Но, как я уже сказал, сейчас все это позади. При известной осторожности мы можем надеяться, что припадок не повторится. Ты веришь, что мы сделаем все, как надо?
- Прошу прощения за резкость, но до сих пор у вас это, похоже, плохо получалось.
Альфред кивнул:
- Думаю, что я заслужил твои упреки. Я сам очень тяжело переживал происшедшее. Да, я чувствую свою вину, но хочу загладить ее, Ник, и в качестве первого шага я передаю тебе заработанные тобой комиссионные - девятьсот тысяч долларов. Я сделаю тебя вице-президентом по торговле, как и обещал.
Ник не ответил. Он думал о своей зеленоглазой богине, которая в эти самые минуты находилась в психиатрической лечебнице. Он думал о мертвом ребенке.
- А ребенок… он… - Он не договорил.
- Мальчик.
"Сын".
Его и Дианы сын. Он вспомнил тот ужасный ноябрьский день шестнадцать лет назад, когда впервые узнал, что является незаконнорожденным, когда за проституцию арестовали его мать. Что, если бы его мать тоже сделала аборт? Его жизнь была бы вырезана ножом, не начавшись. Теперь именно это случилось с его сыном.
Ник с трудом сдерживал горечь и гнев.
- Мне бы следовало послать вас с вашим вице-президентством куда подальше, но я понимаю, что это не ваша вина. Только не думайте, что я буду любезен с вашей женой! Насколько я понял, она убила моего сына только для того, чтобы избежать нежелательных слухов. Плюс к этому она спровадила Диану в психиатрическую лечебницу. Ваша жена никогда меня не любила, мистер Рамсчайлд. Но, видит Бог, она добилась взаимности!
- Ник, я могу понять твои чувства. Я всеми силами стараюсь водворить между всеми нами мир. Ну хорошо, давай-ка перекусим, а когда успокоишься, поговорим о делах.
- Господи, говорите сейчас! Надеюсь, вы не собираетесь послать меня снова в Сибирь?
- Нет. По крайней мере, в ближайшее время ты останешься в Лондоне. Ты ведь знаешь, наверно, что Америка тоже вступила в войну?
- Да.
- У меня теперь завод работает круглые сутки без перерыва, так как поступают миллионные заказы. Мы теперь удовлетворяем нужды не только французов и англичан, но и военного ведомства в Вашингтоне. Я мог бы использовать тебя на работе в Лондоне в течение месяца или около того. Работы много. Ты останешься, и это даст мне возможность вернуться в свою компанию. Согласен, Ник? Я не собираюсь просить тебя об одолжении, но ты очень мне поможешь. Я заказал тебе здесь хороший номер. В "Савое". Конечно, компания оплатит любые твои расходы.
Ник поморщился:
- Мистер Рамсчайлд, к чему эта комедия? Вы ведь уже заказали номер.
- Да… я… Давай поговорим о твоей зарплате, Ник. Кстати, зови меня Альфредом.
- Я мог бы твоего внука назвать Альфредом. И прежде чем мы будем говорить еще о чем-либо, я хочу поехать домой и увидеться с Дианой.
- Но тебе нельзя! Я же сказал, что она в лечебнице.
- Может, она там до сих пор только из-за того, что считает меня убитым. Альфред, я нужен ей! Я просто обязан поехать к ней. Я хочу поехать, черт возьми! Я хочу видеть Диану! Я сидел в России семь месяцев и теперь желаю видеть любимую женщину!
- Ник, об этом не может быть и речи. Поверь мне: врач не пустит тебя к Диане. Для ее же блага. Неужели ты не понимаешь, что второго потрясения ей не пережить?
- Я думаю, ты ошибаешься… - сказал хмурый Ник, нетерпеливо барабанивший пальцами по столу.
- Я не ошибаюсь, - возразил Альфред. - Как только наступит время, когда Диана будет готова увидеться с тобой, ты сейчас же вернешься к ней. Ждать ведь недолго: какой-нибудь месяц! А пока работай здесь, помогай мне. Я уже договорился о твоей встрече с лордом Саксмундхэмом. Он обещал помочь свести тебя с одним молодым человеком. Думаю, он тебе понравится.
- Кто еще? - вяло спросил Ник, думая только о Диане и их мертвом ребенке.
- Уинстон Черчилль.
Глаза Ника потеплели, и в них появился проблеск интереса.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Она был внучкой герцога в то время, когда английские герцоги еще вызывали в людях благоговейный трепет. Ее дед по матери был девятым герцогом Дорсетским, предок которого получил герцогство за то, что являлся незаконнорожденным сыном Чарльза Второго. Девятый герцог имел восемьдесят семь тысяч акров земли и Дорсетский замок, мрачную псевдоготическую крепость, выстроенную на острове Парбик и выходящую окнами на Ла-Манш.
Ее матерью была леди Леттис. Одна из королев красоты 90-х годов прошлого века, принадлежавшая к кружку высокорожденных псевдоинтеллектуалов "Души".
Ее отец, второй виконт Саксмундхэм, был одним из богатейших и влиятельнейших банкиров во всей Англии.
Ей самой недавно исполнилось двадцать один, она была красавицей и невестой лорда Роксэйвиджа, одного из самых блестящих женихов во всей стране. Он теперь сражался во Франции. Мало нашлось бы охотников поспорить с тем утверждением, что светлейшая Эдвина Тракс-Фаркуар родилась, имея с первого дня почти все, о чем только может мечтать человек. Многие называли ее дикой, необузданной и упрямой. Другие - сумасшедшей.
Помимо прочего богатства, лорд Саксмундхэм имел впечатляющий особняк в Белгравии, замок XVI века в Шотландии и, наконец, то, что считалось настоящей жемчужиной: поместье XVIII века, расположенное в Чилтерн-хиллз и названное Тракс-холлом. У Тракс-холла была интересная история. Первоначально это было аббатство, сожженное и разграбленное Генрихом Восьмым. Потом король подарил его одному из самых своих преданных военачальников полковнику сэру Мэривейлу Траксу. Вместе с восемьюстами акров. Сэр Мэривейл был хорошим солдатом, но подхватил сифилис - хоть в семье это и отрицали, - предаваясь зоофилии. Умер полковник буйно помешанным. Собственность перешла по наследству к племяннику Мэривейла, однако ни сам он, ни его потомки не проявляли никакого интереса к развалинам свыше двух сотен лет.
В 70-х годах XVIII века генерал сэр Адриан Тракс, сколотивший огромное состояние в Индии, решил, что пришло время потрясти мир своим богатством. Преклоняясь перед французским стилем, он выписал себе из Парижа архитектора, который и отстроил на фундаменте бывшего аббатства величественный 80-комнатный дворец. Каменные стены и изящные фронтоны нового дома выглядели более французскими, нежели английскими, но красота дворца, фасад, отражавшийся в стодвадцатифутовом бассейне с шестидесятифутовым фонтаном, заставили замолчать критиков-франкофобов того времени.
Сэр Адриан имел дочь Эриэл, которая вышла замуж за Роберта Фаркуара, молодого и предприимчивого охотника за богатством. Роберт и основал процветающий банк Саксмундхэмов, названный в честь его родного города в графстве Суффолк. Сэр Адриан умер от подагры, и Роберт, ловко видоизменивший свою фамилию с Фаркуара на Тракс-Фаркуара, унаследовал собственность. Эриэл умерла при родах, и собственность переходила из рук в руки в четырех поколениях семьи, пока не попала к Морису, второму виконту Саксмундхэму и отцу Эдвины.