- Рудерль, мой любимый, - прошептал он. - Я так по тебе соскучился!
С этими словами Адольф Гитлер поцеловал графа фон Вингерфельдта в губы.
Гитлер со всей тщательностью скрывал от посторонних глаз свою сексуальную ориентацию. Поэтому чтобы не возбуждать подозрений фрау Райхерт - доброй женщине был по душе ее постоялец, которого она называла "благопристойным богемным господином", - Руди и Дольф, так молодой Винтерфельдт звал Гитлера, отправились на машине на виллу Швабинг, которая принадлежала капитану Вальдемару фон Манфреди. Во время войны Манфреди был командиром Гитлера, сейчас же он стал новообращенным рьяным нацистом, убежденным в том, что бывший ефрейтор будет спасителем Германии. Манфреди и сам был гомосексуалистом, во время войны даже имел несколько контактов с Дольфом, так что теперь он с готовностью предоставил Гитлеру небольшой коттедж, находившийся в саду рядом с его обнесенной стеной виллой, для его тайных любовных утех. Вообще узкий круг руководства нацистской партии справедливо был прозван итальянским диктатором Муссолини, нарочитым гетеросексуалом, "кладезем извращений". И хотя Гитлер надеялся, что застрахован от такого к себе отношения, почти во всех кабаре и пивных Мюнхена ходили приукрашенные легенды об искаженном либидо фюрера, и усилиями германских интеллектуалов и умников Гитлер награждался такими извращениями, до которых не додумались бы ни маркиз де Сад, ни барон Мазох!
Вилла, окруженная высокой стеной, располагалась в хорошо озелененном квартале, где жили представители лучшей части среднего класса. Просторные дома в своем большинстве были построены в начале века, а что касается архитектурного стиля, то здесь преобладала немецкая версия французского Belle epoque. Вилла капитана фон Манфреди оказалась красивым трехэтажным домом с красной черепичной крышей, а обнесенные стеной двор и сад были ухожены с такой же тщательностью, как и у соседей. Руди отворил тяжелые железные ворота, вернулся в машину и въехал во двор по короткой подъездной аллее. Затем он закрыл ворота и пошел за Гитлером вокруг дома, туда, где в дальней части сада, под ивой виднелся аккуратный, почти игрушечный коттедж с красной дверью. Здесь работала некогда мать фон Манфреди, детская писательница, пользовавшаяся до войны огромным успехом. Главным героем большинства ее самых нашумевших книг был до отвращения сообразительный симпатичный кролик по имени Пупи. Урсула, а именно так звали писательницу, построила этот коттедж в 1906 году специально для того, чтобы обретать в нем художественное вдохновение. Когда в 1920 году Урсула умерла, ее сын стал использовать эту писательскую мастерскую в иных, менее невинных целях. Гитлер открыл дверь, и они вошли. В домике было три комнаты: большой рабочий кабинет, маленькая спальня и совсем крохотная кухонька, помещавшаяся в задней части. Кресла и диваны были в чехлах из вылинявшего ситца, что выдавало англоманию немцев предвоенной эпохи. На грубых стенах в рамках висели изображения Пупи - иллюстрации из детских книг, сделанные в духе Артура Ракхама. Руди закрыл дверь и обернулся на Гитлера, который, морщась, разглядывал изображения Пупи.
- Терпеть не могу кроликов, - проворчал он, потом обернулся к Руди и улыбнулся, воскликнув: - О, мой красивый Зигфрид! Как я люблю смотреть на тебя!
На Руди был твидовый костюм. Пока он снимал его, Гитлер подошел к шкафу и достал оттуда черную гладстоновскую сумку. Положив ее на рабочий стол Урсулы фон Манфреди, где писательница изобрела кучу увлекательных приключений своего любимца Пупи, Гитлер расстегнул молнию и стал доставать из сумки странные предметы. Здесь был и кожаный собачий ошейник, и две пары стальных наручников, и кожаный конский кнут, и отличная венгерская треххвостка. Гитлера охватила дрожь, когда он любовно повел рукой по всей длине конского кнута.
- Прошло уже десять дней, - сказал он. - Мне показалось, что целая вечность! Я не могу без тебя жить, Рудерль, мой милый.
Руди, раздевшийся донага, подошел к столу, выхватил конский кнут у Гитлера из рук и с силой хлестнул им своего фюрера по плечу. Тот охнул от боли и упал на колени.
- Кто?! - гневно выкрикнул Руди.
Гитлер посмотрел на него снизу вверх, в глазах его блестели слезы.
- Ты мой хозяин, - проговорил он. - Принц Зигфрид, ослепительно красивый белокурый сверхчеловек. В твоих жилах течет чистейшая арийская кровь.
- А кто ты?!
- О, принц Зигфрид, я представитель низшей расы темноволосых, подонков общества. Возможно, что я осквернен и отравлен жидовской кровью.
Руди подступил к нему, поднял свою правую ногу и поднес ее почти что к самому лицу Гитлера.
- Я тебя унижу, раб, оскверненный жидовской кровью! - сказал он. - Я тебе приказываю лизать мою пятку!
- Слушаюсь, хозяин.
Гитлер высунул язык и стал усердно лизать пятку Руди. Спустя минуту Руди рявкнул:
- Хватит! А теперь раздевайся, раб, оскверненный жидовской кровью!
- Слушаюсь, хозяин.
Торопливо, постанывая от наслаждения, Гитлер стал стягивать с себя свой дешевый костюм, кидая одежду не глядя на зачехленные ситцем стулья. Раздевшись, он встал на четвереньки, как настоящий пес. У него было костлявое тело, но широкие, почти женские бедра.
Руди бросил конский кнут обратно на стол, взял оттуда собачий ошейник:
- Кто ты, раб, оскверненный жидовской кровью?
- Я жидовский пес.
- Правильно!
Руди наклонился и закрепил на шее Гитлера ошейник. Сначала он затянул его настолько сильно, что тот стал давиться. Тогда Руди не спеша ослабил натяжение и застегнул ошейник.
- Залай, жидовский пес! - громко приказал Руди.
Гитлер залаял.
Руди вернулся к столу и взял с него наручники.
- Ну-ка, вытяни свои передние лапы, пес!
Гитлер повиновался.
Руди замкнул на руках Гитлера наручники.
- Повернись, жидовский пес!
Гитлер повернулся на левый бок, и Руди сковал ему лодыжки. Затем он подошел к столу и взял оттуда грозную треххвостку. Пару раз он устрашающе рассек ею воздух, затем вернулся, улыбаясь, к закованному Гитлеру.
- Ты боишься своего белокожего арийского хозяина, не так ли?
Весь дрожа и обильно потея, Гитлер поднял глаза на молодого графа.
- Я боюсь своего хозяина, - произнес он. - Но я также люблю его, потому что мой хозяин - высший человек! Я мечтаю, что когда-нибудь мой арийский хозяин будет править землей и искоренит все зло!
- А что есть зло?
- Я, жид и подонок.
- Правильно, раб. А теперь приготовься принять наказание!
С трудом Гитлер вновь встал на четвереньки. Руди взмахнул треххвосткой и ударил ею Гитлера по ягодицам.
- Жид!!! - рыкнул Руди в ответ на вскрик боли со стороны Гитлера.
- Еврей!!! - орал Руди, всякий раз опуская плеть на тело Гитлера.
- О! - кричал тот. - Хорошо, хозяин! Еще! Еще!!!
Руди совсем распалился и изо всех сил лупил будущего канцлера Германии до тех пор, пока тот не кончил, забрызгав спермой деревянный пол.
Тяжело дыша и смахивая со лба пот, Руди швырнул плеть обратно на стол и без сил повалился на диван.
- Теперь моя очередь, Дольф, - произнес он через некоторое время.
Молодой граф фон Винтерфельдт вырос среди дивной и ласковой природы, но его душа была совсем другая.
- Прошлым вечером в замке отца случилось странное происшествие, - сказал Руди тем вечером, когда они с Гитлером сидели в угловой кабинке кафе "Ноймайер", старомодном заведении между мюнхенской Питерплац и Виктуалиен-маркт.
На деревянных лавках лежали подушки, что было очень кстати для обоих любовников, так как их задницы все еще горели после хорошей порки. Гитлер любил роль хозяина так же, как и роль раба в своих с Руди патологических сексуальных играх.
Стены протяженного зала были обшиты деревянными панелями. Именно здесь по понедельникам вечером Гитлер собирал ближайших друзей и сторонников, перед которыми с пафосом высказывал свои последние измышления по политическим вопросам. В тот вечер был не понедельник, и шумевшая в зале публика была преимущественно аполитичной. Однако многие узнали Гитлера, который прихлебывал чечевичную похлебку, одно из самых своих любимых блюд.
- Что именно? - холодно спросил Гитлер: он старался на людях не показывать своих чувств к молодому графу.
- Тебе приходилось когда-нибудь слышать о таком заведении, как "Рамсчайлд армс компани"?
- Разумеется.
- Так вот, одним из вчерашних гостей моего отца был владелец этой фирмы, некий Ник Флеминг.
- Я слышал о нем. Мне даже нравятся некоторые из его фильмов. Вроде бы он еврей? Там у них в Голливуде среди киношников, считай, все жиды. Они всегда стремятся захватить средства массовой информации. Например, печать. Они контролируют всю мировую печать!
- Флеминг, говорят, лишь наполовину еврей, - поспешно заверил друга Руди. Он хотел загасить в зародыше очередную невыносимую тираду Гитлера против евреев. Руди сам был последовательным антисемитом, но даже ему трудно было иной раз выдержать монологи Дольфа. - Как бы там ни было, а мы сидели и спокойно обедали, как вдруг один из слуг, кажется, выхватил пистолет или начал вытаскивать его… Я говорю "кажется", потому что сам не видел этого. Так вот, Флеминг бросился на него и отобрал оружие.
Гитлер явно заинтересовался услышанным.
- Зачем слуге нужно было вытаскивать пистолет?
- Отец решил, что слуга пытался совершить на него покушение.
- Зачем?
- Слуга оказался русским, и было высказано предположение, что он подослан Коминтерном. Но странное дело: у него нашли американский паспорт.
По мере своего восхождения в политике Гитлер стал учиться хорошим манерам, в частности, умению вести себя за столом. Он изящно вытер губы салфеткой.
- Какая-то бессмыслица, - сказал он. - Во-первых, зачем Коминтерну понадобилось убивать твоего отца, который не является ключевой фигурой в правительстве? Во-вторых, к чему задействовать в этой акции именно американского агента? И, наконец, зачем устраивать убийство во время обеда? Гораздо проще и надежнее сделать это… ну, скажем, в машине.
- Именно об этом я и подумал. Все выглядело в высшей степени странно. Сегодня рано утром Флеминг встретился с отцом с глазу на глаз. А потом они вместе уехали в Берлин. Мне это тоже показалось странным. Интуиция подсказывает мне, что произошло нечто, ускользнувшее от моего внимания… В связи с этим вспомнил о том, что Флеминг - владелец крупного военного производства. Это показательный факт.
Некоторое время Гитлер молча доедал свой суп и напряженно размышлял.
- Флеминг остановился в "Адлоне"? - наконец спросил он.
- Да.
- Привяжу к нему хвост. Посмотрим, чего он хочет.
Две голые лампочки висели над двустворчатыми дверьми, которые вели в обыкновенный кирпичный дом вблизи Курфюрстендамм и, ярко мигая, освещали надпись: КАФЕ "БЕРЛИН". В германской столице для туриста кроме низких цен было еще много чего притягательного. Например, роскошные отели-люкс "Адлон" и "Бристоль". Великолепные собрания произведений искусства, прелестные экспонаты Пергамон-музея, хорошая опера. Ряды домов, выстроенных в осужденной архитектурной манере времен империи. Зрелище смягчалось тысячами каштанов и лип, высаженных вдоль кромок широких улиц, на которых тренькающие трамваи, черные таксомоторы с золотистой полоской на бортах и разноцветные автобусы оспаривали друг у друга место на дороге под присмотром конных полицейских в жемчужно-серых кителях. Наконец, лесной покой Тиргартена и Ванзее. К услугам туристов со "сниженным" вкусом предлагались тысячи проституток и трансвестистов, которые сидели в придорожных кафе и выставляли напоказ свои волосатые ляжки, задирая юбки. А в клубе "Фемина" ночи напролет под музыку негритянского джаз-банда танцевали пропахшие потом и дешевыми духами лесбиянки.
И все же главной столичной достопримечательностью для туристов являлось кафе "Берлин". И не только потому, что это было место работы самых красивых и богатых шлюх, но в основном из-за того, что здесь по ночам пела звезда эстрады Магда Байройт.
- Разумеется, это не настоящее ее имя, - рассказывал о Магде своим гостям Нику и Эдвине Флеминг граф Алекс фон Винтерфельдт, пока они сидели за столиком, покрытым белой скатертью, в ожидании начала шоу. - На самом деле она - Ульрика Химмельфарт… Теперь понимаете, надеюсь, почему она сменила имя? Отец у нее был водопроводчиком, а мать вроде бы проституткой. Как и те две леди за соседним столиком. Кстати, как вы сами можете видеть, каждый столик снабжен телефонным аппаратом. Если вам вдруг пожелается иметь дело с кем-нибудь в этом зале, вы просто набираете соответствующий номер столика и voila!
- Я всегда слышала, что немцы весьма изобретательны, - заметила Эдвина, которая, несмотря на свою тевтонофобию времен войны, нашла Берлин восхитительным.
- Так вот о Магде… Она, несомненно, является самой красивой женщиной в Германии, исключая, конечно, присутствующих дам. Моя София не одобряет пение Магды, поэтому и не присоединилась к нам сегодня, но вам, я очень надеюсь, оно понравится.
- С нетерпением жду начала, - сказал Ник.
- Неужели я единственная в этом зале женщина - не проститутка? - спросила Эдвина, с интересом обводя взглядом большое, затянутое сигаретным дымом кафе.
- Возможно, - улыбнулся Алекс.
Несмотря на общую вульгарную обстановку, на всех присутствовавших в зале мужчинах были вечерние костюмы, а на женщинах элегантные вечерние платья. Правда, большинство шлюх были излишне накрашены и вместо драгоценностей были увешаны дешевой бижутерией. Вдоль стен тянулись полукруглые мягкие диваны из кожи, разделенные изящными перегородками из узорного стекла. В конце зала помещалась небольшая сцена с красно-золотистым занавесом. Оркестр, состоявший из шестерых музыкантов, настраивал инструменты. Наконец прозвучал громкий аккорд и занавес раздвинулся. На сцену из-за кулис вышла высокая блондинка в белой летней форме германского морского офицера. Руки она держала в карманах клешей, пилотка была залихватски заломлена назад, а между тонких алых губ покачивалась сигаретка. Являясь кинопродюсером, Ник перевидал много красавиц, но - то ли из-за того, что Магда была по-особенному очаровательна в мужской военной одежде, то ли из-за снисходительно-презрительного выражения ее красивого лица, то ли из-за того и другого вместе - он внезапно понял, что никогда еще в жизни не видел женщины пленительнее Магды Байройт!
Она пела тихим, хрипловато-прокуренным голосом, который обволакивал огромный зал кафе каждым своим звуком и манил, манил, манил! Она пела об удовольствиях и страданиях любви и желания. Она пела, почти не сходя с места и гипнотизируя зал в течение получаса. Едва занавес закрылся, зал обезумел! Ник вскочил из-за столика, изо всех сил аплодируя и во весь голос выражая свой восторг.
- О, это богиня! - кричал он, перекрывая общий шум. - Фантастика!
- Хотите с ней познакомиться? - крикнул в ответ граф Алекс.
- Да!
"О Боже мой, - подумала Эдвина. - Начинается!"
Костюмерная Магды была явно не достойна такой большой актрисы. Это была заурядная комната с выставленными, словно напоказ, трубами водопровода по углам и дряхлым железным радиатором, который, казалось, производил больше шума, чем тепла. Магда встретила посетителей в простеньком, не совсем чистом халатике. Алекс поцеловал ей руку и сказал:
- Хочу представить вам двух моих американских друзей: мистера и миссис Флеминг.
- Боже, да ведь я же одна из ваших самых преданных поклонниц! - воскликнула она. - Я смотрела все ваши фильмы по нескольку раз, а в эти выходные как раз собираюсь попасть на "Бесплодную любовь"!
- А я с сегодняшнего вечера стала вашей поклонницей, - холодно улыбаясь, сказала Эдвина. - Мне страшно понравилось, как вы поете.
Магда обернулась к Нику:
- Надеюсь, ваше посещение спасет меня от множества хлопот.
- В каком смысле? - спросил Ник.
- Я хотела бы попробоваться в кино. Как и у многих других артистов эстрады, у меня загораются глаза, когда я думаю о Голливуде. И вот хочу спросить, как по-вашему, может ли на что-нибудь рассчитывать немецкая актриса в американском кинематографе?
- Скажу честно, просто не верится, что вы можете играть на том же уровне, как вы поете!
- Мне пришлось уже сниматься в четырех фильмах немецкой студии "UFA". Ничего особенного. Это были совсем крохотные роли, правда, но мне кажется, что у меня неплохо получилось. Я обожаю кино!
Ник переглянулся с женой и увидел, как сузились ее глаза. Затем он вновь улыбнулся Магде:
- Почему бы нам завтра не позавтракать в "Адлоне"? Там и поговорим.
- О, как это любезно с вашей стороны, - промурлыкала Магда. - В час дня вам будет удобно?
- "О, как это любезно с вашей стороны", - ехидно передразнила Эдвина спустя десять минут в такси. - "В час дня вам будет удобно?" - Она со злорадством пародировала немецкий акцент Магды.
- Ты тоже приглашена, - невозмутимо сказал Ник, садясь рядом. Машина помчалась в "Адлон", располагавшийся по адресу: Унтер-ден-Линден, 1.
- Зачем я там буду нужна? Чтобы стеснять тебя? Нет, спасибо.
- Эдвина, я делаю фильмы! Искать новые таланты - это часть моей работы. Может, из этой Магды получится вторая Гарбо!
- О Ник, избавь меня от этого бреда! Тебя винить трудно: она действительно красавица. Я просто думала, что в присутствии жены можно вести себя несколько скромнее.
Она мрачно нахмурилась. Он взял было ее руку, но она ее выдернула.
- Но запомни, - сказала она. - В Германии немало симпатичных мужчин. Мое дело - предупредить. Ты просил, если что, доложить сначала тебе? Будь готов, вполне возможно, что тебе не придется долго ждать.
Вот теперь уже настала его очередь дуться и хмуриться.
В девять часов следующим утром к Нику Флемингу, ожидавшему в вестибюле "Адлона", подошел гостиничный бой и сообщил:
- Машина ждет у подъезда, мистер Флеминг.
Ник дал ему на чай и направился к стеклянной двери-вертушке. У крыльца отеля стоял наготове скромного вида четырехместный "седан" - автомобиль с закрытым кузовом - черного цвета. За рулем сидел мужчина в черном котелке и с моноклем в правом глазу. Ник подошел к машине и открыл дверцу.
- Генерал фон Тресков? - спросил он.
- Да. А вы мистер Флеминг?
- Точно.
- Прошу садиться.
Ник устроился на переднем сиденье рядом с водителем. На генерале, худощавом человеке небольшого роста с песочного цвета волосами, был темно-синий костюм. Он пожал Нику руку со словами:
- Граф фон Винтерфельдт говорил о вас в восторженном тоне, мистер Флеминг. Мы, понятно, весьма рады иметь американца, скажем так, на нашей стороне.
- Каждая страна должна содержать армию для своей защиты, - ответил на это Ник. - В Америке много тех, кто, как и я, считает, что Версальский договор был ошибкой.
- Превосходно! - улыбаясь, воскликнул генерал. Он завел машину, и они поехали по Унтер-ден-Линден.
- Мы с Алексом фон Винтерфельдтом старые друзья, - доверительно сообщил генерал. - Наши семьи жили бок о бок в течение многих поколений. Вот почему я очень переживаю за Алекса и за его супругу.
- Переживаете? Они нездоровы?