Изумление и ужас, все еще витавшие в зале заседаний, оказались даже на руку брату и сестре, которые под шумок быстро удалились, крепко держась друг за друга. Они сели в лифт, останавливавшийся только в самом низу, на цокольном этаже, предоставив Лили и Каттеру беседовать с теми, кого не слишком печалила кончина четырех закрываемых изданий и кто мог поздравить новобрачных не кривя душой, чего Мэкси и Тоби были не в силах сделать при всем их желании. Эли отвез их в городской дом Тоби на тихой улочке в районе Семидесятых улиц. Не говоря ни слова, Тоби подошел к бару, устроенному рядом с плавательным бассейном, занимавшим весь первый этаж и примыкавшую к нему часть небольшого сада, обнесенного довольно толстой кирпичной оградой, и налил каждому по двойной порции.
- Это что? - спросила Мэкси.
- Бренди, - ответил Тоби. - Вообще-то я никогда его не пью, но иногда это необходимо…
- Ты знаешь, я просто не верю… не могу понять, - начала было Мэкси, но Тоби оборвал ее:
- Заткнись! Сначала выпей, потом поплавай. Пока что мы еще не готовы к разговору.
Тоби разделся догола и нырнул - тем быстрым плоским рывком, который в свое время не единожды помогал ему удерживать звание чемпиона по плаванию. Мэкси присоединилась к нему, оставив на себе одно лишь ожерелье из черного жемчуга. Брат и сестра плавали по дорожке до тех пор, пока Мэкси не почувствовала, как сдавливавшая грудь тяжесть начала растворяться, уступая место простой усталости. Она вылезла из воды и уселась на бортик, ожидая, пока Тоби наконец вынырнул и, легко подтянувшись, устроился рядом с ней. Мускулатура у него великолепная, а талия при широких плечах тонкая и хрупкая, как у многих хороших пловцов.
- Ну как, получше? - отфыркиваясь, спросил он.
- Насколько это возможно. То есть не так чтобы уж слишком хорошо. Впечатление такое, что прямо у тебя под ногами разорвалась ручная граната.
- Скорей всего, мы с тобой раньше не очень-то приглядывались к этой парочке, если сейчас настолько наивны, что еще удивляемся.
- Тоби, ты хочешь сказать, что мама чувствовала себя такой одинокой после… Господи! После смерти папы, что ей понадобился Каттер? Они ведь одного примерно возраста. Хорошо, я ему не верю, не люблю его, но, объективно говоря, он весьма недурен собой, а жизнь и секс в конце-то концов не кончаются после сорока. И что вполне естественно ей смутиться: ведь она выходит замуж все-таки за брата собственного мужа. Признайся, Тоби, не случайно же она решила сообщить нам об этом на людях?.. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что их решение не пришло внезапно, под влиянием чувства. На Ромео и Джульетту они не тянут.
- Во всем с тобой согласен, - откликнулся Тоби. - Но есть еще кое-что. Я уже давно это замечал, но не обращал должного внимания… Между ними, по-моему, сговор… и существовал он всегда, по крайней мере, с того времени, когда Каттер вернулся из Англии. А когда в прошлом году папа так неожиданно умер, это стало проявляться все сильнее.
- Сговор, говоришь? Что это слово точно означает? Что они… соучастники преступления?
- Нет, я имею в виду их полную вовлеченность в дела друг друга, интерес, который они взаимно испытывают к своим желаниям, потребностям. Согласие, которое выходит за рамки просто согласия. Связь, которая сильнее и прочнее обычных отношений красивого мужчины с женщиной. Потому что этой женщине нужен мужчина и все, что под этим подразумевается.
- Откуда у тебя такие глубокие знания? - с вызовом бросила Мэкси.
- Я просто слышу это, понимаешь? Слышу в голосах то, что не различаешь ты. Слышу, как они двигаются, когда остаются вдвоем. Когда ты слепой, Златокудрая, ты начинаешь слышать в движениях людей тысячи оттенков - и каждый из них значит что-то свое. Я услышал, что у них сговор - и давний при этом. Услышал и даже почувствовал запах. Да, за всеми их духами, шампунями и кремами я почувствовал этот запах. У обоих!
Мэкси невольно передернуло.
- Что ты все называешь меня "Златокудрая"? - спросила она, пытаясь изменить тему разговора.
- Просто потому, что мне это слово нравится. Да будь твои кудри и золотыми, я все равно бы не смог их толком разглядеть. Так что уж предоставь мне называть тебя так, как мне хочется. Только не лысей, пожалуйста, - вот и все. А теперь продолжим про маму и Каттера. Он взял ее в оборот, как ему и требовалось. Я в первый раз ощутил, что она может быть такой - покорной, послушной. Между ней и отцом, пока он был жив, я такого совершенно не чувствовал. Да, они были добры друг к другу… И мне кажется, они просто условились такими быть. Друзьями или, скорее, просто не врагами. Но сговора между ними я не слышал.
- Ты отвратителен!
Он рассмеялся и шлепнул ее по голому бедру.
- Прекрасна и свежа, - произнес он, смакуя. - И останешься такой лет десять, может, пятнадцать, а потом упругость мускулов начнет пропадать.
- Убери свои руки, кретин.
- Ты любишь меня, Златокудрая?
- Люблю, Летучая Мышь.
Это был их ритуал. Одно из самых ранних воспоминаний Тоби: он прикасается пальцами к щекам Мэкси. А первое, что запомнила в жизни Мэкси, были руки брата, подхватившие ее, когда она поскользнулась на улице.
- Боже, если бы ты только видел этих бедняг там, на заседании. Сидели, как к виселице приговоренные.
- Я их слышал. Этого достаточно.
- А как тебе нравится его заявление, будто он выступает от ее имени? Ты ведь знаешь, мама не могла бы сама принять это решение. Она ничего не смыслит в делах компании. И никогда не интересовалась прибылью. За всем этим стоит Каттер! Только ему-то это зачем? Но все равно мы не можем позволить, чтобы он взял и одним махом прихлопнул четыре наших журнала. Не можем и не должны! Отец никогда бы этого не допустил, если бы не угроза полного банкротства. Тоби, Тоби! Вспомни папу! Да это же самое настоящее убийство! - Мэкси почти выкрикнула последние слова.
- Но мы-то что можем сделать, малыш? Вся власть у матери, и она вправе принять любое решение, кто бы за ним ни стоял. Все, что касается компании, - в полном ее ведении.
- А моральное принуждение? - медленно процедила Мэкси, не то вынося приговор, не то пытаясь нащупать какую-то мысль.
- Моральное, говоришь? Да, чувствуется, что ты совсем оторвалась от родных берегов. Это Нью-Йорк, малыш, и такие вещи здесь не проходят, это тебе не страница с особым мнением в лондонской "Таймс".
- Я имею в виду не просто моральное принуждение, Тоби, - упорствовала Мэкси, - а в манхэттенском стиле. Если ты накормишь меня ленчем, то я обязуюсь нанести визит дяде в его офисе.
- Какого дьявола ты все это затеваешь?
- Сама еще не знаю какого. "Но надо копать, пока…" - рассмеялась она.
- "…не выроем снова Нью-Йорк", - докончил за сестру Тоби строку, которая служила для объяснения любых неприятностей с городом, казавшимся им центром Вселенной.
- Это было бы в высшей степени неразумно и ничего бы тебе не дало, Мэкси, - изрек Каттер, сидя за рабочим столом в своем офисе на Уолл-стрит, - что бы вы с Тобиасом ни чувствовали по данному поводу, и, поверь мне, я понимаю вас и даже сочувствую вам.
- Хватит насчет "цветов и сердец", Каттер, - огрызнулась Мэкси. - Давай начнем сразу с последней черты. Ведь это, кажется, твое любимое местонахождение. - Мэкси еще не заезжала домой и не переоделась с дороги, но плавание с Тоби и великолепный ленч, который он для нее соорудил, помогли восстановить ее боевой дух, так что, добираясь до центра города, она успела составить план атаки и теперь претворяла его в жизнь. - Пусть "Эмбервилл пабликейшнс" частная компания и все такое прочее, мне на это плевать, общественное мнение в этой стране все равно существует. Тоби и я созовем пресс-конференцию - а мы именно так и намерены поступить в качестве акционерного меньшинства - и сообщим репортерам, что ты оказал отрицательное влияние на нашу мать, на твою новоиспеченную жену, что уже само по себе вызывает удивление, так вот, оказал на нее отрицательное влияние и обрек на смерть сразу четырех наших издания. Причем это было сделано без всякого предварительного уведомления Тоби, Джастина и меня. Между тем мы все являемся акционерами и, следовательно, весьма заинтересованной стороной.
Мэкси с вызывающим видом выставила вперед обутые в сапожки ноги, откинулась на спинку кресла, словно пользуясь заслуженным после удачной атаки отдыхом, и продолжала:
- Может, ты слишком толстокож, чтобы обращать внимание на общественное мнение, но у тебя, между прочим, есть клиенты. Об этом ты подумал? Или о своих деловых партнерах, которые, как известно, не слишком любят, когда их фамилии начинает мусолить пресса? А как насчет журнального мира? Неужели, Каттер, ты настолько наивен, что думаешь, будто все эти Ньюхаузы, Херсты, Анненберги и другие займут твою сторону? Ведь они все знают, что ты чужак и к издательским делам никакого отношения не имел и не будешь иметь. Да в газетах и на телевидении так это распишут - пальчики оближешь. Еще бы, чтоб закрывались сразу четыре журнала! Сотни людей вышвыривают на улицу! И все потому, что какой-то недоучка, и пяти минут не занимавшийся журналами и только-только получивший там свое местечко от жены, так надумал?
Каттер перевернул нож для бумаги, переставил чернильный прибор, завел настольные часы. После короткой паузы Мэкси продолжила - было очевидно, что дядя не собирается нарушать своего молчания.
- Не хотелось бы мне быть на твоем месте, Каттер, когда мы устроим нашу пресс-конференцию. Уверена, что к нам присоединится и Пэвка. Пусть у него и нет никаких акций, но все журналисты его просто обожают, считают гением - и это так. Но к тому же он еще прекрасный человек. Помнишь, что о нем писали, когда он оформил ретроспективную выставку в Музее графики? Да это не человек, а целое учреждение. И шанс стать тем, кем он сегодня стал, дал ему не кто-нибудь, а отец. Один из четырех журналов, "Радиоволна", кстати, его детище! Зэкари Эмбервилл считал, что у всех этих четырех журналов блестящее будущее. А люди отцу верили, о чем ты, наверное, забыл. Отец был для них легендой. И остается ею!
- Ты хочешь меня шантажировать, Мэкси? Не выйдет! С этого утра все четыре журнала больше не существуют! Так решила твоя мать - это ее право.
- Ты, - медленно процедила Мэкси, - ты просто вонючка, презренный лжец. Мать ничего не решала. Это все ты! Не знаю, зачем тебе было нужно, но это твоих рук дело.
- Кто позволил тебе так со мной разговаривать?
Мэкси еще не доводилось видеть своего дядю в бешенстве. Она улыбнулась ему прямо в глаза: сейчас они были жесткими и метали ледяные искры. Если бы это действительно было решение матери, он никогда бы так не отреагировал. Не такой он был человек, ее дядя Каттер, неизменно подтянутый, владеющий собой, невозмутимо красивый и вежливый.
- А я отрицаю твое обвинение в шантаже, - улыбка Мэкси расползлась теперь по всему лицу - наглая улыбка Чеширского кота. - Тебе что, незнакомо такое понятие, как моральное принуждение?
- Да само слово "моральное" в твоих устах - это не смешно, а просто абсурдно! Ну хорошо, Мэкси, что тебе надо?
- Журнал. Один из четырех. И чтобы ты оставил меня в покое ровно на год и я делала все, что захочу. Никаких условий, никакого заглядывания мне через плечо, никакого сокращения сметы. Особенно последнее.
- Чувствуется, ты уверена, что унаследовала от своего отца его хватку. Значит, одна хочешь спасти целый журнал? Да ты же за всю жизнь, может, всего неделю и проработала. И то неделя эта пришлась на лето, когда ты готовилась к каким-то экзаменам. Но давай не будем пререкаться, - произнес он, снова овладев собой, - это никуда нас не подвинет. Если удастся уговорить Лили отдать тебе на откуп один из журналов - а только от нее такое согласие может исходить, - то тебе и твоим братцам придется гарантировать, что вы ни при каких условиях не станете втягивать в наше семейное дело средства массовой информации.
- Но тогда мы полностью развяжем тебе руки в отношении трех других журналов, - отреагировала Мэкси, сразу помрачнев.
- Не вы мне их связывали, не вам и развязывать. Я вообще против того, чтобы поддаваться на шантаж, или как бы его ни называли. Не думаю, кстати, чтобы пресс-конференцию, созванную девицей, известной своими великосветскими похождениями, и ее братом, который из-за своей несчастной болезни не в состоянии толком увидеть даже журнальный макет, чтобы такую пресс-конференцию восприняли здесь всерьез. Но ради сохранения мира в семье и чтобы ты не начинала выступать со своими штучками - а это ты умеешь! - я переговорю с Лили. Если бы она согласилась, то о воскресении какого из журналов ты пытаешься вести речь?
- "Бижутерия и банты", - тут же ответила Мэкси.
Она ни минуты не сомневалась, что, если бы отец был жив и перед ним стоял выбор, он взял бы именно этот, свой первый журнал-талисман, принесший ему удачу.
- Что ж, попытаюсь уговорить твою мать, Мэкси, но пока что обещать ничего не могу.
- Дерьмо все это! - Мэкси резко поднялась и направилась к двери. - С сегодняшнего дня я считаю себя главным редактором журнала, - заявила она, выходя. - С этой минуты! И не надо провожать меня до лифта. Сама дойду.
Усталая, но с чувством одержанной победы, переполнявшим все ее существо, вошла Мэкси в свою квартиру на шестьдесят третьем этаже "Трамп Тауэр". Она далеко не была уверена, что ей удалось "прижать" Каттера, чья репутация надежного, хотя и не слишком удачливого, банкира могла все же вынести этот удар, затрагивающий лишь его деловое чутье. За последний десяток лет многие журналы мирно почили в бозе - о них слегка погрустили и тут же забыли. Поворачивая ключ в замке, Мэкси вдруг подумала: ведь будь Каттер одним из многоопытных членов редколлегии "Эмбервилл пабликейшнс", ей вряд ли удалось бы повлиять на него своими угрозами насчет пресс-конференции. А вообще интересно, как они созываются, эти пресс-конференции?
- У-у-у!
Мэкси повалилась на пол под тяжестью какого-то босоногого долговязого существа, с диким криком набросившегося на нее сзади: тяжесть заметно увеличивали рюкзак и три теннисные ракетки в чехлах. Существо продолжало орать и стискивать ее до тех пор, пока Мэкси не попросила о снисхождении.
- Мамочка, маленькая ты моя, миленькая ты моя! - радостно завопило существо. - Ты уже приехала? А я-то захожу в дом, залезаю в холодильник - а там ничего! Но ты здесь, значит, не дашь мне умереть с голоду, мамочка моя родная, ты же всех помогаешь спасать от голода, так спаси и меня.
- Детка, Анжелика, ради бога, ты мне все кости переломаешь. Отпусти! - жалобно взмолилась Мэкси: за время пребывания в теннисном спортлагере ее одиннадцатилетняя дочь выросла, кажется, чуть не на полголовы. - Что ты тут вообще делаешь? Ты же собиралась вернуться из лагеря только на следующей неделе?
- Да, но после того как я продула в одной восьмой финала, то решила, что с меня хватит. Это просто неприлично, когда тебя выставляют в одной восьмой. Можно продуть в четвертьфинале, но проиграть в одной восьмой - это же чудовищно!..
- Анжелика, а как ты вернулась из своего лагеря? Ты что… Уж не голосовала ли ты на дороге? Боже… - Мэкси пришла в ужас.
- Да нет. Позвонила папе, он выслал на билет. Я, конечно, летела, и он меня встречал в аэропорту. Но времени, чтоб еще и покормить, у него не было… то есть он купил чего-то пожевать, но мало. Подумаешь, гамбургеры и пара молочных коктейлей с шоколадом. Ты видишь, как я выросла! Правда здорово? Теперь уж я никогда не буду такой каракатицей, как ты и большинство других. Может, еще стану фотомоделью? Как ты думаешь, мне надо делать пластическую операцию носа? У нас в лагере все девчонки собираются делать. А куда мы пойдем ужинать, ма? Тебе что, па звонил в Европу, что я возвращаюсь раньше, и ты поэтому прилетела? Да, у меня теперь есть прозвище - Чип. Так меня и зови. А я буду тебя звать Мэкси. Так взрослей звучит.
- Зови меня как хочешь, - простонала в ответ мать, когда Анжелика особенно "нежно" сдавила ее, - но я все равно не буду звать тебя Чип. Всему должен быть предел. - Мэкси изо всех сил уперлась руками в плечи нависшей над ней дочери и, оторвав ее от себя на несколько дюймов, вгляделась в повзрослевшее лицо девочки.
Интересно, какие комбинации генов понадобились, чтобы произвести на Свет это существо, обещающее вырасти в классическую красавицу, от которой многим еще предстоит потерять голову? Эмбервиллы, Адамсфил-ды, Андерсоны, Дэйлы, Каттеры - все они внесли свою лепту в появление на свет этого потрясающе поэтически-романтического гибрида, каковым является Анжелика Эмбервилл Сиприани.
Но в чертах ее лица проглядывало в основном лицо отца, Рокко Сиприани: великолепного Рокко, Рокко - человека эпохи Ренессанса, Рокко - восхитительного задумчивого, Рокко, с его черными как смоль волосами и сверкающими глазами, Рокко, чьи предки покинули Венецию (может, единственные венецианцы, кто сделал это добровольно) ради Америки около ста лет назад.
- Ну а какое прозвище ты выбрала для отца? - продолжала Мэкси, как всегда стараясь быть по отношению к своему первому экс-супругу максимально вежливой: по условиям развода Анжелика находилась на их совместном попечении.
- Что? Мэкси, ты бываешь просто отвратительной, нет, правда. Никто не придумывает прозвищ для отцов, ясно? Иногда я прямо начинаю за тебя бояться.
- Так. Значит, двойные стандарты по-прежнему в силе, - произнесла Мэкси, поняв, что сопротивляться бесполезно. - И не спрашивай, что это означает. Ты уже не маленькая, скоро сама узнаешь.
- Давай режим насчет ужина… - Анжелика начала, расхаживая по комнате, вытряхивать содержимое рюкзака на пол. - Что-нибудь из таиландской кухни или японское "шуши". В лагере кормежка была пресноватой, для провинциалов, может, и ничего, а для меня, сама знаешь… Этот вязкий белый хлеб, желто-оранжевый пластмассовый сыр тонюсенькими ломтиками, розовые колбаски… Уже два месяца я не ела ничего вкусного.
- Послушай, Анжелика. Мы еще вернемся к твоему желудку через некоторое время. Ты еще, кажется, не спросила, как я поживаю.
- Ну и как ты поживаешь, ма? - дружелюбно поинтересовалась Анжелика, занятая поисками пары чистых носков.
- Я стала новым главным редактором "Бижутерии и бантов".
- Как это?.. Встретила очередного замечательного мужчину в своей жизни? У меня в последнее время как раз наметился дефицит по части отчимов.
- Обещаю: у тебя никогда больше их не будет, Анжелика! Сколько можно тебе говорить. Насчет "Би-Би" это вполне серьезно. Я стала его редактором.
- "Индустрия одежды", ежемесячник? - От удивления Анжелика прекратила свои бесплодные поиски. - Зачем тебе понадобился этот прелестный журнальчик?
- О чем ты говоришь?