Однажды летом - Мария и Софи учились тогда в колледже - они участвовали в плавании на исследовательском океанографическом судне "Наррагансет". Корабль отплывал из Вестерли - это была стофутовая стаксельная шхуна с дизельным мотором, оборудованная под лабораторию, предназначенная для забора образцов воды с разных глубин и оснащенная гидрофонами для наблюдения за миграцией и брачными играми горбатых китов. На ее борту плыли пятнадцать студентов и семеро членов экипажа, направляясь к берегу Георга. Когда шхуна выходила из порта, все они стояли на палубе, и ветер дул им в лицо. Софи убрала волосы под кепку с эмблемой команды "Ред Сокс", ее кожа была ровного золотистого цвета, поскольку весь весенний семестр она загорала голышом на крыше их общежития. Мария той весной не успела загореть и уже чувствовала, что ее лицо становится красным.
Через час, когда корабль вышел в открытое море, у нее началась морская болезнь.
- Ты в порядке? - спросила Софи. Мария покачала головой.
Нос корабля то задирался вверх, то нырял вниз. Несмотря на безоблачный июльский день, за пределами гавани мелкие волны превратились в десятифутовые валы.
- Смотри на горизонт, тогда будет легче, - послышался мужской голос. У голоса был легкий крэнстонский акцент, а принадлежал он веснушчатому студенту с вьющимися золотисто-рыжими волосами, светлыми ресницами и голубыми глазами, неотрывно смотревшими прямо на Софи.
- Лучше сразу покончить с этим, - сказала Софи. - Ну ты понимаешь, о чем я говорю, Мария. Давай, сделай это.
Мария перегнулась через борт, и ее стошнило; после чего стало казаться, что мир вокруг крутится, и ей захотелось немедленно прилечь. С трудом она добралась до своей койки, краем уха услышав, как студент представился ее сестре: его звали Джек Фрейзер.
Следующие двадцать четыре часа Мария и еще несколько студентов провели, ощущая себя тяжело, если не смертельно, больными. Лежа на койке и борясь с тошнотой, Мария слушала стоны других страдальцев. Немного позже пришла Софи и принесла ей соленые орешки. Мария чувствовала себя крайне несчастной, при этом она раздражалась на сестру за то, что та была в полном порядке. Софи пыталась казаться заботливой, как хорошая медсестра, однако глаза ее так и блестели. Казалось, она вся светится.
- Он отличный парень, - говорила Софи, локтями упираясь в край койки Марии. - Ночью мы с ним залезли в "воронье гнездо" и там все друг другу рассказали.
- В "воронье гнездо"? Как вы туда забрались? - спросила Мария. Она думала, что, если притворится, будто ей интересно, ей и правда станет интересно и живот перестанет крутить. У нее было смутное впечатление, что "воронье гнездо" находится на главной мачте, где-то в семидесяти пяти футах над палубой.
- По такелажу. С ним мне не было страшно. Вот станет тебе получше, полезешь с нами.
- Это будет первое, что я сделаю, - слабым голосом откликнулась Мария.
- Слушай, пора тебе прекращать болеть и выбираться на палубу. Мы уже видели первого кита.
- Черт, пропустила! - сказала Мария. Она ощутила острое разочарование, но с этого момента начала чувствовать себя лучше. Вечером она смогла выйти на палубу посмотреть на закат.
- Привет, Мария, - сказал ей Джек. Одной рукой он обнимал Софи за плечи; ее кепка красовалась у него на голове.
- Привет, - откликнулась Мария. - Где мы? Видели еще китов?
- Плывем к берегу Георга - будем там завтра, - отчеканил Джек.
- Кит был потрясающий, - сказала Софи. - Самка, с детенышем. Проплыли у самого борта. Здорово было, правда, Джек?
- Точно, - ответил он.
Было ясно, что за то время, пока Мария мучилась морской болезнью, Софи и Джек влюбились друг в друга. Они стояли рядом и использовали любой предлог для того, чтобы прикоснуться друг к другу. Научный руководитель, худой, серьезный студент-выпускник, проходя мимо, спросил, почему их интересует океанология. Джек ответил, что собирается стать морским биологом. Софи и Мария сказали, что просто любят море.
Над их головами в небе парили огромные паруса шхуны. Когда студент спросил, не хотят ли они пойти в лабораторию и послушать записи голосов горбатых китов, согласилась одна Мария. Софи и Джек пошли на корму, смотреть на пенистый след, тянущийся за кораблем, в котором с приходом ночи начал светиться флуоресцирующий планктон.
Джек стал для Софи любовью всей ее жизни. К Рождеству они уже были обручены. По выходным они готовили экзотическую еду на маленьком гриле в их комнатах в общежитии и занимались любовью повсюду, где была возможность. Им было весело вместе. Джек гордился невестой и посещал все концерты музыкального факультета, в которых она принимала участие. Так было до тех пор, пока Софи не созналась, что не хочет больше петь - тогда он ответил, что она может бросить пение, если оно не приносит ей радости. Джек любил Софи всей душой, - безгранично, безоговорочно.
Их помолвка продлилась три года, за это время они окончили колледж, а Джек еще и поступил в аспирантуру. Им пришлось выдержать давление со стороны семей: родители Джека, католики, были не слишком рады получить в невестки последовательницу англиканской веры, которая к тому же много лет не была в церкви. Во время знакомства с Хэлли Джек на пару с Софи выпил слишком много пива, и Хэлли никак не могла ему этого простить. Однако любовь их не ослабевала, по крайней мере это никак не проявлялось вплоть до того дня, когда Джек позвонил Софи и объявил, что разрывает помолвку, так как полюбил другую.
Сердце Софи было разбито. Сидя в своей гостиной на Скво-Лэндинг, Мария вспоминала агонию сестры. Несколько недель Мария не отходила от нее ни на шаг. Она обнимала Софи, а та сотрясалась в рыданиях и беспрерывно говорила о Джеке. Она никак не могла понять, почему он ее бросил. Софи хотела знать, кто эта женщина, где Джек познакомился с ней и как он мог полюбить эту другую сильнее, чем ее. "Он просто ублюдок", - сказала Мария, готовая убить мужчину, причинившего такую боль ее сестре.
"Не говори так", - ответила Софи. Она никому не позволяла критиковать Джека. Она думала, что никогда больше не встретит такого человека, как он, который разделял бы все ее интересы и любил ее такой, какая она есть. Софи призналась сестре, что привыкла разочаровывать людей - в первую очередь Хэлли, подумала Мария, - и теперь боится, что никто и никогда не будет любить ее так, как Джек.
Мария знала, что это такое - пытаться понравиться их матери, нравиться учителям в школе, преподавателям в университете, мужчинам, и искренне сострадала сестре. Сейчас, годы спустя, ее поразила мысль о том, что Софи была права. На мгновение отвлекшись, она подумала, что и Альдо никогда не любил ее безоговорочно, но ее мысли тут же вернулись к Софи. Софи и мужчине, за которого она вышла замуж через три года после разрыва с Джеком - Гордону.
Мария вспомнила, что была в Англии, когда Софи впервые написала ей о Гордоне. Письмо было полно прилагательных: "замечательный", "красивый", "преуспевающий", "сильный", "страстный". Софи писала, что родители Гордона живут в нескольких милях от города, в том же доме, где он вырос, что Гордон - владелец магазина инструментов Литтлфильда, что они познакомились на танцах в яхт-клубе и за несколько дней влюбились друг в друга. Мария вспомнила, как забавно Софи описывала "головокружительные" физические данные Гордона: его роскошные каштановые волосы, широкие плечи, грудь, волосатую именно настолько, насколько нужно, то, какой он прекрасный любовник. Софи считала очень трогательным, что человек с образованием Гордона - дипломом Принстонского университета - взял на себя управление отцовским магазином инструментов, и все потому, что родители всегда рассчитывали на него.
В письме Софи не сравнивала Гордона с Джеком. О Джеке она вообще не упоминала.
Марии и Альдо не удалось приехать на свадьбу - раскопки в Гастингсе были в самом разгаре - зато они отправили в подарок восхитительный георгианский чайный сервиз. Увидев его стоимость, Альдо встал на дыбы. Он уже собирался устроить сцену в итальянском духе прямо в небольшом антикварном магазине, где продавался сервиз, однако Мария объяснила - спокойно, без слез, - что у нее только одна сестра и что, раз уж работа Альдо не позволяет им приехать к ней на свадьбу, подарок должен быть фантастическим.
Мария так и не простила Альдо, что его раскопки и съемочная команда ВВС не позволили ей занять законное место подружки невесты. Софи страшно расстроилась; Мария была уверена, что Гордон затаил на нее обиду.
То, как Гордон держится на расстоянии, всегда казалось Марии странным, в особенности с учетом того, как рада она была его появлению в жизни сестры. Мария считала, что Гордон помог Софи забыть Джека. Однако ей - в отличие от Софи - так и не удалось убедить себя, что Гордон любил ее сестру так же сильно, как Джек - даже сильнее, если учесть и то, что он на ней женился.
Было уже десять часов утра, а Мария так и сидела у окна в халате. Пять раз она пыталась дозвониться до Софи, но трубку никто не брал. Не отвечал телефон и у Нелл. Мария не могла заставить себя подняться, одеться, как-то спланировать свой день. Единственное, что ей хотелось сделать - поговорить с Софи или, по другим причинам, с Нелл, однако это ей никак не удавалось. Телефон зазвонил. Она схватила трубку в надежде, что это Софи.
- Хочешь пройтись на лодке? - предложил мужской голос.
- Дункан Мердок? Это ты? - спросила Мария.
- Ага. Эрни Пратт хочет продать свою лодку. Она стоит у причала, а добираться туда надо как раз мимо тебя.
Мария задумалась. Можно было слоняться по дому, заново переживая события прошлой ночи, или поплавать на лодке. На спокойной поверхности моря играли солнечные блики.
- С удовольствием взгляну на нее, - сказала она. - Мне подъехать к причалу?
- Я сам заеду за тобой, - отозвался Дункан. - Примерно через час.
- Договорились, - произнесла Мария. Час спустя она поняла, что не знает, приедет Дункан на машине или на лодке. Мария встала сбоку от дома, чтобы держать в поле зрения и подъездную дорогу, и бухту.
Дожидаясь Дункана, она машинально сунула руку в карман куртки и обнаружила там свою лопатку и кисть. В последний раз она использовала их в Перу, на раскопках захоронения, где они с Альдо нашли три нетронутых сосуда для жертвоприношений в форме ламы. Индейцы племени шавантов наполняли их смесью жира и крови ламы, а потом закапывали на пастбищах, чтобы земля сохраняла плодородие. Распустившиеся у порога крокусы напомнили ей о том, что через неделю заканчивается март. В Перу в марте индейцы приносили в жертву черных лам - чтобы небеса потемнели и на поля пролились дожди.
Со стороны берега послышался грохот мотора. Мария подошла к воде. Дункан стоял за штурвалом длинной шлюпки, выкрашенной в некрасивый зеленый цвет; каюты на ней не было. Издалека было заметно, что шлюпка пережила нелегкую зиму. Подойдя вплотную к каменному причалу, Дункан выровнял шлюпку, чтобы Мария могла на нее взобраться.
- Вперед! - сказал Дункан, передавая ей штурвал.
Встав к штурвалу, Мария поискала переключатель скоростей и дроссельный клапан. Двигатель работал шумно, с перебоями, в воздухе витал запах бензина. Она предпочла бы, чтобы Дункан отошел от берега и передал ей штурвал в более безопасном месте, однако гордость заставила ее промолчать. Женщина включила задний ход, развернула и повела шлюпку на запад.
Разговаривать в таком грохоте было невозможно. Из-за плоского дна шлюпки мелкая зыбь казалась штормовыми волнами. Несмотря на маленький надводный борт, ее нос задирался так высоко вверх, что Мария ничего не видела перед собой.
- Сколько он хочет за нее? - прокричала Мария.
- Я тебя не слышу! - отозвался Дункан.
- Я не вижу, куда плыву! - еще громче закричала Мария, убирая с лица растрепавшиеся волосы.
- Ничего не слышно! - прибавив голос, крикнул Дункан.
Шлюпка, подпрыгивая, удалялась от берега, и Мария ощутила, как тяжелые мысли постепенно отступают. Ее руки сжимали штурвал; слегка повернув его влево, против ветра, она ощутила вместо выхлопных газов запах соленой морской воды. В отлив море пахло одновременно свежестью и гнилью.
Несмотря на то что уже много лет она не стояла у штурвала, навык сразу же вернулся к ней. Дункан стоял на носу, и ветер трепал его песчаного цвета волосы. Рукой он указал направо, она повернула направо. Потом он указал налево. Мария решила, что он показывает ей курс, помогая пройти по мелководью, и слегка сбросила скорость. Она знала, что они направляются к островам Духов.
На меньшей скорости шлюпка пошла ровнее. Мария направила ее в пролив между двумя островами и причалила к тому, который Дункан назвал Подзорной трубой.
- Думаю, эта шлюпка как раз для тебя, - сказал Дункан. - Она хорошо слушается руля, в прошлом месяце я собственноручно проконопатил все швы, и потом, у нее плоское дно - ты сможешь вытаскивать ее на берег. Собственно, тебе придется это делать - причалов здесь нет.
- Одна проблема: на скорости больше шести миль у нее так задирается нос, что я не вижу, куда плыву.
- Это меняет дело, - погрустнев, произнес Дункан. - Арни ставил на корму канистры с бензином и верши для омаров. Ну и ростом он выше, чем ты.
Держа ладонь козырьком над глазами, Дункан рассматривал берег острова.
- Здорово здесь, - сказала Мария. - А это ничего, что ты не на работе?
- Я использую любую возможность для того, чтобы пройтись на лодке, - ответил Дункан. - Именно поэтому я работаю в мастерской.
Мария обвела взглядом песчаный пляж. Она представила себе, как индейцы пеко вытаскивают на песок свои каноэ, нагруженные глыбами кварца и кремния. Чуть выше линии прилива, у подножия вздымающихся ввысь сосен, она заметила место, где песок переходил в глинистую почву.
- Ищешь, где начать раскопки? - спросил Дункан.
- Да, - ответила Мария.
- У меня еще есть время, - сказал он. - Хочешь пройтись, осмотреться немного?
- Нет, спасибо, - сказала она. Ей хотелось поговорить с Дунканом о Софи - в их предыдущую встречу он сказал, что его жена дружит с Софи и их дети играют вместе. Только что он может сказать? Что все в Хатуквити подозревают Гордона в рукоприкладстве? Что люди знают о плохом обращении Софи с Фло?
- Ты же знаешь мою сестру, Дункан? - спросила Мария. - Софи Литтлфильд?
- Конечно, знаю. Она дружит с Алисией.
- А ты ее часто видишь? - Мария чувствовала себя неловко, словно совала нос не в свое дело.
- Да не особенно. Иногда встречаю, когда она заходит за Флосси.
Флосси. При звуке этого ласкового имени, которым Дункан называл ее любимую племянницу, у Марии задрожали губы, и она наклонила голову, чтобы он этого не заметил.
- Такая славная девочка, - с трудом выговорила она.
- Действительно славная, - отозвался Дункан и замолчал, ожидая, что скажет Мария. По его серьезному тону было ясно, что ее минутная слабость не прошла для него незамеченной.
- Когда возвращаешься домой, к людям, которых знала всю жизнь, - начала Мария, - всегда думаешь, что все осталось таким же, как было. Помнишь, ты спросил меня, каково это - вернуться домой, так вот теперь могу сказать - ощущение очень странное.
- Ты говоришь о Софи?
- Знаешь, за то время, что меня не было, Софи вышла замуж и родила детей. В детстве мы с ней и Нелл были очень близки. Наверное, глупо было думать, что так будет всегда. Я уехала, а теперь, вернувшись, хочу, чтобы все было как раньше. - Мария обращалась скорее сама к себе, чем к Дункану.
- Ну, нага город не особенно изменился.
"Город вообще не изменился", - подумала Мария. На другой стороне пролива был виден ее дом, Скво-Лэндинг, заповедник Лавкрафта и белые шпили Хатуквити. Утреннее солнце отражалось от окон сторожевой вышки женской тюрьмы, в двухстах ярдах от которой находился дом Хэлли. Нелл и Питер жили в городе. Мария заметила колокольню конгрегационалистской церкви, расположенной совсем рядом с их домом. Коттедж Литтлфильдов стоял на пустоши посреди соснового леса, к западу от владений Хэлли, однако туда Мария смотреть не захотела. Ее пальцы сомкнулись на лопатке, лежавшей в кармане, и она ощутила острое желание немедленно начать копать.
- Я ее покупаю, - сказала Мария. Единственный светлый момент, пережитый ею за последние несколько дней, был связан с этой шлюпкой.
- Ну что ж, она крепкая. А с носом можно что-нибудь придумать, - ответил Дункан.
Мария кивнула, однако в глубине души у нее снова нарастала тревога.
- Все еще думаешь о своей сестре? - через несколько секунд спросил Дункан.
- Да, - сказала она.
- Знаешь, ее муж - круглый дурак.
- Гордон? - по привычке Мария ощетинилась, услышав, как критикуют кого-то из членов ее семьи.
- Мы вместе заседаем в торговой палате, так он вечно находит повод для ссоры - ему кажется, что все настроены против него.
- Должно быть, Софи приходится нелегко, - сказала Мария и снова замолчала.
Дункан пошел к шлюпке. Словно по безмолвному соглашению, на обратном пути за штурвалом стоял он. Солнце светило ему в глаза; сощурившись, он смотрел на Марию. Она обратила внимание на его руки - загорелые и крепкие, они надежно держали рулевое колесо. Женщина стояла достаточно близко, чтобы за шумом мотора слышать, что он говорит ей.
- Шлюпку нужно привести в порядок, - кричал Дункан. - Нос сделаем пониже, тогда она будет идти ровнее. И неплохо было бы очистить ее и заново покрасить. Можешь заняться этим сама, или мы это сделаем в мастерской. Только тогда она будет стоить дороже.
Он улыбнулся, и ее желудок внезапно подкатился к горлу. На несколько секунд их глаза встретились, потом она моргнула и отвела взгляд.
- Сделайте все, что надо, - прокричала Мария. Подпрыгивая на мелких волнах, их суденышко двигалось на восток, прямо на солнце - только его Мария видела за вздернутым вверх носом шлюпки.
Дункан что-то произнес - слишком тихо, ветер подхватил его слова и унес их.
- Что? - переспросила она, наклоняясь к нему. Он приблизил губы к ее уху. Почувствовав мужское теплое дыхание на своей коже, Мария залилась румянцем.
- Я сказал: девчонка, которая любит лодки, - повторил он, рукой коснувшись ее руки. - Круто!
- Круто! - ответила Мария, пытаясь перекричать рев мотора и шум ветра.
Глава 10
Все утро Мария провела в библиотеке, в разделе краеведения, читая то, что смогла найти об индейцах в Хатуквити. В журнале "Жизнь Хатуквити" она наткнулась на интервью с Матильдой Браун, прямым потомком Ункаса, вождя одного из индейских племен. "Если хотите больше узнать об индейцах пеко, читайте легенды, - говорила она. - Об индейце, взявшем в жены луну, о мужчине, игравшем на волшебной флейте, чтобы заставить женщину из другого племени полюбить его, или о смельчаке, убившем свою жену и ее любовника-англичанина, а потом последовавшем за ней на Землю мертвых - все эти истории подлинные".
То же самое Мария думала о перуанских легендах: даже в самых невероятных из них обязательно была крупица правды. Ей показался интересным тот факт, что и у индейцев пеко, и у шавантов была легенда о человеке, который взял в жены луну. Мария посмотрела на часы: половина третьего. Она обещала Нелл встретиться с ней в сквере. Мария взяла свои книги и понесла их к столу библиотекаря, где лицом к лицу столкнулась с девушкой, которая жаловалась на то, что Софи часто оставляет Фло в библиотеке. На мгновение Мария испугалась, однако та, казалось, не узнала ее.