В их отношениях было много такого, чего Саманта не замечала, не желала замечать, поскольку очень сильно любила Джона. Он с ней внутренне соперничал, болезненно реагировал на профессиональные успехи Сэм. Хотя Джон был одним из самых популярных телекомментаторов в стране, и всюду, где бы он ни появился, за ним ходили толпы людей, умоляя дать им автограф, Джона, похоже, никогда не покидало чувство, что его успех эфемерен и в любой момент все это может кончиться. Он боялся, что его заменят кем‑нибудь другим, что колебания рейтинга способны круто изменить его жизнь. У Сэм все было иначе. Она работала заместителем директора второго по величине рекламного агентства Америки; нельзя сказать, что Саманта чувствовала себя так уж уверенно, однако ее положение было более прочным, чем положение Джона. Профессия Саманты не гарантировала надежного заработка, и все же за ее плечами было столько успешно проведенных рекламных кампаний, что ветер перемен страшил ее гораздо меньше, чем Джона. Этой осенью, сидя дома в одиночестве, Саманта припоминала обрывки разговоров, припоминала то, что когда‑то говорил ей Джон…
"О, Господи, Сэм да ты в тридцать лет достигла таких высот! Черт возьми, у тебя с премиями выходит больше денег, чем у меня!"
Теперь Саманта понимала, что Джона уязвляло еще и это. Но что ей нужно было сделать? Уйти с работы? Но почему? А чем ей заниматься в такой ситуации? Детей у них не было, а усыновить кого‑нибудь Джон отказывался наотрез.
"Это совсем не то, что собственный ребенок".
"Но он же станет твоим! Послушай, мы могли бы усыновить новорожденного, мы с тобой еще молоды и можем взять самого лучшего малыша. А дети так много значат для семьи, любимый, подумай об этом…"
Во время таких обсуждений ее глаза всегда сияли, а его блестели как лед и он отрицательно качал головой. На все ее уговоры усыновить ребенка Джон неизменно отвечал отказом. Что ж, теперь ему не о чем беспокоиться. Через три месяца, так, кажется, он сказал, у него родится первенец. Его собственный ребенок. При мысли об этом Саманта вздрагивала, будто от удара.
Она постаралась не думать на эту тему, поднявшись на верхний этаж и отперев дверь своей квартиры. В последнее время здесь стоял затхлый запах. Окна были постоянно закрыты, в комнатах царила жара, растения в горшках засыхали, а Саманта даже не пыталась их спасти. И выбрасывать не выбрасывала. Все, все здесь было пронизано нелюбовью, квартира приобрела нежилой вид, словно сюда заходили только переодеться - и больше ничем тут не занимались. И так оно и было. Саманта с сентября перестала готовить, она лишь делала себе кофе. Завтраком Саманта пренебрегала, обедала обычно вместе с клиентами или с другими служащими компании "Крейн, Харпер и Лауб", а про ужин, как правило, забывала. Если же ее вдруг одолевал голод, то она по дороге домой покупала сандвич и ела его прямо из вощеной бумаги, положив на колени и уставившись в телевизор, по которому показывали новости. Саманта с лета не доставала из буфета тарелок, и ее это нисколько не волновало. В последние месяцы она вообще не жила, а существовала, и порой ей казалось, что так будет продолжаться вечно. Мысли Саманты были только о том, что произошло: она вспоминала, как Джон сказал ей, что он уходит, думала, почему он ушел, и страдала из‑за того, что он больше не принадлежит ей. Боль сменилась яростью, за яростью пришла тоска, за ней - снова негодование, и наконец к Дню Благодарения Саманту настолько истерзали противоречивые чувства, что душа ее онемела. Саманта чуть было не завалила самую крупную рекламную кампанию, порученную ей за все время работы в агентстве, а за две недели до этого она зашла в кабинет, закрылась на ключ и упала ничком на диван. На мгновение ей показалось, что она сейчас забьется в истерике или потеряет сознание, а может… может, кинется к первому попавшемуся человеку и начнет плакаться в жилетку. Ведь она никому, абсолютно никому не нужна, никого у нее нет! Отец Саманты умер, когда она еще училась в колледже, мать жила в Атланте с мужчиной, которого она считала очаровательным (с чем Сэм, правда, не соглашалась). Он работал врачом и был жутко напыщенным и жутко самодовольным типом. Но ничего, мама счастлива - и ладно!.. Все равно Саманта не была настолько близка со своей матерью, чтобы обратиться к ней в трудную минуту. Она даже о своем разводе сказала ей только в ноябре, когда мать позвонила Сэм по телефону и застала ее в слезах. Мать поговорила с Самантой ласково, но отношения их не стали от этого теплее. Слишком поздно… Теперь Саманте нужна была не мать, а муж, человек, с которым она в последние одиннадцать лет лежала по ночам рядом, делила радость и смех… человек, которого она любила и знала лучше, чем свое собственное тело… человек, рядом с которым она по утрам чувствовала себя счастливой, а по ночам - спокойной. И вот его с ней нет… При мысли об этом к глазам Саманты всегда подступали слезы и она впадала в отчаяние.
Но сегодня вечером усталая и замерзшая Саманта впервые почувствовала, что ей все равно. Она сняла пальто и повесила его в ванную сушиться, стянула с ног сапоги и провела щеткой по золотисто - серебряным волосам. Машинально посмотрелась в зеркало, толком не разглядев своего лица. С недавних пор она ничего не видела, глядя на себя в зеркало… ничего, кроме обтянутого кожей овала, двух тусклых глаз и копны длинных белокурых волос. Саманта принялась раздеваться и наконец скинула черную шерстяную юбку и черно - белую шелковую блузку, в которых она была сегодня на работе. Сапоги, что Саманта сняла и бросила на пол, были куплены в парижском магазине "Селин", а шейный платок с черно - белым геометрическим рисунком - в "Гермесе". В ушах болтались массивные жемчужно - ониксовые серьги, волосы Саманта собрала в строгий пучок на затылке. Промокшее пальто, повешенное в ванной, было ярко - оранжевого цвета. Саманта Тейлор, даже убитая горем, была поразительно красивой женщиной или, как называл ее творческий директор агентства, "сногсшибательной красоткой". Она повернула кран, и в глубокую, зеленую ванну хлынула горячая вода. Когда‑то в ванной стояло столько горшков с комнатными растениями, все пестрело цветами… Летом Саманте нравилось держать здесь анютины глазки, фиалки и герань. На моющихся обоях были нарисованы крошечные фиалочки, а французская сантехника изумляла своим изумрудно - зеленым цветом. Однако теперь вся эта красота потускнела. Как и убранство комнат. Домработница, приходившая к Саманте три раза в неделю, старалась поддерживать в квартире чистоту, но не могла вдохнуть в ее жилище любовь. Увы, любовь покинула этот дом, как она покинула саму Саманту, а вещи в квартире приобретают лоск только тогда, когда их касаются теплые, заботливые руки, когда на всех предметах лежит налет любви, которую женщины способны проявлять в множестве разных мелочей.
Наполнив ванну горячей, дымящейся водой, Саманта медленно залезла в нее, легла и закрыла глаза. На миг ей показалось, будто она плавает в пустоте, где нет ни прошлого, ни будущего, ни страхов, ни забот… но затем настоящее понемногу вновь овладело ее мыслями. Работа, которой она была сейчас занята, безумно ее тяготила. Агентство лет десять мечтало заняться рекламой автомобилей, и вот теперь Саманте предстояло разработать эту тему. Она выступила с целой серией предложений: сказала, что можно оттолкнуться от изображения лошадей, снимать рекламные ролики за городом или на ранчо и привлечь к съемкам сельских жителей, это привнесет в рекламу свежую струю. Но сердце ее осталось равнодушным, и, понимая правду, Саманта спросила себя, как долго это может продолжаться. Сколько еще времени у нее будет ощущение какой‑то внутренней поломки, нехватки чего- то важного… буд‑то мотор работает, но машина никак не может переключиться с первой передачи на вторую? Она чувствовала страшную тяжесть, еле ползала, словно ее волосы, руки и ноги были налиты свинцом. Наконец Саманта вылезла из ванны, небрежно завязала длинные серебристые волосы узлом на затылке, аккуратно завернулась в большое сиреневое полотенце и, шлепая по полу босыми ногами, пошла в свою комнату. Ее спальня тоже производила впечатление сада: просторная старомодная кровать скрывалась за вышитым пологом, а на покрывале желтели вытканные цветы. Вся комната была нарядной, желтенькой, все драпировки украшены оборочками. Когда Саманта обставляла квартиру, эта спальня пользовалась ее особой любовью, но теперь, лежа в ней ночь за ночью одна, Сэм ее возненавидела.
Нельзя сказать, что никто из мужчин не пытался за ней приударить. Кое‑кто пытался, но Саманта оставалась безучастной, чувство онемелости никак не покидало ее. Никто ей был не нужен, все безразличны. Казалось, доступ к ее сердцу перекрыт навсегда. Присев на краешек кровати, Саманта тихонько зевнула, вспомнила, что за весь день съела только сандвич с яйцом и зеленым салатом, а завтрак и ужин пропустила… и вдруг подпрыгнула от неожиданности, услышав, что кто‑то позвонил во входную дверь внизу. Сперва Саманта решила не открывать, но, услышав второй звонок, отбросила полотенце и, поспешно схватив бледно - голубой стеганый атласный халат, побежала к домофону.
- Кто там?
- Джек Потрошитель. Можно войти?
На какую‑то долю секунды голос показался Саманте незнакомым - в переговорном устройстве раздавались помехи, искажавшие его звучание, - но внезапно она рассмеялась и стала похожа на себя прежнюю. Глаза вспыхнули, после принятой горячей ванны на щеках все еще играл здоровый румянец. Так молодо она давно не выглядела.
- Что ты там делаешь, Чарли? - крикнула Саманта в домофон, висевший на стене.
- Отмораживаю себе задницу. Так ты меня впустишь или нет? Саманта снова рассмеялась и поспешила нажать кнопку. В следующее мгновение на лестнице раздались шаги. Появившийся на пороге Чарльз Петерсон напоминал скорее лесоруба, нежели художественного руководителя агентства "Крейн, Харпер и Лауб". Да и тридцати семи лет на вид ему никак нельзя было дать, он выглядел года на двадцать два. У Чарльза были смеющиеся карие глаза, круглое мальчишеское лицо, всклокоченные темные волосы и густая борода, в которой сейчас блестели капли дождя.
- У тебя есть полотенце? - спросил он, запыхавшись не столько от быстрого подъема по лестнице, сколько от холода и дождя.
Саманта торопливо принесла ему толстое лиловое полотенце из ванной; он снял плащ и вытер лицо и бороду. На голове Чарльза была большая кожаная ковбойская шляпа, с которой стекали на французский ковер ручейки воды.
- Ты опять решил сделать лужу на моем ковре, Чарли?
- Ну, если уж на то пошло… Ты меня угостишь кофе?
- Конечно!
Сэм подозрительно покосилась на Чарльза. Уж не случилось ли чего плохого? За время их знакомства он пару раз заходил к ней домой, но лишь по какому‑нибудь важному делу.
- Ты хотел мне что‑то сказать по поводу новой рекламы? - Саманта озабоченно выглянула из кухни, но Чарльз ухмыльнулся и, покачав головой, подошел к ней.
- Нет. С этим все в порядке. Ты уже целую неделю идешь по верному следу. Реклама получится потрясающей, Сэм.
Саманта ласково улыбнулась ему и принялась варить кофе.
- Я тоже так думаю.
Они обменялись теплыми улыбками. Сэм и Чарльз дружили вот уже пять лет; они провели бесчисленное множество рекламных кампаний, завоевывали призы, подшучивали друг над другом и засиживались на работе до четырех часов утра, готовясь на следующий день представить готовую работу заказчику. Сэм и Чарльз считались подчиненными Харви Максвелла, номинального художественного руководителя фирмы. На самом деле Харви давно устранился от дел. Он переманил Чарльза к себе из одного агентства, а Саманту - из другого. Найдя себе замену, Харви познакомил их с хорошими людьми. Поставив во главе творческой группы Чарли и Саманту, Харви с радостью отошел в тень и наблюдал за работой издали. Через год он должен был уйти на пенсию, и все вокруг, включая и саму Саманту, не сомневались, что она займет его место. Что ж, стать творческим директором в тридцать один год вовсе не плохо!
- Так что у нас новенького, дружок? Я тебя с утра не видела. Что там с рекламой Вертсмейера?
- Да ничего, - отмахнулся Чарли. - Что можно сделать для владельца крупнейшего универмага Сент - Луиса, если у него полно денег, но совершенно нет вкуса?
- А если разработать тему лебедя? Помнишь, мы говорили об этом на прошлой неделе?
- Нет, они приняли эту идею в штыки. Им нужно что‑нибудь эдакое. А в лебедях ничего особенного нет.
Сэм присела к большому разделочному столу, а долговязый Чарльз уселся напротив нее на стул. Саманта никогда не испытывала влечения к Чарли Петерсону, хотя за прошедшие годы они работали вместе, и ездили в командировки, и спали рядом в самолетах, и часами болтали. Он был ей братом, задушевным другом, товарищем. У Чарли была жена, которую Саманта очень любила. Мелинда идеально подходила ему. Она завесила стены их большой гостеприимной квартиры на Восточной 81–й улице коврами и поставила в комнатах плетеные корзинки. Мягкая мебель была обтянута тканью темно - бордового цвета, и повсюду, куда ни брось взгляд, стояли прелестные вещицы, скромные сокровища Мелинды, которые она сама находила и приносила домой. Чего тут только не было - от экзотических морских раковин, которые они с Чарльзом вместе собирали на Таити, до идеально гладкого шарика, позаимствованного Мелиндой у сыновей. Сыновей у Мелинды и Чарльза было трое, и все они пошли в отца. Еще в хозяйстве имелся громадный невоспитанный пес по кличке Дикарь и большой желтый джип, на котором Чарли ездил вот уже десять лет подряд. Мелинда тоже занималась искусством, но на службу не ходила, деловому миру не удалось "совратить" ее. Она работала в мастерской и за последние годы дважды устраивал выставки, которые прошли с успехом. Мелинда во многом отличалась от Саманты, и все же в них было и нечто общее: под внешней бравадой скрывалось мягкое обаяние, которое так нравилось Чарли. По - своему от тоже любил Саманту, и его до глубины души возмутило, что Джон так поступил с ней. Вообще‑то Чарльз всегда недолюбливал Джона, считая его эгоцентричным болваном. Поспешный разрыв Джона с Самантой и его женитьба на Лиз Джонс лишний раз доказывали правоту Чарльза: во всяком случае, он воспринял это именно так. Мелинда пыталась понять обе стороны, но Чарли даже слышать о Джоне не желал. Он слишком волновался за Сэм. За последние четыре месяца она совсем расклеилась, это было очевидно. Работа шла вкривь и вкось. Глаза помертвели. Лицо стало изможденным.
- Ну, так что, мадам? Надеюсь, вы не возражаете против моего прихода в столь поздний час?
- Нет. - Саманта улыбнулась, наливая Чарли кофе. - Я просто гадаю, что могло привести тебя ко мне. Решил явиться с проверкой?
- Возможно. - Глаза Чарли ласково засветились. - Неужели ты против, Сэм?
Она грустно посмотрела на Чарльза, и ему захотелось обнять ее.
- Ну, что ты! Это же здорово, что кому‑то есть до меня дело.
- Мне, во всяком случае, есть. И Мелли тоже.
- Как она поживает? Хорошо?
Чарльз кивнул. На работе им было некогда говорить об этом.
- Да, все о’кей.
Чарльз уже начал сомневаться, удастся ли ему сказать Саманте то, что он собирался. Разговор предстоял нелегкий, она могла обидеться…
- И все‑таки в чем дело? Что случилось? - Саманта вдруг посмотрела на него с усмешкой. Чарли попытался сделать невинную мину, но она дернула его за бороду. - Ты что‑то скрываешь, Чарли. Признавайся!
- С чего ты взяла?
- На улице льет как из ведра, холод собачий, сегодня пятница, вечер, тебе бы сидеть сейчас дома со своей милой, уютной женушкой и тремя очаровательными детишками. Как‑то не верится, что ты явился сюда только просто так, на чашечку кофе.
- А почему бы и нет? Ты еще очаровательней моих детей. Но вообще‑то… - Чарльз немного поколебался, - вообще - то ты права. Я зашел не просто так. Мне хотелось поговорить с тобой.
О Господи, какой кошмар! Ну как ей сказать? Чарльзу вдруг стало ясно, что она его не поймет.
- О чем? Ну, не тяни же!
В глазах Саманты сверкнули лукавые искры, которых Чарльз так давно не видел.
- Видишь ли, Сэм… - Чарли глубоко вздохнул и пристально посмотрел на Саманту. - Мы с Харви тут поговорили и…
- О ком? Обо мне? - Саманта напряглась, однако Чарли спокойно кивнул.
Она терпеть не могла, когда о ней говорили. Ведь это означало только одно: люди обсуждают ее нынешнее состояние и поступок Джона.
- Да, о тебе, - подтвердил Чарльз.
- В какой связи? Вы обсуждали заказ из Детройта? Я не уверена, что клиент понял мое предложение, но…
- Нет, мы говорили не о детройтском заказе, Сэм. Мы говорили о тебе. -
- А что обо мне говорить?
Надо же, а она считала, что все уже кончилось, люди перестали о ней судачить. Говорить‑то больше не о чем! Они разъехались, Джон получил развод и женился на другой. Она, Саманта, пережила это. Так что же еще тут обсуждать?
- Со мной все в порядке.
- Вот как? Удивительно! - По взгляду Чарльза было ясно, что он сочувствует Саманте и до сих пор злится на Джона. - Я, например, на твоем месте вряд ли мог бы так ответить, Сэм.
- У меня нет выбора. И потом, у меня более сильный характер, чему тебя.
- Наверное, - Чарльз усмехнулся. - Но может, не такой сильный, как ты полагаешь. Почему бы тебе не взять отпуск, Сэм? - Для чего? Чтобы поехать в Майами и позагорать на пляже?
- А почему бы и нет? - Чарльз натянуто улыбнулся.
Саманта была явно шокирована.
- На что ты намекаешь? - В ее голос стремительно закрадывался панический ужас. - Харви что, меня увольняет? Да? Он послал тебя в качестве палача, Чарли? Меня не желают больше терпеть на работе, потому что я утратила жизнерадостность? - Стоило Саманте задать эти вопросы, как ее глаза наполнились слезами. - Господи, а чего вы ждали? Мне пришлось нелегко… это было…
Слезы начали душить ее, и Саманта торопливо вскочила на ноги.
- Но теперь все о’кей, черт побери! Я в прекрасной форме. Какого дьявола…
Однако Чарли схватил ее за руку и снова усадил за стол, не сводя с Саманты ласкового взгляда.
- Не волнуйся, детка. Ничего страшного.
- Он меня увольняет? Да, Чарли?
По щеке Саманты покатилась одинокая, печальная слеза. Но Чарли Петерсон покачал головой.
- Нет, Сэм. Конечно, нет!
- Тогда в чем же дело?
Но она и так уже знала. Без него.
- Харви хочет, чтобы ты на какое‑то время уехала, успокоилась. Что касается детройского заказа, то ты оставишь нам хороший задел. А старику не повредит, если он для разнообразия немного поработает. Мы вполне справимся без тебя, сколько понадобится.
- Но в этом нет необходимости! Это же глупо, Чарли!
- Неужели? - Он сурово и пристально поглядел на Саманту. - Неужели глупо, Сэм? Ты считаешь себя способной спокойно вынести такой страшный удар? Думаешь, это ерунда - смотреть каждый вечер по телевизору, как муж, который бросил тебя, болтает со своей новой женой? Как у нее растет живот? Неужели ты действительно считаешь, что не сорвешься? Черт побери, ты каждый день ходишь на работу да еще настаиваешь, чтобы тебе передавали все новые заказы! Нет, рано или поздно ты сломаешься, я уверен! Как ты можешь так себя истязать, Сэм?