Склонившись над пациентом, медсестра постаралась забыть о том, что за ней пристально следит Ричард, а лицо пациента упирается в ее внушительных размеров грудь. Она согнулась над глазами больного еще ниже.
Сосредоточившись на том, чтобы придать устойчивости своей руке, Джейн постаралась не обращать внимания на то, что теплое дыхание незнакомца касается ее кожи в месте, не защищенном одеждой, - повыше края лифа. Никогда прежде Джейн так сильно не волновало то, что она сидит слишком близко к мужчине. Эфир помог пострадавшему погрузиться в сон, и все же тело Джейн реагировало на пациента так, будто он бодрствовал и мог ласкать ее своим взглядом, своими руками, своим чувственным ртом…
- Придется наложить повязку ему на голову. Мы ведь не хотим, чтобы рана или шов на его глазу загноились. Вы сможете сделать это, Джейн?
- Да.
- Гивенс и Смит подыщут для него кровать. Думаю, ему будет лучше остаться на ночь здесь, в моем кабинете. Не стоит класть его в одну палату с другими. Кем бы ни был этот человек, у него явно есть деньги. И, как мне кажется, он не придет в восторг от пребывания в одной палате с больными туберкулезом или брюшным тифом.
Ричард одобрительно сжал плечо подопечной и прошел позади нее, восхищаясь тем, как ловко медсестра управляется с иглой.
- Какая все–таки досада, что в колледж не принимают женщин, Джейн! Вы стали бы великолепным хирургом. Повезло же этому парню: сомневаюсь, что у этого счастливчика хоть маленький шрам останется!
Несомненно, это была весьма лестная похвала. Никакой другой комплимент не мог бы значить для Джейн больше, чем этот. В словах доктора было больше смысла, чем в восхвалениях поверхностных качеств - красоты и женского кокетства.
Джейн не была красивой. Она отлично знала и принимала это. Но медсестра была умной, толковой и горела желанием изучить все, что только могла. Джейн была воплощенным достоинством, и она намеревалась жить так и дальше, не печалясь по поводу собственной внешности.
- И как вам это удается? - риторически вопросил Ричард, заглядывая медсестре через плечо. - У вас получаются такие маленькие, такие аккуратные швы!
Джейн рассмеялась, уже не обращая внимания на то, что Ричард стоит совсем близко к ее спине, а лицо незнакомца упирается ей в грудь.
- Оказывается, иногда выгодно быть женщиной, - прошептала медсестра, незаметно улыбаясь самой себе.
- Что ж, у вас прекрасная рука и светлый ум, Джейн. Я так рад, что встретил вас!
Глава 3
Теплая вода медленно сочилась с ткани на широкие плечи и грудь пациента. Смывая остатки засохшей крови с его тела, чистые капли быстро становились ржавыми.
Джейн снова погрузила ткань в таз, отжала ее и принялась водить по мышцам груди незнакомца, размышляя о том, что оттенок его кожи темнее, чем у большинства людей, будто загорелый. Вода замерцала на татуировке, сделанной синими чернилами, и медсестра склонилась ниже, стараясь хорошенько рассмотреть рисунок.
Джейн все еще не могла разобрать, что же изображено на теле пациента. Проведя по татуировке пальцами, она заметила, как незнакомец вздрогнул, и резко отдернула руку, боясь разбудить его своим прикосновением. Обычная процедура мытья пациента на этот раз вызывала у Джейн настоящий восторг, и она чувствовала себя виноватой - словно ребенок, пойманный на краже конфет.
Даже сейчас, с перевязанными головой и глазами, незнакомец был очень красив. Его нос, прямой и тонкий, говорил об аристократическом происхождении. Его губы, даже при всей их полноте и мягкости, казавшиеся очень мужественными, были созданы для удовольствия. Джейн не отважилась дотронуться до них. Она страстно хотела этого, но не могла позволить себе порочное наслаждение, которое таили в себе подобные желания. В конце концов, этот мужчина - ее пациент. И это было бы неправильно. Не она ли сама еще совсем недавно распекала двоих новеньких за безнравственное поведение? Джейн напомнила себе о существовании моральной ответственности. И разумеется, норм приличия.
И все же медсестра не могла перестать думать о том, какой твердой была плоть под кончиками ее пальцев и каким, казалось, мягким становилось ее собственное тело, стоило только нежно дотронуться до незнакомца. До этого момента пациенты никогда не волновали ее в физическом отношении. Джейн никогда доселе не ощущала этот огонь, медленно разгоравшийся в глубинах души, это смутное, едва уловимое напряжение в области бедер и лона. Даже присутствие Ричарда не оказывало на нее подобного эффекта.
Джейн знала, как называются зародившиеся чувства, но не могла объяснить, почему они внезапно поглотили ее. Вожделение, пылкое желание, непреодолимое влечение - вот что нахлынуло на Джейн в этот момент. И она изо всех сил пыталась бороться с этой неуместной страстью.
Взгляд медсестры остановился на груди незнакомца, которая медленно поднималась и опускалась. Под предлогом того, что нужно проверить дыхание пациента, она принялась гладить его широкий торс. Джейн слышала, как воздух входит в легкие больного, и чувствовала, как под ладонью медленно и ровно бьется его сердце. Она видела, как размыкаются губы пострадавшего при выдохе.
Даже теперь, когда медсестра была уверена, что подопечный дышит свободно и легко, она не могла отойти от него. Ее руки просто не отпускали столь желанное тело.
Как же это было неправильно - находиться так близко к незнакомцу, сидеть на краю его маленькой койки, склоняться над пациентом, наблюдая, как он спит! Пострадавший был уже вымыт дочиста, однако Джейн продолжала протирать его тело, не в силах побороть охватившее ее желание.
Бинты скрывали бровь и часть лица пациента. Иногда великан шевелился, время от времени даже дрожал, губы начинали двигаться, словно он силился что–то сказать. Голова больного то и дело металась из стороны в сторону, его тело оставалось напряженным, несмотря на глубокий сон, вызванный эфиром.
Что за демон терзал этого человека? Джейн не могла ответить на этот вопрос, но знала, что он столкнулся со злом. Эфир должен был сделать пациента спокойным и умиротворенным, а его лицо все еще искажалось гримасами, он подергивался, словно пытался бороться с кем–то. Может быть, несчастному снилось нападение, жертвой которого он стал в реальности?
Пострадавший вскрикнул, его голова запрокинулась, а туловище и ягодицы приподнялись с койки. Белая простыня соскользнула, обнажив линию темных волос, которые постоянно приковывали внимание Джейн.
- Тсс, - принялась успокаивать она, осторожно укладывая больного на кровать. - Здесь вы в безопасности.
Пациент тут же утихомирился и медленно улегся, даже его дыхание стало легче. Теперь он лежал мирно, напрягшиеся было мышцы, наконец–то расслабились. Джейн опять уселась рядом и стала наблюдать за незнакомцем, позволив себе наслаждаться видом его обнаженной груди. Она никогда прежде не видела такого мужчину - столь рослого, мускулистого, от кожи которого все еще доносился аромат крема для бритья и одеколона. Грудь незнакомца была гладкой, без волос, лишь одна линия темных завитков сбегала от пупка вниз. Недолго думая, Джейн провела указательным пальцем по дорожке волос, изумляясь их мягкости и стальной твердости мускулов под кожей. Ее восхищало это противоречие: то, что могло выглядеть нежным и безобидным, на деле оказывалось крепким и мощным.
Джейн была просто очарована незнакомцем, тайной его личности, не говоря уже о загадках, которые таило в себе его тело. Медсестра возилась с пациентом, как ребенок с новой куклой, - не могла перестать смотреть на него, не могла помешать себе все время проводить рукой по его груди.
И почему ей так хотелось оказаться под этим восхитительным телом? Быть заключенной в кольцо сильных рук незнакомца? Положить голову ему на грудь и слушать ровный ритм сердца, бьющегося под очертаниями татуировки, которую она недавно так внимательно рассматривала? Джейн спрашивала себя, на что это могло быть похоже, если бы столь привлекательный и сильный мужчина вошел в нее - глубоко, яростно?
Между тем незнакомцу словно удалось разгадать ее непредсказуемые мысли: простыня сдвинулась, когда его пенис начал набухать, и через мгновение очертания мужского достоинства уже четко угадывались под тонким, серого оттенка хлопком.
Джейн не была несведущей в интимных вопросах. Она не задохнулась от застывшего в горле крика ужаса, не сорвалась с кровати. Вместо этого медсестра позволила себе медленно стянуть простыню, и обнаженный пациент предстал перед ее любопытными глазами. Оказывается, этот великан был огромным и прекрасным всюду.
Его эрекция становилась все более полной, и Джейн как завороженная наблюдала за тем, как внушительных размеров розовый фаллос наливался кровью. Он был длинным и толстым. Крайняя плоть сдвинулась назад, открыв взору медсестры потяжелевший, испещренный прожилками ствол и наполненную головку.
А Джейн уже была охвачена желанием, коснуться этой воплощенной твердости, которая все еще продолжала расти. Дьявол вовсю нашептывал ей на ухо эту мысль, и она повиновалась, скользнув кончиком пальца по этому жилистому стволу.
Пациент застонал, и медсестра торопливо натянула на него простыню, сгорая от стыда за свои желания. Джейн понятия не имела, что на нее нашло. Сотрудница больницы уже много раз видела обнаженных пациентов мужского пола, но никогда прежде не поддавалась соблазну дотронуться до них, чтобы удостовериться, на самом ли деле их кожа такая же гладкая и бархатистая, как кажется. Возможно, в Джейн заговорила распутная кровь ее матери - это могла быть единственная разумная причина появления новых мыслей, которые внезапно затуманили ее разум и здравый смысл.
- Вы уже закончили? - спросил санитар Гивенс, заходя в комнату. - Мы принесли кровать, осталось только взгромоздить его на нее.
- Да, - ответила Джейн ровным голосом, который так не подходил ее мыслям. - Я закончила. Будьте осторожны, он получил сильный, опасный удар по голове. Боюсь, мне придется часто заходить к нему сегодня вечером, чтобы быть рядом, когда он проснется.
Джейн видела немало пациентов, которые умирали во сне и от менее тяжелых ударов. Значит, этим вечером ей придется каждый час навещать больного, а потом разбудить его, убедившись, что он не вошел в бессознательное состояние, которое может привести к смерти.
Один из санитаров взял пострадавшего за лодыжки, другой ухватил его за запястья. Третий подтолкнул кровать ближе, так чтобы матрас оказался совсем рядом с операционным столом. Согнувшись под весом гиганта, санитары захрипели и с трудом подняли его, позволив Джейн оценить, каким огромным был объект ее вожделения - намного выше шести футов и твердым как мрамор.
- Да уж, позаботьтесь о нем получше, мисс, - с усилием прохрипел один из помощников. - Этот малый явно из высшего общества, и трудно предположить, что тут начнется, если он вдруг откинется.
- Я знаю.
Джейн проследила, как санитары шлепнули грузное тело на маленькую кровать. Матрас был тонким, но чистым - точно так же, как и подушка. Это было лучшее из того, что могла предложить Лондонская больница Медицинского колледжа. И все же Джейн понимала, что это постельное белье даже отдаленно не напоминало то, которое было у этого человека.
- Что–нибудь еще?
- Нет, спасибо. Я позвоню, если потребуется помощь.
Медсестра огородила кровать пациента ширмой, пытаясь создать для него хотя бы слабую иллюзию уединения. Новости распространялись по отделению стремительно, и, без сомнения, достаточно было одного слова, чтобы известие об аристократе, который поступил в больницу избитым до полусмерти, дало богатую пищу для пересудов. Джейн отлично знала, что многие пациенты поднимутся с кроватей даже с риском для собственного здоровья, лишь бы хоть краешком глаза взглянуть на пострадавшего. Медсестра была полна решимости, охранять безопасность и покой своего подопечного, не превращая его страдания в увлекательное зрелище, которое будет развлекать других пациентов.
- Кто вы? - спросила она, поправляя одеяло и укутывая плечи незнакомца. - К какому кругу вы принадлежите?
- Кто ты?
Эти слова, казалось, сжигали его мозг, который пульсировал внутри в безжалостном, неослабном ритме. Сглотнув комок желчи, он с тошнотворной уверенностью подумал о том, что голос раздастся снова - независимо от того, с какой силой он пытался отпихнуть его в сторону и душить до тех пор, пока тот не смолкнет.
- Кто ты?
- Ваш раб.
Слова прорвались в его сознание. Слова, сказанные его голосом. Слова, вызвавшие в нем отвращение. Он чувствовал, как чьи–то руки касаются его груди, и из–за этого страх и тревога только нарастали.
Он лежал неподвижно и тихо, надеясь, что слова и воспоминания потускнеют и исчезнут, как и эти прикосновения. Но они нахлынули с новой силой, вызвав приступ удушья.
Сердце готово было выскочить из груди, на коже выступил липкий пот, и все же он содрогался от холода, когда ненавистные воспоминания возвращались.
- Ты знаешь, что все, в чем ты хорош, - это траханье. Нет! Он пытался сказать это, прокричать об этом в своем сознании, но с губ так и не сорвалось ни звука.
- Тебе это нравится. В противном случае ты бы не был таким твердым. И твое семя не текло бы в предвкушении того, чем мы собираемся заняться вместе.
Он тряхнул головой, яростно отрицая сказанное. Ненавидя то, что правда уже не могла быть скрыта. Он действительно не мог подавить свои чувства. Его член был твердым и пульсирующим, готовым к тому, чего он начинал так страстно жаждать с пугающей регулярностью.
- Открой глаза и смотри на меня.
Нет, он не мог! Это было грязно, греховно, неестественно…
"Чертовски хорошо!" - предательски шептал тихий голос в его голове. И голос не врал. Не имело значения, насколько постыдно это было, - он никогда не испытывал такого блаженства. Ему нравилось быть с закрытыми глазами - так он не видел того, что происходило. Не мог видеть между своими бедрами женщину, глубоко погружающую его член в свой горячий рот, умеющую каждый раз доводить его до крайней степени возбуждения.
Эта таинственная женщина была слишком близко, Мэтью мог ощущать ее присутствие, реагировать на него напряжением своего ствола, который ласкала ее рука. Мэтью чувствовал, как семя уже готово вырваться наружу. Но внезапно все прекратилось. Этот горячий похотливый рот и страстный язык вдруг бросили его.
Мэтью вскрикнул, потянулся к своему члену и схватил его, словно предлагая себя, умоляя и задыхаясь, поглаживая свой раздувшийся фаллос рукой. Даже с закрытыми глазами Уоллингфорд мог чувствовать, как те похотливые глаза наблюдают за его мастурбацией. "Сильнее", - граф услышал этот шепот даже сквозь волну нарастающего возбуждения, грубо лаская себя. Да, Мэтью нравилось делать это сильнее, а его своенравная любовница обожала наблюдать за тем, как он стремительно доходит до точки кипения и яростными толчками извергает семя на руку.
- Попроси меня поласкать тебя своим ртом. Нет. Он никогда не стал бы этого делать. Но слово "пожалуйста" слетело с его губ прежде, чем он смог его остановить. Мэтью чувствовал себя оскорбленным, униженным тем, что показал слабость и потребность - такую порочную потребность быть с этой коварной женщиной. И все же, несмотря ни на что, он так хотел, чтобы ее рот припал к нему, довершая начатое, выпивая его до дна, осушая…
Продолжая поглаживать себя, Уоллингфорд представлял легкие, едва уловимые, дразнящие прикосновения языка.
- Ты так и не попросил об этом. Теперь скажешь? Это был не вопрос - требование. Нет. Он не смог бы сказать этого. Просто был не в состоянии. Мэтью ненавидел себя за то, что делал. Ненавидел любовницу, ласкавшую его член до тех пор, пока он не обессиливал.
- Никто не поверил бы тебе, если бы ты рассказал. Ты прекрасно знаешь об этом. Они поверили бы мне, а не тебе.
Да. Он знал об этом. Никто не поверил бы ему, никто бы его не понял.
- Открой глаза, - приказал голос.
Мэтью не хотел делать это, не хотел сталкиваться с пороком и стыдом - с тем, что уже не имело значения в моменты страсти. Но Уоллингфорд был во власти этого рта, этих рук, блуждающих по его ягодицам, пока рот любовницы опустошал его ствол. Эта загадочная женщина занималась орудием Мэтью со знанием дела, и вскоре оно уже яростно салютовало.
Веки Уоллингфорда взлетели вверх, и он встретился взглядом со своей любовницей. Граф был потрясен тем, что увидел. Несмотря на все то время, что они были вместе, этот образ все еще ошеломлял, изумлял. Чувство унижения вновь охватило его, смешиваясь с наслаждением, которое он ощущал, когда смотрел на свое раздутое орудие, продолжая водить по нему рукой вверх–вниз.
Грязно и неестественно. Он - раб безумного желания. Пленник в тюрьме своих собственных страстей.
- Ты хочешь продолжить, не так ли?
Мэтью хотел этого, но как же он презирал себя за то, что так легко признает свои тайные желания!
- Ты ненавидишь меня за то, чем я с тобой занимаюсь, но не можешь противиться этому, правда? Ты не можешь заставить себя положить конец нашим запретным встречам, потому что тебе нравится то, что я делаю для тебя. Тебе по нраву уроки, которые я даю тебе.
Уоллингфорд уже задыхался от ярости и вожделения, разрывавших его изнутри.
"Я ненавижу вас, ненавижу, ненавижу!!!" - стучало в голове Мэтью, пока горячий язык скользил по раздутой головке его члена.
Он ненавидел все это, а главным образом себя, лежащего здесь, полностью отдавшегося прихотям своего мужского достоинства. Но уйти Уоллингфорд не мог, хотя знал, каким опустошенным и униженным будет чувствовать себя после этой запретной связи. Впрочем, сейчас Мэтью не мог думать об этом. Все его мысли сосредоточились на извергающемся фаллосе, слабеющем в руке его грешной, тайной любовницы.
Мэтью дошел до пика наслаждения, и теперь все его тело пульсировало, содрогаясь от мощных толчков. Низкий стон возбуждения, невольно слетевший с уст, привел Мэтью в ярость. Бесчестная любовница должна была устыдиться того, что сделала, но вместо этого она лишь возбудилась еще сильнее.
- Моя очередь.
Уоллингфорд чувствовал себя обессиленным и все же покорился воле своей мучительницы. Губы Мэтью оказались прямо напротив ее сочившегося влагой лона, которое само прижалось к его рту. Он облизывал и сосал, как его учили, слушая нарастающие стоны удовольствия. Его собственный ствол вновь стал твердым, и любовница опять принялась ласкать его грубой рукой.
Мэтью чувствовал, как кто–то наблюдает за ним. Ощущал чей–то плотоядный пристальный взгляд, буквально пожиравший его тело. Рука шлепнула Мэтью по ягодицам - грубо, непристойно.
- Ты такой грязный, грешный мальчик, - простонала ненасытная любовница.
Уоллингфорд был сломлен, взбешен, унижен! Он чувствовал, как тайная спутница продолжает доводить его до экстаза, и еще раз изверг поток семени на руку, которая никак не выпускала его член.
Грязный. Грешный. Он никогда не сможет стереть этот позор. Уничтожить следы волнительного ощущения своего тела, охваченного неестественной страстью, с ее больными извращениями.
У Мэтью был секрет. Тайна, которую следовало скрывать, которую он хотел спрятать даже от себя самого.
- Вода, - прошептал ангельский голос, отгоняя старые воспоминания. Мэтью чувствовал, как его голову приподняли и бережно поддержали нежной рукой. Что–то осторожно прижалось к губам пациента, которые казались раздутыми и потрескавшимися, и он вздрогнул. Тут же в голове что–то яростно запульсировало.