Нет голода неистовей - Кресли Коул


Аннотация (не официальная)

Где-то глубоко под Парижем в катакомбах, прикованный цепями к стене, ждет своего смертного часа предводитель Ликанов - Лаклейн Макрив. Ждет смерти, которая не наступит, так как его бессмертие оказывает ему плохую услугу, заживляя раны, наносимые ему огнем преисподни, у врат которой, он томится. Лаклейн не помнит, сколько времени прошло с тех пор, как орда вампиров заточило его в этом месте, но каждый день полон жажды мести и ярости, разрывающей его сердце и распаляющей огонь, что обжигает его тело, еще сильнее.

Временами, слыша отделенные голоса и ощущая смену сезонов, он даже не надеялся ни на что, и особенно почувствовать ЕЕ. Отдаленное присутствие, слабое, но безошибочно близкое. Его Пару. Что делать узнику, словно свет во тьме, ощутившему свою половинку, ту самую женщину, которую ждал уже тысячу лет? Когда та, что он желает и жаждет так близко, способны ли цепи удержать Ликана?!

Она уникальна даже для мистичного мира. Ведь она наполовину вампир / наполовину валькирия. Эммалин Трой. Всю жизнь она жила под бдительным оком своих тетушек. Их забота включала все, вплоть до того, что ей есть, пить и с кем общаться. Все время скрывая свою сущность, в ее сознании никогда не закрадывалось даже мысли возразить их опеке из-за страха перед своей сущностью. Но жестокая судьба, как считает Эмма, решила преподнести ей еще один сюрприз. Дикого, неудержимого, властного Ликана, который, похитив ее, не намеривается впредь отпускать, даже если Возлюбленная вампир для него что-то вопиюще-невозможное. Сущность Лаклейна кричит об обладании, властности, желании к этой хрупкой, нежной вампирше. А для Эммы это кошмар наяву, ведь ранее, заключенная, словно птица в клетку, она не знала жизни в любом ее проявлении, а теперь ей придется познать и страсть, и голод, и силу обладания кем-то, перед кем она с каждым днем все слабее в своем желании.

Небольшое пояснение:

Учитывая, что Лаклейн и его подчиненные родом из Шотландии и говорят с акцентом, переводчицы попытались как-то обыграть это в речи. Потому, встречающееся слово "конешна" и многие другие слова - не является опечаткой.

Содержание:

  • Пролог 1

  • Глава 1 2

  • Глава 2 5

  • Глава 3 7

  • Глава 4 10

  • Глава 5 12

  • Глава 6 13

  • Глава 7 15

  • Глава 8 18

  • Глава 9 20

  • Глава 10 21

  • Глава 11 23

  • Глава 12 24

  • Глава 13 27

  • Глава 14 29

  • Глава 15 30

  • Глава 16 32

  • Глава 17 34

  • Глава 18 35

  • Глава 19 37

  • Глава 20 38

  • Глава 21 40

  • Глава 22 43

  • Глава 23 45

  • Глава 24 46

  • Глава 25 47

  • Глава 26 49

  • Глава 27 51

  • Глава 28 53

  • Глава 29 54

  • Глава 30 55

  • Глава 31 58

  • Глава 32 60

  • Глава 33 61

  • Глава 34 63

  • Глава 35 66

  • Глава 36 67

  • Примечания 68

Кресли Коул
Нет голода неистовей

Пролог

Порой пламя, слизывающее кожу с его костей, отступало.

Это был его собственный огонь. В тайном уголке его разума, еще способного на рациональную мысль, он верил в это. Его огонь, потому что вот уже несколько веков его разрушающееся тело и загнивающий разум не давали ему погаснуть, разжигая пламя все сильнее.

Давным-давно, - кто знает, сколько времени тому назад, - вампирская Орда заточила его в этих катакомбах, скрытых глубоко под Парижем. И теперь он стоял, прикованный цепями к камню, в оковах, удерживавших его конечности в двух местах и вокруг шеи. А прямо перед ним лежали извергающие пламя ворота в ад.

Здесь он ждал и страдал, отданный пламенному столбу, мощь которого хоть иногда и ослабевала, но никогда не прекращалась, так же, как и его жизнь. Он снова и снова умирал в огне, а данное ему бессмертие вновь воскрешало его для новых пыток.

Только мысли о расплате, которую он представлял в малейших деталях, помогли ему продержаться так долго; все, что ему оставалось - лишь таить ярость в сердце.

Так было, пока не появилась она.

За эти столетия ему порой случалось услышать что-то чрезвычайно необъяснимое и новое на улицах над катакомбами, а иногда он даже чувствовал запах сменяющихся времен года в Париже. Но сейчас он ощутил ее, свою пару, единственную женщину, созданную для него одного.

Ту женщину, которую он, не переставая, искал тысячу лет, до самого дня своего пленения.

Вот пламя отступило и в этот момент, она задержалась где-то наверху. Этого было достаточно, чтобы он попытался рвануть одну руку из оков. Крепкий металл врезался в кожу, вызывая капли крови, постепенно превращающиеся в поток. Но каждая мышца его ослабевшего тела продолжала работать слаженно, стремясь сделать то, что ему не удавалось почти целую вечность. Ради нее он мог это сделать. Он должен был… Вырвавшийся крик превратился в сдавленный кашель, когда он, наконец, высвободил одну руку.

У него не было времени удивляться результату. Она была так близко, что он почти чувствовал ее. Нуждался в ней. Еще одним рывком он вырвал и вторую руку из оков.

Сжав врезающийся в его шею металл, он смутно припомнил тот день, когда края толстого, длинного металлического штыря были забиты в камень. Он знал, что его концы входили в каменное основание, по меньшей мере, фута на три. И хотя силы покидали пленника, но ничто не могло остановить его, когда она была так близко. Рванув вперед, он вырвался из оков, отбрасывая их вглубь пещеры с потоком камней и пыли.

Потянувшись к металлу, крепко обхватывающему его бедро, он разорвал сначала его, а потом цепь на лодыжке, затем принявшись за последние две, удерживающие его другую ногу. Уже предвкушая собственный побег, он, не глядя вниз, рванул оковы. Безрезультатно. Сдвинув брови, он озадаченно попытался снова. Издав стон полный отчаяния, он снова попробовал, приложив на этот раз все силы. Но опять ничего.

Ее запах становился всё слабее, - времени почти не оставалось. Он беспощадно посмотрел на закованную ногу. Представив, как сможет, наконец, погрузиться в нее и забыть свою боль, он дрожащими руками потянулся к месту над коленом. Безумно желая ощутить это забытье, обещанное ее телом, он попытался сломать кость. Но из-за слабости, ему потребовалось с полдюжины попыток.

Его когти разрезали кожу и мышцы, но нерв, проходящий по всей длине бедра, оказался крепким, словно струна. Едва коснувшись его, он испытал во всей ноге невообразимую боль, которая взорвалась в верхней части тела, затуманивая зрение.

Будучи слишком слабым. Теряя слишком много крови. Зная, что огонь скоро возродиться вновь. И ведая, что вампиры могли вновь вернуться сюда. Потеряет ли он ее теперь, едва обнаружив?

- Никогда, - прохрипел он, позволив зверю внутри себя взять верх. И этот зверь был способен вырвать себе свободу зубами, мог пить воду из канав, и даже питаться отходами, чтобы выжить. Сейчас он смотрел на совершенную им в порыве ярости ампутацию, словно наблюдая за всем совершенным издалека.

Уползая из места пыток и оставляя свою ногу, он двигался через темные сырые проходы катакомб, пока не заметил выход. К которому стал пробираться через усеивающие пол кости, все еще оставаясь начеку, на случай, если здесь появятся его враги. Он не имел понятия, сколько ему предстояло преодолеть, но все-таки нашел путь, - и силы, - последовав за ее запахом. Он заранее сожалел о той боли, которую собирался причинить ей. Ведь она будет настолько связана с ним, что почувствует его страдание и ужас, как свои собственные.

Но этого было не избежать. Он уже близок к свободе. И выполнит свою часть. Но сможет ли она в свою очередь спасти его от воспоминаний, когда его кожа всё еще охвачена пламенем?

Наконец, достигнув поверхности, он добрался до темного переулка. Но ее запах исчез.

Судьба подарила ему пару, когда он нуждался в ней больше всего, и да поможет ему, - и этому городу - Бог, если он не сможет найти ее. Его жестокость вошла в легенды, и ради нее, он даст этой беспощадности полную волю.

Он с трудом сдерживался, чтобы не осесть у стены здания. Стараясь успокоить свое бешеное дыхание, чтобы вновь почувствовать ее запах, он провел когтями по кирпичам на асфальте, оставляя следы.

Нужна мне. Погрузиться в нее. Так долго ждал…

Ее аромат исчез.

Его глаза увлажнились, а тело неистово сотрясало от чувства потери. И в этот момент город содрогнулся от рева, преисполненного страданиями.

Глава 1

В каждом из нас, даже в хороших людях,
живет необузданный, дикий зверь, который
во сне показывает свою истинную сущность.
- Сократ (469–399 д.н. э)

Неделю спустя…

На одном из омываемых Сеной островов, на фоне декораций нестареющего собора, укутанного покровом ночи, веселились жители Парижа. Эммалин Трой гуляла среди пожирателей огня, карманников и chanteurs de rue. Она бесцельно блуждала меж групп готов в черных одеяниях, наводнивших Нотр Дам, словно он был какой-то готической Меккой, зовущей их в родные пенаты. Но даже в этой толпе она привлекала внимание прохожих.

Мужчины, мимо который она проходила, медленно поворачивали головы ей вслед, провожая ее взглядом - и порой даже хмурым - чувствуя что-то, но так и не понимая природу этого ощущения. Возможно, причина была в своего рода генетической памяти, сохранившейся еще с незапамятных времен и изображающей ее, как их самую дикую фантазию, или как самый жуткий кошмар.

Но Эмма не была ни тем, ни другим.

Просто одинокая и чертовски голодная выпускница Тулейнского университета. Совершенно изнуренная еще одним безрезультатным поиском крови, Эмма присела на грубо-вытесанную скамью под каштановым деревом. Ее взгляд устремился к официантке, наливающей эспрессо в кафе неподалеку. "Если бы только кровь лилась так же легко", думала она. Да, если бы она, теплая и ароматная, могла бесконечно течь из простого краника, то тогда ее желудок не сводило бы от голода при малейшем о ней упоминании.

Здесь, в Париже, у нее не было ни друзей, ни знакомых, а она просто умирала от голода. Случалась ли когда-либо подобная глупость?

Гуляющие по аллеям и держащиеся за руки парочки будто насмехались над ее одиночеством. Это с ней было что-то не так, или влюбленные в этом городе действительно смотрели друг на друга с еще большим обожанием? Особенно весной.

Умрите, ублюдки.

Эмма вздохнула. Конечно, в том, что они были ублюдками, которые должны умереть, не было их вины.

Вступить в эту борьбу с собой ее заставил совершенно пустой номер отеля и надежда на то, что в этом Городе Света ей удастся найти другого торговца кровью. А все потому, что ее прошлый контакт ломанулся на юг - в буквальном смысле смылся из Парижа на Ибицу. Даже не объяснив толком, почему оставляет свои непосредственные обязанности. Промямлил только что-то о "прибытии восставшего короля" и о том, что в Гей-Пари назревает какое-то "серьезное эпическое дерьмо". Что бы это ни значило.

Будучи вампиром, Эмма принадлежала миру Ллора, той страте существ, которым удалось убедить людей, что они существуют только в человеческом воображении. Но, несмотря на то, что город просто кишел обитателями Ллора, Эмма не могла найти себе нового поставщика крови.

Каждое обнаруженное существо, у которого она могла получить необходимую ей информацию, уносилось прочь что было сил из-за ее вампирской сущности. Они убегали сломя голову, не догадываясь, что она даже не была чистокровным вампиром. Не говоря уже о том, что Эмму по сути можно было назвать размазней, которая, к тому же, никогда не кусала ни одного живого существа. Как любили всем повторять ее свирепые приемные тетки - Эмма выплачет все свои розовые слезы, если, не дай бог, смахнет пыль с крылышек мотылька.

Во время этой поездки ей так и не удалось достичь цели, и это притом, что она так на ней настаивала. Поиски каких-либо сведений о покойных родителях - матери Валькирии и неизвестном отце-вампире - так ни к чему и не привели. И теперь ей оставалось разве что позвонить теткам и попросить их забрать ее домой. А все потому, что она не могла себя прокормить. До чего же жалкой она была. Вздохнув, Эмма подумала, что за это ее теперь будут высмеивать следующие семьдесят лет…

И тут рядом послышался какой-то грохот. И прежде, чем она смогла пожалеть официантку, которую, видимо, кто-то толкнул, этот грохот раздался вновь, а затем еще и еще. Поддавшись любопытству, Эмма наклонила голову как раз в тот момент, когда зонтик напротив, служащий какому-то столику навесом, взмыл в воздух на пятнадцать футов и, подгоняемый ветром, понесся по высокой дуге прямо в Сену. На борту какого-то речного трамвайчика раздался гудок, и послышались галльские ругательства.

Едва освещаемый электрическими фонарями высокий мужчина один за другим переворачивал столики кафе, мольберты художников и книжные киоски, в которых продавалась порнография столетней давности. Туристы с криками убегали от этой волны разрушений. Ахнув, Эмма подскочила на ноги, и вскинула на плечо сумку для книг.

Расчищая себе дорогу, мужчина направлялся прямо к ней. Его черный плащ развевался за ним на ветру. Габариты мужчины и неестественная плавность его движений заставили ее задуматься, а был ли он вообще человеком. Его длинные, густые волосы свисали, закрывая наполовину лицо, многодневная щетина покрывала щеки.

Указав на нее трясущейся рукой, он прорычал. - Ты.

Эмма огляделась по сторонам, в надежде увидеть того несчастного ТЫ, к которому он обращался. Но это оказалась она. Черт бы все побрал, этот сумасшедший направлялся к ней.

Повернув ладонь внутренней стороной вверх, он жестом подозвал ее к себе - словно даже не сомневался, что она подчинится.

- Ээ, я-я вас не знаю, - пропищала она и, попятившись назад, сразу же наткнулась на скамью.

А он продолжал на нее надвигаться, игнорируя расположенные между ними столики, с легкостью откидывая их в сторону, словно игрушки, и неукоснительно приближаясь к своей цели - к ней. В его бледно-голубых глазах горела неистовая решимость. Когда он оказался рядом, Эмма еще острее ощутила его ярость, вызвавшую в ней сильную тревогу. Ведь ее вид считался хищниками ночи, а не добычей. Да и к тому же в глубине души она была настоящей трусихой.

- Подойди, - выдавил он, будто слово далось ему с большим трудом, и опять сделал шаг в ее сторону.

Округлив глаза, Эмма замотала головой и внезапно, не оборачиваясь, перепрыгнула через скамью. Сгруппировавшись в воздухе, она приземлилась к нему спиной и стала разгоняться в сторону набережной. Хотя Эмма была очень слаба, находясь уже больше двух дней без крови, страх придавал ей сил и скорости. Так что совсем скоро она уже пересекала Архиепископский мост, намереваясь покинуть остров.

Пробежав три… нет, уже четыре квартала, она рискнула оглянуться, но преследователя не увидела. "Неужели ей удалось оторваться…?", подумала она. Как вдруг в сумке заиграла громкая мелодия, заставив ее вскрикнуть.

Кого, черт его дери, угораздило поставить Крейзи Фрога в качестве рингтона в ее мобильник? Эмма прищурила глаза. Тетя Регина. Самая инфантильная в мире бессмертная, которая выглядела, как сирена, а вела себя, как бесшабашная студентка.

Мобильники в их ковене использовались только в случаях чрезвычайной важности. Ведь звонящие могли помешать охоте валькирий в темных переулках Нового Орлеана, когда даже одной вибрации было достаточно, чтоб насторожить чуткое ухо низшего существа.

Эмма нажала на кнопку "приема". Вот и она. Легка на помине - Регина Лучезарная.

- Я тут слегка занята, - выпалила Эмма, оглядываясь через плечо.

- Бросай все свои вещи. Не трать время на сборы. Анника хочет, чтобы ты немедленно отправилась в главный аэропорт. Ты в опасности.

- Ха, а то.

Отбой. Это было не предупреждение, а указания.

А все подробности она узнает уже в самолете. Но разве ей нужна причина, чтобы вернуться домой?! Да одно лишь слово об опасности, и она галопом примчится обратно в ковен, к своим теткам Валькириям, которые убьют любого, кто посмеет ей угрожать и больше никогда не допустят, чтобы с ней что-то случилось.

Эмма попыталась вспомнить дорогу в аэропорт, где приземлился ее самолет, но тут внезапно начался дождь. Поначалу мелкий и теплый, он быстро стал холодным и проливным, заставив парочку влюбленных голубков, смеясь, забежать под навес. Недолго думая, Эмма вышла на людный проспект, чувствуя себя в большей безопасности посреди плотного движения, и стала двигаться вдоль дороги, уворачиваясь от мчащихся на полной скорости сигналящих машин. Преследователя не было видно.

С одной лишь сумкой для книг, висящей на шее, она могла двигаться быстрее, преодолевая миля за милей, пока, наконец, не увидела открытый парк, а сразу за ним взлетное поле. Эмма уже могла видеть дрожащий воздух вокруг разогревающихся двигателей самолета, могла разглядеть силуэты каждого уже плотно закрытого окошка. Почти на месте.

Дальше