Айви сильнее напряглась, и она погрузила зубы глубже. Кистен ответил, низкий гул поднимался от него. Это зажгло примитивную ее часть, и страх, инстинктивный и неудержимый, прошиб ее. Кистен почувствовал его, хватая ее агрессивнее.
Она выкрикнула, и с болью, переходящей в шипы удовольствия, она достигла кульминации, ее пульс дико стучал под рукой Кистена, и в его рту, и через него. Он напрягся, и с последним стоном, его губы оставили ее, когда он получил изящный психический оргазм, вызванный насыщением голода и кровью.
"Неудивительно, что такое чувство, будто меня вывернули на изнанку", - подумала она, как раз тогда, когда ее тело дрожало и восстанавливалось от восторженного нападения. Зло или заблуждение - это не имело значения. Она не могла сопротивляться чему-то, что чувствовалось таким чертовски хорошим.
- Кист, - выдохнула она, когда последние вспышки исчезли, и она поняла, что она все еще держится за него ногами, уткнувшись лбом в его плечо, а ее тело пытается понять, что же произошло. - Ты в порядке?
- Черт побери, да, - сказал он, измученно выдыхая. - Боже, я люблю тебя, женщина.
Когда его руки напряглись вокруг нее, эмоция, с которой она редко чувствовала себя хорошо, наполнила ее. Она любила его больше, чем она признается, но было бессмысленно планировать будущее, которое уже спланировали за них.
Медленно он опустил ее на стол, его мышцы начинали дрожать. Синяя радужка у его зрачков возвращалась, его губы, все еще окрашенные в красный цвет от ее крови, открылись, а его брови поднялись.
- Айви, ты плачешь.
Она заморгала, чтобы потрясенно понять, что она плакала.
- Нет, не плачу, - сказала она, проводя ногой вверх и в бок, чтобы отпустить его. Ее мускулы протестовали, они еще не были готовы двигаться.
- Да, плачешь, - настоял он, хватая тканевую салфетку и прижимая ее к своему запястью, а затем к шее. Маленькие проколы уже закрывались, слюна вампира работала, чтобы стимулировать исцеление и бороться с возможной инфекцией.
Отворачиваясь, она соскользнула со стола, почти спотыкаясь от ее потребности скрыть эмоции. Но Кистен схватил ее за плечо и развернул.
- Что такое? - спросил он, а потом его глаза расширились. - Дерьмо, я сделал тебе больно.
Она чуть не рассмеялась, подавляя это.
- Нет, - призналась она, потом закрыла глаза, пытаясь найти слова. Они были там, но она не могла сказать их. Она любила Кистена, но почему единственный способ, которым она могла показать ему это, включал кровь? Пискари полностью уничтожил в ней, как утешать кого-то, кого она любила без поворота к жестокому акту? Любовь должна быть ласковой и нежной, не скотской и не для служения себе.
Она не могла вспомнить последний раз, когда она спала с кем-то без крови. Она не думала, что она делала так с тех пор, как Пискари впервые обратил свое внимание полностью на нее, извращая ее до тех пор, пока любая эмоция, забота, любовь или преданность, стимулировали жажду крови, которой, казалось, бессмысленно сопротивляться. Она аккуратно выстроила ложь, чтобы защитить себя, что кровь, кровь и секс, и кровь - это был способ показать, что она любила кого-то, но она не знала, сколько времени она могла в это верить. Кровь и любовь настолько переплелись в ней, что она думала, что не могла разделить их. И если она будет вынуждена признать, что даруя кровь - это то, каким образом она выражает свою любовь, то ей пришлось бы признать, что она была шлюхой, каждый раз, когда она позволяла кому-то погружать свои зубы в нее и каждый раз, когда она сама в кого-то запускала зубы на пути к вершине. Может, именно поэтому она заставляла Арта взять ее против воли? Ей придется подвергнуться изнасилованию, чтобы остаться в здравом уме?
Взгляд Кистена прошелся по кухне, и она видела, как задвигался его нос, когда он втянул их запахи. Теперь они вынесут от всего персонала кухни, что они "снимали их вампирское давление" на кухне, но это покроет запах трупа, по крайней мере.
- Что это тогда? - спросил он.
Кого-то другого Айви бы послала или проигнорировала, но Кистен вынес слишком много ее дерьма.
- Все, что я хотела сделать - это успокоить тебя, - сказала она, роняя голову, чтобы скрыться за занавесом своих волос. - И это превратилось в кровь.
Мягко вздыхая, Кистен медленно и осторожно обнял ее. Она задрожала, когда он нежно поцелуем снял последние капли крови с ее шеи. Он знал, что это так чувствительно, что почти больно, и так будет несколько минут.
- Черт возьми, Айви, - прошептал он, его голос сказал ей, что он знал, о чем она не говорит. - Если ты пытаешься успокоить меня, ты сделала отличную работу.
Он не пошевелился, и вместо того, чтобы отойти от него подальше, она остановилась, позволив себе принять его прикосновение.
- Это то, что мне нужно, тоже, - добавил он, он пах ими, смешанными, разжигая глубокую удовлетворенность вместо острой нужды в том, чтобы голод был удовлетворен.
Она кивнула, веря ему, хотя ей все еще было стыдно.
"Но почему это единственный способ, благодаря которому я знаю, как быть?"
Глава 4
Айви вращалась на своем кресле, покручивая слезу банши в безопасном пластиковом пакетике между пальцев, и раздумывала, была ли это магия или наука, что позволила банши высосать достаточно эмоциональной энергии через камень, чтобы убить кого-то. Наука, она была готова в это поверить. Наука выглядела такой тщательной и детальной, что была похожа на магию. Резонанс альфа волн или что-то еще, как сотовые телефоны или радио передачи. Файлы не были чисты.
Офисная болтовня, лившаяся в ее открытую дверь, была легкой из-за безбожного часа. Она работала сегодня в верхней части башни с расписанием, в три тридцать была назначена встреча с банши, которая помогла О.В. в прошлом. То, что она приехала сюда в полночь, было плюсом, но все еще было чертовски рано.
Настроение скисло, Айви откинулась на спинку своего кресла и вслушалась в тишину, обычные шумы зондировали из-за своей разбросанности. Офисная атмосфера изменилась, она поймала взгляд, направленный на неё с горечью сочувствия. Она не знала, как реагировать. По-видимому, все говорили, что это Арт сыграл на ее крови, в результате чего она не только загрязнила место преступления, но и почти поддалась. И в то время как она, возможно, была в комфорте в шоу сочувствия, она чувствовала только горечь обиды, из-за того что она была объектом жалости. Как, черт возьми, она собирается избавиться от Арта, если она не могла отказать ему? Теперь это было предметом гордости.
Айви посмотрела на жужжащие настенные часы. Арт скрывался под землей, и знание, что он не появится в ближайшие несколько часов, дало ей покой. Она хотела обыграть ублюдка. Вполне возможно, что Пискари хотел, чтобы она сделала это?
Над окружающим офисным шумом клавиатур и сплетен, она услышала свое имя, которое произнесли мягким, незнакомым голосом. Сосредоточившись, Айви слышала, как кого-то дает направления к ее офису. Айви положила слезу около своего стакана с карандашами и цветными маркерами, поворачиваясь к двери, когда свет затмился.
Ее дыхание, чтобы сказать привет, заколебалось, когда она оценила женщину, забывая предложить той войти. Она прежде никогда не встречалась с банши, и Айви задумалась, было ли у них всех то тревожащее поведение или это была просто Миа Харбор.
Она была одета в драматически длинное платье из кожи, сделанное из полосок небесно-голубой ткани. Оно выглядело бы, как тряпка, если бы ткань не была шелком. Манжеты длинных рукавов просторно бежали к ее пальцам, и на ее изящной фигуре платье сидело просто прекрасно. Ее жесткие, короткие волосы были черными, выглядели как шипы и отливали золотом, полностью противореча ее бледному цвету лица и луговому наряду, но каким-то образом прекрасно гармонировали. Темные солнцезащитные очки прятали глаза. Маленькая, изящная, без возраста и привлекательная, она заставила Айви почувствовать себя высокой и неуклюжей, когда она стояла в дверном проеме, ее тонкие черты лица переходили от вопросительного выражения к усталому пониманию.
Айви поняла, что она смотрит. Она сразу же встала, протягивая руку.
- Мисс Харбор, - сказала она. - Входите, пожалуйста. Я - Офицер Тамвуд.
Она прошла вперед, ее платье колыхалось об икры. Ее рука была холодной, с гладкой силой, и Айви отпустила ее, как только это было вежливо. Уверенность ее хватки заставила Айви записать ее куда-то в шестидесятые годы, но она выглядела на двадцать.
"Ведьмины чары", - подумала Айви, - "или природное долголетие?"
- Пожалуйста, зовите меня, Миа, - сказала женщина, садясь на стул Арта, на который указала Айви.
- Миа, - повторила Айви, опускаясь за свой стол. Она ждала просьбы, чтобы женщина называла и ее по имени, но нет, и Миа устроилась с жесткой формальностью.
Необычно неудобно, Айви листала отчет, скрывая свою нервозность. Банши были опасными существами, которые могли вытянуть достаточно энергии от людей, чтобы убить их, во многом как психические вампиры. Им не нужно было убивать, чтобы выжить, они были способны существовать на естественном выбросе эмоций людей вокруг них. Но это не означало, что они не объедались, если думали, что могли выйти сухим из воды. Прежде у нее никогда не было шанса поговорить с ними. Они были вымирающим видом, когда осведомленность общественности выросла об этой невинной на вид, но очень опасной расе Внутриземельцев.
Как пауки черная вдова, они обычно убивали свою пару после того, как беременели. Айви не думала, что это было намеренно; их человеческие мужья просто теряли свою жизненную силу и умирали. Их население было не велико, так или иначе, каждый родившийся ребенок был женского пола, и магия, необходимая для зачатия ребенка от другого вида, очень осложняла ситуацию.
- Я заставляю вас нервничать, - сказала Миа, звуча довольной этим.
Айви взглянула на нее, затем снова на бумаги. Бросив попытки сохранить самообладание, она откинулась на спинку стула, положив руки на колени.
- Я не буду пить ваши эмоции, офицер Тамвуд, - сказала Миа. - Мне не нужно. Вы источаете достаточно нервной энергии и противоречивых мыслей, чтобы насытить меня на неделю вперед.
"Вот радость то", - кисло подумала Айви. Она гордилась контролем над своими эмоциями, но то, что Миа не только чувствовала их, но и впитывала как соус, было не приятной мыслью.
- Зачем я здесь? - спросила Миа, бледными руками держа ее крошечный синий клатч на коленях.
Айви собралась.
- Мисс Харбор, - произнесла она официально, видя как Миа скривилась, когда Айви сделала над собой усилие, чтобы успокоить себя. - Я хочу поблагодарить вас за то, что пришли. У меня есть несколько вопросов, и О. В. будут благодарны вам, если вы сможете помочь.
Миа вздохнула, от чего Айви вздрогнула - это звучало как жуткий стон потерянной души.
- Которая из моих сестер убила кого-то? - спросила она, смотря на слезу в пакете.
Готовая речь Айви не пригодилась. Расслабившись от возможности избежать формальностей, она наклонилась вперед, положив локти на стол.
- Мы ищем Жаклин.
Миа протянула руку к слезе, и Айви подтолкнула ее ближе. Женщина опустила свой клатч и взяла пакетик, скользя белым ногтем по печати.
- Эй, - воскликнула Айви, поднимаясь.
Миа застыла, глядя сквозь солнечные очки.
Затаив дыхание, Айви остановилась, ее вампир быстро потянулся к пакету с доказательствами и дернулся назад. Глаза женщины были отвратительно бледно-синими, близкими к альбиносу, но это была болезненная пустота, которая остановила Айви. Она замерла, ее сердце колотилось от примитивного голода, который в них читался за железной сдержанностью. Женщина удерживала голод, глубины которого Айви немного попробовала. Но Айви достаточно знала о сдержанности, чтобы видеть знаки, что ее контроль был абсолютным: отсутствие эмоционального выражения на лице, жесткость, с которой она держалась, мягкая точность ее дыхания, осторожные движения, которые она делала, как будто она потеряет контроль, если двинется слишком быстро и прорвется через оболочку ауры и воли.
Потрясенная и восхищенная тем, что женщина так уверенно держится, Айви смиренно села.
Улыбка появилась на лице Мии. Треск от ломки печати был громким, но Айви не остановила ее, даже когда та вытряхнула слезу в ладонь и изящно коснулась ее быстро языком.
- Вы нашли ее на месте преступления? - спросила она, и когда Айви кивнула, она добавила, - Эта слеза не рабочая. - Айви вздохнула, чтобы запротестовать, но Миа прервала, - Вы нашли ее в комнате, пропитанной страхом. Если бы она работала, то каждый пучок эмоции ушел.
Удивленная, Айви боролась, чтобы держать свои эмоции закрытыми. То, что комната пропахла страхом, когда она вошла, не было в докладе. Поскольку она испортила место преступления, это казалось бессмысленным. Это могло быть ошибкой, но внесение изменений в ее доклад будет выглядеть сомнительно.
Миа положила слезу обратно в сумку.
- Жаклин не убийца. И это ни одна из моих сестер. Мне жаль, но я не могу помочь вам, офицер Тамвуд.
Пульс Айви участился. Думая, что Миа защищает свою семью, она сказала, - Мужчина признается, что убил жертву, но не знает, почему он это сделал. Наша теория - Жаклин оставила слезу, зная, что в семье периодически было домашнее насилие, и это скроет ее преступление. Пожалуйста, Миа. Если мы не найдем Жаклин, то невинный человек будет приговорен за убийство своей жены.
Треск сломанной печати был оглушительным, и Айви задалась вопросом, каков же на вкус черный кристалл.
- Слеза старше недели не будет работать как канал для эмоций, - сказала Миа. - И раз эта слеза принадлежит Жаклин, - она положила пакетик на стол, - то ей по меньшей мере три года.
Желая знать, как она объяснит, почему настоящая печать была сломана, Айви нахмурилась. Это было пустой тратой времени. Точно также, как она не сказала Арту об этом.
- И как вы узнали это, мэм? - сказала она разочарованно. - Вы не можете узнать возраст слезы.
За ее черными очками, Миа улыбнулась, показав зубы, ее клыки были длиннее чем у человека.
- Я знаю это, потому что убила Жаклин три года назад.
Спокойно и неторопливо, Айви встала и закрыла дверь. Гул ксерокса прекратился, и Айви вернулась к столу в новой тишине, пытаясь сохранить контроль над эмоциями. Она смотрела на женщину, ничего не видя в ее спокойствии. Она, молча, ожидала объяснений.
- Нас не очень любят, - сказала Миа прямо. - Жаклин стала небрежной, она вернулась к старым традициям, убивала людей, чтобы поглотить их энергию смерти вместо того, чтобы брать несерьезные окружающие эмоции, которые закон Внутриземельцев дает нам.
- Так ты убила ее. - Айви позволила себе глубокий вдох. Эта женщина чертовски пугала ее своим небрежным признанием настолько отвратительного действия.
Миа кивнула, подол ее платья, казалось, двигался сам в неподвижном воздухе.
- Мы сами у себя полиция, не доводим до разборок у Внутриземельцев. - Она улыбнулась. - Ты понимаешь.
Думая о Пискари, Айви опустила глаза.
- Мы существенно не отличаемся друг от друга, - сказала женщина легко. - Вампиры тоже крадут психическую энергию. Ты просто неуклюжа в этом, имея необходимость брать кровь с этим в качестве переносчика.
Айви медленно подняла голову в понимании, прогоняя чувство вины. Вообще только вампиры знали, что часть ауры человека переходила с кровью, но банши тоже знали, поскольку они видят это, когда питаются сами. Более чистая форма хищничества, которая разделяла душу и облегчала ее изъятие из тела. Человек мог заменить значительное количество, но если взять слишком много ауры слишком быстро, то тело умрет. Айви всегда думала, что банши были выше на эволюционной лестнице, но возможно и нет, они не видели, когда остановится, как вампиры, которые использовали видимые признаки потери крови для остановки.
- Это не то же самое, - выступила Айви. - Никто не умирает, когда мы питаемся.
- Умирают, если вы берете слишком много.
Айви подумала о теле в холодильнике Пискари.
- Да, но когда вампиры питаются, они дают столько же эмоций, сколько и забирают.
И хотя Миа не двигалась, Айви напряглась, когда небольшая женщина, казалось, собрала тени в комнате, заворачиваясь в них.
- Только живые вампиры с душой дают, а также берут, - сказала она. - И вот почему ты страдаешь, Айви.
Ее голос, низкий и насмешливый, потряс Айви, от того как она использовала ее имя.
- Ты все еще могла бы найти красоту среди уродства, если бы была достаточно сильна, - продолжала Миа. - Но ты боишься.
Внутри у Айви все сжалось, а по коже пошел холодок. Это было слишком близко к тому, что она искала, как раз когда она отрицала, что это существовало.
- Ты не можешь найти любовь во взятии крови, - сказала она, полная решимости не расстраиваться и невольно накормить эту… женщину. - Любовь красива, а кровь жестоко удовлетворяет уродливую потребность.
- И тебе не нужна любовь?
- Это не то, что я сказала. - Айви чувствовала себя нереально, и она схватилась за край стола. - Кровь - не способ показать любовь. - Голос Айви был мягким, но внутри она кричала. Она так бесилась, что не могла успокоить друга, не заражая его своей жаждой крови. Смешение ее потребности в любви и ее потребности в крови портило любовь и делало ее мерзким. Ее желание разделить эти два понятия было так близко, столь уязвимо, что она почти задохнулась, когда Миа покачала головой.
- Это не то, кем ты хочешь быть, - усмехнулась она. - Я вижу это. Это льется из тебя как слезы. Ты лжешь себе, говоря, что кровь и любовь разделены. Ты лжешь, говоря, что здравомыслие существует, когда называешь две вещи вместо одной. Только, приняв это, ты сможешь подняться выше того, что требует от тебя тело, чтобы жить верной тому, кого ты захочешь… кого полюбишь, и кто будет достаточно силен, чтобы пережить твою любовь.
Потрясенно, Айви замерла. Эта миниатюрная женщина, сидящая перед ней, вытягивала из Айви ее самые отчаянные, скрытые желания, выставляя их на показ. Она хотела управлять жаждой крови… но это чувствовалось так чертовски хорошо, чтобы позволить ей управлять собой. И если она называла это любовью, тогда она половину жизни была шлюхой по собственной воле.
Когда она смотрела на понимающую улыбку Мии, воспоминания наполнили ее: воспоминания о прикосновении Пискари, его похвале, о том, как он все брал от нее, его слова были доказательством ее преданности и любви, и как она старалась принимать и делать все, что он хотел. Это было столь же свежо, как будто это произошло вчера вечером, а не почти десятилетие назад. Годы снисходительности следовали, когда она обнаружила, что чем больше она доминировала, тем больше удовлетворения она жаждала и меньше получала. Это был жестокий скользкий узел, который посылал ее просьбу Пискари дать ей чувство ценности. И хотя она никогда не находила его, он причинял сладкую боль.
Теперь эта женщина, которая могла потягивать страдание от другого также легкого, как дышать, хотела, чтобы она признала, что двойственность, которая спасла ее здравомыслие, была неправдой? Что она может найти красоту в своей тяге, называя ее любовью?
- Это не любовь, - сказала она, чувствуя, как будто не может дышать.