Дверь отворилась еще шире, вонь перегара и помойки усилилась нестерпимо.
- Всем оставаться на местах, - строго сказала Ася. - Руки за голову. Отвечать только на вопросы. Вы знаете, где ваша дочь?
- Ну… - Сиплый голос что-то пробормотал себе под нос и вдруг страшно заорал: - Колька-а-а! Соньку в ментовку рестовали-и-и!
- Молчать! - Ася чуть не пнула орущего железной подковой. Но это был не орущий. Это была орущая. Женщина. Женщин бить нельзя. Даже таких. - Я сказала: отвечать только на вопросы! Вы знаете, где Соня?
- А… Сонька? Гуляет, - неожиданно тихо ответила вроде бы женщина. - Воздухом дышит. Ребенок…
- А потому что такая же шалава! - За дверью возник еще один голос. Вот странно: скорее женский, чем мужской. - Растет рас… рас… растрепа, вся в тебя!.. Вот не пущщу в дом, будет знать, как гулять!.. Пусть в ментовке ночует!.. Пусть ее в тур… тур… тю-у-урму садют! Мне вас всех кормить надаелла! И ты пшла!.. Эт мой дом!..
- Ах, тво-о-ой?!!
И понеслось. Об Асе забыли. О Соне тоже забыли. Хотя вряд ли вообще помнили.
С того вечера Соня жила в доме тети Фаины постоянно. Ася еще два раза заходила к ее родителям. Первый раз - чтобы забрать ее документы. Сони-на мать, опухшая, молчаливая и почти невменяемая с тяжелого похмелья, долго не понимала, чего от нее хотят. Потом, кажется, поняла, полезла искать по углам, по каким-то ящикам и коробкам. Наконец нашла пакет, завернутый в старую газету. Сунула Асе в руку, просительно пробормотала:
- На пиво бы… А? На однусенькую баклажеч-ку… А? Я ж все ж старалась… Рылась весь день…
- День только начинается, - сказала Ася, стряхивая с пакета вековую пыль. - У милиции тоже рабочий день начинается, между прочим. Трудовые будни! Об этом никогда не надо забывать.
- А я чего? - заметно испугалась Сонина мать. - Я ж безработная… На бирже стою. С меня взять нечего.
Очень удачно получилось, что Ася успела взять хоть этот пакет, завернутый в старую газету. Там оказались все документы - не только Сонины, но и ее родителей, и свидетельство о смерти деда, который оставил этот дом в наследство сыну, и копия завещания, и план застройки, и даже квитанции за коммунальные платежи. Правда - неоплаченные. Паспорта Сониных родителей Асю поразили. Старые, выданные еще до общего обмена. На фотографиях - молодые, красивые, веселые люди. Оказывается, мать Сони звали Эльвирой Максимовной. Девичья фамилия - Соболь. Эльвира Соболь, с ума сойти… Эльвира Соболь двенадцать лет назад вышла замуж за Николая Леонидовича Ничеева. Им обоим было по восемнадцать! Значит, сейчас - по тридцать! Ай-я-яй… В это просто невозможно было поверить. Можно было поверить, что эти кадавры тридцать лет после смерти лежали непогребенными… И как хоть Соня осталась живой? Да еще и более или менее здоровой. Только худенькая очень… Ничего, у тети Фаины постепенно поправится. У тети Фаины даже Митька стал постепенно поправляться, если верить напольным весам. На глаз-то незаметно было…
Второй раз Ася пошла к Сониным родителям, когда сгорел их дом. Не до конца сгорел, опять дальние соседи успели потушить. Не сгорела одна комната и примыкающий к ней сарайчик. Если бы лето - как-то можно было бы прожить. А глядя на зиму - никак, это даже Сонины родители понимали. Сидели в холодной комнате почти протрезвевшие от нервного потрясения, но с непривычки к трезвому состоянию совсем ничего не соображали, даже говорить не могли. И кажется, не понимали, что Ася им говорит. Она билась с ними почти час. Наконец до Сониной матери что-то дошло. Она уставилась на Асю ненавидящим взглядом, пошла синюшными пятнами и захрипела, трясясь в ознобе и хватаясь грязными руками за ворот драной ватной телогрейки:
- Опекунство ей… А?! Моего ребеночка отобрать хочет… А?! А потом чтоб мы обои померли!.. Коля-а-а, эта колдунья наш дом сожгла!.. Отдавай Соньку, ведьма, отдавай, отдавай… В милицию пойду…
- Ладно, - согласилась Ася. - Забирайте своего ребенка. Только сначала вам придется заплатить семь тысяч шестьсот двадцать три рубля. Столько мы потратили на одежду для Сони, на учебники, на питание… Чеки сохранились. Сумму она назвала наобум. Просто решила, что такая сумма должна их отпугнуть. Сумма действительно отпугнула. Родители Сони уехали без дочери на следующий же день в неизвестном направлении. Соседи сказали - в другую область. В глухую деревню, где у них какая-то родня есть. Дом, где можно зиму пережить. С тех пор о них не было ни слуху ни духу. Ася очень надеялась, что и летом они не появятся. Соня тоже на это надеялась. Боялась их возможного возвращения. Иногда плакала. Асе тоже иногда плакать хотелось. Положение почти безвыходное: она не имеет права практически ничего необходимого, полезного, да просто обыкновенного сделать для девочки, потому что у девочки, видите ли, есть родители, которые имеют право и должны это делать… Надо посоветоваться со Светкой о том, как можно хотя бы в детский санаторий летом Соню устроить. Без согласия родителей, чтоб они провалились! Хорошо хоть, что в школе, где учится Соня, все понимают и не требуют, чтобы на родительские собрания являлись эти кадавры…
- Ты что-то какая-то квелая, - озабоченно заметила тетя Фаина поздно вечером, когда всех детей уже покормили, искупали, уложили и приставили к мелким Митьку, чтобы читал им на сон грядущий "Евгения Онегина". Хитрость: "Евгения Онегина" следовало знать Митьке, но просто так, не для кого-то, а самому себе, он стихи сроду бы читать не стал.
- Да я все о Соне думаю, - призналась Ася. - Что она между небом и землей… Девочка страдает.
- Не думай, - приказала тетя Фаина. - Все мы между небом и землей. Все образуется. Всегда все получается так, как должно получиться… Дальше рассказывай. Что сегодня не так?
- Роман на работу звонил. Встретиться предлагал. Потом у ворот кого-то ждал. Может, меня.
- Зачем бы это? - удивилась тетя Фаина. - Вот это сильно странно… Ладно, об этом тоже не думай. Может, и не тебя ждал. И позвонил случайно, так, от общей глупости ума. Дальше рассказывай.
- Карантин у нас с сегодняшнего дня, - печально сообщила Ася главную плохую новость. - Как минимум - дней на десять. И то еще не факт. Одну операционную даже на первый этаж перевели, к лорам. Плановые операции отложили. Больных разогнали. Весь день - не работа, а одно расстройство. Да еще менты грязи понатащили… Светка прямо устала на них орать.
- А менты откуда? - заинтересовалась тетя Фаина. - Начальника ихнего привезли, что ли? Или какому сидельцу глаз покалечили?
Ася давно уже привыкла, что тетя Фаина обладает прямо-таки сверхъестественной способностью буквально по одному слову представить общую картину происходящего с очень высокой степенью точности. Привыкнуть привыкла, однако каждый раз удивлялась, что тетя Фаина сама о чем-то догадалась, а не заранее все откуда-то узнала, пытаясь морочить ей голову, на ходу сочиняя более или менее достоверные детали, которые к общей картине отношения на самом деле не имели. Тетя Фаина, на лету анализируя все детали - и подлинные, и выдуманные, - быстро представляла несколько различных вариантов общей картины, а потом говорила: "Нет, это все из другой сказки. Должно быть вот так. А вот этого и этого не было". И всегда безошибочно отметала именно те, выдуманные детали. Сейчас Асе не хотелось развлекаться, мороча тете Фаине голову. Но и рассказывать обо всем подробно почему-то тоже не очень хотелось. Она сегодня устала даже больше, чем уставала в ночные дежурства с выпавшими на них экстренными операциями. И тревожно как-то было. Нехорошо.
- Чего такое? - настороженно спросила тетя Фаина. - Насовсем глаз покалечили, что ли?
- Да нет, не насовсем, - без обычного в таких случаях энтузиазма отозвалась Ася. - Сам Плотников операцию делал. С глазом все в порядке будет. Только ему на следующий же день другой глаз прикладом подбили. А тот, кто подбил, сегодня утром под машину попал. И вообще его за последние полтора года уже четыре раза пытались убить.
- Ага, значит, сиделец под охраной, - сделала вывод из всего этого сумбура тетя Фаина. - Четыре раза, подумать только… Видать, непростой сиделец. Ты, Аська, рассказала бы все по порядку, а? Чего мне самой догадываться, только время тратить… Ты расскажи, а потом уж подумаем, что сделать можно.
И к этому Ася уже привыкла: тетя Фаина всегда думала о том, что сделать можно. Не имело никакого значения, касалось ли это их, родни, чужих людей, чужой страны или вообще никого не касалось. Тетя Фаина считала, что любой человек может сделать что-то для того, чтобы помочь себе, родне, чужим людям, чужой стране или вообще воцарению порядка во Вселенной. Тетя Фаина всегда придумывала, что можно сделать. И Ася ей рассказала все, что произошло в отделении сегодня, и что сама увидела, и о чем догадалась, и о чем ей рассказал квадратный, и какие меры она приняла. Да ладно, меры… Полумеры, конечно. Но она ведь не знает, что в таких случаях надо делать. Это они знают. То есть должны знать… А делают черт знает что. Маразм.
Да еще Роман со своим предложением встретиться. И со своей машиной, разрисованной, как божья коровка. То есть не со своей машиной - откуда у него такая? Но ведь рядом стоял.
- О нем ты тоже не думай, - сказала тетя Фаина. - Случайно не случайно - наплевать. Это же не твоя забота. Пусть эти разбираются… А вот ребятишек жалко.
Ася удивилась. Ни о каких ребятишках речь, кажется, не шла.
- Всех ребятишек жалко, - объяснила тетя Фаина, уловив ее замешательство. - Сидельца жалко. Ведь непременно придут убивать, раз уже четыре раза пробовали. Майор этот прав - в больнице его достать легче. Так что должны прийти. И майора жалко. Этот защищать кинется, собой закрывать… Ну, не знаю, как там у них положено. И ментов жалко. Какие честные - те не разбегутся, те в драку полезут, так что в них тоже стрелять будут. Какие купленные - тех покупатель не захочет в живых оставлять. Зачем ему свидетели? Так что мне всех жалко. Даже купленных. У них тоже и матери есть, и жены, и дети… Осиротеют.
- Господи помилуй, какой страшный детектив, - испугалась Ася. На самом деле испугалась: предположения тети Фаины имели обыкновение сбываться. - Это что, все обязательно так и будет? Тогда ведь надо делать что-то! Надо срочно какие-то меры принимать!
- Да ты ведь уже сделала кое-что, - одобрительно сказала тетя Фаина. - Молодец, все правильно придумала. И я еще до завтра подумаю. Завтра убийцы еще не явятся. Карантин - это хорошо. И что караул из палаты развели - это тоже очень хорошо. Теперь убийцам сильно думать придется, как в карантинное отделение влезть. И ментов покупать без толку - они тоже от сидельца далеко. Нет, завтра днем не сунутся. А ночью - тем более не сунутся, ночью сквозь замки они ломиться не будут. Зачем им целую войну затевать? Я так думаю, что они окончания карантина подождут. Как у вас там народ туда-сюда начнет опять шататься - так и они подлезут… И еще вот что я тебе скажу, Аська. Если Роман опять вдруг объявится, ты с ним поговори. Послушай внимательно, что спрашивать будет. Я думаю, он про работу тебя спрашивать будет. Про карантин и вообще… А что ему отвечать - это ты у майора спроси.
- Тетя Фаина, откуда вы все это знаете? - спросила Ася, с тревогой чувствуя, как в солнечном сплетении опять возникает тухлый холод. - И про убийц знаете, и про ментов продажных… И даже про то, что Роман спрашивать будет…
- Живу давно - вот и знаю много, - рассеянно ответила тетя Фаина. - Ты не бойся ничего. Наше дело правое, мы победим. А завтра я тебе баньку истоплю. Пораньше. До обеда попаришься, потом поешь как следует, потом поспишь до вечера, и на дежурство - как новая. Завтра никто детей не приведет, только наши будут, так что спокойно отдохнешь.
- Я завтра хотела уже огородом заняться, - вспомнила Ася. - Митька говорит, что через пару недель картошку сажать надо, а у нас конь не валялся… Придется у Забродиных опять этот… эту машину просить. Забыла, как называется.
- Культиватор, - подсказала тетя Фаина. - Ерунда, а не машина. Да ты не думай об огороде. Сто раз еще успеется. Митька просто мечтает от школы хоть на денек увильнуть, вот и говорит, что сажать пора. Что бы он в этом понимал… А хоть и понимает - подумаешь, через две недели! У тебя отпуск через неделю, так что нечего заранее жилы рвать…
Они негромко говорили о ежедневном, привычном, нормальном, и Ася постепенно успокаивалась, переставала бояться, возвращалась к своему обычному состоянию спокойной уверенности в том, что все будет хорошо. С первого, дня в доме тети Фаины она жила в этой спокойной уверенности. Что бы ни случилось - а случалось всякое, - все равно она знала: все будет хорошо. Конечно, само собой ничего не устроится. Но они все сделают для того, чтобы устроилось так, как надо. Наше дело правое, мы победим.
- А послезавтра твоих позовем, - тихонько говорила тетя Фаина, украдкой поглядывая на Асю. - Мать с теткой давно к нам рвутся, да я препятствую. Ты и так от шума устаешь. А послезавтра - ничего, ты после дежурства придешь, поспишь немножко, а к обеду я тебя разбужу, вот тогда пусть и приходят. Ты ведь не против? У тебя ведь других планов нету?
- Не против, - зевая, отвечала Ася. - У меня никаких планов нет… Если ничего не случится на работе.
- Типун тебе на язык, - укоризненно сказала тетя Фаина и постучала костяшками пальцев по столу. - И что за привычка такая - плохого ждать? Сколько раз говорила: что ждешь - то и сбывается… И что там может случиться такого?…
Мобильник, лежащий на столе рядом с Асиной чашкой, тихонько рассыпал тонкий перезвон стеклянных колокольчиков. Тугарин. Под этим именем она записала квадратного, то есть майора Мерцалова. Что ждешь - то и сбывается… Нет, нет, нет, ничего плохого она не ждала, ничего не случилось…
- Что случилось? - Ася сама услышала признаки паники в своем голосе. Нехорошо. Она не имеет права паниковать. Она может только расстраиваться.
Квадратный ответил не сразу. Наверное, тоже признаки паники в ее голосе услышал. Совсем нехорошо. Пару секунд молчал, потом неуверенно сказал:
- Ничего… Ну, ничего такого… Ситуация под контролем. В камере… то есть в палате у Гонсалеса Елена Львовна сидит. А я посты проверил. И все двери. И окна тоже. И сигнализацию. Все в порядке.
- Благодарю за службу, - сухо сказала Ася. - Вольно.
- Служу России, - серьезно ответил квадратный. - Ася Пална, а вам кто-то звонил. После того, как вы уехали. Мужской голос. Представился знакомым. Елена Львовна говорит, что это не из ваших пациентов, она все голоса помнит… Спросил, когда будете. Елена Львовна сказала, что вы дежурите завтра в ночь, заступаете на смену в двадцать ноль-ноль. Он спросил ваш домашний телефон. Она сказала, что не знает. Он спросил, как же тогда врача вызывают в больницу, если срочно нужно. Она сказала, что машину домой посылают. Он спросил, по какому адресу…
- Господин майор, не морочьте мне голову, - перебила его Ася. - Вы же хотите знать, нашел меня мой бывший муж или нет… Докладываю: не нашел. Жду инструкций: если найдет - что ему можно говорить? Я имею в виду подробности о военном положении в отделении. Мы тут с тетей Фаиной посоветовались, и я решила, что при удобном случае надо дать понять, что карантин кончится через две недели, а больной Гонсалес пробудет в больнице не меньше месяца.
- Тетя Фаина - это кто? - настороженно спросил квадратный.
- Родня, - подумав, ответила Ася.
- Ваша родня? - уточнил квадратный.
- И моя тоже. Скорее всего - и ваша тоже. Но это не важно - чья именно. Просто родня… Родня всех людей доброй воли, во всем мире и его окрестностях.
- Нет, как это - не важно? - заволновался вдруг квадратный. - Я что-то никакой тети Фаины среди родственников не помню!
- Тетя Фаина, - позвала Ася, не отворачиваясь от трубки. - Вы Тугарину-змею с какой стороны родня?
Квадратный булькнул и затаил дыхание.
- Скорее всего, со стороны Чингисхана, - с готовностью ответила тетя Фаина, которая сидела тихо, подшивала полотенце и с интересом слушала разговор. - Если это точно Тугарин, а не самозванец какой-то.
Квадратный услышал, неуверенно возразил:
- Так я же русский… И имя, и по паспорту тоже…
- Он самозванец, - передала Ася тете Фаине.
- А, тогда, скорее всего, со стороны Лжедмитрия, - решила тетя Фаина. - Но это надо проверять. С самозванцами всегда так - никакой полной ясности. Может, там и поляки какие затесались. Одна моя двоюродная бабка за шляхтича вышла. Тоже самозванцем оказался. Никакой не шляхтич, а польский еврей.
Квадратный опять все услышал, засмеялся и с интересом спросил:
- Ася Пална, а вы по национальности кто?
- Это смотря с чьей стороны… Если со стороны Гейне - то немка. Если со стороны Пушкина - эфиопка. Хотя и у них тоже бог знает кто в предках ходил. Со стороны одной из бабушек - калмычка или казашка. Или туркменка. Правда, отец у нее был латышом. Да какая разница? Нам, татарам, все равно… Вы бы, господин майор, прямо сказали, что конкретно вас интересует. Я наводящих вопросов не понимаю, а может быть, даже боюсь понять. Вы не говорите, почему позвонили, и меня это настораживает. Там у вас действительно все в порядке? Или вы что-то хотите у меня узнать, но не можете сформулировать такой наводящий вопрос, чтобы я наконец поняла, что от меня хотят услышать?
- Какие это наводящие вопросы? Никаких наводящих, я всегда прямо спрашиваю… - Квадратный вздохнул и прямо спросил: - Ася Пална, а у вас глаза какие? Мы с Гонсалесом тут… э-э-э… разошлись во мнениях. Он говорит, что черные. А я же помню, что светлые совсем… Я же близко видел…
- Интересно, на что вы спорили, - хмуро сказала Ася, услышала возмущенное: "Как вы могли подумать!" - и спросила у тети Фаины: - Какие у меня глаза?
- Сонные, - уверенно ответила тетя Фаина. - Совсем сонные, спишь на ходу. Ну, так и пора уже, без пяти одиннадцать…
Квадратный и это услышал, спохватился, виновато заговорил:
- Да, действительно, вы же после работы, и дома, наверное, дела, а я тут мешаю… С моей стороны это непростительная вольность… Вам отдохнуть надо, а я звоню ночью… Не сообразил. Виноват. Спокойной ночи, Анастасия Павловна.
- Спокойной ночи, господин майор, - сказала она. - И не переживайте уж так-то… Тем более что звонок - это вольность еще простительная, а в ваши переживания я все равно не верю. Лучше проследите, чтобы больной Гонсалес соблюдал режим. И ни в коем случае не лежал на левом боку.
- Слушаюсь! Разрешите выполнять?
- Выполняйте. И очень старательно.
- Спокойной ночи, Ася Пална. До завтра.
- До завтра, господин майор. Спокойной ночи.
Ася положила телефон на стол и некоторое время задумчиво смотрела на него. Чего квадратный звонил-то? Если только затем, чтобы узнать, нашел ли ее Роман, то к чему был весь остальной театр у микрофона? Может быть, позвонить Алексееву, выспросить у него, что там на самом деле происходит? Но если бы происходило - Алексеев сам бы ей позвонил. Что-то в звонке квадратного все-таки было странным.
- А Тугарин заинтересовался, - загадочным голосом вдруг заметила тетя Фаина.
- Чем?