– Ну и что с того? Честный ты наш Дон Кихот! – Том был раздражен. – В этом мире каждый вправе использовать то, что у него есть! Разве бывает честный бой?! Даже если рыцари имели одинаковое снаряжение, все равно побеждал наиболее подготовленный из них. Разве это честно, если один лучше подготовлен? В личной жизни такая же шняга: у кого-то лицо и мышцы, у кого-то деньги и тачка, у кого-то член тридцать сантиметров. Кому что подарила судьба. И если бы существовала такая возможность, то черные предпочли бы быть белыми, феминистки стали бы мужиками, а задроты превратились бы в мачо. Все они просто выбрали бы быть сильнейшими. Но все это либо не реально, либо очень тяжело достижимо. Поэтому, негры просто добились белых прав, феминистки залезли на трибуну закона, а Макс получил пульт управления женщиной.
– Хорошо… будь по твоему, – тихо сказал Макс. Но ответь мне еще на один вопрос. Со мной-то ботаном все ясно… Но неужели у них на западе все настолько плохо с женщинами, что появился спрос на подобный товар, как пульт?
– А ты сравни их фильмы и наши. У них респектабельные чуваки воюют за стареющее влагалище с прицепом. За право растить чужих детей и осеменить это влагалище еще раз. И все это ради того, чтобы быть нужным и иметь допуск к телу. У нас же двадцатилетние красавицы поклоняются пятидесятилетнему безработному фалосу-художнику на скейборде…
– Да… наверное, ты снова прав…
– Не наверное, а точно… – сказал Том, а затем добавил уже гораздо тише, – слушай, я бы поболтал с тобой, но и мне надо попарить качан. Выпьем потом. Ты еще не проставился.
– Без базара!
– Эротичных тебе снов, чувак.
И на этой успокаивающей совесть и самолюбие ноте Макс затушил сигарету и улегся спать, ощущая упругую и теплую грудь Кати, упершуюся ему в спину. Только сейчас ему стал полностью понятен смысл сказанного его дедом. И Максу предстояло наверстывать упущенное.
11. Фантазии Кати.
Лето полностью вступило в свои права и, казалось, каждый порыв теплого ветра, который колыхал девичьи платья, теперь был пропитан феромонами. По настоянию Макса, Катя теперь не носила нижнего белья, что позволяло им спонтанно предаваться разврату даже в городских парках. Бабушку Кати, наконец-то, выписали из больницы, а ехать на съемную квартиру Макса после того, как он ее встречал с учебы, часто элементарно не хватало терпения. Люди, пришедшие на пикник, порой и не догадывались, что девушка, сидящая верхом на парне задом наперед, не просто делает ему массаж ног. Занимались они этим и в поезде, взяв купе на двоих до Питера. Зайдя в пустой лифт в каком-нибудь высотном здании, в задачу Кати входило успеть довести Макса до оргазма, пока они ехали до самого верха, постоянно рискуя, что кто-то зайдет посредине. Впрочем, пару раз доходило до откровенной наглости. Один раз, когда Макс, посчитав, что они остались совсем одни, полностью раздел Катю в парке у пруда. Она так неистово прыгала на нем и кричала: "О, черт!", постоянно убирая одной рукой спадающую копну волос со своего лица, что им вскоре пришлось, смеясь, убегать от полицейских фонариков, освещающих их сверкающие задницы. Другой раз Катя была в платье, но Макс умудрился "натянуть" ее прямо в библиотеке консерватории. Естественно, что их кто-то сдал. И, стоя на ковре у заведующей консерватории, Кате чудом удалось избежать исключения играя из себя саму богиню добродетели Гевьон. Благо, заведующая была очень близорукой дамой, что оградило ее психику от вида нагло просвечивающих сквозь летний сарафан стоячих сосков без бюстгальтера, который в это время болтался разорванный где-то на уровне талии под одеждой.
Но они и не думали, чтобы перестать рисковать. При помощи пульта Макс выведал все Катины фантазии. Были среди них и безобидные, по типу, начать приставать к ней в метро в час пик и рукой заставить ее кончить. Но были и достаточно странные. Для реализации одной из таких фантазий, они остались ночью на сцене в "консерве". Катя плакала и играла на рояле посреди сцены, а Макс должен был хлестать ее по заднице дирижерской палочкой каждый раз, когда она сбивалась. Она просила бить сильнее, хоть сама уже и корчилась от боли. Ему даже почудилось, что она шепчет: "Я все разучу, Виктор Петрович, пожалуйста". А после, все завершилось позой "шестьдесят девять" прямо на крышке большого белого лакированного рояля. Были среди ее фантазий и настораживающие, когда она одевалась, как девочка, завязывала банты и просила изнасиловать ее на диване, пока они смотрели "Ну, погоди!". Но большинство ее желаний все же являлись вполне здоровыми, что в целом его радовало.
Один раз, катаясь на вечерней электричке, она уселась на Макса ничуть не смущаясь редких пассажиров, которые сделали вид, что заняты своими телефонами. А чтобы добрать остроты ощущений, Катя потащила Макса в тамбур, и пока тот имел ее сзади, она через окошко двери смотрела на освещаемые луной проплывающие пейзажи. Макс уже изрядно перенервничал и в тот момент желал только поскорее все закончить. Но Катя, чувствуя приближение самого "пикантного" момента, вдруг дернула стоп-кран.
– Зачем ты это сделала? Нас арестуют! – Макс из-за резкого торможения хорошенько приложился лбом о стену.
– Но ты же возьмешь всю вину на себя, правда ведь? – Катя смотрела на него абсолютно невинными глазами.
– Я? Ну… Д-да…
– Бежим, дурак! – Она открыла дверь, откинула щит со ступенек, и они выпорхнули в ночь, освещаемую лишь луной.
Держась за руки они бежали через лес и смеялись, как дети, которые разбили стекло в школе.
– Куда мы? – спросил запыхавшийся Макс.
– Мне показалось, что сквозь деревья я увидела чудесное место…
– Что за… – Он не успел произнести свой вопрос, как перед ними возникло совершенно волшебное озеро. Лунная дорожка едва колыхалась на воде посреди леса. Рывком Катя стянула с себя платье через голову и полезла в воду. Скинув одежду, за ней последовал и Макс. Ощущения горячего влагалища посреди прохладной воды заглушило у него в голове все вопросы по поводу того, как они будут добираться домой…
А через неделю после этого приключения Катя потащила его на один из нудистских пляжей. Поначалу в Максе конкурировали два ощущения: чувство стыда за свое тщедушное тело и ревность от того, что кто-то кроме него видит его девушку во всей первобытной красе. Но поняв, что на этом пляже из всех женщин у Кати было самое красивое тело, в нем поселилось что-то еще. Макс подумал, что именно так себя чувствуют удачливые и уважаемые охотники в своем племени. Он ловил на себе завистливые взгляды других самцов, которым повезло куда меньше со своими бледными курами.
Сначала он и Катя просто лежали и болтали обо всем подряд, ничем не выделяясь среди окружающих, кроме ее внешности. Затем она легла на спину и потянула на себя Макса.
– Ты что, совсем чекнулась, Катюха?!
Она нежно взяла в свою руку его пенис, который тут же отреагировал.
– Я хочу, чтобы ты расслабился и хорошенько меня трахнул. – шепнула она ему, обвив его зад ногами. Еще через минуту она говорила уже громче: "Отымей меня, имей… Еби меня, еби всю! Я хочу, чтобы меня ебал только ты"!!! В тот день своим поведением они подали заразительный пример некоторым из посетителей пляжа. И после этого случая Макс решил взять перерыв от Кати на пару дней, сославшись на завал в работе. Но как бы не так. В первый же вечер Катя позвонила ему и вместо привычного "привет" выпалила: "Я хочу стоять на коленях и сосать твой член"…
– Бери такси. Я заплачу водителю.
****
Макс любил смотреть, как Катя занимается дома, сидя голой за синтезатором и разучивая партии. Иногда она сидела прямо на нем… Играла и пела Баха. От акустических колебаний и мышечных напряжений ее влагалище выдавало такой сложный букет вибраций, что у него буквально закатывались глаза. Затем она брала его руки, подносила их к своей груди и показывала ему, как следует "подкручивать" высоту, тембр, громкость и выбор станций. Это называлась "игра в радио".
Но больше всего им обоим нравилось заниматься сексом перед самым выходом Кати на сцену, когда она выступала где-либо. В таких случаях, Макс имел счастье иметь, когда служанку, а когда и царицу ночи. Они достигли такого мастерства, что ровно за минуту до ее выхода на сцену оба успевали кончить где-нибудь за задником. И когда уже взволнованная труппа, начинала не на шутку беспокоиться из-за отсутствия героини, та стремглав появлялась, как ни в чем ни бывало… правда, порой, слегка помятая. Так, в четвертом действии "Свадьбы Фигаро" во время исполнения знаменитой арии Сюзаны "Giunse alfin il momento…Deh vieni, non tardar" у гроиони по бедрам стекало семя… что вряд ли было задумано автором.
– У меня со старших классов была фантазия забыть надеть трусы… И чтобы это кто-нибудь заметил, а мне бы было очень стыдно. Всегда очень хотелось. Но я так и не решалась… Так себе фантазия… Оказалось, что не работает.
– Почему? Думаю, кто-то да заметил…
– Да, но но мне вовсе не стыдно.
– Ах ты, бесстыдная моя служанка! – Макс перевернул Катю на живот и слегка укусил её в ягодицу.
– Ты знаешь… Я хочу петь графиню, а не Сюзану в этой опере, – поделилась она.
– Так, как ты, никто не споет арию Сюзаны. Чем тебе не нравится твоя партия? – спросил Макс.
– Не в этом дело, дурачок. Просто тогда бы ты имел графиню, а не служанку.
Они никогда не планировали свои дни заранее. И в зависимости от того к чьему дому из них двоих они оказывались ближе поздним вечером, там они и ночевали. Катя, как и Макс, тоже снимала маленькую квартирку. Жить она тоже предпочитала "самостоятельно". Но в отличие от него, ей в этом помогали родители и бабушка, так как кроме подработок у Кати другой занятости не было. Максу только оставалось удивляться откуда у нее берутся деньги на изящный гардероб и далеко недешевую косметику. Впрочем, имея родителей профессоров, это было на так уж и удивительно. Сей факт только пробуждал в Максе чувство классового несоответствия с Катей, и порой подстегивал его к сладкой мести в ритме злого траха, когда во время секса с ней, в нем вдруг просыпался мальчик из бедной семьи.
Серьезно они не ссорились. А если и бывало, что кто-то из них надуется из-за чего-либо, то долго это не продолжалось. В конце концов, они условились, что если кому-то из них станет совсем грустно, то он скажет: "минутка нежности". И тогда оба должны были крепко обняться вместе и забыть о всех раздорах. Как правило, такие примирения заканчивались сексом.
Но по факту Максу осознавал, что ее обиды никак не смогут отразится на ее подчинении. Он делал с Катей все, чего только мог пожелать в любое время дня и ночи. Вне зависимости от обстоятельств она беспрекословно выполняла все, что Макс повелевал ей при помощи пульта. Он воплощал все свои извращенные фантазии, переодевая ее в персонажей любимых, со времен голодных сексом студенческих лет, ролевых игр. Останавливая лифт между этажами, он разрывал на ней одежду и имел ее там абсолютно нагой. Ему ни разу не пришлось услышать от нее о больной голове или о плохом настроении. Конечно, были еще и месячные, но такие дни они называли "неделей устных упражнений". Порой, к удивлению Макса, Катя даже проявляла инициативу, начиная отдрачивать ему прямо в ресторане под столом. Или когда в такси она ложилась ему на колени подремать, но через минуту он чувствовал, как расстегивается его ширинка.
Все остатки угрызений совести по поводу использования пульта окончательно рассосались и больше не докучали его ненужной рефлексией. Макс уже и думать забыл, что всему, что есть между ним и Катей, он обязан пульту. Но один раз произошел случай, который выбил из-под него почву, на которую он уже привык опираться. Макс буквально побелел, когда войдя в комнату, увидел Катю, держащую в руках пульт от самой себя. Он совершил большую неосторожность, забыв его на диване.
– Как мило. Что это? – спросила она?
– Заказал на алиэкспресс… Коллеге хочу сюрприз на работе сделать. – Макс протянул руку, чтобы забрать пульт, но Катя играючи одернула ее.
– Ну, дай посмотреть! Ого, сколько здесь всего! Это что-то типа успокоительного для вечных девственников? Хи-хи… А давай поиграем, а? Только говори мне, что ты выбрал. Или нет… Не говори. Я сама попробую угадать, – она вскочила ногами на диван.
– Ну ладно, прекрати. Давай его сюда, а то не доживет до вручения. Китайское же говно все-таки.
– Да не бойся, новый закажем. – Катя отвела руку с пультом назад, чтобы Макс не смог до него дотянуться. Затем, весело смеясь, она побежала вприпрыжку через всю комнату, – догони меня!
– А если догоню, что будет? – Он сделал шаг и Катя, вскочив на подоконник, выставила руку с пультом в форточку. Макс позеленел.
– Слушай, кроме шуток… У кореша днюха уже завтра. Новый не успеем заказать.
– Да ладно тебе, не плач. Тебе этот коллега так дорог, что ты весь сморщился, как кощей от вида яйца с иголкой? – Катя слезла с подоконника и подошла к Максу. Затем, перед тем как вернуть ему пульт, она задержалась на секунду. – Мммм… Минет? – Посмотрев блядским взглядом ему в глаза, она нажала на кнопку, – а как, вдруг, хочется-то на самом деле…
– Вот ты дура у меня, – он забрал пульт, а через секунду почувствовал, как Катя стягивает с него штаны.
****
Несмотря на полное подчинение Катиной воли, Макс ни разу не видел в ее поведении и намека на влюбленность. Она никогда не говорила о том, что чувствует по отношению к нему. Макс же был уверен в своих чувствах по отношению к ней. И это обстоятельство не могло оставить его самолюбие в покое.
Как-то вечером, на Катин телефон позвонили. На экране высветилось имя некоего Вахтанга. Она не ответила на звонок.
– Это что еще за ослиный хер??? – взревел Макс. Через минуту он пришел в еще большее бешенство, когда узнал что этот тот самый ухажер, с которым она водила его за нос. – И часто он тебе звонит?
– Звонил пару раз… Все встретиться хотел. Но я сказала, что занята.
Слово "занята" покоробило Макса. Оно не несло никакой позитивной эмоциональной нагрузки по отношению к нему.
– А если бы не была занята? Стала бы встречаться с ним? Да? Он более интересный?
– Ты сейчас истеришь на пустом месте, как баба…
– Да я ему ебальник разобью! – Макс схватил Катин телефон.
– Угу… он кикбоксер. Вперед. Только накопи себе на пластику сначала.
Последняя фраза Кати привела Макса в чувства, но он уже нажал на вызов, так что "съезжать с темы" было бы позорно.
– Ку-ку, пропащая тигрица, – голос на том конце был с хрипотцой и имел южный акцент.
– Это ее тигр. А ты кавказел, держись от нее подальше!!! – Губы у Макса дрожали, а лицо побелело. Но разговор на том конце прервали.
Катя удивленно посмотрела на Максима.
– Не знала, что ты… расист, – сказала она с явным осуждением, но в котором слышался еще и тихий восторг.
– Не знал, что ты падка на таких.
– У нас с ним ничего не было, дурак! – И она толкнула Макса на кровать, – он, конечно, меня достал. Но ты у меня, все-таки, грязный расист. Он, между прочим, врач. И очень помог связями моей бабушке. Нехорошо получилось.
– Ты же говорила, он кикбоксер.
– Это я тебя проверяла, – она нежно поцеловала Макса в уголок рта.
– Ты любишь меня? – Спросил он, наконец.
Но вместо ответа она быстро стянула с себя трусы и прямо в юбке села ему на лицо.
– Что-то твой язык сегодня совсем не тем занят. Пусть поработает с пользой.
12. А существует ли любовь?
Бегунок постепенно приближался к отметке следующего последнего уровня. Когда до заветной отметки на шкале оставалось всего два деления, он снова решил встретиться с Томом.
– Она не любит меня… – Макс бросил остаток булки стае голубей около скамейки в сквере, на которой сидели он и Том.
– Ну, так в чем проблема? У тебя есть средство. Скоро получишь доступ к последнему уровню.
– А… существует ли она? Ну… любовь, в смысле… Что изменится, когда я задействую эту функцию?
– Я не знаю… Может она и существует. Но она как бог, как НЛО, как Йети, или как точный прогноз фондового рынка – никто не видел, но все об этом говорят и знают, как выглядит. – Том улыбнулся и закурил.
– Я хочу, чтобы она меня полюбила по настоящему, понимаешь?
– По мне, так любовь – это невроз. Но если, кто принимает ощущения от любви за реальность… это уже психоз.
– Я люблю Катю, Том…
– Люби, – Том посмотрел Максу в глаза и продолжил, – но помни, что человек перестает уважать то, что ему чрезмерно подчиняется и потакает во всем. Он воспринимает это, как часть самого себя, и начинает видеть в подчиненном свои не самые лучшие стороны. Ведь тот прогибается под хозяина, проявляя его же черты. Это вызывает отвращение. Женщины любят стержень. Не только твой могучий болт. Им нужен стержень в характере, на который они бы могли с удовольствием сесть, как на твердый член, – и Том ударил левой рукой по локтевому сгибу правой, сжатой в кулак.
– Но мне никогда не стать таким… мужиком что ли…
– А ты играй роль. Это искусство. Бабам нравятся "настоящие мужики". Им, конечно, хотелось бы, чтобы мужик утонченно разбирался в психологии, но тянет ее к грубым понтам. Логикой она все может понять, но рефлексы сильнее логики, потому что они опережают сознание. Сначала чпок, а потом осознание произошедшего. Именно по этой причине, когда парень спрашивает о ее прошлом, они так фрустрируют, объявляя женские секреты чем-то святым,
– Значит, мы должны им постоянно лгать, строя из себя благородного рыцаря? И все это ради того, чтобы получить ее тело? Ты не находишь это низким, Том?
– Ну а женщины разве нам не лгут? – Том внезапно завелся. – Представь, если они нам будут правду матку гнать, типа: "Слушай, чувак, я конечно тоже хочу секса, но платить за это, сука, будет только один из нас, потому что я не желаю чувствовать себя понапрасну трахнутой. После нашей свадьбы я, бля, нарожаю себе детей и заставлю тебя благодарить меня, как будто это нарожала тебе. Постепенно я займу собой весь твой эфир, и ты будешь хотеть только того, чего надо мне. А еще я разжирею, но ты все равно будешь меня содержать, даже тогда, когда твой хер будет морщиться в гармошку при виде моей задницы, превратившейся в холодец". Но вместо этого она говорит, что было бы неплохо попить вина в каком-нибудь красивом месте. И ты все осознаешь, даже когда под словом "романтик" подразумевается анал. Только, вот, кто кого? В жопу она не даст. Нет, конечно, мысленно потирать руки от предвкушения анала вы будете оба. Но только каждый под этим будет понимать свое, и в результате поимеет тебя туда только она при помощи брака, говоря, что даст в пукан только своему мужу… А через несколько лет добавит, что имела в виду лучшего мужа. Как тебе такая правда?