24 августа
Ночь, пятнадцать минут третьего, я не могу заснуть. Можно, конечно, принять таблетку, но утром я буду заторможенной. Не надо. Вот и сижу, думаю, каково мне будет без Пита. Мучаю себя. Представляю его опустевшую комнату, пустую кровать. Сегодня у нас с ним был чудесный вечер. Я приготовила его любимые блюда (мясо в горшочке, заливную морковь, картофельное пюре, на десерт шоколадное печенье с мороженым), разожгла камин (ладно, ладно, схитрила - положила туда искусственные поленья от "Дюрафлейм"), и мы сыграли четыре раунда в "Кути".
- Ты правду говорил, что хочешь пойти жить с папой? - спросила я, подтыкая ему одеяло.
- Не знаю. - Он сонно моргнул.
- Если ты так думаешь, солнышко, это нормально. Твои чувства не могут быть плохими. Ты можешь думать и чувствовать, что хочешь, и это нормально. Но я надеюсь, ты понимаешь, что нам нужно сделать выбор, который будет лучшим для тебя.
Здесь у меня не было твердой почвы под ногами. Я не хотела поливать Роджера грязью, говорить, что он плохой отец. Это ложь. Я хотела сказать: "Твой папа плохой человек, Пит. Он постоянно изменял мне, потому что его тянет на молоденьких. Он растоптал брачные обеты. У него была незаконная жена, а нынешняя его подружка годится тебе в старшие сестры. Если ты уйдешь жить к нему, я тут же повешусь".
- Но я люблю папу, - нижняя губка у него задрожала. - Я скучаю по нему. Почему я больше никогда не смогу его увидеть?
Если бы в мире была справедливость, в аду был бы специальный круг для Роджера и таких, как он. Хватит и того, что он предал меня. Я-то переживу. Про Пита этого не скажешь.
- Солнышко, папа любит тебя. И всегда любил. Он упорно борется за то, чтобы чаще тебя видеть. Но… - Я сглотнула комок. - У папы неприятности, сладкий мой, и ему будет трудно оставаться таким, каким ты хочешь его видеть.
Пит сел на постели.
- Ну и что, что у него неприятности. Я хочу быть с ним. А он - со мной. Если ты будешь мешать ему, я тебя буду всегда ненавидеть!
Эти слова были как пощечина. Я старалась успокоиться, но слезы застилали глаза.
- Лапонька, я вижу, ты злишься. Ты очень сердитый. Но я тебя все равно люблю. Я всегда буду тебя любить. И папа тоже всегда будет тебя любить. Как-нибудь все устроится. Может быть, нам не всегда будет весело и хорошо, но ты всегда будешь чувствовать нашу любовь и заботу, потому что ты нам очень дорог. Понимаешь?
Пит отвернулся к стене и молчал.
- Пит?
- Принеси мне воды, пожалуйста. И шоколадное печенье.
Видимо, разговор закончен. Спускаясь в кухню, я думала, правильно ли поступаю, добиваясь полной опеки. Будет ли это истинным благом для Пита? Позвонила маме посоветоваться. Она сказала, что я сумасшедшая - даже не просто сумасшедшая, а невменяемая, - если не буду бороться за полную и единоличную опеку.
Сейчас половина третьего ночи, в суде надо быть в половине восьмого, но я слишком взволнована и напугана, чтобы спать.
Три двадцать. Еще не заснула. Даже телевизор не помог. Может, ромашки заварить?
На сегодня все.
В.
25 августа
Ромашка помогла. Я заснула на софе в гостиной и, хотя там не было будильника, каким-то чудом проснулась вовремя. Как раз успела одеть Пита, накормить и посадить на автобус. Он ничего не говорил насчет опеки, я тоже не касалась этой темы. Хотела, чтобы он ушел в школу спокойно, хотя подозреваю, он уже взбудоражен донельзя.
Позвонила Омару посоветоваться насчет гардероба. Как нынче одеваются хорошие матери?
- Во-первых, никаких обтягивающих брюк и вычурных туфель, - сказал он. - Подальше от лесбийского стиля. Не надо глубоких вырезов, ничего слишком выразительного. И не надевайте костюм. Вы не должны выглядеть как бизнес-леди. Немного макияжа, но не яркого.
Может, фартук надеть? Прийти с переносной электроплиткой, вроде тех, что используют для презентаций всяких деликатесов. Приготовить во время слушания пиккато из курицы - в доказательство не только кулинарных способностей, но и таланта к совмещению занятий.
- Так что я должна надеть? - У меня вырвался тяжелый вздох.
- Трудно сказать наверняка. Этот судья крепкий орешек. У него не должно сложиться впечатление, что вы очень старались и специально так оделись. Он не любит таких вещей. Хм-хм.
Я ждала, готовая вцепиться себе в волосы.
- Ладно. Джинсовая юбка, мягкая кофточка, что-нибудь незатейливое, можно в цветочек. Без выреза, разумеется. Никаких мини. Все должно гармонировать. Спокойные пастельные тона. Ничего клетчатого. Ничего черного. Помогло?
- Другими словами, надо одеться пасхальной зайкой.
Омар хихикнул.
- Рад, что вы сохранили чувство юмора. Это хороший знак.
- У меня нет ничего соответствующего вашему описанию.
Была, правда, джинсовая юбка из "Пола Хэрриса", я себя в ней чувствовала, как сосиска в оболочке. Бедра в ней были не то что широкие - прямо слоновьи. Эта юбка явно не предназначалась для активной деятельности. В ней можно было делать только лилипутовы шаги, уверенная походка исключалась. Я попыталась вспомнить, что носили женщины в группе поддержки грудного вскармливания, куда я когда-то ходила. Она называлась "Культ материнства". Удалось вспомнить только, что одна женщина говорила "паповина", и никто ее не поправлял, что они бились со мной, пока Пит наконец не вцепился в мою отяжелевшую грудь, и что тамошние ведущие ориентировали на грудное вскармливание всех подряд, даже если ребенок уже вырос из детского стульчика и разгадывает кроссворды в "Нью-Йорк таймс" между кормлениями, и что никто кроме меня не пользовался косметикой.
- Ну, вы женщина находчивая, что-нибудь подберете, - сказал Омар. - Встречаемся в суде у зала номер четыре. Мисс Райан?
- Да, мистер Слаадк?
- Все будет отлично.
- Если вы так уверены, Омар…
Сейчас восемь сорок пять, и я до сих пор понятия не имею, что мне надеть.
На сегодня все.
В.
25 августа, вечером
Боже, какой был день.
Когда я подходила к зданию суда (в мягкой желтенькой кофточке Линетт, она ее носила, когда была беременна Гераклом), Омар казался встревоженным.
- Что случилось, Омар?
- Ничего. Все отлично. Все будет отлично.
- Нет, в самом деле. Расскажите.
- Ну, - он ослабил воротничок, - судья Брэнд сегодня утром не в духе.
Послышалось щелканье ботинок - по коридору пробегал Брэнд к залу номер четыре. Он был похож на хорька. Бегающие черные глаза-бусинки, тусклые черные волосы зачесаны назад, между носом и верхней губой клинышек гитлеровских усов. Он хмуро взглянул на нас, окинул меня оценивающим взглядом. Кивнул Омару.
- Начнем, пожалуй?
Омар отошел попить к фонтанчику.
- Доброе утро, миз-з Райан, - раздалось над ухом.
Серфингистка. Волосы у нее, кажется, еще больше отросли. Сегодня они были заплетены в две косы. Короткая белая юбка, такой же пиджачок, блестящая кофточка под ним, белые колготки и лаковые ботинки на платформе. Она чуть поперхнулась, полезла в рот своими длинными пальцами, что-то вытащила оттуда и поднесла к свету. Белый курчавый лобковый волос. Я тут же узнала его. До сих пор выгребаю такие же из водостока под раковиной. Серфингистка пожала плечами. - Бывает в азарте, - и пошла в зал. В дверях обернулась. - Кстати, у вас чудесный маленький мальчик. Мне не терпится с ним познакомиться.
- Пошла ты. - Я бы ее на месте прикончила.
Подошел Омар, толкнул тяжелую дверь, жестом пропустил меня вперед. В комнате было холодно - потом я узнала, что Брэнд специально поставил кондиционер на шестьдесят два градуса.
- А где все? - Я повернулась к Омару. Мама должна прийти, Диана и Линетт тоже.
- Еще рано. Потерпите немного.
Слоан пришел еще раньше нас со своими двумя помощниками: женщиной лет тридцати в роскошном шелковом костюме баклажанного цвета и таким же привлекательным молодым мужчиной в белой накрахмаленной рубашке и бордовых помочах. Я чувствовала себя страшной дурой в этой желтенькой кофточке.
- А у вас разве нет помощников? - зашептала я Омару.
Он терпеливо улыбнулся и положил теплую ладонь поверх моей руки.
- Вэл, у нас все хорошо.
Роджер крутил головой из стороны в сторону. Наткнулся на меня взглядом и подмигнул. Мерзавец!
Дверь открылась, робко вошли мужчина и женщина.
- Это четвертый зал? - спросил мужчина с сильным южным акцентом.
Он был маленького роста, суетливый. Косматая черная борода, очки в тяжелой оправе. Его спутница была причесана под Ивану Трамп - светлые волосы собраны вверх и скреплены золотым зажимом. Омар шагнул им навстречу.
- Наверное, вы родители Келии. - Он протянул руку мужчине. - Я так рад, что вы смогли прийти.
Было слышно, как Роджер прошептал Слоану: "Какого черта они-то тут делают?"
Омар ликующе улыбался. Родители Серфингистки пришли в качестве свидетелей. Судя по панике Роджера, они будут свидетельствовать не от его имени. И вряд ли в его пользу. "Неплохо, да? - прошептал Омар. - Но подождите. Ни за что не догадаетесь, кто сейчас придет".
Первыми в списке свидетелей были родители Серфингистки. Они сели вместе за маленький столик на небольшой платформе. Судья Брэнд начал слушание.
- Назовите ваши имена для протокола.
- Джордж и Пуки Смит, - ответил за обоих бородатый.
- Э-э, Пуки? - переспросил Брэнд.
- Да. Пуки. - Женщина приподнялась и выставила подбородок. - Так меня назвала мама.
- Какое отношение вы имеете к Роджеру Тисдейлу? - продолжал Брэнд.
Джордж Смит подскочил на стуле.
- Никакого отношения не имею и не хочу иметь!
- Ну, папа, - захныкал Роджер.
- Черт, я сто раз тебе говорил - не смей называть меня папой! Ради всего святого! Ты немногим моложе меня, - Джордж Смит повернулся к судье. - Послушайте, ваше высочество…
- Ваша честь, - отрезал Брэнд.
- Прошу прощения. Ваша честь. Так вот, Келия всегда делала что хотела. Всегда делала и всегда будет делать. Такой уж это ребенок, что тут скажешь. И вот однажды она заявляется домой с этим парнем и говорит, что он переезжает к нам. Что мне было делать? Если бы я сказал нет, она ушла бы с ним и болталась бог весть где. Я сказал да. Господи милосердный, это было худшее из всего, что я сделал!
Пуки скорбно покачала головой:
- Если бы не Келия, Роджер Тисдейл тут же получил бы пинка под зад.
- В один момент! - Лицо у Джорджа стало малиновым. Он достал платок, вытер лоб. - У него ни стыда, ни совести! Однажды я их увидел в машине на дорожке - спаривались, прости Господи, как кролики, - прямо на дорожке, прямо под носом у соседей! Как ни в чем не бывало! Как будто так и надо!
- Этот человек запятнал репутацию моей дочери! - Пуки прижала к груди сумочку. - И везде оставляет свои носки! Вонючие носки! Я и так с утра до вечера подбираю за Джорджем. Это возмутительно! - Она с отвращением посмотрела на Роджера.
Омар отхлебнул воды и подошел к столику.
- Мистер и миссис Смит, как вы думаете, готов ли Роджер Тисдейл принять на себя круглосуточную ответственность за своего сына? Подходит ли он на роль отца?
- Он приходит по ночам в любое время, когда ему вздумается, - продолжал Джордж Смит, обращаясь то ли к судье, то ли к себе самому. - Это безумие какое-то, доложу я вам. Вот мы, трое сорокалетних людей и моя дочь, толкаемся в нашем домишке, как будто это самая правильная вещь на свете! Да это балаган какой-то! Этот бездельник шляется по дому, лезет к нам в холодильник, пьет наше пиво, делает с нашей девочкой все что хочет. Говорит, сочиняет очередную гениальную книжку, но я ни разу не видел, чтобы он хоть палец о палец ударил. Я ему говорил - найди работу! Ты здоровый трудоспособный человек. Черт, я даже сам мог бы устроить его на работу в магазин, если бы он хотел. Хоть сегодня мог бы начать, если бы оторвал от дивана ленивую задницу!
- Келия говорит, что он каждый месяц получает от родителей хорошенький чек, - подалась вперед Пуки. - Что-то вроде каких-то процентов. Но потом выяснилось, что никаких чеков он больше не получает, потому что развелся.
- Похоже, его родители нашли хороший повод спихнуть сынка, - продолжал Джордж. - Как-то раз я слышал, он сказал Келии, что он… как он там сказал: "Зайка, мне вполне достаточно прозябания в твоей семье". Прозябания! Представляете?! - Он показал на Роджера толстым пальцем. - Я тебе скажу, парень, может, мой дом и мал, но по крайней мере у меня есть дом. И каждый месяц я выплачиваю заем, и у меня нет вороха неоплаченных счетов в почтовом ящике!
- Тише, тише, сладкий. - Пуки взяла его за руку.
- Повторяю свой вопрос, сэр, - встрял Омар. - Как по-вашему, подходит ли Роджер на роль отца?
- Да ни один черт не хотел бы иметь такого отца, как он!
Боже, что за комедия. Теперь была очередь Слоана. Он вышел вперед и покровительственно улыбнулся.
- Мистер и миссис Смит. Спасибо, что пришли. Как вы себя чувствуете?
Джордж ухмыльнулся и закатил глаза.
- А как вы думаете, черт возьми, я должен себя чувствовать?
- Такое впечатление, что недавно вы испытали некоторый стресс.
- Стресс? Вы шутите, что ли? Это даже на половину не тянет. - Джордж откинулся на спинку стула и погладил руку жены. - Это был ад какой-то.
- Понимаю, сэр. - У Слоана заклинило улыбку. - Ясно, что вы с Роджером Тисдейлом не лучшие друзья.
- Как до тебя не доходит, приятель, я хочу, чтобы этот парень убрался из моего дома! И побыстрее!
- Вы описали ряд ситуаций, - продолжал Слоан, - которые вы нашли неудобными и раздражающими. Я не могу вас винить за это. Но цель нашей сегодняшней встречи - установить, есть ли у мистера Тисдейла качества хорошего отца. Мистер Тисдейл добивается полной опеки своего любимого сына. Вы это понимаете? Я прошу вас прямо отвечать на вопросы и воздерживаться от деталей. Мистер Смит. Вам известно, что мистер Тисдейл стремится получить право на опеку своего сына?
- Думаю, да, - нахмурился тот.
- Мистер Смит, вопрос следующий: есть ли у вас основания предполагать, что Роджер Тисдейл не может опекать своего сына?
- Ну а как насчет дома? Разве у хорошего отца не должно быть своего дома? Надеюсь, он не собирается привести своего мальца в наш дом? Это не пройдет, нет, брат! Не пройдет, и точка.
Пуки часто закивала.
- Я уже вырастила своих малышей, и хватит с меня, - вставила она.
- Ну хорошо, - продолжал Слоан. - Предположим, что Роджер и Пит не будут жить с вами. Предположим, что у Роджера будет достаточно денег, чтобы купить собственный дом, где он будет жить с сыном. А теперь, сэр, у вас есть основания утверждать, что Роджер Тисдейл не соответствует роли хорошего отца?
Джордж Смит нахмурился и скрестил руки на груди.
- Не знаю. Наверное, нет.
Слоан повернулся на каблуках.
- Ваша честь, у меня больше нет вопросов к Смитам.
- У меня есть вопросы, - поднялся Омар. - Еще раз благодарю за то, что пришли. Нелегко, наверное, было вырваться с работы.
- Еще бы, черт возьми. У меня стоят тридцать два пылесоса, все надо ремонтировать и все должны быть готовы ко вчерашнему дню!
- Значит, если вы отлучились с работы, для вас это очень важно, да?
- Еще бы.
- Мистер Смит, могу я спросить, что вы думаете о сорокалетнем мужчине, который ухаживает за девочкой вдвое младше себя?
- Позор это, вот что я думаю!
- Могу я попросить мистера Слаадка воздержаться от обращения с Келией Смит как с девочкой? - перебил Слоан. - Ваша честь, ей двадцать два года. Она взрослая женщина.
- Что вы думаете о человеке, который ухаживает за женщиной вдвое младше себя, переезжает в дом ее родителей, проживает на полном их обеспечении? - продолжал Омар. - О человеке, который занимается сексом на дорожке перед домом, на виду у соседей? Как вы думаете, может ли такой человек подать хороший пример?
- Это наводящие вопросы! - закричал Слоан.
- Разрешаю, - сказал судья Бранд.
- Конечно, пример не хороший, - отозвался Джордж Смит.
- Мистер Смит, как вы думаете, что нужно для того, чтобы быть хорошим отцом?
- Ну, для начала ты должен иметь собственный дом. - Он неодобрительно посмотрел на Роджера. - И собственные деньги.
- Как вы думаете, а нужно ли подавать хороший пример, чтобы быть хорошим отцом?
- Понятно, нужно. Хороший пример, дом и деньги.
- Благодарю вас, мистер Смит. У меня все, ваша честь. - Омар сел.
Судья велел отцу Келии спуститься.
- Спуститься? Я иду обратно на работу! Пойдем, дорогая.
Пуки, вцепившись в сумочку, поспешила за ним.
- Кто следующий? - Брэнд посмотрел на часы.
События развивались быстрее, чем я предполагала. Слоан протянул судье большой конверт из оберточной бумаги.
- Ваша честь, мы считаем, что ребенок должен расти в доме с двумя родителями, мужчиной и женщиной. У нас есть основания утверждать, что мисс Райан не в состоянии обеспечить сыну нормальную обстановку такого типа по причине своей сексуальной ориентации. - Брэнд хищно подался вперед. - Предоставляем эти фотографии на ваше рассмотрение.
Началось.
Брэнд открыл конверт и вынул фотографии. Водрузил на нос очки и рассматривал снимки без всякого выражения. Когда он закончил, Слоан поставил фотографии на небольшую деревянную подставку. У Дианы видно было одну грудь и голые ноги. Я получилась расплывшейся, как моржиха. Вся сцена совсем не выглядела так, будто я занимаюсь с Дианой сексом. Скорее будто я ее душу.
- Ваша честь, - продолжал Слоан, - вы видите перед собой оригинальные, ни в чем не измененные фотографии Вэлери Райан в постели с Дианой Лиленд, она же Диана Пиерс, известной лесбиянкой. Мисс Пиерс в обнаженном виде, ваша честь, как можно легко заметить, а мисс Райан ложится на нее сверху. По нашему мнению, мы можем сделать однозначный вывод, что эти две женщины находятся в процессе интимного сексуального акта.
- Хорошо бы! - раздался голос из глубины комнаты.
Все обернулись. Диана шла по центральному проходу. Остановилась перед судьей, уперев руки в бедра. На ней был серый костюм в тонкую полоску, белая рубашка и мужской галстук.
- Ваша честь, эти фотографии ничего не доказывают. Вэлери Райан не лесбиянка. Я-то знаю, я годами за ней бегала!
- А вы… - начал судья.
- Видимо, в одежде вы меня не узнаете. Я женщина с этой фотографии. Диана Лиленд Пиерс.
- Ваша честь. - Омар поднялся. - По плану мисс Лиленд должна давать показания несколько позже. Если нет возражений, она может говорить сейчас?
Брэнд повернулся к Слоану и поднял бровь.
- Вы не возражаете?
- Нет, ваша честь, - пожал плечами Слоан.
Судья показал на свидетельский столик.
- Садитесь, мисс Пиерс.
- С удовольствием, ваша честь. - Диана легко вспрыгнула на платформу и скользнула на стул. Строго сложила руки и замерла в ожидании вопросов.
Омар начал с обращения к судье Брэнду: