Довольно крупная популяция этой рыбы сохранилась в районе Центральной Атлантики. Большое нерестилище в центральной части шельфа простирается примерно от Нью-Йорка до Делавэра. Как и прибрежная черноспинка (Pseudopleuronectes americanus), ржавая лиманда мечет икру весной. Но этим сходство между двумя видами камбалы и ограничивается: развитие их протекает совершенно по-разному.
Малыши ржавой лиманды остаются в поверхностных слоях в течение нескольких недель, питаясь окружающими их планктонными организмами. В то же самое время крохотные развивающиеся рыбки становятся жертвами соседей покрупнее, имеющих самые разнообразные контуры и формы. Медузы, плавающие крабы и креветки, молодые кальмары и многочисленная молодь других видов взимают свою обычную разорительную дань, не говоря уже о целеустремленном хищничестве человека. Однако в более удаленных от берегов Нью-Йоркской бухты водах личинок ржавой лиманды подстерегают новые опасности. На самом густо населенном участке нерестилища ржавой лиманды есть углубление дна, которое может стать местом нефтяных разработок. Расположено оно в северной части каньона Балтимор. Впервые ихтиологи установили местонахождение нерестилища камбаловых в конце 40-х годов, в те времена, когда никому и в голову не могло прийти, что рыбы здесь могут подвергаться опасности. Однако даже сейчас влияние нефти на размножение ржавой лиманды остается не изученным, хотя биологи думают, что появление уродов у трески, вызываемое воздействием ничтожных количеств нефти на икру, - явление не единичное, и подобные аномалии могут проявиться у многих других видов рыб, обитающих на континентальном шельфе.
Изучая нефтяные загрязнения на дне Нью-Йоркской бухты, специалист по морской нефти Джон Фаррингтон из Вудс-Холского океанографического института нашел, что на всем протяжении шельфа вплоть до континентального подъема в осадках встречаются углеводороды нефти, имеющие антропогенное происхождение. Фаррингтон заявил, что шельфовые отложения в прибрежных водах Нью-Йорка стали подобны естественным нефтеносным пескам, каковыми они не являются. Еще до того, как из глубоких пластов желоба каньона Балтимор были подняты на поверхность первые баррели нефти, со свалок грунта, вынутого при дноуглубительных работах, вдоль морских путей тонкой струей текла нефть, распространяемая морскими течениями.
В 35 километрах к востоку от Лонг-Бранча, штат Нью-Джерси, в специально отведенный район, занимающий больше места, чем расположенные ближе к берегу главные зоны сброса канализационного отстоя и вынутого грунта, сбрасываются отходы производства химических кислот. Кислотные отходы, содержащие тяжелые металлы и другие примеси, сбрасываются многими промышленными предприятиями, расположенными на побережье Центральной Атлантики. Район сброса расположен внутри обширной зоны нереста менхаденов, но никаких исследований влияния химических продуктов на личинок рыб и другие организмы не проводилось.
За пределами континентального шельфа находится еще одна химическая свалка, которая затмевает все остальные. Она известна как Глубоководная свалка (ГВС) 106, так как она начинается в 106 милях от ближайшей точки побережья южной части штата Нью-Джерси. ГВС-106 - это место сброса самых токсичных отходов, производимых американской промышленностью. В 1974 году три дюжины компаний, включая такие гиганты, как "Дюпон" и "Америкен цианамид", захоронили около 400000 кубометров опасных химических веществ на ГВС-106. Сюда сбрасывают токсичные металлы (такие, как ртуть, кадмий и мышьяк), канцерогенные вещества, экспериментальные биоциды и нейротоксины.
Сбрасывать эти смертоносные материалы здесь, может быть, и лучше, чем сливать их в какой-нибудь водоем прямо за фабрикой, но насколько лучше? Насколько серьезно химические вещества влияют на морскую жизнь у начала континентального склона? Как быстро и в каких количествах они достигают дна? Есть ли какое-либо взаимодействие между водами, окружающими ГВС, и водами, находящимися вблизи подводного каньона Гудзон? Ни на один из этих вопросов никто никогда не пытался дать ответ. Ученые из Вудс-Холского океанографического института и Агентства по защите окружающей среды провели обследование района ГВС-106 лишь летом 1976 года.
Прямо на юг от ГВС-106 есть еще одна глубоководная свалка, существующая еще со времен Манхеттэнского проекта, приведшего к созданию атомной бомбы в конце второй мировой войны. В этот район поступают отходы с низким содержанием радиоактивных веществ из многочисленных гражданских и военных источников. Как и в случае с ГВС-106, на экологическую обстановку в районе этой радиоактивной свалки никто не обращает внимания.
Личинки рыб, дрейфующие с планктоном в поверхностных слоях воды в Нью-Йоркской бухте и на всем Атлантическом шельфе, начинают испытывать на себе действие другого врага - крохотных частиц различных пластиков. Они попадают в море из разных источников, которые только сейчас становятся известными. Один из них - это, как полагают, мусор, сбрасываемый с судов. Каждый год прибрежные воды Соединенных Штатов получают из этого источника тысячи тонн пластиков, которые не разлагаются. Химический состав морской воды, высокая температура, бактерии - ничто не может заставить их исчезнуть (за исключением, пожалуй, длительного воздействия солнечного света), хотя может показаться, что кусочки поли-стирольной пленки, полиэтиленовые мешочки, целлулоидные воротнички или кусочки обертки спустя какое-то время все-таки исчезают. К сожалению, пластики не исчезают: они постепенно распадаются на все уменьшающиеся в размерах фрагменты. Это физическое измельчение протекает быстрее в относительно мелководных участках, например, во время штормов, когда волны поднимают со дна и бросают в пенящееся море песок, наделенный абразивными свойствами. В зоне прибоя волны быстро превращают уродующие вид моря пластиковые изделия в невидимые кусочки, которые поверхностные течения снова отправляют на континентальный шельф.
Хотя это звучит нелепо, такая, казалось бы, полезная хотя бы с эстетической точки зрения операция имеет потенциально самые тяжелые последствия для окружающей среды. Недавно были обнаружены личинки рыб и другие планктонные организмы, у которых внутренности были забиты микроскопическими частичками пластика. Такое засорение организма отходами промышленного производства нельзя назвать незначительным злом; для личинок закупорка пищеварительного тракта совершенно неперевариваемым материалом чревата смертельным исходом. И хотя нам пока известно лишь несколько таких случаев, они предвещают появление новой болезни окружающей среды еще не установленных размеров. В отличие от вирусов и бактерий, микрочастички пластиков не заразны, но они чрезвычайно долговечны, широко распространены и, по-видимому, обладают притягательной для своих жертв силой.
Сейчас в нескольких приморских центрах рассматриваются предложения о сбрасывании твердых городских отходов в спрессованном виде. Одним из таким центров является город Нью-Йорк, где проблема твердых отходов стоит с особой остротой. "Отцы" города, должно быть, часто устремляют мечтательный взгляд сквозь смог и бетон к пустынному горизонту на юго-востоке. Город ежедневно производит 37 тысяч тонн твердых отходов (цифра 1974 года). Участки, отведенные под свалки, уже занимающие десятки квадратных километров, использованы почти до предела. Сейчас предпринимаются отчаянные попытки найти им какую-то замену, притом на долгий срок. Одно из таких предложений состоит в том, чтобы увозить мусор по железной дороге в какое-нибудь удаленное место, но, учитывая нынешний темп производства отходов, через ближайшие тридцать лет эта свалка потребует площади, сравнимой со штатом Род-Айленд.
Таким образом, морское дно представляет для городских правителей заманчивое решение проблемы мусора, как с экономической, так и эстетической точки зрения. Однако никто не может точно предсказать, какое экологическое влияние окажет на континентальный шельф, не говоря уже о более глубоких водах, захоронение большого количества спрессованного мусора. Возможно также, что возникнет и большая эстетическая проблема. Многие виды пластических материалов, продукты из пенопласта, некоторые изделия из резины, старые электрические лампочки и другие отбросы подобного рода, способные держаться на поверхности воды, выскользнут из тюков, когда последние намокнут и лопнут или когда металлические обручи, скрепляющие тюки, заржавеют и распадутся. Правда, обручи из дорогой нержавеющей стали сохраняются в течение неопределенно долгого времени, но даже перевязанные нержавеющей сталью тюки из-за разрушения некоторых компонентов в конце концов дадут усадку и станут рыхлыми. Плавающие предметы высвободятся из упаковки и поднимутся на поверхность. Отсюда они уже легко могут попасть на любой пляж, вопрос лишь в том, когда это произойдет.
Измельчение мусора перед укладкой в тюки в значительной мере решит проблему плавучих отходов, но частички пластика, которые неизбежно сохранятся, могут подвергнуть опасности окружающую морскую жизнь. Особенно опасны в этом отношении штормы, при которых волнение распространяется до дна на большой площади континентального шельфа. Разрушение спрессованных тюков на относительно небольших глубинах может способствовать хроническому появлению крохотных кусочков пластика, которые станут угрозой для планктонных организмов, на пространстве в несколько сот квадратных километров.
Предполагалось, что тюки с отходами будут играть роль искусственных рифов и, в конечном счете, содействовать рыболовству. Понятно, что для промысловых траулеров такая возможность исключается; что же касается рыбаков, ловящих на удочку, то они испытают одно разочарование, когда их снасти навечно запутаются в мусоре. Такие нагромождения подводных горных кряжей не вызовут радости и у аквалангистов. Кто получил бы удовольствие от исследования мрачных, как будто сошедших с картины кубиста каньонов или гротов, устланных отбросами? Возможно, однако, что рыба и не обойдет такую свалку. Есть предложение применять в таких местах жаберные сети или ловушки, подобные тем, какими ловят омаров, и подкрепляется оно как будто разумными аргументами, но это предложение требует внимательного изучения. Тщательному рассмотрению должна быть подвергнута и проблема "плавниковой гнили" и прочих признаков неблагополучного положения на шельфе, проявляющихся у рыб и моллюсков, так же как и проблема аппетита потребителей, а возможно, и общественного здоровья.
Все проблемы, связанные со свалками на шельфе, вероятно, будут обсуждены к 1981 году, если, конечно, Агентство по защите окружающей среды не откажется от своих нынешних намерений. Однако, как показывают взаимоотношения этой организации с автомобильной промышленностью, Агентство может утратить контроль над тем, что оно считает лучшим для окружающей среды. Более того, оно, возможно, не до конца отдает себе отчет в том, что с натиском времени и ростом экономики оно может способствовать сохранению важных, еще не затронутых частей естественного мира все меньше и меньше. Перед лицом растущего "мусорного" кризиса постоянно испытывающие финансовые трудности и плохо управляемые города, такие, как Нью-Йорк, в ближайшем будущем могут получить временные разрешения на захоронение в океане твердых отходов. Так куда же мы движемся?
В начале лета на глубоководных равнинах и в огромных скрытых каньонах морского дна начинается еще один сбор камбал.
Ритуальные вакханалии массового нереста, для которого рыбы собираются на границе вечного мрака и холода, у ворот, ведущих в потусторонний биологический мир Земли, по-видимому, характерны для существ, известных под названием длинная камбала (Glyptocephalus cynoglossus). Полные жизни икринки длинной камбалы медленно поднимаются наверх сквозь многосотметровую толщу воды и развиваются на залитой солнцем поверхности моря. Мы не знаем, сколько времени личинки дрейфуют с поверхностными течениями и какими неведомыми нам дорогами путешествуют вдоль континента. Однако рано или поздно они неизбежно возвращаются назад, в глубины моря. Долго опускаются они вниз в постепенно темнеющей воде, как пассажиры воздушного лайнера, идущего на посадку в густом тумане, и наконец тихо ложатся на сумрачное дно. Новый двухмерный мир доступен для адаптированных к темноте глаз этой небольшой рыбки лишь в радиусе нескольких метров. Даже в полдень он освещен тускло. Однако, скрытая от глаз, здесь раскрывается панорама самого впечатляющего подводного ландшафта на окраине континента Северная Америка.
Расположенный как стрела в луке Нью-Йоркской бухты, подводный каньон Гудзон начинается узким ущельем, которое, пересекая наружную часть шельфа, становится все более глубоким. Верхний конец ущелья теперь лежит на прибрежных участках шельфа, но в прежние времена он был продолжением долины реки Гудзон. Первоначально возникший в результате вековой работы потоков талой ледниковой воды, прибрежный конец ущелья заполнен поздними отложениями.
Начинаясь одним распадком, ущелье расширяется и углубляется и становится центральным каналом системы каньона реки Гудзон. На нижнем и среднем участках склона и на верхней части континентального подъема этот каньон разветвляется на сотни больших и малых "рукавов". Его веерообразная система достигает на верхней границе склона ширины 300 километров. По своей структуре каньон подобен каньону Гаттерас, но по величине каньон Гудзон затмевает своего южного собрата. От глубины 200 метров, то есть от границы между шельфом и склоном, главная ось каньона реки Гудзон величаво спускается вниз и тянется в глубь океана на 400 километров, достигая тысячеметровых глубин.
Биологи исследовали каньон при помощи специально оборудованных тралов и драг, рассматривали его илистые глубины на фотографиях, снятых дистанционными камерами, и в ярком свете прожекторов подводных аппаратов. Все имеющиеся пока сообщения указывают, что каньон вместе с несметным числом его ответвлений заселен гораздо богаче и разнообразнее, чем смежные с ним территории окраины континента. Особенно много здесь больших крабов, омаров и разнообразных донных рыб. Не столь заметно здесь изобилие более мелких существ, которые поддерживают жизнь крупных хищников и животных-некрофагов.
Рыболовы-промысловики начинают проявлять интерес к каньонам. По мере того как истощаются биологические ресурсы шельфа, предпринимаются поиски глубоководных видов, как, например, длинной камбалы, особенно иностранными флотами, чьи крупные суда несколько лучше оборудованы для тралового лова на больших глубинах, чем американские. В верховьях каньона уже начинают ловить омаров и крабов с помощью ловушек. Пока, однако, большинству районов каньона не грозит чрезмерная эксплуатация благодаря ограничениям, наложенным на использование рыболовных снастей и судов для глубоководного лова.
Биологическое богатство каньонов, по сравнению с окружающими их зонами континентального склона и подъема, вероятно, можно объяснить высокой концентрацией питательных веществ, стекающих по каналам с континентального шельфа, биологическая продуктивность которого очень велика. Течения приурочены к ложу каньона и, возможно, связаны с приливами и отливами. Прокручивая фильм с эффектом ускоренного движения, который снимался в течение 72 часов в каньоне реки Гудзон, ученые заметили, что чистая вода вдруг стала полностью непрозрачной, когда медленно ползущее облако ила, а возможно органического детрита, прошло мимо объектива, направляясь, как казалось, вниз по склону. Через несколько минут вода снова стала чистой, и можно было видеть, как краб, подобно деревенскому жителю после снежной бури, очищает от наносов свою норку.
Полосатый окунь
К сожалению, тот же самый механизм, который обеспечивает транспорт пищи по каньону в относительно бедные глубоководные участки моря, с таким же успехом может служить и для переноса возбудителей заболеваний и загрязнений. В первую очередь это относится к каньону реки Гудзон, единственное в своем роде ущелье которого проходит неподалеку от нескольких свалок.
Некоторые океанографы в настоящее время ищут возможности направлять загрязнения вниз по каньону либо непосредственно с помощью течений, либо с помощью более тонких методов, в основе которых лежит перенос загрязнений живыми организмами или циркуляция их по пищевым цепям. Это самая до сих пор потаенная и нетронутая среда на нашей планете, и вот теперь ей грозит лавина мусора. В настоящее время так мало еще известно о динамике функционирования, экологических требованиях и пределах возможностей морских экосистем, что непрерывно осуществляемое в огромных масштабах сбрасывание отходов в непосредственной близости от главного канала, ведущего в пучину моря, по меньшей мере безрассудно.
Совершенно непозволительно и дальнейшее загрязнение вредными веществами - нефтью, ядовитыми химикалиями, продуктами выщелачивания или измельченными частичками твердых отходов - донных отложений на внешней части шельфа, ибо это может создать угрозу для всего живого в каньонах. Каньоны сами по себе уникальны и заслуживают того, чтобы остаться нетронутыми как заповедники. Кроме того, эти богатые районы могут служить приютом для многочисленных пострадавших от злоупотреблений видов, например омаров. В век более обширных научных познаний в области экологии и технологии, чем наш, умелое использование каньонов дало бы возможность регулярно снимать урожай морских продуктов с их глубин. И прежде чем люди махнут рукой на эти отдаленные и нетронутые районы морского дна и па лежащую над ними толщу поды, как на ничего не стоящую пустыню, давайте вспомним, что это слово однажды уже было произнесено по адресу большей части континентальной Северной Америки к западу от Пенсильвании. И что наши потомки, чье мировоззрение, надо полагать, будет гораздо шире и глубже, чем наше, сурово осудят трагическую близорукость нынешнего поколения, если оно позволит претвориться в жизнь планам получения нефти с морского дна, строительства плавучих атомных электростанций, сброса отходов в океан и других потенциально крупных посягательств на морскую окружающую среду.