Рассматривая общее движение умственного развития целой нации, мы должны придти к тому же заключению, какое мы вывели при рассмотрении анатомических национальных типов, т. е. что умственный склад нации вырабатывается, совершенствуется и укрепляется постепенно, путем собственного упражнения и благоприятствующей помеси. Влияние цивилизованных народов на цивилизуемую страну точно такое же, как влияние относительно совершенного анатомического типа на тип менее совершенный. Анатомический шаг к развитию, сделанный мозгом, путем ли личного упражнения этого органа, или под влиянием наследственной передачи, сообщается потомству, для которого достижение известного уровня умственного развития вследствие этого становится легче. Таким образом, нравственный и умственный уровень типа мало-помалу возвышается. От этого происходит, что одна нация воспринимает и удерживает современную цивилизацию легче, другая – медленней, развивается туже, смотря по тому, чей мозг более подготовлен, более прогрессивно развит. В Северо-Американских Штатах цивилизация принялась быстро, может быть, между прочим, именно вследствие того, что туда были перенесены из Европы не одни книги и науки, но и европейский мозг, размноженный и распространенный в стране лучшими производителями – талантливыми, умными и энергическими выходцами из Европы. Под влиянием такого обновления, такой благодетельной помеси, ум американцев не должен был проходить в своем развитии все степени догоняющего движения, как ум другой нации, предоставленной самой себе, а прямо начал с прогрессивного движения вперед. Таким образом, назначение цивилизующей нации состоит не в том только, что оно играет роль учителя цивилизуемой страны, но, при помеси крови, и роль рассадника того мозгового прогресса, который для первой составляет нормальный анатомический уровень.
Русская цивилизация до Петра шла так плохо, между прочим, потому, что славянский ум, положим, от природы довольно богатый, не только был предоставлен самому себе, стало быть, должен был проходить постепенно все фазы своего прогрессивного развития, но, кроме того, это развитие парализовалось невыгодной помесью с нациями менее цивилизованными. По мере заводимых сношений с Европой, славяно-русский мозг не только стал получать больше пищи для своего развития и стал быстрее совершенствоваться, но, сверх того, путем физиологической помеси с европейцами, наследственно стал получать от них уже выработанные плоды современной цивилизации.
В подтверждение нашей мысли о наследственности умственных качеств и о постепенном физиологическом усовершенствовании мозга целой нации мы можем указать еще на евреев. Они представляют такую нацию, которая воплотила в себе плоды самой древней цивилизации. Мозг их в течение тысячелетий развился и окреп, раса получила устойчивость в передаче наследственных качеств. Естественно после этого, что до сих пор, несмотря на все превратности судьбы, на все гонения и невыгоды социального положения, евреи не только сохраняют свой национальный тип, но и поддерживают сравнительно высокий интеллектуальный уровень. Рассеянные, можно сказать, отдельными единицами, по всему земному шару, они не только не поглощаются окружающими племенами, как это обыкновенно случается с другими не настолько физиологически-устойчивыми инородцами, но, сверх того, везде имеют своих славных представителей в рядах ученых, дипломатов, художников, музыкантов и пр. Если бы можно было представить процент замечательных личностей из евреев, относительно общего их народонаселения, и сравнить его с процентом подобных личностей из других, более юных наций, то, по всей вероятности, громадная разница оказалась бы в пользу евреев. Это показывает, что ум каждой нации вырабатывается временем, и что каждый шаг к развитию, сделанный мозгом, запечатлевается неизгладимым следом, вступающим в число национальных, наследственных признаков.
Наконец, говоря о наследственности умственных и нравственных качеств, мы коснемся еще одного вопроса. В силу высказанного выше положения, т.е. что ум нации или известного слоя общества вырабатывается и совершенствуется временем, путем постоянного упражнения и наследственности, мы должны были бы признать, что верхние слои нашего общества более способны к развитию, чем нижние, стало быть, первые не без основания отличают себя от последних "голубою, более благородною кровью". Признать такое мнение – значит поставить себя в противоречие с повсюдными и ежедневными фактами. Достаточно сравнить уровень образования различных учебных заведений, где воспитываются люди из верхних, средних и низших слоев общества; достаточно обратить здесь внимание на сравнительный процент способных, талантливых и ограниченных воспитанников, чтобы убедиться, на чьей стороне будет перевес. И, действительно, предполагаемая разница подмечена давно: не даром в обществе сложилось мнение, что нравственную и умственную силу нации нужно ожидать не от привилегированных слоев, а от народа, и не потому, чтобы последний был численно больше, а потому, что он умственно и нравственно крепче.
Почему же, спрашивается, более цивилизованные слои общества, упрочившие за собой цивилизацию с давнего времени, не могли выработать себе, в силу вышеприведенного закона, больших задатков для прогрессивного развития для умственной и гражданской деятельности, чем слои менее цивилизованные? Для удовлетворительного решения этого вопроса нужно было бы зайти нам слишком далеко, именно в пределы статьи о вырождении рас и фамилий. Об этом мы скажем в своем месте. Теперь заметим только, что так называемая цивилизация верхних слоев не всегда была и есть истинная цивилизация, а сплошь и рядом мишурный блеск. Процесс умственного развития и роста состоит не в том, что человек воспринял в себя кое-какие сведения усвоил приемы приличия и иностранную речь. При таком образовании мозг играет, можно сказать, пассивную роль. Во многих случаях сметливому крестьянину или ремесленнику приходится чаше раскидывать мозгами, думать и придумывать, чем богатому, образованному дворянину, незнающему, куда приложить свое образование, и в течение жизни не встречающему ни предмета, ни вопроса, над которым бы он мог задуматься. Вполне обеспеченный и довольный, он большею частью живет чужим умом, делает чужими руками, и ни одна невзгода жизни не заставит его сделать усиленного напряжения мозга, чтобы выйти из стеснительного положения. От этого барич так мало способен к серьезной умственной работе, от этого маменькины сынки и вообще люди, веденные на помочах, теряются и падают духом при первом столкновении с суровою жизнью, при первой трудности, которую мог бы преодолеть простой деревенский мальчик.
Другое дело – человек необеспеченный и угнетаемый: со дня рождения он принужден вступать в борьбу со всем окружающим, и людьми, и природой; каждый кусок хлеба, каждое удобство жизни он должен приобрести своим трудом, уменьем, расторопностью, да сверх того должен придумывать меры, как бы не похитили у него этого куска и этого удобства. Оттого и происходит, что деревенский мальчик гораздо более находчив, предприимчив и смел, чем мальчик такого же возраста, воспитанный в неге и холе в роде Обломова. Простой крестьянин иногда лучше выпутается из стеснительных обстоятельств, лучше и отчетливее сделает всякое дело по его силам, чем благовоспитанный джентльмен, находящийся, сравнительно со своим образованием и положением, в таких же обстоятельствах. Понятно после этого, кто умственно работает больше, и где мы вправе ожидать большего потомственного развития мозга. Теперь не покажется странным, если мы скажем, что вековая работа умственного возрастания совершается не в одном так называемом образованном обществе, а еще с большей энергией, с большим напряжением она идет и копится незаметно, обогащая национальный ум, в тех классах, которые еще так недавно считались если не полулюдьми, то, по крайней мере, существами низшими, обиженными природой.
Итак, мы видим, что богатство, образование и довольство нельзя еще считать абсолютным условием для прогрессивного умственного развития; оно делается этим только тогда, когда служит средством для более обширного применения умственной работы. И, с другой стороны, бедность иногда подавляет человека, убивает умственный труд, иногда же, напротив, служит стимулом для умственного труда.
Из сказанного отчасти уже понятно, почему уровень умственного прогресса у привилегированных классов, несмотря на давность их цивилизации, ниже такого же уровня других слоев общества; что у первых, по складу жизни и отсутствию умственной работы, мозг, естественно, должен не усовершенствоваться, а, напротив, атрофироваться. Это обстоятельство служит одной из причин вырождения аристократических фамилий, даже вырождения целых наций, если они, подчинивши себе покоренные народы, начинают жить на счет их умственного и физического труда и превращаются в паразитов.
Чувствую, что этой главой я утомил своих читателей, но, тем не менее, хотел бы коснуться еще одного вопроса, имеющего некоторую аналогию с только что изложенным, именно вопроса об умственном развитии женщин.
Если мы вспомним, сколько было писано об этом предмете, сколько деятельных защитников женского прогресса старалось доказать умственное тождество женщины и мужчины; если, говорю, вспомним все это, то всякое рассуждение о женском уме может показаться излишним. Но вооружусь терпением и храбростью и скажу от себя несколько слов. Не знаю, будут ли они по сердцу моим читательницам. На всякий случай я защищаю себя от их неблагосклонных взглядов старинным изречением: amicus Plato, sed magis amicus veritas est! (будь другом Платону, но большим твоим другом да будет истина!).
Что женщина, за исключением сферы половых органов, имеет такую же совершенно организацию, как и мужчина, что она, стало быть, способна к тем же физиологическим отправлениям, как и он, – это вопрос давно решенный, даже избитый. Но сущность нашего вопроса заключается не в этом, а в том, на каком уровне прогрессивного умственного развития стоит наша женщина, или, лучше сказать, в какой степени ее мозг выработан интеллектуальным упражнением и упрочен наследственностью для того, чтобы быть способным к самобытному и плодовитому умственному труду. Выше мы видели, что не у всех наций, не во всех классах общества этот уровень стоит одинаково. У одних предшествовавшего исторического умственного труда было больше, и оттого наследственный ум, или, правильнее сказать, мозг, развился лучше, у других, наоборот, от недостатка упражнений, мозг атрофировался, или, по крайней мере, остался на более низкой степени развития. От этого одна нация или одна общественная группа дает большую сумму умственных сил и лучший результат их применения, чем другие.
Если мы посмотрим на историческую судьбу женщины, то увидим, что в течение целых веков, даже тысячелетий, положение ее относительно умственного развития было самое невыгодное. Отстраненная мужчиной от всех важных, так сказать, головоломных занятий, она по необходимости сосредоточила свое внимание на домашнем очаге и детях. Круг ее деятельности был слишком узок, заботы слишком ограничены, положение слишком зависимое, чтобы не сказать – порабощенное. Даже при теперешнем положении, по-видимому, улучшенном, женщина в так называемом образованном классе большею частью или кукла, предназначенная для утешения мужчины, или нянька и экономка, или же, в рабочем классе общества, – работница, т.е. механическая рабочая сила . Заботы о приискании средств к жизни, дающие наибольшую пищу для ума, заботы о прославлении своего имени (которого у женщины нет), заботы о своем отечестве, как всегда, так и теперь отстранены от женщины. Поэтому естественно, что инициативы для умственного труда у женщины было меньше, чем у мужчины. Вследствие этого она наполняла свое безделье или вязаньем чулков, или мелочной механической работой по хозяйству, или даже чтением, но это последнее большею частью не составляет у женщины целесообразного, определенного труда, а то же препровождение времени. В этом отношении образованную женщину нашего времени можно поставить в параллель с теми обеспеченными и праздными личностями, о которых мы говорили выше. Взявши это во внимание, не трудно прийти к тому заключению, что женский мозг, вследствие исторических судеб, от недостатка упражнения не выработан так, как он выработан у мужчины. Вследствие этого женщина менее восприимчива к умственному труду и менее производительна в этом труде.
Против такого состояния женского мозга можно сделать одно, и очень серьезное, возражение, именно то, что женщина получает наследственные качества не от одной матери, но и от отца, следовательно, все то, что мужчина выработал в себе в этом отношении, должно было делиться поровну на оба пола. Но степень применения этого основного закона наследственности к данному вопросу может подлежать еще некоторым ограничениям. В этом отношении мы знаем, что, помимо передачи основных фамильных признаков, есть признаки, которые преимущественно передаются по женской или мужской линии. Так, например, в анатомическом отношении женщина наследственно выработала в себе более грациозные формы, большую тонкость частей скелета, меньшее развитие мышц и пр., и эти признаки, несмотря на помесь с мужским элементом, передаются только по одной женской линии. То же самое относительно привычек и характера. Девочка с самого начала обнаруживает кокетливость, скромность, наклонность к известным играм, тогда как мальчик, воспитывающийся совершенно под одними и теми же условиями, проявляет другие наклонности. Этого нельзя было объяснить подражанием, потому что характер мальчика и девочки обнаруживается одинаково и при тех условиях, когда дети развиваются исключительно под материнским влиянием. Далее, если мы обратим внимание на половой характер животных, то увидим разность между самцами и самками, разность наследственную, повторяющуюся постоянно, при всех условиях, даже в тех случаях, когда молодое животное удалено от родителей и, стало быть, не могло развить своих инстинктов и привычек путем подражания. Наконец, мы могли бы указать здесь на несколько фактов патологической наследственности, где известные болезни, например, истерика, передаются по женской линии, тогда как другие, например, запой, – по мужской. От чего бы ни зависело такое явление, но оно показывает, что при распределении на сыновьях и дочерях наследственных признаков родителей, особенно умственных и нравственных, они группируются на потомстве большею частью сообразно половой упроченности этих признаков. Следовательно, если женщина, несмотря на помесь в ее организме с мужским элементом, наследует от матери особенность женского организма, если наследственно передаются половой характер и привычки, то почему бы не допустить, что и женский склад мозга тоже большею частью передается по женской линии.
Этим только и можно объяснить тот поразительно ничтожный процент женского умственного капитала, который мы видели до сих пор в литературе, науках и искусствах. Такого умственного застоя, такой непроизводительности женщин нельзя приписывать исключительно социальному положению их. Оно виновато только в историческом отношении, т.е. в том смысле, что парализовало развитие женского мозга, но при нормальной восприимчивости его не служило бы абсолютным препятствием для умственного труда. В самом деле, если мы вообразим, что, положим, с завтрашнего дня роли наши поменяются, мужчины примут на себя обязанности женщин, а женщины – труды мужчин, то мы можем быть уверены, что масса освободившихся мужских умственных сил не останется в бездействии. Образчики этого воображаемого положения можно видеть и в действительности, именно в тех случаях, когда развитой мужчина вследствие чего-либо удаляется от общества, от всех обязанностей гражданина, положим даже, что куда-нибудь заключается; несмотря на это, он и здесь находит какое-нибудь средство для применения своей умственной силы. Деятельность составляет непреодолимую потребность человека – это физиологический закон, но она может выражаться так или иначе, смотря по тому, к какой деятельности человек более склонен и наследственно подготовлен. Повторяем, что привычки к тому или иному образу жизни, к тому или другому роду занятий укрепляются наследственностью, если они повторялись непрерывно в течение многих и многих поколений.
Таким образом, с одной стороны, унаследованная и весьма укрепленная привычка к праздному роду жизни, с другой стороны, исторический недостаток упражнения мозга и, наконец, продолжающееся социальное угнетение женщины служат причиною тому, что женская умственная деятельность проявлялась и проявляется в таких ничтожных размерах. Говоря о меньшей подготовке женщин к умственному труду, мы вовсе не хотим этим выразить намека о неспособности их к этому труду. Напротив, мы, может быть, более чем кто-либо, желали бы видеть его, желали бы полного простора женскому развитию и уверены, что при изменившихся обстоятельствах женский мозг сделает быстрое движение вперед и сделается со временем настолько же восприимчивым и производительным, как мозг мужчины.
Шаг к такому развитию мы замечаем уже и теперь. Современное поколение женщин имеет в своих рядах представительниц этого отрадного движения; остается только желать, чтобы обстоятельства жизни не тормозили его, не мешали женщине стремиться к той благородной цели, которая делает человека царем всего существующего. Знание, – как говорит Бэкон, – и притом правильно организованное, – прибавим мы от себя, – становится могуществом.
Глава третья
Условия, содействующие изменению человеческой породы
При заботах об улучшении породы человек имеет в виду: 1) потребность усовершенствования здоровья; 2) потребность усовершенствования физических качеств и 3) потребность усовершенствования умственных и нравственных качеств.
Все эти потребности так естественны, что каждый из родителей, сознательно или бессознательно, заботится об их осуществлении на своем потомстве. Эта забота, однако же, далеко не всегда бывает успешна именно потому, что, с одной стороны, понятие об этих требованиях не всегда бывает правильно и часто превратно; с другой стороны, средства к выполнению их остаются мало или вовсе неизвестными. Всякий человек естественно желает здоровья и себе и своему потомству, но далеко не всякий хочет и умеет пользоваться теми правилами науки, при которых сохранение здоровья наиболее возможно. Сплошь и рядом, подобно тому, как личным здоровьем жертвуют для житейских удовольствий, точно так же при женитьбе чаще имеют в виду другие побочные выгоды и удобства брака, а не здоровое сложение будущей матери.
Относительно красоты можно сказать, что о ней заботятся больше, чем о здоровье, но и здесь цель не всегда достигается. Понятие о красоте до такой степени индивидуально, что нередко красота, признаваемая одним, считается другим за безобразие. Возьмите, например, калмычку или татарку: в своей среде они могут считаться красавицами, а в нашем обществе признаются чуть не уродами. Точно так же пикантная красота нашей светской барыни, с ее бледным личиком и сухощавым сложением, для купеческого вкуса будет ниже всякой посредственности.