Люди будут обсуждать увиденное на экране, как вы сейчас обсуждаете театральные спектакли, и так же восхищаться красотой и талантом актеров. Постепенно человеческий мозг привыкнет к переработке огромного количества полезной и ненужной информации. И люди не сойдут от этого с ума, что, боюсь, уже начало происходить с вами, мой дорогой друг. Слишком много нового открыла я, мы же привыкали ко всему постепенно, с раннего детства, радуясь каждой новой игрушке или полезному изобретению. Поэтому я сейчас закончу, чтобы все сказанное уложилось у вас в голове. А после, если захотите, я отвечу на другие вопросы.
Сэр Фитцджеральд напомнил мне растерянного мальчика, впервые оказавшегося в Диснейленде. Я не удержалась и поцеловала его в лоб, как добрая мама.
Наше счастливое лето продолжалось.
Мой любимый не расспрашивал меня о подробностях прежней жизни, о моей семье, о бывших мужчинах, но, безусловно, детали волновали его. Только врожденная чуткость и сдержанность не позволяли ему причинить мне боль расспросами. Однажды я рассказала ему все сама, умолчав лишь о некоторых особенно трагических эпизодах, к которым я запретила себе возвращаться не только в разговорах, но и в воспоминаниях. Не было никакой нужды более думать о четырех годах мучений; вся моя боль и пролитые слезы сейчас, сквозь века, казались глупыми и смешными. Я расплатилась за причиненную боль долгими годами раскаяния, но предательство от этого не исчезло, оно уже стало данностью и успело изменить жизнь других людей.
Почему же судьба благосклонна ко мне сейчас?
Почему не давала покоя навязчивая мысль: "Ты продолжаешь воровать радость у того, кому она действительно предназначена"?
Боязнь быть счастливой, потому что забыла, как это бывает – это не оправдание. Это чудовищное заблуждение.
Только сейчас, когда пишу эти строки, начинаю понимать, какую роковую ошибку тогда совершала – не позволив себе поверить в чудо, не разрешив ему изменить жизнь, потому что не простила себе совершенное предательство.
Я хорошо запомнила 17 августа 1810 года.
С самого утра на небе не было ни облачка, и день обещал быть теплым и солнечным. После завтрака сэр Фитцджеральд предложил отправиться на конную прогулку к реке, протекающей на границе поместья:
– Я попросил Розалинду собрать немного фруктов и вина, вы не будете против скромного пикника на траве, мисс?
Конечно, я с радостью согласилась. Хозяину не мешало немного развеяться. Несколько дней подряд он грустил и безуспешно старался скрыть хмурый взгляд.
Мы удалились довольно далеко. Закончился парк, следом за ним промелькнул небольшой пролесок; мы ехали по равнинной местности, заросшей фиолетово-розовым, отливающим на солнце ковром из вереска и редкими островками цикория. Фитцджеральд молчал, я же наслаждалась пейзажем и ароматами луговых трав.
Лето медленно катилось в неизбежность. Приближалась осень.
Сначала послышался шум, а потом показалась небольшая шустрая речка, берега которой прятались в зарослях шелестящего на ветру тростника. Спешившись, сэр Фитцджеральд расстелил покрывало на траве и помог мне спуститься. Я с удовольствием расположилась на земле и огляделась вокруг. Полуденное солнце поило сочную траву и благоухающие цветы, дарило ласковое тепло мирно жужжащим пчелам и крупным шмелям, без устали собирающим на зиму мед, стрекозам, резко очерчивающим только им известный маршрут в небе, неторопливо порхающим от цветка к цветку пестрым бабочкам и нам, двум влюбленным, затерявшимся в мире собственных грез. Лежать бы вечно вот так, с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом и ароматом цветов. Солнышко разморило меня. Монотонное жужжание пчел усыпляло. Но внезапное чувство тревоги толкнуло изнутри. Открыв глаза, я посмотрела на Фитцджеральда. Он же, полагая, что я дремлю, сидел, обхватив руками колени, склонив на них голову, и о чем-то напряженно думал. Его лицо исказилось от боли. Я подсела поближе, прислонилась к плечу и осмелилась спросить:
– Мой дорогой, вот уже несколько дней я вижу – что-то беспокоит вас. Пожалуйста, не скрывайте от меня правду, неужели случилось дурное?
– Нет, Элен, ничего не случилось, все хорошо. Не мучьте себя напрасными подозрениями. Моя больная голова не дает покоя. Страшные мысли посещают все чаще, я гоню их, но проходит время, и они вновь возвращаются и изводят.
– Что же волнует вас? Позвольте мне развеять сомнения и вернуть покой вашей душе.
Он грустно посмотрел на меня и улыбнулся:
– Возможно, это покажется глупым, но недавно я видел сон, который до сих пор не выходит у меня из головы. Как будто я проснулся утром от мысли, что вас больше нет ни в моем доме, ни в этом мире. Нигде! Я проснулся от отчаянной душевной боли, от полной безысходности, от страшного одиночества. Словно все в этом мире более не мило, все тусклое и неживое. Смертельная тоска заковала меня в холодные цепи. Я поспешил в вашу комнату. О ужас! Она была пуста и запущена. Мебель, зеркала, посуду покрывала толстым слоем пыль; гобелены, портьеры стали ветхими, разваливались на глазах, и сквозь дыры в них просвечивало восходящее солнце; зловещий запах тления сводил меня с ума. Казалось, что вы покинули эту комнату очень-очень давно, и более ни одна живая душа не входила в нее. С криком отчаяния я бросился по коридору вниз, но куда бы я ни заглядывал, где бы ни искал – вас нигде не было. Я метался по дому как по лабиринту и, наконец, страшные грезы смилостивились и оставили меня, я проснулся в холодном поту. Почему вы покинули меня, Элен? Я до сих пор не могу прийти в себя. Что значит этот сон? То, что я действительно боюсь потерять вас? Ведь если вы совершенно случайно попали сюда, то остается толика вероятности, что вы можете так же внезапно исчезнуть? Что вы думаете?
Я была потрясена его словами – он в точности озвучил все мои тайные опасения. Как резко изменилась ситуация, как горько смеется надо мной судьба! Сначала я всей душой жаждала вернуться, но сейчас к этому желанию присоединился страх, предчувствие боли, которая ввергнет меня в пучину безысходности и страдания, стоит мне расстаться с любимым. Я мечтала и в то же время безумно боялась вернуться, боролась с желанием увидеть и обнять своего ребенка и одновременно с невозможностью принять разлуку с Фитцджеральдом.
Предательские слезы поползли по щекам.
– Это был только сон, мой дорогой! Пустые грезы! Запомните мои слова: где бы я ни была, что бы я ни делала, моя душа, образ, моя любовь будет с вами всегда. Клянусь, как бы ни сложилась моя судьба, я буду помнить и любить вас. Вы единственный в этом мире, и я безмерно благодарна провидению, которое забросило меня так далеко, чтобы наши души нашлись. Все будет хорошо.
Я дотронулась до его щеки и нежно провела рукой по глазам, по растрепавшимся темным волосам, тронула приоткрытые губы. В этот момент мир закружился вокруг меня в безумном хороводе. Я приблизилась к нему и осмелилась сама легко коснуться губами его губ; он вздрогнул, и судорога одновременно прошла по нашим телам, а за ней волна теплого блаженства. Его губы, теплые и мягкие, снова нежно прижались к моим, и я с трепетом ощутила прикосновение влажного языка. Голова поплыла. Я обняла его за плечи и почувствовала, как горячее тело под легкой сатиновой рубашкой дрожит от возбуждения. Неистовое желание принадлежать ему прямо здесь и сейчас лишало сил. Он страстно и жадно ласкал мои губы, более не сдерживая себя, его руки с нетерпением, дрожа, изучали мое тело. Когда он дотронулся до моей груди, я вскрикнула от наслаждения. Как я хотела, чтобы его горячие губы быстрее прикоснулись к ней. Будет перейден последний рубеж, я уже не смогу остановить страсть. Быстрее!
Но в этот момент я услышала поистине звериный рык. Мой любимый с невероятным усилием оторвался от меня и схватился руками за голову.
– Боже, что я делаю! Я не имел права так поступать до свадьбы! Простите, ради Бога, я чуть не опозорил вас! Умоляю простить меня.
Я откинулась на спину и взглянула на небо, по которому плыли ни о чем не подозревающие, равнодушные маленькие барашки-облачка. Некоторое время лежала молча, глубоко дыша и стараясь успокоить обманутую плоть.
Слезы тихо скатывались по пылающим от стыда щекам.
"Дорогой мой друг, что же ты делаешь? Зачем мучаешься глупыми условностями? Что изменится от того, когда именно мы станем близки?"
Но разве я могла я сказать ему?
Смелые слова отпугнут человека, воспитанного на понятиях о долге и чести.
Я протянула ему руку, наши кисти нежно сплелись, и даже этот жест дозволенной любви вызвал у меня от прилива наслаждения мороз на коже.
Немного успокоившись, я взглянула на него и встретила встревоженный взгляд. "Простите меня, мисс, я не сдержался", – молча говорил он мне. Я улыбнулась и оторвала крупную виноградину от грозди. Поднесла ее к губам Фитцджеральда и тихо сказала:
– Откройте ротик, вот чудесная пилюля от несвоевременной страсти. Проглотите ее, и все пройдет! Все до свадьбы заживет!
"Глупее ситуации в своей жизни не припомню…"
Он улыбнулся мне в ответ и послушно прожевал виноград.
Свадьба была назначена на 18 сентября. Оставалось меньше месяца для приготовлений. Мы не планировали устраивать пышное торжество, лишь скромное венчание в местной церкви в кругу самых близких друзей, тех, кто остался верен сэру Фитцджеральду после скандала из-за разрыва помолвки с Анной Мортон. До свадебной церемонии я должна была принять католичество, чтобы пастор смог навеки соединить нас с сэром Фитцджеральдом.
Я не считала перемену конфессии большим грехом. Бог у православных и католиков один, он простит меня и поддержит.
Портрет был почти закончен, и художник занимался фоном. Каждый раз, подходя к нему, я удивлялась таланту мастера, живости его магической кисти. Странно видеть себя не на фотографической бумаге, а сквозь призму чужого видения на холсте. Мы остались довольны работой мастера. Ему удалось передать мой внутренний мир, настроение, эмоции. Написанный образ был полон любви и нежности, что неудивительно – дорогой друг всегда находился неподалеку и наблюдал за творением. Портретист смог разглядеть и разгадать главную тайну, которую я привыкла скрывать от посторонних глаз – желание дарить любовь. Отныне картина жила собственной жизнью, гений художника смог материализовать нематериальное. Смотря на себя со стороны, я осознавала, что наступила вечность – мой двойник на полотне обречен быть счастливым, любящим и любимым. Художник запечатлел в красках мгновения лучшего времени в моей жизни.
Глава 13
Нора вновь приоткрылась
Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее! Всё любопытственнее и любопытственнее! Всё страннее и страннее! Всё чудесится и чудесится!
Льюис Кэрролл, "Алиса в Стране Чудес"
20 августа сэр Фитцджеральд был срочно вызван в Лондон письмом от своего поверенного. Он давно не покидал поместье и уверял, что юридическое разбирательство займет лишь считанные дни, к концу недели следует его ожидать, и не одного – мой друг обязался привезти известного столичного портного.
"У тебя будет самое красивое платье, обещаю!"
Нежно поцеловав его на прощание, я долго стояла на балконе, провожая взглядом, пока ландо не скрылось за поворотом аллеи. Я ничего не почувствовала тогда и была полностью уверена, что через три – максимум четыре дня с радостью обниму его вновь.
Но через два дня пришло известие из Лондона, что, к его глубочайшему сожалению, обстоятельства складываются не так, как он предполагал вначале, и вынуждают задержаться еще на пару-тройку дней, но не более.
Помню, именно тогда первый раз заныло сердце, в него закрались тоска и страх. Тем не менее я не позволила им вырваться на волю, убедила себя, что все сложится хорошо и нет причин переживать. Несколько дней – и мой любимый будет рядом, мы больше не расстанемся. Пообещала себе никогда впредь не отпускать его одного, ни единого раза.
Чтобы немного отвлечься от грустных мыслей, я решила заняться чтением и, как обычно, нашла укромный уголок в огромной библиотеке, где ни одна живая душа не нашла бы меня. Приготовившись погрузиться в энциклопедию по античной мифологии, я услышала скрип открывшейся двери, а потом шаги и приглушенные голоса. Я уже хотела было подать вошедшим знак, но немного замешкалась. А упустив нужный момент, дала послабление любопытству и начала подслушивать. Я не видела говоривших, они меня тем более. Тайное местечко у самого окна, под большим дубовым столом, полностью скрытое от входа свисающей до пола бархатной скатертью, оправдало себя. Никто из обитателей Торнбери не догадался бы, что здесь, на полу, можно уютно устроиться для чтения.
Я узнала собеседников – это были Фрида и Лукас – и вновь хотела окликнуть их. Если бы не странное обращение доктора к женщине, услышав которое, я осеклась и, затаив дыхание, начала ловить каждое слово.
Безусловно, они не хотели быть услышанными, поэтому выбрали библиотеку, где в это время обычно нет ни души.
– Шерри, почему вы до сих пор не выполнили своего обещания?
Именно эти слова насторожили меня. "Шерри…"
– Лукас, не беспокойтесь, у меня пока не было возможности. Хозяин недавно уехал. Это может вызвать его обоснованные подозрения. Я думаю, нам стоит немного повременить, – услышала я голос Фриды.
– Но позвольте, я прилагаю немыслимые усилия, я задействовал множество связей, лишь бы удержать его вдали от поместья. Мне удалось оттянуть его возвращение всего на пару-тройку дней, в лучшем случае на неделю, и за это время мы должны успеть!
Мое сердце сжалось от тревоги и страха. Самые близкие и доверенные люди замыслили против хозяина что-то недоброе? Этого не может быть, видимо, я неправильно поняла их слова. Фрида готова жизнь отдать за своего сына, она не способна причинить ему ни малейшего зла. И доктор, чьи руки приняли его на этот свет, – тоже. Я вновь обратилась в слух.
– Моя дорогая и несравненная Фрида, памятуя то прекрасное время, когда мы были молоды и увлечены друг другом, я доверился вам и рассчитываю именно на вашу помощь в столь деликатном деле, которое, как понимаете, послужит во благо вашего воспитанника и моего друга. В случае отказа я ни в чем не обвиню вас, моя дорогая, и легко найду другого помощника. Не хотелось посвящать в нашу тайну третьего. Это небезопасно.
Некоторое время они молчали – я боялась даже дышать в своем убежище, – а потом доктор продолжил:
– Повторяю, я бы справился и без вашей помощи, мне ничего не стоит сгноить эту особу в сумасшедшем доме ("О ком это он?"), но, полагаю, до Фитцджеральда в любом случае донесутся слухи, и я первый попаду под подозрение. Нельзя без соответствующих медицинских документов закрыть даму знатного рода, коей он посмел представить ее обществу, в доме для умалишенных, где ей, право говоря, и место, поверьте мне!! Я знаю об этой особе такое, что вам покажется просто чудовищным, мон шерри!
От ужаса волосы зашевелились на голове. Сердце замерло. Он говорил обо мне!
– Я жалею, искренне жалею, что миновали времена инквизиции, потому что этой ведьме прямая дорога на костер, – злобно прошипел "доктор Пилюлькин", повышая голос.
– Тсс, о чем вы?? Я перестала вс понимать, сэр! – взволнованно произнесла Фрида.
– Потом, потом дорогая, когда все закончится, я расскажу вам удивительную историю, почти сказочную, но, как ни странно, правдивую, обещаю неслыханное удовольствие на десерт. Повторяю, есть все основания закрыть ее в доме скорби. Но не получится. Вы сами знаете, при желании он перевернет все больницы, каждый приют вверх дном. Отыскав ведьму, сразу же поймет, что не последнюю роль здесь сыграл его покорный слуга, что не входит в общие планы, ведь так? Хорошо, я вижу, что вы все понимаете.
Доктор замолк, а потом я опять услышала его вкрадчивый голос:
– Так что единственный выход – это тот, что я предложил. Я уверен, вы желаете счастья мальчику и выполните обещание, данное леди Лауре на смертном одре. Или забыли? Так я напомню: вы обещали соединить два сердца, два дома и два рода – Коллинз и Мортон.
Слушая эти слова, я покрылась холодным, липким потом и уже с трудом понимала, что происходит. Доктор продолжал:
– Она доверяет вам, и нет ничего сложного – положить две крупинки порошка в утренний кофе или полуденный чай, средство не изменит вкуса напитка, но результат не заставит себя долго ждать. Смерть покажется естественной – от острой сердечной недостаточности. Сердце девушки не выдержит горя от разлуки с любимым. Ха-ха! Я же подтвержу причину смерти документально – и все, не останется никаких следов! Никто не будет настаивать на вскрытии. На наше обоюдное счастье, эта особа одинока как перст, ни единого родственника и знакомого, кроме нас! Цель будет достигнута малой кровью!
Безусловно, наш дорогой хозяин будет оплакивать свою безвременно почившую подругу, но время всех лечит, а леди Анна подождет, пока его горе утихнет и…
Фрида резко перебила его:
– Сэр Лукас, я обещала свое содействие, вы знаете – я держу слово, не торопите меня, дайте дождаться удобного момента, и прошу – более не преследуйте меня, а то ненароком кто-нибудь из прислуги услышит и передаст хозяину! Голос Фриды стал тверд и холоден, я услышала ее удаляющиеся шаги и скрип двери, за ней, кряхтя и вздыхая, поспешил "любезный доктор Лукас".
– Миссис Альварес, подождите ради Бога! Это еще не все, умоляю…
Я услышала, как Фрида остановилась и прикрыла дверь.
– Чем еще обязана, сэр?
– Мон шерри, я бы не хотел настаивать, мне неудобно умолять вас вернуть мне… подарок… Вы же понимаете, о чем я?
– Лукас, – в голосе Фриды зазвучал металл. – Я устала тебе повторять, у меня нет того кольца, и уже давно. Оно утеряно. Возможно, оно до сих пор здесь в доме, в парке, где угодно, но повторяю, у меня его нет.
– Хорошо, хорошо, шерри, я верю. Но я перерыл все в доме, оно не могло испариться. Возможно, кто-то из слуг?..
– Возможно… Спрашивай у них, у каждого, сули награду или пугай. Говорю в последний раз, у меня его давно нет.
Дверь библиотеки вновь скрипнула, и я услышала быстрые удаляющиеся шаги.
Лукасу ничего не оставалось как уйти следом.
Сказать, что я испугалась, значит ничего не сказать. Я окаменела от ужаса. Жизнь покидала меня с каждым словом чудовищной правды. Как долго я еще просидела в своем спасительном укрытии, пока силы и разум наконец вернулись? Я возблагодарила ангела-хранителя, что позволил все услышать и предупредил против неожиданных и коварных врагов. С трудом поднявшись, на деревянных нагнувшихся ногах я прошла к двери библиотеки. В холле первого этажа не было ни души. Я заползла по лестнице на второй этаж, добралась до своей спальни и рухнула на кровать.
Стоило оказаться одной, рыдания скрутили тело в комок и слезы полились рекой из глаз. Никогда еще не приходилось плакать от полнейшей безысходности. Впервые мне было смертельно страшно. Перестав контролировать себя, я в отчаянии воскликнула:
– Мой друг, услышь меня!! Возвращайся скорее!
Отчаяние мобилизует силы, но сейчас я была загнана в ловушку предательством Фриды. В голове не укладывалось, настолько подло она поступила. Неужели мое признание в искренней любви к ее воспитаннику так и осталось непринятым? Она продолжала носить камень в душе?