"Его свадьба?"
Розалинда долго еще обсуждала предстоящие хлопоты и приготовления к торжеству, а я с удивлением почувствовала, как у меня заныло сердце. С чего бы?
"Значит, у прекрасного принца есть возлюбленная… Но это понятно – он привлекателен, молод и богат. Интересно, какая она? Нежное создание, наследница огромного поместья? Бедная аристократка, надеющаяся на удачную партию? Или выскочка-интеллектуалка?"
Мои мысли бежали наперегонки.
Слушая разговорчивую горничную, я сделала пока единственный вывод: леди Анна не сильно ей нравится.
– Холодная как луна, – сказала девушка и хихикнула.
– Странное сравнение!
– Не подумайте ничего дурного, Анна принадлежит к знатному роду, ее родословная безупречна, было бы замечательно объединить два древних рода Коллинз и Мортон, дома Торнбери и Уилл-Лодж… Но не знаю, право, как они сойдутся, такие оба разные. Лед и огонь.
Теперь каждую свободную минуту Рози открывала мне все новые и новые подробности подготовки торжественного приема, делилась сплетнями и нелепыми домыслами:
– Говорят, семья Мортон водит дружбу с нечистым. Ходят слухи, что отец Анны ему душу заложил за горсть золотых. А мать ее, Катрина, – известная в Лондоне сводня и истинная горгулья.
Оставалось лишь охать и качать в недоумении головой.
Что говорить, горничная нашла в моем лице благодарную слушательницу.
Болтовня Рози отвлекала и скрашивала непреходящую тоску по дому, а ее белобрысый ангелок Мари, вечно скачущий вокруг мамы, напоминал мою дочку в детстве. Я с огромным удовольствием тискала малышку, играла с ней в прятки, бегая по заднему двору и первому этажу, куда был разрешен вход слугам, рассказывала девочке сказки перед сном, а потом рыдала, оставшись одна в комнате, скучая по своему ребенку.
Постепенно я познакомилась со всей прислугой. Розалинда представила меня седьмой на киселе бедной родственницей хозяина, приехавшей погостить.
– Боже, мисс! Неужели там у вас не знают, что для чистки зубов существуют специальные маленькие щеточки из китового уса и душистый мятный порошок, а для ухода за телом – эссенции, как например, настои из розмарина и втирания из цветов китайского жасмина? Ну хотя бы мыло в ваших галантерейных лавках продают?
Удивленные вопросы Розалинды так и сыпались на меня, но мне было проще прикинуться непросвещенным в искусство парфюмерии и современных средств ухода варваром, чем показать, что я понятия не имею, чем они чистят зубы, умываются и какими ароматами для тела пользуются.
Знала бы глупышка, чем занимаются ее потомки в многочисленных салонах красоты! Какие у них щеточки, какие порошки, лосьоны и втирания? Все намного серьезнее.
Тем не менее болтушка Розалинда сохранила мои неловкие просчеты в секрете от других обитателей дома.
Все слуги относились ко мне как к дорогой гостье – с большим уважением. После отъезда мистера Коллинза их оставалось в доме немного. Два садовника, конюх, еще одна горничная, следящая за комнатами третьего этажа, два повара и кормилица сэра Фитцджеральда, исполняющая также обязанности экономки – пожилая испанка, миссис Фрида Альварес.
Первое время тотальный внутренний контроль за жестами и словами, готовыми сорваться с языка, сводил меня с ума, и к вечеру я изрядно уставала играть роль провинциальной дамы-приживалки. Становилось невыносимым постоянно цеплять на лицо маску. Чтобы стало легче, я придумала увлекательную игру. Представила себя засланным резидентом, шпионом, скрывавшим свое истинное "я", боявшимся провала и разоблачения. Постепенно, день за днем, маска так приросла к моему лицу, что уже не приходилось прилагать много усилий, чтобы быть похожей на даму девятнадцатого века. Я с сарказмом ловила себя на мысли, что регресс протекает быстрее прогресса. Мне удалось полностью ассимилироваться, приспособиться к их образу жизни, говорить как они, думать как они, жить как они.
Постепенно я привыкла к их языку, старому английскому, с валлийской заторможенностью, массой оттенков и странных оборотов, и ловила себя на мысли, что я уже думаю не на русском и даже во сне продолжаю говорить, используя любезности и условности окружающей меня реальности.
Привычные вещи, такие как мобильный телефон, телевизор или компьютер, исчезли из памяти очень легко – их заменили чтение книг, вышивание и рисование. Возможно, только очень внимательный и недоброжелательный наблюдатель или слушатель мог заметить напряжение в моих действиях и путаность в словах, но таковых вокруг не было. Я по своей природе была приветливым человеком и легко сходилась с самыми разными людьми, хотя и не пускала их себе в душу, стараясь сохранить со всеми одинаково ровные отношения. Поэтому могла сказать уверенно, что не чувствовала врагов в своем окружении.
Глава 6
Фрида Альварес
Конюх Готлиб нашел для меня неноровистую гнедую кобылку Марту и разрешил – сначала в его сопровождении, а потом и одной – совершать недолгие конные прогулки по аллеям парка. Его удивляла моя мужская посадка. Пришлось слукавить, что в далекой России все женщины ездят на лошадях по-азиатски. Чего еще ожидать от варваров из снежной страны, где медведи разгуливают по улицам городов и заглядывают в окна? Постепенно старина Готлиб оставил свою идею усадить меня в женское седло.
Иногда я выходила в сад, чтобы помочь ухаживать за бесчисленными кустами роз и послушать Клайва, одного из садовников. Старик был родом из Шотландии и мог бесконечно рассказывать о сортах, о правильной рассадке, об особенностях ухода и полива. Другие цветы и многочисленные кустарники находились под пристальным вниманием Христианы – уроженки Тюрингии, переехавшей в Англию еще в раннем детстве. Ей очень нравилось обращение "фрау Христи". Это была рыжеволосая женщина, ширококостная, сильная, точно мужчина в юбке. Она без устали и удивительно изящно для своего крупного тела подравнивала кусты тиса и самшита, украшавшие главные аллеи парка, превращала их в затейливые фигурки животных и птиц или придавала им правильную геометрическую форму. Христиана была неразговорчива и замкнута в себе, и я могу припомнить лишь несколько случаев, когда мы перекинулись с ней парой слов о погоде и о ее удивительном мастерстве с ювелирной точностью пользоваться садовыми ножницами. Мое последнее утверждение она сочла за излишнюю похвалу и, как истинная праведница, стыдливо замкнулась. Поэтому я старалась ей не мешать и обходила стороной, предпочитая общество разговорчивого старика Клайва.
Неоднократно Лукас Фишерли приглашал меня на прогулки по дальним аллеям парка и просил рассказывать о покинутом времени, что в очередной раз доказывало: доктор мне верил. Мы говорили о способах лечения болезней, о новых лекарствах – обо всем, что я могла в силу своего знания пояснить ему.
И только миссис Фрида, кормилица Фитцджеральда, долгое время представляла собой непознанный объект. Госпоже Альварес шел седьмой десяток, но красота ее не увядала.
Фрида была невысока ростом, худощава. Ее гладко зачесанные черные как смоль волосы с редкими серебряными прядями всегда украшал изящный костяной гребень – память о покинутой родине. Жгучий взгляд карих испанских глаз вызывал невольное восхищение. Можно было догадаться, что в юности она не имела отбоя от поклонников, особенно здесь, в чопорной и безликой Англии.
Сначала казалось, она недолюбливает меня. После приветствия старалась первой закончить разговор, отходила в сторону. А когда я занималась рукоделием или читала, исподтишка наблюдала.
"Неужели Фрида догадывается, что я не та, за кого себя выдаю?"
Но, как обычно, глаза у страха оказались слишком велики. В скором времени все прояснилось. Мои подозрения оказались надуманными и смешными.
Фрида была невероятно скрытным, недоверчивым человеком, очень тяжело сходилась с новыми людьми. Она продолжительное время присматривалась, изучала их со всех сторон и лишь потом делала первый шаг к сближению.
Постепенно наши отношения наладились, и она стала мне настоящим другом, которого так не хватало в чужом и опасном мире.
Сколько интересного она поведала об обитателях Торнбери!
В первую очередь Фрида показала мне дом, все его потаенные уголки. Огромную библиотеку, настоящую сокровищницу мировой литературы, любовно собираемую уже не одним поколением семьи Коллинз. Открыла двери в святая святых, в свой тайный мир – оранжерею, где она, будучи любительницей орхидей, возделывала уголок райского сада, выделенный специально под экзотические растения, привозимые из дальних колоний. Таких необыкновенных расцветок и соцветий я еще не встречала.
Фрида провела меня по картинной галерее, находящейся в крыле, расположенном напротив зимнего сада, и подробно рассказала о каждом портрете, изображавшем членов огромной семьи Коллинз.
Я увидела, как выглядели родители сэра Фитцджеральда – его отец, сэр Томас, бравый генерал, погибший в конце прошлого века в Индии, и его мать, не прожившая и года после трагической гибели мужа, – леди Лаура. Маленький Фитцджеральд в десять лет остался полным сиротой, и его воспитанием занималась Фрида. Для мальчика были выписаны из Европы лучшие учителя математики, истории, географии и словесности.
Потеряв собственного ребенка (ее бедный малыш скончался от скоротечной горячки), Фрида Альварес полностью посвятила себя приемному. Выкормив и воспитав сына леди Лауры, испанка считала его родным. Фрида могла целыми днями говорить о достоинствах своего любимчика, восхвалять положительные качества его характера. Как ни странно, мне это не надоедало, наоборот, было приятно слушать теплые слова о человеке, под покровительством которого я находилась, по доброй воле которого могла жить в прекрасном доме и пока не беспокоиться о будущем.
Миссис Альварес была очень корректным человеком и только один раз позволила себе задать вопрос о моем происхождении. Безусловно, она слушать не хотела о пресловутом дальнем родстве с ее хозяином и ни на минуту не поверила версии, предназначенной для прислуги, но была вполне удовлетворена (или сделала вид, что удовлетворена) моим запасным вариантом – историей о несчастной русской гувернантке, потерявшей память вследствие трагических обстоятельств, о которых мудрая женщина не стала допытываться в силу природной скромности.
– Увы, я действительно ничего не могу вспомнить, миссис Альварес. И вынуждена ждать улучшения, уповая на Бога. Как только это произойдет, родственники и знакомые будут немедленно извещены о моем местонахождении, если таковые имеются.
Удачно придуманная мистером Лукасом легенда о внезапной амнезии действительно помогала. Его немудреный диагноз избавил меня от многих недоразумений. Фрида поверила доктору, просившему не поминать всуе о моем прошлом, потому что лишние расспросы и разговоры якобы могли вызвать повторный нервный срыв и затруднить возвращение воспоминаний. Более Фрида не возвращалась к обсуждению деталей моей жизни.
Удивительно, но все обстоятельства складывались как нельзя лучше. Я была желанной гостьей в Торнбери и наслаждалась покоем вкупе с хорошим отношением окружающих. Радовалась мягкому сияющему лету, царящему над садами и парками южной Англии. Но все было хорошо лишь при свете солнца, а с приходом ночи в мою комнату пробирались неразлучные подруги – тоска и боль от потери близких. Я плакала, уткнувшись в подушку, вспоминая дочку и маму; я разговаривала с ними, старалась передать им мысль, что жива и здорова и что обязательно вернусь. Главное, быть в этом абсолютно уверенной, и тогда жизнь начнет подстраиваться под твои желания и, возможно, еще раз откроет дверь. Теория красивая, да только в жизни все намного сложнее…
Глава 7
Волшебные бобы
Прошло более месяца после моего исчезновения из 2009 года. Здесь, в Торнбери, ход времени казался куда более медленным. Оно плавилось и становилось тягучим, словно патока. Я связывала это с неторопливым укладом жизни сельских жителей, его размеренностью и умиротворением. Казалось, прошло намного больше времени и уже должна приближаться осень, но нет, еще царил согретый мягким солнцем и напоенный запахом луговых трав и садовых цветов июль.
Это время было бедно на события, пожалуй, за исключением одного, о котором я хотела бы упомянуть, потому что последствия этого происшествия сыграли в дальнейшем определенную роль.
Тем памятным утром Розалинда, как обычно, вошла ко мне в спальню, чтобы помочь с утренним туалетом и переодеванием. Но в этот раз она была вся в слезах, что было совсем не похоже на хохотушку-горничную.
– О, мисс, моя бедная Мари, она горит со вчерашнего вечера. Я не спала эту ночь, никак не могла снизить жар. Моя бедная девочка заболела, если с ней что-то случится – как я буду жить? Это единственное сокровище в моей жизни!! – Рози упала в кресло и заплакала навзрыд.
Я знала, что женщина одна воспитывает дочь, которую родила во грехе от заезжего с бродячим театром актера, подарившего простушке ночь любви и бесследно растворившегося среди вересковых пустошей.
Постепенно из прерываемого рыданиями рассказа я поняла, что малышка набегалась по дому и, разгорячившись, пока никого не было на кухне, напилась из чана холодной колодезной воды. Ничего удивительного, что она сильно застудила горло. Ангина всегда вызывает сильный жар, надо потерпеть несколько дней. Но, как я поняла из сбивчивого рассказа матери, положение девочки осложнил начавшийся кашель ("Она просто задыхается, мисс!"), следовательно, инфекция опустилась в легкие.
Я спросила Розалинду, осмотрел ли ее ребенка доктор.
– Нет, мисс, у меня нет денег, чтобы вызвать доктора из ближайшего города.
Я ничего не понимала: разве доктор Лукас не может осмотреть больного ребенка?
– Что вы, мисс, мистер Лукас – это врач семьи Коллинз. Мы, слуги, не можем беспокоить его.
Боже мой!!! Я бросилась к Фриде с просьбой пренебречь глупыми условностями и срочно позвать доктора и была рада, что она уже сама приняла непростое решение и послала за мистером Фишерли. Жизнь ребенка была выше нелепых правил.
Спустя некоторое время я заглянула в комнату к Розалинде, чтобы навестить малышку.
Бедная девочка, раскрасневшаяся от мучавшего ее жара, тихо лежала в маленькой кроватке и смотрела на меня внезапно повзрослевшими грустными глазами.
Что может быть мудрее и страшнее глаз больного ребенка?
– Ну что же ты натворила, глупышка Мари? Разве можно было пить холодную воду, как набегаешься – вот теперь твое горлышко обиделось. Ну ничего, это совсем не страшно, сейчас приедет добрый доктор Лукас и вылечит тебя волшебным порошком.
– Мисс, я его боюсь, он плохой и злой. Очень.
Я удивленно заглянула в испуганные глаза девочки.
– Что значит злой? Мари, ты ошибаешься.
Девочка закрыла пылающее жаром лицо ручками.
– Нет мисс, он… крадет больных детей и скармливает собакам! Не показывайте меня ему!
Я встала.
"Дело совсем плохо… У ребенка сильный жар, и она бредит". Я отошла в сторону, чтобы проверить, есть ли у крохи теплое питье.
Бедняжка решила, что я сейчас уйду, и жалобно пискнула:
– Мисс! Не уходите, расскажите мне сказку. Вы добрая, вы ведь меня вылечите?
Пряча слезы, я смотрела на маленького обессилевшего ангелочка и думала, как же мне помочь ей. В голову приходили лишь рецепты народной медицины от сильного жара, такие как чай с малиной или медом, навар из липы и мать-и-мачехи, но Розалинда тоже была прекрасно осведомлена об этих средствах и уже наверняка их испробовала.
И в тот момент, когда я рассказывала притихшей Мари сказку о волшебных бобах, произошло чудо. Невероятная догадка сверкнула у меня в голове.
"У тебя в сумке должна лежать полоска с "Ампиоксом"! Скорее всего, там оставалось около десяти капсул".
О, Божье провидение! Незадолго до моего исчезновения я пила этот антибиотик от того же больного горла! Но могу ли я дать его ребенку из прошлого? Какая чушь, конечно, могу! Только тайно!
Измученная бессонной ночью девочка заснула, и я поднялась в свою спальню. Только бы лекарство было там! И действительно – целая, нетронутая, по счастливой случайности или по воле Всевышнего, упаковка с капсулами лежала в боковом кармане сумочки. Отголосок потерянной жизни, тонкая связь с миром будущего, элементарный антибиотик из группы пенициллиновых теперь должен помочь несчастному ребенку. Ни минуты более не сомневаясь, я достала лекарство и спустилась вниз, к Мари.
В ее комнате уже находились плачущая Розалинда и Фрида. Я вся похолодела – неужели не успела? На кроватке малышки сидел доктор Лукас и слушал маленькое щуплое тельце через стетоскоп. Сердце мое сжалось. Я очень рассчитывала, что доктор даст надежду и пропишет действенные лекарства. Каково же было мое изумление, когда он поднялся и с мрачным видом сообщил, что судьба ребенка в руках Божьих, а нам остается лишь молиться. Рози зарыдала в голос и упала на колени у кровати дочери. Бледная как полотно Фрида опустилась рядом, пытаясь успокоить горничную.
Я остановила доктора в дверях и спросила: неужели он не может посоветовать ничего более действенного, кроме молитв?
– Мисс Элен, я понимаю ваше беспокойство за судьбу ребенка, к которому вы привязались (показалось, он говорит о щенке или котенке), но болезнь скоропостижна, инфекция перекинулась на легкие, и нам остается уповать на волю Создателя и надеяться, что организм девочки справится. А так, что я могу еще посоветовать – травяные настои для отхаркивания и прохладные компрессы для понижения жара… Все, пожалуй.
– Извините, мисс, – добавил он, приблизившись к моему уху, – но наша медицина еще слишком примитивна. Еще никто не придумал волшебного зелья от всех болезней.
В последней фразе сквозил неприкрытый цинизм.
Я была поражена его ответом.
Зажатая полоска с лекарством обожгла руку.
"Ты много бы отдал сейчас за эти пилюли, док!"
Не обращая внимания на рыдания матери, доктор с явным равнодушием еще раз подчеркнул свое бессилие и покинул комнату. Фрида мрачно взглянула ему вслед и ничего не сказала.
Сейчас в моих руках единственный шанс спасти ребенка, и я его использую. Пути назад больше нет.
Необходимо как можно скорее дать ей антибиотик. Дождавшись, когда Фрида уведет плачущую Розалинду, я быстро подошла к кроватке ребенка и, приподняв ее потную горячую головку, зашептала:
– Моя дорогая Мари, я сейчас доверю тебе одну волшебную тайну, только обещай, что никому о ней не скажешь, иначе она перестанет быть волшебной!
Бедная девочка кивнула и грустно посмотрела на меня воспаленными от жара глазками.
– Мари, когда я была в своей комнате наверху, ты не поверишь, в мое окно тихо постучали, и я увидела прекрасную Белую Фею, парящую в воздухе, добрую волшебницу, о которой я рассказывала тебе сказки, помнишь? В ее чудесной стране всем стало известно, что малышка Мари тяжело заболела и ей надо срочно помочь. Тогда, захватив сказочное лекарство, Фея спустилась на облаке прямо ко мне в комнату и дала десять чудесных фасолин, которое обязательно спасут крошку Мари. "Только никто из взрослых не должен знать об этом, иначе лекарство не подействует", – добавила Фея и растворилась в воздухе!
– Мисс, это те волшебные бобы из сказки?