Сделав лишь краткую остановку на Кипре, император достиг Бриндизи 10 июня. Прибыв в свое королевство, он обнаружил, что все пребывают в состоянии беспомощности и замешательства. Папа Григорий воспользовался отсутствием Фридриха, чтобы начать против него нечто вроде крестового похода. Он обратился к светским и духовным князьям Западной Европы, требуя людей и денег для решительной атаки, дабы сокрушить позиции Фридриха как в Германии, так и в Италии. В Германии попытки папы посадить на трон нового императора в лице Оттона Брауншвейгского имели мало успеха. С другой стороны, в Италии он организовал вооруженное вторжение с целью изгнать Фридриха с юга раз и навсегда, чтобы всей территорией можно было управлять непосредственно из Рима. В то время в Абруцци и вокруг Капуи шли яростные бои, а в нескольких городах Апулии, где жители поверили слухам (сознательно распространявшимся агентами папы) о смерти Фридриха, началось открытое восстание. Дабы вдохновить других последовать его примеру, Григорий только что опубликовал эдикт, освобождавший всех подданных императора от принесенной ему клятвы верности.
Трудно было вообразить себе более непростую ситуацию, но с момента прибытия Фридриха положение стало меняться. Его достижения могли не впечатлять христианские общины Отремера, но для жителей Южной Италии и Сицилии все представлялось в совершенно ином свете. Более того, когда Фридрих возвратился в свое королевство, он тут же стал другим человеком. Исчезли гнев, хвастливость, ненадежность, недопонимание; теперь он вновь очутился в стране, которую знал и искренне любил; он вновь контролировал ситуацию. Все лето он без устали вел кампанию, и к концу октября армия папы потерпела поражение.
Однако Григорий IX не сдался. К окончательному примирению оба шли долго, с трудом, мучительно. В течение нескольких следующих месяцев Фридрих делал уступки одну за другой, сознавая при этом, что упрямый старый папа по-прежнему не сложил своего самого грозного оружия. Над Фридрихом до сих пор тяготело отлучение, что представляло собой серьезную трудность, постоянное бесчестье, создававшее потенциальную опасность в дипломатических вопросах. Кроме того, будучи как-никак христианином, Фридрих не хотел умереть отлученным. Григорий долгое время вел себя уклончиво; только в июле 1230 года он весьма неохотно согласился заключить мирный договор (подписанный в Чепрано в конце августа) и отменил анафему. Прошло еще несколько недель, и двое, папа и император, отобедали вместе во дворце Его Святейшества в Ананьи. Происходящее не напоминало веселое застолье, по крайней мере поначалу, однако Фридрих бывал исключительно обаятелен, когда хотел, а папа в глубине души, похоже, испытывал благодарность за то, что повелитель Священной Римской империи взял на себя труд нанести ему неформальный, без излишней торжественности визит. Так окончилась еще одна поистине геркулесова схватка между императором и папой, которые столь часто повторялись в истории средневековой Европы.
* * *
Перемирие далось, что было неизбежно, непросто. Тем не менее оно продолжалось девять лет, в течение которых каждая из сторон получала услуги от другой. Когда в 1234 году римляне подняли очередное восстание, потребовав отмены церковных иммунитетов, а также права поднимать налоги и чеканить монету, Фридрих немедленно ответил на призыв Григория о помощи и принудил их к повиновению. Император, в свою очередь, просил у папы поддержки в разрешении трудностей в отношениях с ломбардскими городами. Григорий приложил максимум стараний в деле посредничества и услужливо отлучил от церкви непокорного сына Фридриха, Генриха, короля Германии, когда тот в союзе с ломбардцами выступил против отца. Вскоре, однако, появились признаки разлада. Попытки посредничества потерпели крах, и папа серьезно забеспокоился, когда Фридрих потребовал помощи от германских князей, чтобы подчинить ломбардские города силой. Ясно, что Григорий не мог позволить императору деспотически распоряжаться на севере Италии и установить там столь же автократический режим, какой существовал на юге полуострова. Если бы это произошло, то что воспрепятствовало бы вторжению Фридриха в папское государство и последующему поглощению Италии империей?
Затем в ноябре 1237 года Фридрих разгромил ломбардцев при Кортенуове. Они бежали ночью, бросив роскошную миланскую carroccio, церемониальную военную повозку, на которой возили штандарты коммуны и которая служила сборным пунктом армии. Чтобы усилить впечатление от своей победы, император вступил в Кремону, где удостоил себя триумфа по римскому образцу. За ним и его воинами шли пленные ломбардские командиры в узах; carroccio тащил по улицам слон из зверинца, который сопровождал Фридриха во всех его путешествиях, вместе с Пьетро Тьеполо - сыном венецианского дожа, какое-то время занимавшим должность podestá (или губернатора) Милана, - привязанного к центральному флагштоку колесницы. Для Григория это послужило дополнительным свидетельством того, что папство находится в смертельной опасности. И когда в следующем году Фридрих отправил своего незаконнорожденного сына Энцио на Сардинию (папский фьеф), подготовив его свадьбу с девушкой из знатной сардинской семьи и назначив его королем, это подтвердило худшие опасения Григория.
К 1239 году отношения между императором и папой ухудшились, возвратившись к таким, какими были прежде. Папские агенты сеяли раздор в Германии; другие действовали в Ломбардии, поднимая дух местных жителей после Кортенуовы. Тем временем Фридрих вел тайные интриги среди кардиналов, с тем чтобы вообще избавиться от Григория. Неизбежным результатом всего этого стало новое отлучение императора от церкви. Для последнего к этому времени такой оборот дела стал уже привычным, к тому же он послужил удобным предлогом для войны. Оскорбления сыпались с обеих сторон: папа "восседает в собрании развратителей, помазанный елеем скверны" и его нужно немедленно низложить; император же - предтеча Антихриста, чудовище Апокалипсиса, "зверь, выходящий из моря". Тогда Фридрих выступил в поход. В 1240 году его войска окружили Рим, хотя и не стали вступать в город. Папа ответил тем, что созвал всеобщий церковный собор, назначенный на Пасху 1241 года. По сути, это был вызов: получат ли делегаты свободный проход в Рим? Однако император не растерялся, запретив германским прелатам присутствовать на соборе. Поскольку все сухопутные дороги оказались перекрыты, то французским кардиналам и епископам пришлось добираться морем. Везшие их корабли перехватил имперский флот, и более 100 видных прелатов стали пленниками.
Папа Григорий, которому было уже под девяносто, не смог перенести этого последнего удара. Дух его не сломился, но тело погубила болезнь почек. Он боролся сколько мог, но римское лето оказалось для него непосильным бременем, и 22 августа Григорий скончался. Фридрих, который, по-видимому, прекрасно знал, что конец его старого врага близок, оставался за пределами Рима. Он всегда говорил, что у него ссора не с церковью, а только лично с папой, а потому после смерти Григория спокойно возвратился на Сицилию.
Противостояние императору затеняет остальные события понтификата Григория IX. Между тем он внес существенный вклад в развитие канонического права, опубликовав в 1234 году то, что известно под названием "Liber extra", первое полное собрание папских декреталий, которое действовало вплоть до начала XX в. Подобно своему предшественнику, он благосклонно относился к нищенствующим орденам, канонизировав Франциска Ассизского в 1228 году, а шестью годами позже и Доминика. К несчастью, ему пришлось доверить этим орденам, особенно доминиканскому, руководство папской инквизицией, которая, действуя среди альбигойцев в Лангедоке, проявляла все большую жестокость.
Если бы его преемник - безнадежно дряхлый Целестин IV (1241) - прожил подольше, тревоги Фридриха наконец бы прекратились, но через семнадцать дней Целестин вслед за Григорием сошел в могилу. Следующие полтора года император (он занимался подготовкой огромного флота для войны с Генуей и Венецией) делал все, что мог, дабы повлиять на результат очередных выборов, но тщетно: генуэзский кардинал Синибальдо деи Фиески, ставший в июне 1243 года папой Иннокентием IV (1243-1254), выступил против него, пожалуй, еще более решительно, нежели Григорий. Всего через два года после своего восшествия на трон Святого Петра на заседании Генеральных штатов в Лионе он объявил уже отлученного Фридриха низложенным, лишив его всех титулов и званий. Но от императора нельзя было так легко отделаться. Фамилия Гогенштауфенов обладала в Германии огромным престижем, тогда как в собственном королевстве Фридриха его бесконечные перемещения по стране обеспечили ему весьма надежные позиции, вплоть до того, что он казался вездесущим, став частью самой жизни. Надменно проигнорировав заявление папы, он продолжал борьбу; Иннокентий не остался в долгу, поддержав сменивших друг друга двух антикоролей, которых он выбрал из числа германских князей, используя нищенствующие ордена для проповеди крестового похода против императора и даже в какой-то момент потворствуя заговору с целью его убийства. Он потратил огромные суммы на подкуп и потратил бы еще больше, если бы папская казна не была совершенно пуста: после прихода к власти его осаждала толпа кредиторов, требовавших уплаты долгов, которых наделал папа Григорий.
Король Людовик IX Французский сделал все возможное как посредник, однако ссора разгоралась все больше, оба противника были по-прежнему на ножах, когда в декабре 1250 года Фридрих внезапно тяжело заболел дизентерией в Кастель-Фьорентино в Апулии. Вскоре, 13 декабря, в четверг, он умер, не дожив всего тринадцати дней до своего пятидесятишестилетия. Его тело перевезли в Палермо, где, согласно просьбе усопшего, похоронили в соборе, заключив в великолепный порфировый саркофаг (изготовленный для его деда Рожера II, но до сих пор остававшийся незанятым).
* * *
Своим наследником в Германии и Regno (так теперь называлось Итальянское и Сицилийское королевство) Фридрих назначил Конрада, своего сына от Иоланды Иерусалимской. Пока Конрад отсутствовал, находясь в Германии, он вверил управление Италией и Сицилией Манфреду, самому любимому из своих одиннадцати незаконнорожденных детей. Манфред показал себя достойным потомком своего отца. Он вернул двору блеск, которым тот отличался при Фридрихе, основал в Апулии порт Манфредония и выдал свою дочь Елену за Михаила II, деспота Эпира (благодаря этому союзу он получил остров Корфу и значительный участок Албанского побережья). Вскоре он завладел значительной частью папского государства, Анконской маркой, Сполето и Романьей. К огромному облегчению папы, он не заявлял претензий на Северную Италию, однако растущая власть Манфреда на юге не могла вновь не вызвать беспокойство в Риме, и беспокойство это только усилилось, когда в августе 1258 года сицилийские бароны провозгласили его королем.
После заочного низложения Фридриха Иннокентий IV, а когда в 1254 году он умер, то и его преемник (и племянник Григория IX) Александр IV (1254-1261), человек характера мягкого, беззаботного и очень слабого, стали искать "воина Христова", который раз и навсегда изгнал бы Гогенштауфенов из Южной Италии и повел воинство церкви к победе на полуострове. Ричард, герцог Корнуэльский, брат английского короля Генриха III, в какой-то момент рассматривался как возможная кандидатура, однако в конце концов тот отказался принять вызов. Такая же история случилась с сыном короля Генриха Эдмундом после того, как папа уже фактически препоручил ему южное королевство. Однако в 1261 году Александр скончался в Витербо, где провел во избежание фракционных склок большую часть своего понтификата. После трехмесячных колебаний кардиналы остановили свой выбор на постороннем лице - это был патриарх Иерусалимский, который оказался в Витербо, нанося официальный визит в курию. Жак Панталеон был французом, сыном бедного сапожника из Труа. Он принял имя Урбана IV (1261-1264); и обратил внимание на своего соотечественника, Карла Анжуйского.
Карлу, брату Людовика IX, было тогда тридцать пять лет. В 1246 году благодаря браку он приобрел графство Прованское, которое принесло ему неслыханное богатство. Кроме того, он был хозяином преуспевающего порта Марсель. Этому-то холодному, жестокому и чрезвычайно амбициозному искателю выгоды папа давал шанс, который тот не мог упустить. В обмен на огромную сумму в 50 000 марок и обещание ежегодной выплаты 10 000 унций золота, а также военной помощи, если таковая потребуется, он должен был получить королевство в Южной Италии и на Сицилии. Армия, которую ему предстояло повести против Манфреда и которая начала собираться на севере Италии осенью 1265 года, официально считалась предназначенной для крестового похода. Последнее означало, что, как и всегда, это будет разношерстная толпа с обычной примесью искателей приключений, стремившихся заполучить фьефы в Южной Италии, паломников, желавших добиться отпущения грехов, и разбойников, просто искавших наживу. Вместе с ними, однако, в поход собиралось внушительное число рыцарей со всей Западной Европы - из Франции, Германии, Испании, Италии и Прованса (на всякий случай к ним присоединили даже несколько англичан), которые, как твердо верил Карл, легко одолеют любое войско, которое сможет выставить против него Манфред.
6 января 1266 года, в праздник Богоявления Господня, группа кардиналов провела в Риме церемонию венчания Карла Анжуйского сицилийской короной. (Ни папа Урбан, ни его преемник Климент IV (1265-1268) даже не приближались к Святому городу, предпочитая оставаться в Ананьи или Витербо.) Не прошло и месяца, как 3 февраля армия Карла пересекла границу, вторглась в Regno и встретилась с силами Манфреда 26 февраля неподалеку от Беневенто. Все закончилось очень быстро. Манфред со своей обычной храбростью удерживал позиции и пал сражаясь, но его войска перед лицом намного превосходившего их численностью противника вскоре бежали с поля боя. Победа решила исход кампании, крестовый поход закончился.
То же - или почти то же самое - произошло и с домом Гогенштауфенов. Два года спустя сын короля Конрада Конрад IV, более известный как Конрадин, и принц Энрике Кастильский предприняли последнюю отчаянную попытку спасти положение: они повели в Regno армию, состоявшую из немцев, итальянцев и испанцев. Карл поспешил встретить их близ приграничной деревни Тальякоццо. На этот раз битва, состоявшаяся 23 августа 1268 года, оказалась куда более жаркой - обе стороны пострадали в результате ужасающей резни - но в конце концов Ангевинывновь одержали победу. Конрадин бежал с поля боя, но вскоре его схватили. Затем в Неаполе состоялся суд - настоящее шоу, - после которого, 29 октября, юного принца (ему было всего шестнадцать лет) притащили на рыночную площадь и тут же, на месте, обезглавили.
И Манфред, и Конрадин были героями, хотя каждый на свой лад. Вряд ли их можно винить в том, что они находятся в тени отца и деда; в конце концов, так было в большей части известного тогда мира. Фактом остается то, что в политическом отношении Фридрих потерпел фиаско. Подобно практически всем Гогенштауфенам он мечтал превратить Италию и Сицилию в единое королевство в рамках империи со столицей в Риме. Первостепенная же цель папства, которому оказывали поддержку города Ломбардии, состояла в том, чтобы эта мечта никогда не стала явью. Императору не повезло в том отношении, что ему пришлось иметь дело с двумя такими способными и целеустремленными людьми, как Григорий и Иннокентий, однако в конце концов борьба не могла иметь иного исхода: империя - даже ее германская часть - утратила свою силу и единство; на верность германских князей и даже на их глубокую заинтересованность более рассчитывать не приходилось. Что до Северной и Центральной Италии, то города Ломбардии раз и навсегда перестали подчиняться имперской власти с ее пустыми угрозами. Если бы только Фридрих признал эту простую истину, то угроза папству оказалась бы устранена и его возлюбленное Сицилийское королевство продолжало бы существовать. Увы, он проигнорировал эту истину и в результате не только потерял Италию, но и подписал смертный приговор своей династии.
Гогенштауфены потерпели поражение; однако было бы ошибкой видеть в папах победителей. Урбан и Климент оба были французами, они сделали все, что могли, чтобы поддержать своего соотечественника Карла Анжуйского. Климент не протестовал даже против казни Конрадина, являвшейся не более чем проявлением жестокости и мстительности. Однако если в намерения обоих пап входило ограничить власть Карла его новым королевством на Сицилии, то вместо этого первые победы пробудили в нем куда большие амбиции. Теперь он намеревался установить господство над всей Италией, низвести папу до положения марионетки, отвоевать Константинополь, вновь оказавшийся в руках греков, восстановить там латинскую веру и, наконец, создать средиземноморскую христианскую империю. С каждым днем становилось все яснее, что потенциальная угроза независимости Святого престола сильнее, чем то имело место даже при Фридрихе.