* * *
В этой ситуации Вигилий по-прежнему оставался тверд в своем нежелании осудить "Три главы". Хотя Юстиниан очень тепло принял папу по его прибытии, тот дал почувствовать свою власть, немедленно отлучив от церкви на четыре месяца патриарха и всех епископов, которые подписались под императорским эдиктом. Однако вскоре постоянное давление, оказывавшееся императором и императрицей, которая, казалось, забыла о прежних обидах, но в этом вопросе была столь упорной и решительной, как и ее супруг, - начало оказывать свое воздействие. 29 июня 547 года Вигилий официально примирился с патриархом и в тот же день вручил Юстиниану подписанную им грамоту об осуждении "Трех глав", обусловив это лишь сохранением в тайне до завершения рассмотрения вопроса комитетом западных епископов, чье решение, как он намекнул, предрешено заранее; и 11 июля 548 года он издал свое "Judicatum", в котором торжественно предавал анафеме "Три главы", подчеркивая при этом, что продолжает непоколебимо стоять за учение, утвержденное на Халкидонском соборе.
Таким образом, когда императрица через одиннадцать месяцев скончалась, можно было полагать, что она и ее супруг добились триумфального успеха и наконец восстановили единство церкви. На деле же раскол вскоре дал о себе знать вновь, чтобы стать глубже, чем когда бы то ни было. Феодора всегда вызывала больший страх, чем ее супруг; пока она жила, многие видные церковные деятели предпочитали отмалчиваться, нежели вызывать ее неудовольствие. После смерти императрицы они открыто встали в оппозицию императорскому эдикту, и постепенно другие последовали их примеру по всей Европе. Что бы ни пытался говорить Вигилий, пытаясь дезавуировать свои прежние действия, провозглашенные им анафемы воспринимались как подрыв авторитета Халкидонского собора, и теперь западные христиане повсюду поносили его как перебежчика и отступника. В Карфагене епископы этим не ограничились и отлучили его от церкви. Вигилий понял, что зашел слишком далеко. Он никогда не хотел осуждать "Три главы" и сделал так только по причине жесткого давления, которое оказывали на него Юстиниан и Феодора. Оставалось только отступить, что он и сделал, попытавшись хоть в какой-то степени сохранить лицо.
Для Юстиниана это была последняя соломинка. Теперь он приказал своему советнику по вопросам религии, епископу Кесарии Феодору Аскиде, набросать черновик второго эдикта, в котором пошел значительно дальше, чем в предшествующем, и созвал всеобщий церковный собор, чтобы одобрить его. Несомненно, при поддержке многих западных церковных деятелей в Константинополе Вигилий заявил протест, утверждая, что этот документ не имеет силы перед лицом принципов, провозглашенных Халкидонским собором, и потребовал его немедленного аннулирования. Как и следовало ожидать, Юстиниан отказался. Тогда папа созвал на встречу всех епископов Востока и Запада, которые находились в тот момент в городе. Собрание единодушно высказалось против эдикта, торжественно запретив служить обедню в тех храмах, где он выставлен. Когда несколько дней спустя двое прелатов проигнорировали это решение, их с позором отлучили от церкви, как то сделали (в третий раз) и с самим патриархом.
Когда эти новости дошли до Юстиниана, им овладел страшный гнев, припадками которого он был известен; и папа, опасаясь, что теперь не исключена опасность ареста, стал искать убежища в храме Святых Петра и Павла, который император недавно построил на берегу Мраморного моря к югу от собора Святой Софии. Однако едва он прибыл туда, как появился отряд императорских гвардейцев. По рассказу нескольких италийских церковников, которые стали свидетелями происшедшего и впоследствии описали это в подробностях франкским послам, воины ворвались в церковь с обнаженными мечами и натянутыми луками и угрожающе приблизились к папе, сам же он бросился к высокому алтарю. Тем временем священники и диаконы, окружавшие его, стали увещевать гвардейцев. Произошла потасовка, во время которой кое-кто из них получил ранения, хотя и не опасные. Воины овладели убежищем самого папы. В это время он крепко держался за подпорки, поддерживавшие алтарь, и солдаты попытались оттащить его прочь - одни за ноги, другие за волосы, третьи - за бороду. Но чем сильнее они тянули, тем крепче он держался, пока наконец подпорки не обвалились и весь алтарь не рухнул наземь, едва не размозжив ему голову.
К этому времени внушительная толпа, привлеченная шумом, начала горячо протестовать против такого обращения с наместником Христа. И воины, попавшие в явно неблагоприятное положение, мудро решили удалиться, оставив ликующего, хотя и изрядно помятого Вигилия зализывать раны. На следующий день сюда прибыла высокопоставленная делегация во главе с самим Велисарием, чтобы выразить от имени императора сожаление по поводу случившегося и дать папе официальные заверения в том, что он безо всяких опасений может возвратиться во дворец, который Юстиниан предоставил в его распоряжение.
Вигилий сразу вернулся, однако вскоре обнаружил, что находится под таким строгим наблюдением, словно дело идет о чем-то вроде домашнего ареста. Таким образом, он понял: чтобы выйти из образовавшегося тупика и сохранить престиж в глазах восточных церквей, которого он так упорно добивался, ему следует вновь предпринять решительные действия. За две ночи до Рождества, поздним вечером 23 декабря 551 года он выбрался через маленькое окно дворца и переплыл на судне через Босфорский пролив в Халкидон, где направился прямо в церковь Святой Евфимии. Это был мудрый шаг, имевший символическое значение, - Вигилий тем самым сознательно проводил параллель со сценой Вселенского собора 451 года, дистанцируясь от императора, который поставил под вопрос авторитет собора, и нашел убежище в том самом здании, где проходили заседания последнего ровно сто лет назад. И снова делегация во главе с Велисарием явилась уговаривать его, но на сей раз Вигилий остался тверд. И когда через несколько дней прибыл отряд воинов, они удовлетворились арестом нескольких священнослужителей, не решившись наложить руку на самого папу Вигилий же тем временем составил длинное послание Юстиниану, известное как его "Энциклика", в котором он ответил на выдвинутые против него императором обвинения, дав собственное объяснение споров, как он их видел, и снова предложил переговоры. Находясь не в столь мирном расположении духа, папа опубликовал свои решения об отлучении от церкви патриарха и двух епископов, которые навлекли на себя его гнев в прошлом августе.
Переговоры возобновились весной, и в июне 552 года Юстиниан решился на серьезную тактическую уступку: патриарх и другие отлученные от церкви епископы отправились в церковь Святой Евфимии, чтобы просить прощения у Вигилия и выказать свое смирение перед ним, после чего папа вернулся во дворец. Было также решено аннулировать все решения обеих сторон, касавшиеся "Трех глав", включая эдикт императора. Сторонникам папы, очевидно, казалось, что они одержали победу; однако Юстиниан еще не сложил оружия. Теперь он собрал новый Вселенский собор и пригласил туда Вигилия в качестве председателя.
Теоретически Вселенский собор церкви представлял собой собрание епископов со всего христианского мира. Когда все собирались вместе, считалось, что Святой Дух нисходит на них, что придавало своего рода непогрешимость их изречениям. Их суждения имели высшую силу, а решения были окончательными. Однако на практике представительство неизбежно оказывалось выборочным. Поэтому если в церкви происходил раскол по поводу какого-либо вопроса, то результат обсуждения на соборе зависел не столько от божественного вмешательства, сколько от числа епископов каждой из сторон, способных принять участие в дискуссии. И император, и папа прекрасно знали, что на Востоке епископов куда больше, чем на Западе, в силу чего деятели восточной церкви (особенно если встречи происходили в Константинополе) обычно имели значительный перевес. Поэтому Вигилий предложил, чтобы вопрос был вынесен на обсуждение небольшого комитета, в который входило бы одинаковое число представителей Востока и Запада, однако Юстиниан ответил отказом. После того как таким же образом были отклонены другие предложенные варианты, папа решил, что у него остался только один путь - бойкотировать собрание вообще. В результате когда пятый Вселенский собор собрался наконец в храме Святой Софии 5 мая 553 года, из присутствовавших на нем 168 епископов только 11 представляли Запад, из них 9 - Северную Африку. Юстиниан решил не являться, поскольку не хотел, как объяснил он, оказывать влияние на деятельность собрания; однако в его послании делегатам, зачитанном перед ними, напоминалось, что они уже предали анафеме "Три главы". Ни у кого из присутствующих не оставалось каких-либо сомнений по поводу того, что их ожидает.
Через неделю обсуждение продолжилось. Затем, 14 мая, после вторичного приглашения принять в них участие, папа представил то, что сам он обозначил как "Constitutum", подписанное им самим и еще девятнадцатью другими западными церковниками. Это был до известной степени компромисс. В документе признавались некоторые серьезные ошибки в сочинениях Феодора Мопсуестийского; однако двое других подвергшихся осуждению авторов, указывалось в нем, были объявлены "православными отцами" в Халкидоне. Во всяком случае, не подобает предавать анафеме мертвого. Следовательно, в настоящее время агитация против "Трех глав" необоснованна, лишена необходимости и сама заслуживает осуждения. Закончил Вигилий тем, что "властью апостолического престола, на котором мы восседаем милостию Божией", запрещено кому-либо из священнослужителей иметь собственное мнение по этому вопросу.
Это произошло не позже 25 мая, когда папа официально отправил копию этого документа в императорский дворец. Он не мог ожидать положительной реакции. Однако он не учел изменения ситуации в Италии. Тотила погиб; готы потерпели поражение, и теперь не было необходимости обхаживать римских граждан в Италии, чтобы добиться их поддержки. Император был сыт по горло Вигилием и теперь по крайней мере мог обойтись с ним, как тот этого и заслуживал. Юстиниан не стал отвечать на "Constitutum". Вместо этого он отправил одного из своих секретарей на собор с текстом составленной в июне 547 года секретной папской декларации о предании анафеме "Трех глав", а также декретом об изъятии имени Вигилия из диптихов - хотя Юстиниан при этом подчеркивал, что порывает лично с Вигилием, но сохраняет отношения с Римом. На своей седьмой сессии, состоявшейся 26 мая, собор официально одобрил декрет императора и осудил папу, и это решение должно было оставаться в силе "до тех пор, пока он не раскается в своих заблуждениях".
Для Вигилия это стало концом пути. Опозоренному и изгнанному на остров в Мраморном море, ему, как утверждают, запретили возвращаться в Рим до тех пор, пока он не примет решение собора. Прошло не более шести месяцев, в течение которых его мучили желчные камни, как он сдался. Но зато, когда это произошло, его капитуляция была полной. В послании патриарху от 8 декабря папа признал все свои прежние заблуждения, и в начале 554 года (почти наверняка по настоянию Юстиниана) он отправил западным церквям второе "Constitutum", в котором официально осуждал "Три главы" и всех, кто осмеливался поддерживать их. В отношении же себя Вигилий писал: "Что бы ни выдвигалось от моего имени в их защиту или где бы что-то подобное ни обнаруживалось, сим оно объявляется недействительным". Большего он сказать не мог. К этому времени папа был слишком нездоров, чтобы отправляться в дальние поездки, и потому остался на следующий год в Константинополе и лишь потом, когда болезнь ненадолго отпустила его, отправился в обратный путь. Однако тяготы оказались для него непосильными. Вигилию пришлось прервать свое путешествие в Сиракузах; и здесь, сломленный физически и духовно, он скончался. Ему было не суждено найти упокоение в соборе Святого Петра.
История с Вигилием нанесла папству неизмеримый ущерб. И когда его преемник Пелагий I (556-561) по восшествии на престол немедленно присоединил свой голос к осуждавшим Вигилия, престиж пап превратился в ничто. Некоторые епархии, включая миланскую и аквилейскую, разорвали свой союз с Римом. Прошла половина столетия, прежде чем оказались восстановлены отношения с Миланом, и только полтора века спустя вернулись в лоно папства Аквилея и Истрия. Тем временем Юстиниан в 555 году издал декрет, в соответствии с которым императорское fiat ("да будет сделано", "да будет так") должно сопровождать всякое избрание римского епископа. Однако менее чем через тридцать лет после смерти Пелагия в 561 году состоялось посвящение в сан нового понтифика, которому - коль скоро не удалось положить конец этой затянувшейся распре - было суждено проявить немалую энергию и искусство и серьезно реформировать папство. Это будет - Григорий Великий.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Григорий Великий
(590-604)
Тревоги из-за "Трех глав", проблема которых возникла во многом по его вине, отвлекли мысли Юстиниана от италийских дел. Он всегда был склонен недооценивать готов; вполне возможно, отвоевание Рима византийцами в апреле 547 года, всего через четыре месяца после взятия его готами, укрепило его уверенность в том, что через короткое время вражеская оборона развалится сама собой.
Увы, все обстояло совершенно иначе. 16 января 550 года несколько оппозиционно настроенных воинов гарнизона во второй раз открыли ворота Рима людям Тотилы. Однако если в 546 году готы, вступив в город, вели себя как завоеватели, то теперь они вели себя очень сдержанно. Многие из них заняли пустующие дома и поселились там с семьями; вновь начал свою деятельность сенат; беженцев побуждали вернуться в свои дома; пострадавшие здания восстанавливали и ремонтировали. Следующим летом Тотила уже более ясно дал понять, каковы его намерения: он возобновил в полном масштабе проведение игр в Большом Цирке (Circus Maximus), лично председательствуя на них в императорской ложе. Тем временем его флот опустошал берега Италии и Сицилии и в 551 году вернулся, нагруженный добычей по самый планшир. Эти два события побудили Юстиниана к активным действиям. Первоначально выбор на пост руководителя экспедиции он остановил на своем двоюродном брате, Германе, однако осенью 550 года тот скончался от лихорадки. Обращался ли император к Велисарию, как это дважды делал прежде? Если да, то Велисарий, очевидно, отказался; для осуществления третьей попытки вернуть Италию под власть империи был выбран евнух по имени Нарсес, к тому времени ему уже шел восьмой десяток.
Насколько можно судить, выбор оказался подходящим. Хотя Нарсес провел основную часть во дворце, он все же имел военный опыт, поскольку сопровождал Велисария во время его первой италийской кампании. Нарсес также был великолепным организатором, человеком волевым, целеустремленным и, несмотря на возраст и перенесенную кастрацию, не утратил энергии и решимости. Он не строил иллюзий в отношении сложности поставленной перед ним задачи; к этому времени только четыре города в Италии (Равенна, Анкона, Отранто и Кротон) оставались под властью Византии. Однако Нарсес, вероятно, знал Юстиниана лучше, чем кто-либо из людей, и легко убедил его предоставить ему не менее 35 тысяч человек. В начале лета 552 года он уже вторгся в Италию и в конце июня при Тагине, близ современного города Скеджа римская и готская армии встретились, чтобы решить исход всей войны в одной битве. Войско готов, все более одолеваемое и охватываемое с флангов, впало в такую панику, словно померкло солнце. Сам Тотила, смертельно раненный, обратился в бегство с остальными и погиб на небольшой вилле Капры (ныне Капрара) через несколько часов. Предстояло выдержать еще одно сражение. Тейя, один из лучших военачальников Тотилы, продолжил борьбу, и в конце октября произошла решающая схватка - всего в одной или двух милях от давно забытых Помпеи. Это была битва у подножия Везувия, которая означала конец готов в Италии. Наконец-то один из самых честолюбивых замыслов Юстиниана осуществился.