– Слушай, Логинов, – Джихад замерла и посмотрела на меня исподлобья как на дурня, завалившего третью пересдачу. – Не забывай, пожалуйста, какой стаж у меня и какой у тебя. Пей коньяк, будем бутылку добивать…
Так я попрощался с одним из лучших друзей в этих негостеприимных стенах и приступил к административной работе: в тридцать один год стал самым молодым завкафедрой в истории ИПАМ. Я был готов к тому, что будет тяжело, но знал, что справлюсь.
Минусом будет то, что свободного времени станет значительно меньше, зато откровенным плюсом и компенсацией будет почет и уважение. Я ожидал, что еще одним преимуществом станет возможность назначить Настю своим замом – ведь им должен быть тот, с кем комфортнее всего работать. Но Смагин категорически возражал против ее кандидатуры. Он сказал, что это перебор, что молодому заведующему нужен опытный заместитель. Навязал мне Филимончука – помните, того самого, который в гостях у Смагина все вишни съел? Филимончук – философ и политтехнолог, бывший работник киевской мэрии. Оценив ситуацию, я понял: ректор прав – этот будет как раз на своем месте. Тут не было места личным привязанностям.
Но главный сюрприз сезона преподнес Леша, придя пятничным вечером в "Портер" на Лукьяновке, где мы с Ильей уже допивали по второй кружке.
– Все. Гуляем! – объявил он.
– А что так? Презерватив в твоем кошельке отмечает пятилетний юбилей? – поддел Илья, уже добротно окосевший от убойной смеси пива с недосыпом.
Я одобрительно закивал и дал Виноградову громкое и высокое "пять". Леша опустил глаза в пол, пожал плечами и скромно объяснил:
– Не, мужики, я женюсь…
– Наконец наш старый холостяк решил пустить корни, – изрек важно Илья, немного помедлив. – Проблема с женихом на твоей свадьбе решена, осталось только найти невесту, но для тебя это, как мы все понимаем, не проблема. Я вот, например, рад за тебя. Если так, то и я объявлю о своих планах: мы с Инной решили забеременеть.
– А я кафедру возглавил, – добавил я. – Теперь Настя будет моей подчиненной, и мне будет проще, злоупотребляя служебным положением, ее трахнуть.
– Давно пора, – согласился Илья.
– За то и выпьем, аминь!
Мы столкнулись кружками, выпили и повернулись лицами к Леше, который очень серьезно взирал на нашу клоунаду немигающими глазами.
Я продолжал распинаться:
– Ко мне с февраля придет работать дочь Яши Стахановского – если я, конечно, к тому моменту выпихаю Лосева с кафедры. Давай познакомлю с ней? Женитьба по расчету – не самый плохой вариант, как видишь по моим сытым наглым глазам, не так ли?
– Я женюсь на Оле. Свадьба в конце октября. И если вы, два барана, перестанете паясничать, я даже приглашу вас обоих на свадьбу. А если не перестанете, то лица топором разрисую. Обоим.
Теперь самое время объявить гоголевскую пауза.
Долинский женился на своей Марине, когда мы с ребятами были студентами-активистами, что не помешало нашему старшему другу пригласить нас если не на свадьбу (потому что уж больно важные люди там присутствовали, чтоб их с нами сводить), то хотя бы на мальчишник.
Именно после того празднования Леша пожаловался:
– Нет, мужики, вы двое когда будете жениться, чтоб даже не думали о таких мальчишниках. Да что это за праздник такой – собрались в сауне, накидались в дровень, в прорубь прыгнули и поотключались? Я хочу такой мальчишник, чтоб память потерять. А Долинскому за это дело – незачет.
Мы с Ильей запомнили это, но со своими гулянками просчитались. Я свел свой последний вольный пир перед рабством у Смагиных к разгрому караоке-зала одной из "Мафий" (спросите про невменяемого идиота в галстуке с оленями, который надел на голову винегрет и объявил себя будущим ректором ИПАМ – это я был, да-да!). На мальчишнике у Ильи вообще появилась Инна. Ну, она не сидела с нами, разумеется – просто притащилась в бар посреди гулянки под каким-то благовидным предлогом типа "как дела, родной?". Естественно, что все очарование праздника было разрушено.
Поэтому, когда наконец наступил тот день, когда мы узнали, что могучая спинушка Леши будет оседлана Ольгой…
Кем? А кто она вообще такая? Как выглядит? Где и когда они познакомились? Почему мы о ней никогда не слышали и не видели их вдвоем? А Леша не говорил мне, как и прочим, по простой причине – не верил, что с ней выйдет нечто серьезное. Он со студенчества не заводил длительных отношений: либо сам не выдерживал "вопиющей тупости и безграничной унылости" девушек, либо те бежали от "мелочного придиры", не осознавая, кого теряют. А помощник юриста Оля, пришедшая на стажировку в "Строльман энд партнерс", была, во-первых, не унылой, во-вторых, не тупой, и в-третьих, она легко переносила все слабости нашего друга, поскольку была от природы и по воспитанию девушкой терпеливой и воспитанной. К тому же, на Лешино и наше счастье, эта девушка оказалось еще и достаточно красивой, чтоб не подпадать под клеймо "буренка".
…И когда наступил день, в который мы узнали, что могучая спинушка Леши будет оседлана Ольгой, мы с Илюхой засели в моем кабинете и призадумались, как бы этак устроить, чтоб весело получилось.
Илью осенило:
– Ты "Доктора Хауса" видел? Помнишь мальчишник Чейза?
– Ага, ну и? Где мы возьмем…
– Да подожди ты! Все возьмем, все найдем – и сделаем другу по высшему разряду – я же лучшее в мире привидение с моторчиком лучший в мире организатор вечеринок! Но только, чур, если ты будешь помогать.
– Согласен. А деньги у него возьмем?
Илья перепугано постучал по лбу двумя пальцами:
– Ты че? Это сюрприз будет! В Фонде предусмотрены ежеквартальные расходы на помощь обездоленным.
– Да-да, идея гуд. Вот и поможем, хотя бы одному. Назовем это так: "Спасение рыцаря, лишенного свободы!"
– Коля, не для всех брак – это тюрьма, не забывай, – поправил Илья. – Не будь таким женофобом.
– Да ты заколебал бравировать своими идеальными отношениями! – нараспев пробормотал я. – Прямо все у него хорошо, посмотрите на него!
– Прости, забыл, что у тебя на это дело гештальт не закрыт, – друг спрятал улыбку в ворот рубашки. – И как сильно ты ненавидишь свадьбы? Как опаздывающих студентов? Как правых консерваторов? Как летчиков? Как священников? Как президента, за которого голосовал? Как заезженные цитаты? Как блевать по утрам? Как оливки? Как печень в сметане? Как Одессу? Как первый снег?
– Патефон заело, что ли? Каком вбок! – отмахнулся я. – Ненавижу, как блюющего оливками в сметане на первый снег в Одессе летчика-священника! Кстати, есть у меня такой знакомый, правда, он бортинженер-священник, а не летчик: жадный, завистливый, тьфу… В общем, падла редкая, да еще и казну разворовывал. И, не поверишь, сейчас в Одессе живет! Расстригся, ушел из церкви и купил стрип-бар на Мясоедовской. Называется "Обнаженка от отца Онуфрия". У меня там дисконт пять процентов, хотя я просил тридцать – зажилил, остолопина бородатая.
– И что из этого правда? – привычно уточнил Илья.
– Ни единого слова. Только что придумал. У меня настроение общительное.
– Фух, как обычно… А я уж было подумал, "белочка" тебя одолела.
– Ну, ребята из конторы будут – пять человек, плюс вы трое и еще мой сосед по гаражу, Витька. То есть десять человек, со мной.
– Нежирно. Но достаточно, чтоб хорошо погулять.
– А что вы мне приготовили? Не разочаруюсь?
– Если разочаруешься, разрешаю плюнуть мне в глаз.
– Ох, это я б с удовольствием! А заранее нельзя?
Я заехал за Лешей на такси и теперь вез его в "Горячую точку", которая специализировалась на хороших, годных праздниках. Мы с Ильей согласовали увеселительную программу с Юлией Викторовной и получили карт-бланш на ее организацию.
Илья погорячился, когда назначил себя лучшим в мире организатором вечеринок – он не мог конкурировать со мной, еще тогда, когда я не был ограничен в средствах и в поле действия.
В пять с небольшим, почти за час до объявленного начала мероприятия, мы с Лешей вошли в один из маленьких залов "Горячей точки", который Юлия Викторовна милостиво предоставила под наш детский утренник. Я просил Илью с Долинским приехать, но первый, как обычно, руководствовался своим извечным "успеется" (приходилось надеяться, что он хотя бы не опоздает), а второй был с семьей за городом и предупредил, что будет позже. Зато Витька, сосед по гаражу – уже на месте.
Первоначально титул, под которым мне представили этого человека, породил в моем ограниченном сознании образ жуликоватого неопрятного человека с фастовским говором, который занимается малоквалифицированной работой и носит серый свитер с дырами и потертую коричневую кожаную кепку. Сколько я ни пытался отучить себя мыслить стереотипами, эта попытка в очередной раз провалилась. И в очередной раз я наступил на грабли затуманенного шаблонами мировосприятия.
– Здравствуйте, – заулыбался нам мужчина лет сорока в белой рубашке с нарисованным на ней галстуком и с короткой рыжей бородой и привстал из-за барной стойки, чтоб пожать мне руку. – Я Витя, сосед Алексея.
Ухоженные руки, запах дорогого и при этом совсем не вычурного одеколона, часы за пять-шесть тысяч долларов – нет, этот человек не носит потертых кепок и не ездит отдыхать на Азовское море.
– Очень приятно, я Коля, друг этого мутанта, – ответил я и добавил, чтобы как-то прояснить род занятий соседа. – А еще – препод в ИПАМ.
– О, надо же! У меня там сын учится, – заулыбался сосед по гаражу. – На ФПП, первый курс. Может, знаете – Сторожевой?
– Нет, не помню, извините, – промямлил я, укусив нижнюю губу, чтоб не смеяться. – Я на ФПП только на третьем курсе веду.
Мое фантастическое чувство юмора подмывало меня спросить чувака с фамилией "Сторожевой", как зовут его сына – уж не Полкан ли? Но я сдержался. Тем не менее, вопрос о роде занятий соседа не утратил свою актуальность.
Тут меня выручил Леша, видимо, заприметив мое замешательство:
– Витя работает в Министерстве юстиции и Мишку отправил учиться, чтоб по его стопам шел. Все правильно, только в ИПАМ выпускают профессиональных юристов. Это я им посоветовал…
– Ну, коли так, дождемся остальных, а пока и по пиву можно, – облегченно вздохнул я. – И да, Витя – не надо со мной на вы, мы же не на конференции.
…Илья пришел последним, в семь часов, когда я уже перезнакомился с Лешкиными коллегами – те оказались, вопреки своей профессии, людьми добродушными и легкими на подъем.
– Ты смотри-ка, солнце уже закатилось, а Логинов еще трезвый, – удивился Илья. – Как это так сложилось?
Как? Да если бы он, редиска неорганизованная, помогал мне с обустройством праздника не на словах, а на деле, я б может и выпил. А так пришлось почти по сухому развлекать шестерых адвокатов, министерского чиновника и уставшего угрюмого Долинского. Я, между прочим, когда-то перед Илюхиным Днем рождения помогал Инне надувать воздушные шарики и после этого не мог говорить часа три.
– Наконец-то явилась наша последняя принцесса! Нальем ей штрафную и поехали!
Я хлопнул в ладоши и нажал на кнопку звонка для официантов, стоящую передо мной на столе. Свет мигом погас, и негромкая фоновая музыка замолчала.
– Это так надо? – спросил басом кто-то из партнеров через минуту, которую гости провели в перешептывании и попытках переглядывания.
– Первый кандидат готов! Девочки, фас! – заорал я.
В тот же миг зал замерцал новыми красками и огнями, грохнула соответствующая музыка, и четверо лучших девочек "Горячей точки" (танцовщицы стриптиза, а не то, что вы подумали!) в костюмах, представляющих мои любимые женские профессии – военная, училка, доктор и дорожный рабочий – стремительно направились на голос одного из адвокатов и выволокли его из-за стола…
…Для стрельбы мы спустились в подвал, где на деньги Фонда с помощью Вадима Васильевича и при попустительстве Юлии Викторовны был обустроен импровизированный тир. Стреляли по мишеням, по бутылкам и картонным фигуркам, среди которых были и члены правительства, и столь нелюбимый Лешей мэр Киева, и Брюханов – препод с ФЭП, который в свое время поставил нашему адвокату единственную тройку, причем по непрофильному предмету, запоров его красный диплом. Последние пять лет профессор Брюханов "отдыхал" по соседству с "Горячей точкой" в сумасшедшем доме на улице Фрунзе, и Леша вознегодовал, что я не приволок его в живую – ну что ж, какой праздник обходится без упущений? Зато я не удержался от соблазна и заказал ростовую фигуру с лицом Летчика. По ней, после моего краткого разъяснения, все с особенным усердием палили из автомата (да, автомат у нас тоже был). Лучшим стрелком оказался сосед по гаражу, которому я вручил приз – отстреленную успешной очередью голову премьер-министра.
В сауну не пойдем, мы уже пьяные, – отказывался один из адвокатов, которого мы пытались затащить в предбанник, – а у меня сердце слабое. А кто моих деток кормить будет?
– Ты ж холостой, Палыч, какие, в качель, детки? – сообразил Леша.
– Ты не прав, Алексей! Настоящий мужчина никогда не знает, сколько у него детей!
Но Палыч – тучный блондин пятидесяти двух лет, один из трех управляющих партнеров "Строльман энд партнерс" – резко передумал, когда я пообещал ему поощрительный приз (если не будет отрываться от коллектива) и указал пальцем на Женечку, ожидавшую в предбаннике, одетую только в фартук.
– Разумеется, только после героя торжества! – возвестил я.
– Стоп, какого еще "героя торжества"? Я не буду, – замотал головой Леша.
– Леша, понимаю, что первой брачной ночи еще не было, роза не сорвана, и ты немного не уверен в себе, но тут нечего бояться, больно не будет! – заверил я. – Просто доверься ей, а там природа возьмет свое, и у тебя все получится. Вот, покури для храбрости.
Помня об опыте Ильи, я подсунул Леше замечательную папироску (снова намутил у Вадима Васильевича, но уже не парочку, а пару десятков – чтоб впрок) – дабы его угрызения совести наутро не терзали, и память отринула все нежелательные моменты.
– А сам-то? Слабо? – хмыкнул друг. – Я буду только если ты будешь!
– Кто там что без меня будет? – прогудел какой-то молодой адвокат с идеальным слухом. – Я тоже хочу! Всем давай!
…Помните, как я рассуждал про глупые поступки? О том, что ни о чем не надо жалеть? Что гулять надо, пока молодой? Так вот, все это – великая правда.
Мы пришли в себя только вечером следующего дня на Старой Дарнице, в квартире моего бывшего одноклассника, а ныне водителя трамвая. Я открыл глаза, посмотрел на часы, которые, к счастью, оказались на руке – пять часов. Пять разных наручных часов было одето на мои руки – три на левую клешню и два на правую. Среди них я узнал только свои и экземпляр Ильи, прочие были незнакомы. Все показывают разное время и все – с треснутыми стеклами.
За окном темно. Утро? Ночь? Мы вообще живы? И почему я лежу на чем-то очень жестком? Ага, это письменный стол. Я предпринял попытку встать, и всего через пять-десять минут это удалось. Огляделся по сторонам.
Под столом, уткнувшись лицом в ботинок, лежал молодой адвокат с идеальным слухом. Илья, Лешка и еще один адвокат, маленький носатый армянин, валялись на полу в гостиной, накрытые горой одеял. В соседней комнате на односпальной кровати валетом спали сосед по гаражу и Долинский – да так, что ступня Долинского очутилась у соседа на макушке. Тот факт, что консильери был в розовом платье, меня почему-то мало смутил. А в ванной, под раковиной, я нашел своего одноклассника – совершенно голого, но в белой вязаной шапочке на голове.
К счастью, оказалось, что чудо-папироски оказывали эффект амнезии только на Виноградова, и мне удалось восстановить картину происшедшего. Для этого я снова, как когда-то в "Шато", представил себя помощником следователя и прибегнул к допросу нескольких собутыльников. С большим трудом, но я заставил их заговорить.
В ходе допроса было установлено, что Палыч и два других адвоката оставили нас утром – оказались слишком серьезными людьми, чтоб ехать на Левый берег к моему однокласснику за добавочным самогоном. Также оказалось, что Долинского теперь до конца времен будут величать "Джессика", потому что он что-то проспорил соседу по гаражу. Суть пари, как не просите, я не могу воспроизвести. Единственное, чего мы не установили – почему все часы оказались у меня. Однако этим фактом решено было пренебречь.
Последними восстали из мертвых Илья и Лешка – выпили больше всех на радостях. Виноградов поднялся первым, покачиваясь, сдернул со спящего друга одеяло, тут же снова упал и зашелся истеричным хохотом: на лбу жениха красовалось начерченной жирным маркером непечатное слово.
– Блин, что мы наделали… – ворчал Леша, когда смог, наконец, разговаривать. – Кучу бабла всадили и перед коллективом неудобно… Логинов, ну ты и падла…
Илью, который был пободрее, эта реплика немного огорчила:
– Слушай, Леша, какой-то ты весь отрицательный!
– Зато реакция Вассермана у него после этой ночи будет положительная! – нашелся я.
– Спичка тебе в язык, котяра драный! – простонал полумертвый Леша. – Сплюнь!
– "Сплюнь" будешь Оле говорить, – искрил я. – Тем более, маркер тебе к лицу.
Наказание последовало незамедлительно: Леша швырнул в меня пультом от телевизора, попав по тому самому месту, куда когда-то на допросе приложился УБЭПовец.
– Зато будет что вспомнить, да?
– Да, это будет твоя самая очешуительная история, – согласился Илья. – Дети, если ты когда-нибудь выстрогаешь их из полена – вернее, из бревна, если верить твоим рассказам о Танечке – будут умолять: "Папка, расскажи еще раз, пожалуйста, как вы с дядей Ильей и дядей Лешей разворовывали казенные средства и бухали! Ты же никуда не торопишься?"
– А дядя Андрей как же? – вмешался слабый голос Долинского из соседней комнаты. – Без меня у вас не было бы средств, умники…
– Ты теперь тетя Джессика, так что захлопнись! – смело ответил я, забыв, что консильери когда-нибудь встанет с постели, снимет платье и может крепко пожать мне челюсть.
Праздник удался.
В понедельник, не отойдя еще от последствий мальчишника, Долинский объявил себя больным, отпустил студентов с последней пары и приперся в мой кабинет – похмеляться коньяком чаем. Теперь, когда он мог посидеть не только в смагинском кабинете, но и в моем, консильери стал как-то ближе и роднее. Да и события мальчишника нас здорово сблизили, потому беседа затянулась. За окном лил октябрьский дождь, и домой нам совершенно не хотелось.
– Ну, неплохо же погуляли, да? – обратился я к Долинскому, после того как зачитал вышеприведенное письмо.
– Издеваешься? Да это была самая лучшая гулянка в моей жизни, Логинов! Я до сих пор с замиранием сердца ее вспоминаю!
Я был согласен. Правда, я посеял где-то конверт, который мне успели передать незадолго до мальчишника в качестве благодарности за услугу, но это было не так несущественно. А главное, за все платил Фонд. Долинский (вернее, "Джессика") придумает, как эти расходы по-хитрому провести.