– Ого, какая страшная месть! – Илья поднял палец к небу. – Врагу такого не пожелаешь! Знаешь, у меня тоже есть история. Когда мне было лет семь-восемь, а мой брат уезжал в Харьков учиться в Академию имени Ярослава Мудрого, я на него за что-то жестоко обиделся. Тогда я написал на клочке бумажки "ПРЕПОД ДУРАК" и положил ему в сумку, рассчитывая таким образом подставить. Но даже этот мой тяжкий грех меркнет по сравнению с твоей страшной местью Смагину!
Я молчал и смотрел на него, стараясь придать лицу злобный вид. Видимо, вид получился только жалкий, потому что друг снова рассмеялся и продолжил издевки:
– Слушай, Коль, неужели тебе никогда не хотелось чистую, свежую девушку, которая была бы только твоей? То у тебя жены летчиков, то депутатов…
– Похвастаться опять решил? Молодец, тебе удалось! Иди давай к своей чистой и свежей девушке… Которая еще и готовить умеет, между прочим…
– И неплохо готовить, – отметил Илья.
– Вот и хорошо! Что ты мне мозги компостируешь, а? Вот как чуял сердцем, что не надо тебе рассказывать… Вот Леха – молодец, он хоть и бухтит, но хотя бы не лечит меня!
– Лечить тебя…
– … а знаю, знаю, лечить меня психиатр должен! – перебил я. – Ты смотри, все здоровые, один Логинов на голову больной! Логинов бухает, все не бухают! Логинов диссер заказал, а вы все сами писали! Логинов деньги тратит из Фонда, а вы все, бляди, на зарплату живете!
– Вообще-то я хотел сказать, что лечить тебя должен венеролог, а не психиатр, но вижу, что и то, и другое не будет лишним, – спокойно продолжал Илья, но с его лица при виде моего гнева сошла издевательская полуухмылка. – Коль, я твой друг. Ты мне дорог. Не надо так.
Он прав – нельзя срываться на близких. Да и перед лаборанткой извиниться бы…
– Прости меня. Я не прав. Прости, пожалуйста, – я залпом допил быстро остывающий чай. – У тебя все хорошо?
– Да, все хорошо. Увольняюсь из ИПАМ, пришел тебе сообщить.
– Смешно, молодец, – я смял пустой стаканчик и опустил его в урну под столом. – А как у Инны дела? Готова стать мамой? Вы уже выбрали имя?
– Имя не выбрали, пол не знаем. Но Коль, я серьезно. Летом я увольняюсь из Института.
– Почему? Зачем?
– Инна уйдет в декрет, и я возьмусь за Фонд. Будешь ты теперь моим начальником, – грустно улыбнулся он. – Но оскорблять тебя я все равно не перестану.
– А когда Инна выйдет из декрета, ты в Институт вернешься?
– Не знаю, – пожал плечами Виноградов, давая понять, что не вернется. – Мне кажется, что я не самый хороший преподаватель. Я устал от этого. Возможно, лет через пять и приду почитать лекции как совместитель. Но пока хочу сосредоточиться на семье. У меня ребенок будет, это большая ответственность.
– Блин… Так что же, конец эпохи? – хмыкнул я. – С кем мне теперь… все на свете делать?
– Прости, так вышло. Продолжаем взрослеть, – пожал плечами друг. – Придется тебе побыть волком-одиночкой. Ну, у тебя есть и Долинский, и Настя.
– Да, ты прав… С одиночеством я справлюсь, не беда. А вот ты как? Потянешь бухгалтерию одновременно с "Грифоном"?
– Посмотрим, успеется. Я думаю, что разберемся.
Но меня тот факт, что он употребил все три свои волшебные слова в одном предложении, далеко не радовал.
Сложно сказать, суеверный ли я человек – кошек черных люблю и не боюсь, зато вот по дереву стучу частенько. Но события, которые последовали за уходом Ильи из ИПАМ, убедили меня, что в работу некоторых систем нельзя вмешиваться, даже если она неидеальна.
Инна ушла в декрет больше чем на год, и все это время на Илье лежала двойная нагрузка – тянуть "Грифон-сервис" и бухгалтерию Фонда. Я убеждал Долинского, что так нельзя, что нужно нанять другого – но консильери только отмахивался, мол, чего я не в свое дело лезу? Он-де лучше знает, да и никому нельзя доверять такие важные вещи, а Илья справляется, и Долинский лично контролирует каждый его шаг.
Когда Инна вернулась в Фонд, я немного успокоился – наше неспокойное житие-бытие вернулось к относительной гармонии. И чего было волноваться? Каждому свое.
Солнцу – всходить и заходить. Земле – крутиться. Вадиму – промышлять наркотой, крышеванием и сутенерством. Смагину – пить валиум. "Горячей точке" – приносить нам и Стежняк бешеный доход. Генералу – покрывать все это дело. Где ж тут подвох?
Стоп, вот с Генералом как раз подвох и вышел.
Прошло чуть больше двух лет с момента покупки "Горячей точки", и в начале марта я увидел в новостях выступление важного прокурорского чиновника, где упоминался наш друг Генерал отнюдь не в положительном контексте…
В тот же вечер Вадим Васильевич без предупреждения пропал на двое суток и отключил телефон – Боря уверял, что не знает, где отец. А в тот день, когда Вадим вернулся и заявился ко мне в кабинет с полным негодования лицом, я уже знал, что нечто пошло не так.
– Генерала уволили, – подавленно сообщил начальник охраны.
– Я в курсе, смотрю новости, – грубовато ответил я. – Почему?
– У них какие-то внутрипартийные разборки начались, передел и так далее, – объяснил он. – Его не посадят – генералов у нас не сажают. Но всех остальных будут теперь крутить по полной. Вся группа летит к чертям, разбегаются, кто куда, решают, под кого лечь. Мне было сказано: теперь каждый сам за себя.
– На нас выйдут? – заикаясь, спросил я.
– Нет, – он уверенно покачал головой. – Я все сделал. Хвостов и так было немного, но теперь их вовсе не осталось. Все будет нормально.
Было очень любопытно, что за "хвосты" и что именно с ними сделал Вадим Васильевич, но я вовремя сообразил, что без этих знаний мне будет лучше спаться. И не так легко спиться…
– Но с делами надо быть поосторожнее, – продолжил он, и я понятливо кивнул. – Теперь у нас будут новые покровители. Я пока не знаю кто, но скоро они с нами свяжутся. Я оповещу и вас, и прочих заинтересованных лиц, если что-то буду знать. Но скорее всего они придут не ко мне, а напрямую к Смагину. Если так случится, вы должны мне сообщить. Сделаете?
– Я буду делать все, как вы скажете, Вадим, – уверил я, и голос мой дрожал от несовместимого коктейля из уважения и страха к этому человеку. – Вы здесь принимаете решения. Я вам обязан.
– Все в порядке, – успокоил Вадим и даже слегка улыбнулся. – Не берите в голову. Я должен сказать об этом Смагину и Долинскому, поэтому, наверное, пойду уже…
Вадим ушел, оставив в моем кабинете шлейф аромата дурных новостей.
Долинский и Смагин отнеслись к тревожному событию достаточно серьезно. Консильери немедленно сорвал со всех дел Лешу, Инну и Илью и вместе с ними кинулся перепроверять документы по "Грифон-сервису", Фонду и "Горячей точке", а Смагин приказал мне "сидеть как мышь в траве" и прекратить все дела – как законные, так и не очень.
Так мы протянули неделю, а потом, когда я сидел в кабинете и перечитывал статью одной своей дипломницы, дверь без стука приоткрылась и просунулась голова Леши.
– Можно? – пробурчал он.
– Лешка, да, конечно, что ты? Давай, заходи! – я тут же откинул листы в сторону.
Мы с Лешей не виделись с того самого момента, как выгнали Генерала – он теперь постоянно был занят. И вдруг мой друг завалился в кабинет, уселся в кресло напротив, положив ногу на ногу, и начал с характерного приветствия:
– Я спросил у студентов, принимаешь ли ты сегодня, а они сказали, что ты каждый день принимаешь, и сегодня уже принял полбутылки. Так и есть?
– Почти что! Ну, рассказывай, что у вас?
От радости я даже вскочил и устроился на подоконнике.
– Так чем ты занят? – продолжил свою линию Леша.
– Борюсь с несовершенством окружающей действительности путем выполнения непосредственного долга, – высказался я. – А проще – диплом студенческий читаю.
– Про долг – закрутил, уважаю! – признался друг. – Это искаженный Сартр?
– Это искаженный Олег Тищенков, автор комикса "Человек и кот", – усмехаясь, пояснил я. – С чем ты пришел? Хорошие новости или мне палача позвать да башку тебе отрубить?
Леша поставил ноги по-человечески, устроился в кресле плотнее и выпалил:
– Знаешь, мне чего-то заяву по собственному вдруг захотелось написать.
Еще один! Он был последним, от кого я ожидал такое услышать.
– А ну давай, расшифровывай. Откуда? Из "Строльман энд партнерс"?
– Из дел.
Я ощутил подкатывающий к сердцу холодок. Снова адреналин стремится выплеснуться. Валиума глотнуть? Да нет, нет, чаю просто потом заварю…
– Леш, давай, давай, не медли, знаешь, как я этого не люблю!
– Меня мутит от того, что происходит в ИПАМ, с тобой, со мной, с бизнесом, что вообще делается с нами. Сними шоры и присмотрись к Смагину. Это тот, кто может руководить престижным вузом? Человек, покупающий себе машину стоимостью в пятьдесят своих зарплат? Профессор, который называет Вудро Вильсона "Выдро Вульфсон"?
– Ну, ты не хуже меня разбираешься в тех…
– Коля, залепи дуло. Дай закончить.
– Да всегда пожалуйста.
– Да, все так делают. Но система! Видишь ее? Мы превратились из хорошего вуза с весьма надуманной и почти отсутствующей коррупцией, как это было во времена Деда, в ОПГ под названием "ИПАМ". То, что творит Вадим, уму непостижимо! А эта недавняя статья про "Горячую точку" – гнездо киевского разврата – с упоминанием "руководства небезызвестного ИПАМ"?! Это в порядке вещей? Ты бы видел Долинского, он как с того света сбежал – нервный, дерганый, орет на всех, даже на Инну… А ты? Эти истории про вас с Настей, про разные твои выходки, как вас с Долинским крутили органы – все накапливается, Коля.
– Ты считаешь, мной заинтересуется КРУ? Или нечто посерьезнее? Те, кто достал Генерала?
Я попытался напустить на себя презрительное равнодушие, но вышло как раз наоборот: всем своим видом я умолял Лешу сказать "да я же пошутил, старик!" Но это был бы не Лешка, если б он остановился на полпути.
– Не о КРУ речь, и не только о тебе. Раньше мы ото всех могли отбрехаться – если не получалось у меня, ваша крыша шлепала по заднице плохих мальчиков, отбирающих ваши леденцы. Теперь ее нет, а вы все равно не сможете жить по-новому, по-людски. Ты, балбес, всю свою жизнь построил вокруг мысли, как бы тебе уложить Настю. Это у тебя… настефрения какая-то! Вот и загибаешься медленно, от бухла, скуки и самобичевания. Тебя пожрали пороки, а Илью с Инной – рабочая рутина и гонка за золотом. За Долинского – умолчим, ему нянька не нужна…
– А как же ты? – агрессивно перебил я и тут же очень тихо дополнил. – Ты не такой, естественно?
Леша медленно выдохнул.
– Коля, каждый раз, когда ты перебиваешь кого-нибудь, Бог убивает котенка. Это я так, на заметку. А вообще – я не такой, да. Я не удовлетворяюсь набиванием кошелька. Да, я не препод и не ученый, я просто тупой адвокат. У меня нет своих мыслей, но я читал умные книги. Вникал. И я хочу оставить после себя что-то. Что после Смагина останется? Бездарные монографии, вычурные галстуки, дорогая тачка, недалекая избалованная? За тобой будет только молва в духе "а вот был такой у нас, Коля Логинов, так вот он умел лекции читать без бумажки, знал всех в лицо, да жаль, сдох молодым – спился". Илья с Инной, в отличие от тебя хотя бы дадут жизнь новому поколению потребителей, и то лучше…
– И что мы можем с этим сделать? – растерянно спросил я.
– Ничего. Только уйти. И я ухожу. Потому что теперь вам грозит не только духовная деградация, но и другие… последствия. А у меня Оля. Мне последствия не нужны. Поэтому я помогу вам упредить все потенциальные косяки и с апреля откажусь от сотрудничества с "Грифон-сервисом", клубом или Фондом. Долинскому и Илье я уже все объяснил – они не возражают. Теперь я пришел за твоим одобрением.
Друг выжидающе замолчал и скрестил на груди огромные ластоподобные ладони.
– Знал бы я, куда мне уйти, – посетовал я. – Куда? Тупо уволиться и уйти от Тани? Проситься на работу в другой универ?… Нет, я уже привык к этой жизни, к этому кабинету, к вкусному чаю и теплой машине. А у тебя и так все это будет. Так что, Лешка – в добрый путь. Я тебя не осуждаю. Только помоги ты им сначала все закрыть, ладно? Другого такого "лунохода" не сыскать, сам понимаешь…
Леша глянул на меня и (клянусь!) улыбнулся.
– Спасибо, Коля, – сказал он. – Я не сомневался в тебе.
Не успели Долинский и компания перестраховаться относительно всех возможных дыр в финансах, как на нашу команду свалилось новое испытание, которое больнее всего ударило по Вадиму Васильевичу и его семье.
Однажды дождливым будничным апрельским утром я вышел на улицу, рассчитывая поскорее нырнуть в салон своего теплого "танка" и услышать от Бори какую-нибудь жизнеутверждающую добрую присказку. Но ни его машины, ни самого парня видно не было. Я попробовал дозвониться Борису на мобильный – отключен. За пять лет, что он меня возил, такого ни разу не случалось. Если Боря не мог вдруг приехать, он предупреждал заблаговременно, и я сам садился за руль (на чем свет стоит матеря процесс вождения) или вызывал такси.
Ладно, я не гордый – влез на водительское место и кое-как добрался до Института. Перед кабинетом меня догнал Долинский: видимо, увидел откуда-то с парапета и бежал следом.
– Ты в курсе уже? – спросил он, тяжело дыша.
– Что ты старый больной человек, который не умеет бегать? Да, – признался я.
– Идиот! – выпалил он. – Не заходи в кабинет, пошли со мной.
Не дав мне оставить плащ и портфель, консильери потащил меня в закуток одного из коридоров, где можно было разговаривать совершенно безопасно.
– Борю твоего вчера арестовали, – огорошил он меня.
– Как? За что?
– ОБНОН вчера взял за наркотики. Остановили его машину для проверки, вроде как в случайном порядке – хотя сам знаешь, что у них в работе случайностей не бывает – и нашли в бардачке пакет. Сжимают кольцо вокруг нас, гады! Борька упирается, говорит, знать не знаю, слыхать не слыхивал… Что там с ним сейчас, не знаю. В общем, будь готов, что придут тебя допрашивать – ты ж его работодатель, хоть и неофициальный.
– А ты откуда знаешь? – удивился я. – И что Вадим?
– В ужасе. Звонил Леше, просил помочь. А мне уже наш адвокат рассказал по Скайпу пару минут назад. И я – сразу к тебе…
Долинский говорил еще много всего, размахивал руками, предполагал, что снова начнут крутить всех нас… Но я его уже почти не слышал: главным потрясением для меня было то, что пострадал невинный человек. Боря не имел никакого отношения к делам своего отца, и этот пакет, видимо, оказался в его машине случайно. Более того, его вполне могли просто подкинуть. Что будет теперь – я даже не мог предположить…
Вадим признается, что наркотики принадлежат ему? Но это не поможет решить вопрос с сыном… Возможно, он будет искать другой выход из ситуации? В любом случае, когда начальник службы безопасности, каменный от горя, пришел ко мне в кабинет на следующий день и сказал, что берет отпуск за свой счет – мне нечего было ему сказать, кроме как пожелать удачи и пообещать поддержку. Хотя какую поддержку мог я оказать человеку, на которого сам привык всегда и во всем полагаться, и который, как мне казалось до Бориного ареста, никогда не допускал ошибок?
А допрашивать меня и в самом деле приходили, даже машину мою осмотрели, но ничего кроме двух неоплаченных парковочных квитанций не нашли, пожурили и ушли восвояси.
Один за другим все в той или иной мере отдалялись от меня: Илья, затем Леша, а теперь вот Боря и Вадим Васильевич. Цепная реакция или эффект домино – неважно, как это называть, важно, что я не мог ничего этому противопоставить…
Конец эпохи был уже близок.
Выбор стороны
(свидетель: Инна Виноградова)
– Ужасный день, – сказал Кролик, качая головой. – Промозглая сырость. Холод. А ты сегодня утром кашлял.
– Дорогой мой, а ты мне даже не сказал! – укоризненно сказала Кенга.
– Это был Бисквитный Кашель, – сказал Ру. – Бисквитный, а не такой, о котором рассказывают мамам.
Алан Милн, "Винни-Пух"
На мой рабочий телефон поступил звонок с незнакомого номера.
– Благотворительный фонд имени Кагановича, главный бухгалтер, слушаю вас.
– Доброе утро, Инна Павловна, – ласково произнес плохо знакомый голос. – Меня зовут Константин, я глава профсоюза ИПАМ. Помните меня?
Помню, видела несколько раз на официальных институтских мероприятиях. Да, это сероглазый человек и всегда в сером костюме – это КГБ, глава профсоюза. До сегодняшнего дня ни разу не слышала его имени… Илья и его друзья, особенно Долинский, не любили этого человека.
– Очень приятно. Да, чем могу вам помочь?
– Я думаю, что это я могу помочь вам и вашему мужу. Более того, я искренне желаю это сделать. Но для этого нам с вами нужно сегодня обязательно повидаться.
Меня обеспокоил его тон.
– Со мной и с Ильей? – уточнила я.
– Нет-нет, – спешно ответил КГБ – Я прошу вас пока ничего не говорить вашему мужу. Доверьтесь мне, пожалуйста. Я не враг.
– Я не встречаюсь с малознакомыми мужчинами без ведома мужа, – ответила я.
– Не беспокойтесь – я предлагаю встречу в людном месте и недалеко от вашей работы. Я подъеду в "Мафию" на углу Артема и Тургеневской. Во сколько вам было бы удобно?
– Хорошо, – согласилась я. – Давайте через час.
Сердце было не на месте от этого звонка.
Пытаясь подавить в себе внутренний озноб и тошноту от избытка адреналина, я заказала легкий бизнес-ланч, а КГБ попросил ромашковый чай и тирамису.
– Я не голоден, – зачем-то сообщил он и тотчас надел важное лицо. – Инна, вы – женщина умная, и сразу поняли, что я не просто так решил пригласить сюда именно вас.
Кажется, я поняла, почему ребята его не любят.
– Давайте без официоза и без проволочек. Не хочу терять время на куртуазные обороты, комплименты и обмен любезностями. У вас есть пять минут.
Серый человек снял очки, бережно протер стекло тряпочкой и ухмыльнулся. Потом вернул оптику на переносицу и вперился в меня, как на допросе.
– Раз так, я обойдусь без куртуазных оборотов. А вы тогда будьте добры, не перебивайте. Итак, ваш муж руководит компанией "Грифон-сервис", владельцем которой является ректор ИПАМ, господин Смагин. Ректор Смагин контролирует организованную преступную группировку…
Я не стала его перебивать, хотя уже появилось желание швырнуть графин с лимонадом в лицо. Ну, пусть уже договорит до конца, а потом я ему устрою…
– Кошелек Смагина набивается из разных источников, – продолжал КГБ, деликатно улыбаясь. – Есть там наркодоллары, есть и денежки от продажи бюджетных мест в Институте и от махинаций с имуществом. Тот ручеек доходов, который дает компания вашего мужа "Грифон-сервис", тоже сюда входит. Но первая скрипка принадлежит не вашему мужу… Это вы, Инна, находясь в преступном сговоре с президентом Фонда Логиновым и личным финансистом Смагина Долинским занимаетесь легализацией доходов этой ОПГ.
Эта информация оставалась бы в тайне от заинтересованных лиц, если бы не одно маленькое "но". Пока вы были в декретном отпуске, Илья подменял вас на должности бухгалтера Фонда и допустил несколько досадных промахов, в результате которых в столь безупречных финансовых делах Фонда образовалась брешь. Он ее вскоре заделал, но брешь позволила людям в погонах, которые держат группировку Смагина под колпаком, взять след.