Дело Логинова - Дмитрий Яровой 7 стр.


– Занята уже, – махнул рукой я. – Забудь о ней, как и я забыл.

Паша и Стежняк новость эту узнали одновременно, вечером того же дня в "Шутерсе".

Оба смеялись дружным басом минуты три, а потом Паша похлопал меня по плечу и заказал официанту "литровый графинчик водочки для жениха и друзей", а Стежняк попыталась меня как-то выручить:

– А что если как-то попробовать отбрехаться? Ну, или…

– Он меня уничтожит, – я покачал головой. – Я ничего не хочу, кроме как работать в ИПАМ, а Смагин не даст мне работать, если я дам задний ход. Никак, без вариантов. Глухо, мертво, пусто, темно и страшно.

– А со своим другом Долинским советовался? – спросил Паша. – Он умеет вопросы решать.

– Да, точно. Отличная идея! – восхитился я. – Бравушки!

Друзья недоуменно пожали плечами.

Они не знали того, что давно знал я. Долинский и Смагин – закадычные друзья. Оба играли в преподской сборной ИПАМ по футболу, ездили в одной компании на рыбалку, и, несмотря на более чем десятилетнюю разницу в возрасте, были на "ты". Просить Андрея теперь "решить вопрос" со Смагиным не то что излишне, а явно во вред.

Танечка покорно отнеслась к папиной идее. Вернее, Смагин – на то он и профессор! – подал ей эту идею так, что она решила, что сама так хочет. Видимо, Илья не ошибался, и она действительно давно была ко мне неравнодушна…

Моя будущая жена вынудила меня объявить о наших отношениях и скорой свадьбе статусом в соцсети, причем сделать это мне пришлось немедленно. Ох, сколько я всего прочитал и выслушал… Были тут и "ой, как я за вас рада" от таких же завистливых куриц-подруг, как она сама; и "а что за баба вообще?" от моих друзей вне ИПАМ.

А Настя молчала.

Я встретил ее утром следующей недели перед ИПАМ, спокойную (или сонную?) со стаканчиком кофе.

– В общем, я женюсь, да, – вместо приветствия сказал я.

– Я в курсе, – ответила Настя и сделала вид, что улыбнулась. – Поздравляю.

– Прости меня… – прошептал я, не поднимая головы.

– О чем ты? – удивилась она. – За что?

Нет, нет, нет – она не играла. Ей действительно было почти все равно.

Разумеется, я не хотел в это верить – мне думалось, что Настя все равно обо мне думает, что она не хочет, чтоб так сложилось, и что я все равно буду ей ближе, чем этот Летчик… И прекратить этот самообман вовремя у меня не получилось.

– Я пойду, – сказал я.

– Ну давай, – спокойно ответила Настя и отхлебнула кофе.

И я пошел. Пошел в ИПАМ – любезничать с будущей женой, изображать на публику, как все хорошо и замечательно, играть в счастье…

На бакалаврском выпускном я получил еще два молниеподобных удара в сердце.

Стежняк взяла академотпуск и собралась в Европу: заграничный любовник, представитель какой-то полуаристократической семьи, позвал ее "пожить у него в замке". Как пойдет – кто знает. В любом случае, возвращаться она не планирует. А Паша не будет продолжать учебу в Украине, едет в США на какую-то бизнес-программу. Это – папина воля, он тут бессилен, так что и с ним скоро будем прощаться…

И узнал я это только на вручении дипломов, когда они дружно подошли поздравлять меня "с красненьким дипломчиком".

– Не могли раньше сказать? – я держался слабеющей рукой за лацкан Пашиного пиджака. – Или это для полноты картины? Добить решили?

Оба молчали. Им было сложно говорить или объяснять…

Последние два товарища, с которыми были связаны те воспоминания моей молодости, что не касались Комсомола и общественной деятельности, а были студенческими приключениями, покидали меня на пороге новой жизни.

Этой прекрасной новой жизни в смагинской квартире на Владимирской.

Я не помню, как прошел выпускной. Ничего не помню – намеренно накачался до полного беспамятства. Точка.

Был бы рад и свадьбу не помнить, но тут не так просто все – Смагин мягко, но настойчиво попросил меня "быть в сознании". Я не мог отказать любимому тестю.

Праздновали мы в начале сентября. Ни Паши, ни Стежняк не было в стране. Настю я пригласил, но она вежливо отказалась – "твоей жене может быть неприятно мое присутствие". В самом деле, многие в ИПАМ знали о наших с Настей… недоотношениях… и Смагин тоже знал. Ни к чему было его драконить.

На свадьбе гуляла половина кафедры и даже несколько человек из администрации, что дало мне совершенно точно понять: Смагин не самый обыкновенный профессор, раз уж первый проректор приехал поздравлять его со свадьбой дочери.

Моих друзей было много меньше, чем Таниных – всех, кого можно было не приглашать, я не приглашал. Лешка был, и Илья пришел с Инной. Но поздравлять подкалывать меня друзья подошли вдвоем, без прекрасной дамы, когда я курил в одиночестве у выхода во время идиотского конкурса типа "станцуйте ламбаду на газетке".

– Ну что, поздравляю, тупой рыцарь! – хлопнул меня по плечу Лешка. – Ты победил принцессу и получил в награду чудовище!

– Между прочим, у Тани третий размер, – отметил я.

– Ой, как круто! – всплеснул руками друг. – А говно-то с изюмом!

Поистине, Леша – мастер короткого ответа.

– Кстати, о еде. Почему нет суши? – изумился Илья. – Я же отмечал в гостевых пожеланиях: хочу японскую кухню.

– Я в теплое время года суши не ем, – признался я, чуя в голосе друга издевку или подвох. – Зимой будем есть.

– Почему зимой? – встрял Леша. – Чтоб земля промерзла, и хоронить было тяжелее?

– Вы меня поздравлять пришли или душу рвать?!

– Да, поздравлять, – начал Илья. – Итак, Коля, мы за тебя очень рады… Мы знаем, что вы с Танечкой давно к этому шли… Но какого ж хрена ты делаешь, а?

Я молчал и смотрел в его голубые глаза.

Леша решил оживить ситуацию:

– Ты подумай, потому что она самая обычная девка. А вот такие, как ты, на дороге не валяются! Хотя нет – валяются, я видел.

– Ну что вы меня мытарите? – просипел я (не представляю, откуда я знаю такое слово).

Они переглянулись и синхронно кивнули: пора!

Леша достал из внутреннего кармана пиджака какой-то достаточно габаритный конверт и протянул мне.

– Вы серьезно? Вы мне дарите деньги? – невесело засмеялся я.

– Это сертификат на прыжки с парашютом на двоих, – уже серьезно сказал Леша. – Может, тебе повезет, и ее парашют не раскроется. Мы хотели подарить тебе что-то подешевле и похреновее – например, шар для принятия решений…

– Но решили, что ты и так свои решения с помощью шаров принимаешь, – перебил Илья.

Леша укоризненно поглядел на него, из чего я понял, что Виноградов только что украл его запланированную шутку.

– Спасибо, ублюдки, – грустно поблагодарил я и выбросил окурок. – Идем, с проректором выпьем.

Команда молодости нашей

…Тогда отец говорит сыновьям своим:

– Возьмите по целому венику и попробуйте сломать. Взяли они… и сломали. И подумал отец с печалью: "Да, так и будут дети дураками; ну хоть сильные".

Фольклор

Проректор на моей свадьбе был неспроста. В тот месяц очередной раз переформатировался Кабинет Министров, и ему предложили пост замминистра образования. Как оказалось, это было известно еще до того, как я стал мужем Тани, – и будущий министерский чиновник приехал на свадьбу поздравить Смагина не только со свадьбой дочери, а с новым назначением… в свое освободившееся кресло.

Я никогда не спрашивал тестя, почему и как он получил должность первого проректора ИПАМ: купил, выпросил, выиграл у кого-то в карты? Не исключено, что просто хотели взять человека со степенью "доктор наук государственного управления" – для пущей важности, для укрепления статуса Института. Не знаю. Но очевидным было, что Дед со Смагиным очень плотно сдружились, и Дед уже тогда в кулуарных разговорах называл его своим преемником.

Смагин переехал в загородный дом, который давно уже отстроил для себя, а меня милостиво пустил в квартиру на Владимирской, да еще и презентовал свою старую машину – черную "Тойоту Камри".

Таким образом, я закончил четвертый курс профессорским зятем, а пятый начал зятем первого проректора ИПАМ. Не исключено, что кто-то из заядлых карьеристов желал бы оказаться на моем месте, и кто-то мне дико завидовал.

Но… каждый раз, когда я просыпался рядом с Таней, а потом приходил в Институт и видел Настю… вспоминал тот балкон у Стежняк, и Настины руки, которые нужно греть… И мне хотелось выйти в окно, этажа с шестнадцатого. Потому что другого выхода у меня не было.

Мир, как говорят, тесен – а в рамках ИПАМ он вообще схлопнут в маленькую коробку.

Сразу после свадьбы я узнал, что мой старший приятель и покровитель Комсомола Долинский дружил со Смагиным не только на почве любви к футболу или рыбалке – его консалтинговая фирма активно поддерживала смагинский бизнес.

Напомню, бизнес моего тестя выглядел как холдинг "Грифон-сервис", в который входили несколько СТО, ресторанчик и перевозочная служба. Теперь, когда Смагин стал первым проректором, то есть правой рукой Деда, у него было гораздо меньше времени для внеинститутской деятельности – нужно было полностью отдаться ИПАМ. Дед уже приближался к тому возрасту, когда следует думать не о должностях, а о вечности. Чтобы оправдать его надежды и самому вознестись на пост ректора, особенно в условиях высокой конкуренции, Смагину предстояло здорово потрудиться.

В ноябре мы втроем с Долинским собрались в доме Смагина (он настоял, чтоб я начинал присматриваться "к семейному делу"), и мой тесть, сверкая властными темно-синими глазами, ласково попросил Андрея сосредоточить все свои усилия на "Грифон-сервисе".

– Я не бизнесмен, я инвестор, и, понятное дело, сам не занимаюсь этим, – объяснял Смагин, а мы с Долинским покорно кивали. – Теперешний директор моего холдинга – хороший, честный человек, но он уже теряет навыки и не так эффективно справляется с ситуацией. Нам нужен кто-то помоложе. Человек, которого я хорошо знаю, и который будет под рукой у нас, – он многозначительно замолк на мгновение, и продолжил, – потому что вы, ребята, мои ближайшие друзья и помощники…

Но я же не напрашивался в помощники, Смагин! Не просил!

– Я не предлагаю, конечно, сразу делать его директором. Работы в "Грифон-сервисе" много, и чтобы понять, могу ли я доверить человеку свой бизнес, я должен увидеть, как он дела делает. Я знаю, что ты, Андрей, обладаешь кадровыми ресурсами, – тесть пристально заглянул в глаза Долинского. – Найди мне дельного человека в "Грифон-сервис" среди своих магистров или выпускников. Пусть освоится, а через пару лет, если будет справляться, возьмет бизнес на себя.

Долинский кивнул и улыбнулся, мельком взглянув на меня. Этот быстрый взгляд дал мне понять – компаньон подумал про того же, что и я…

В январе Илья досрочно, за три месяца до очередных выборов, подал в отставку с поста главы Комсомола и вступил на должность руководителя одного из отделов смагинской фирмы.

Работать этот парень, как вы уже поняли, умел хорошо, и пары лет на его апробацию не понадобилось – уже через год его назначили заместителем директора, а еще через полгода, сразу после получения магистерского диплома, он возглавил фирму (разумеется, под чутким контролем со стороны Долинского).

Смагин придерживался принципа "держи друзей поблизости". Едва мы с ребятами выпустились, как для меня открыли ассистентскую ставку на кафедре у Джихад (я начал с семинаров по теории госуправления и политическому анализу), а для Ильи – на финменеджменте, где работал и наш милый друг Долинский.

Леша отправился в юридическую фирму "Строльман энд партнерс", где ему, благодаря рекомендациям нескольких преподов с факультета правовой политики, предложили должность помощника адвоката. В принципе, там ему было самое место. Таких, как Леша, я называю "луноходами" – неконтролируемые и несгибаемые. Его запустят на дело, и он будет выжимать из него все, что можно, пока не победит. Юриспруденция – это для него. Курить Леха так и не бросил, зато перешел с "Парламента" на "Кэмел".

Не прошло и трех лет, как мы с Ильей защитили кандидатские. Инна к тому моменту превратилась из любимой девушки в законную жену и работала с ним вместе в "Грифон-сервисе" – она оказалась отличным бухгалтером.

Но нет бочки меда без ложки дегтя – Настя, общение с которой для меня после разговора в парке Шевченко свелось к "привет-пока", тоже получила место на кафедре государственного управления. Она, конечно, была умнее меня, потому что вела семинары по матмоделированию и теории принятия решений – это не болтология, там думать и знать надо…

Она не злилась на меня. Когда я узнал, что будем работать вместе, я позвал ее на чай в преподскую столовую и сказал, что мы должны попробовать вернуть все на прежние круги.

– Ну… а ты не будешь выкидывать таких фокусов? – спросила Настя, делая вид, что сомневается – но я уже умел читать ее глаза.

И продемонстрировал ей свой безымянный палец с клеймом Смагиных.

– Ладно. Я тебе верю, – улыбнулась она. – Мир?

На Настином безымянном пальце сверкал аналогичный символ – только не я надевал его ей на палец… Мы скрепили договор пожатием мизинцев. Я не мог без общения с ней, да и ей было нелегко.

И у нас получилось.

Вот так мы и жили-работали в то тихое безветренное время. Смагин спокойно вел проректорские дела, по капельке пережимая у Деда контроль над процессами. Это вызывало вполне понятное, но молчаливое недовольство других претендентов, но мой тесть знал толк в подковерной борьбе и, играя на противоречиях своих недругов, становился все более и более влиятельным лидером – иногда казалось, что даже более влиятельным, чем сам Дед.

Долинский забросил свои прочие дела, и его фирма фактически слилась воедино с "Грифон-сервисом", полностью переключившись на обслуживание бизнеса Смагина, которым руководили Виноградовы. Офис находился в полукруглом здании на углу Артема и Тургеневской, там в основном хозяйничала Инна. Илюха чаще "хозяйничал" за столиком на кафедре финменеджмента – у ассистента достаточно большая нагрузка.

Час от часу, когда конторе нужна была правовая поддержка, наш "луноход" Леша тихо шуршал мозгами в своем рабочем кабинете на Трехсвятительской, и вентилятор шуршал в одном темпе с его извилинами.

А я почти не принимал участия в бизнесе. Когда Смагин понял, что в финансовых вопросах от меня толку, как от гаишника в космосе, доверил мне помогать ему в институтских делах, которые подпадали под неписаную сферу влияния первого проректора. Сюда входили и поступление, и правильное распределение нагрузки, и организованное репетиторство. Не могу сказать, что я этого не любил или не умел – комсомольский опыт помогал. Тем более, эти дела приносили доход, приятное дополнение к зарплате.

Мне приходилось пересекаться с разными функционерами этого беспрерывного процесса – деканами, завкафедрами, методистами. Достаточно тяжело было подстраиваться под каждого, договариваться с ними, нервничать по любому поводу. А когда вдруг тревожные звонки моих клиентов-студентов прерывали благодатный дневной сон, приходилось названивать, передоговариваться, настаивать, упрашивать… Неудивительно, что в таких условиях алкоголь помогал мне расслабиться и почувствовать себя легче.

Но главной моей работой было делать хорошо Танечке, которая, разумеется, нигде никогда не работала. Не хочу рассказывать подробно, но я… в принципе… справлялся с этим… Все-таки, ведь это благодаря статусу зятя Смагина я получил место на кафедре, где в свое удовольствие проводил пары и писал наукообразные монографии и статьи. В отличие от Ильи мне не приходилось разрываться между двумя работами, и при этом мое финансовое положение не страдало – мы с Таней получали регулярные щедрые подачки пожертвования от Смагина.

Одним из таких пожертвований была отданная мне старая машина, о которой я уже упоминал. Я не люблю водить, но какое-то время приходилось. А потом – потом эта машина стала поводом для знакомства с одним важным участником нашей команды, Вадимом Васильевичем.

Вадим Васильевич – очень хороший водитель, которого я встретил в первый год своей работы на должности доцента на Берковцах, когда в выходной день возвращался с похорон одного нашего институтского корифея (я был там без машины), и решил заехать к Леше домой и перекинуть с ним стаканчик холодной водки.

Я собирался было остановить такси на дороге, но мое внимание почему-то привлек старенький оливковый "Фольксваген", дежуривший у выхода с кладбища, и я решил узнать цену. Показалось на мгновение, что я где-то его уже видел…

– Пятьдесят до Соломенского рынка.

– Присаживайтесь, поехали, – неожиданно согласился таксист.

Я сделал порыв к заднему сиденью, но правая задняя ручка не сработала, и я приземлился рядом с водителем.

– Вы, я вижу, с траурного мероприятия? – участливо поинтересовался догадливый таксист, кивнув на темный не по погоде пиджак. – Соболезную. Кто-то из близких?

Я откинул спинку кресла и со смешанным оттенком лени и усталости ответил:

– Относительно близкий. Коллега. Сгорел на работе. Не очень старый, просто не выдержал. Напряженная обстановка. Нервы.

– А вы, простите, где работаете, если не секрет?

Я повернулся, чтобы разглядеть своего извозчика, и за полторы секунды оценил все, что хотел увидеть.

Что ж, этот парень из тех, про кого говорят "человека без возраста": ему смело может быть как тридцать, так и пятьдесят. Волосы не седые, а какие-то серые, торчат коротким ежиком. Глаза желтоватые, болезненные, но на лице ни единого пигментного пятна, ни единой морщины, напротив, здоровый румянец. Малиновая футболка с Че Геварой. Пахнет качественным приятным одеколоном, но не роскошным, разумеется. Руки накачанные. Часы с кожаным ремешком, крупные, немодные. Серебряное обручальное кольцо, рядом, на среднем пальце, еще одно – скорее всего, "Спаси и сохрани". Машину ведет расслабленно, едет быстро, но не лихачит.

– Я работаю в Институте.

– Вы преподаете? – уточнил водитель.

Нет, апельсиновый фреш давлю в столовой! Там я и заработал на костюм от Роберто Кавалли.

Я просто кивнул и улыбнулся.

– Вам нравится? Я и сам когда-то отношение к вузу имел, пять лет был деканом по иностранцам в медуниверситете. Не думал, что сейчас молодые люди идут в науку. Вам, простите, сколько лет? Тридцать?

Это был отличный намек на то, что пора бы мне бросить пить.

– Мне двадцать семь.

– А, ну для мужчины это не оскорбление! – расхохотался разговорчивый таксист. – Тридцать, сорок, двадцать семь… Я и сейчас чувствую себя на девятнадцать! А по виду мне, как, сколько?

– Я бы назвал вас человеком без возраста…

Я был ошеломлен, как четко он прочитал мои мысли. Таксист кивнул, выворачивая руль для поворота:

Назад Дальше