Данная книга является переизданием фундаментального, обобщающего труда по истории Великого Княжества Литовского выдающегося российского историка Матвея Кузьмича Любавского "Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно". В работе в масштабах восточноевропейского социально-исторического контекста X–XVI вв. рассматриваются ключевые вопросы происхождения, становления и развития этого государства: факторы и механизмы рождения державы; эволюция ее основных социальных, политических, правовых структур и институтов; роль уний XIV–XVI вв. и внешнеполитических факторов в исторической судьбе ВКЛ; историческое своеобразие этого государства и его общества по сравнению с Московской Русью и Польшей (XIII–XVI вв.).
Рассчитана на профессиональных историков-исследователей, преподавателей, аспирантов, студентов, магистрантов, краеведов и всех, кто интересуется историей Великого Княжества Литовского, Беларуси, Литвы, Украины, Польши, России.
Содержание:
Академик М. К. Любавский: вехи судьбы и творчества 1
Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно 36
Примечания 133
Матвей Кузьмич Любавский
Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно
Матвей Кузьмич Любавский
(1860–1936)
Редакционная коллегия серии:
А. А. Коваленя (главный редактор серии),
А. И. Груша, В. А. Воронин, Г. Я. Голенченко, В. В. Данилович, А. Б. Довнар, М. Г. Жилинский, Д. В. Карев (ответственный редактор тома), Г. В. Корзенко, О. Н. Левко, А. М. Литвин, А. М. Медведев, М. П. Костюк, М. К. Кошелев, В. Н. Смехович, В. В. Яновская
Рецензенты:
доктор исторических наук Ю. Н. Бохан, доктор исторических наук Г. Я. Голенченко, доктор исторических наук А. Н. Нечухрин
Академик М. К. Любавский: вехи судьбы и творчества
Историографическая традиция и источники изучения проблемы
Преемник В. О. Ключевского по кафедре русской истории Московского университета профессор М. К. Любавский был ярким представителем исторической науки России конца XIX начала XX в. Интерес к творчеству ученого был велик в первое двадцатилетие прошлого века и снова возрос в 60-е годы в связи с развитием вспомогательных исторических дисциплин, в частности исторической географии, и бурным ростом монографических исследований по истории союзных республик (УССР, БССР, ЛитССР). Имя Любавского довольно часто встречается в историографических работах. Однако творческое наследие этого ученого еще не было предметом комплексного научного анализа.
Рукописи исследований материалов профессора М. К. Любавского по истории ВКЛ дошли до нас в очень незначительном количестве. Фактически из всего дореволюционного "литовского" творческого наследия ученого в распоряжении исследователя имеются только материалы к работам по истории Литовско-Русского государства, выписки из архивных источников Книги Записей и Судных дел Литовской Метрики (около 200 листов) и отрывочные материалы из семинара по изучению "внутреннего строя Литовской Руси на основании законодательных памятников" (1901/02 учебный год). Однако из официальных и вполне достоверных источников известно, что М. К. Любавский на протяжении почти трех десятилетий преподавания в Московском университете читал не только спецкурсы по истории Великого Княжества Литовского, но и вел семинары, где разбирались и анализировались важнейшие его источники в учебных 1903/04 и 1908/09 гг. Вне поля зрения как дооктябрьской, так и советской исторической науки осталась тема "М. К. Любавский как историк феодальной России". В значительной степени достаточно полное освещение в историографии получило лишь творческое наследие ученого по литовско-белорусской истории. Знакомство с трудами ученого по истории феодальной России, как опубликованными, так и неопубликованными, убеждает в необходимости специального исследования в этой области. М. К. Любавский около 20 лет жил и работал в годы советской власти. Поэтому комплексный анализ его творчества, помимо заполнения одной из недостаточно изученных страниц истории российской исторической науки периода империализма, дает нам ценную информацию для разработки двух важнейших, но далеко недостаточно исследованных тем советской историографии: "Кризис буржуазной историографии в СССР в 20-е годы XX в." и "Школа Ключевского после Октябрьской социалистической революции".
Недостаточно оценен в историографии и тот факт, что фундаментальные труды российского либерального историка М. К. Любавского существенно подорвали поддерживаемую правительственной Россией "западно-русистскую" версию истории ВКЛ. Нами предпринята попытка путем изучения жизненного и творческого пути ученого выявить некоторые общие тенденции развития исторической науки России конца XIX начала XX в.
Историография темы "М. К. Любавский" сравнительно невелика по объему. В дореволюционной русской историографии обобщающих работ об ученом не было. Есть материалы, которые являются скорее источником для историографического изучения: рецензии, дискуссионные работы и юбилейные статьи.
Отметим, что в дореволюционной русской академической науке М. К. Любавский был хорошо известен как крупнейший специалист и знаток в трех областях исторической науки: истории Великого Княжества Литовского , исторической географии, истории западных славян и как автор оригинальной концепции древней русской истории . Особенно значительными признавались заслуги Любавского в деле изучения Великого Княжества Литовского. Хотя и в этой, казалось бы, наиболее изученной области творчества ученого советскими историками решены далеко не все вопросы, ответы на которые позволили бы воссоздать полноценный "исторический портрет" М. К. Любавского. Прежде всего это вопросы истории создания работ, их источниковой базы, источниковедческого мастерства историка в связи с его методологическими установками, научного "резонанса" исследований Любавского в современной ему историографии. Решение их затруднено крайней скудностью дошедшей до нас источниковой базы для изучения творческой лаборатории ученого. Большинство дореволюционных русских историков были солидарны с оценкой, которую дал "литовскому" наследию ученого С. А. Котляревский. Любавский был официально признан главой научной школы, занимающейся исследованием и разработкой Литовско-Русской истории .
"История западных славян" (М., 1917) М. К. Любавского оценивалась русской исторической наукой начала XX в. в целом очень высоко. Книга была отмечена как "добрый почин", с которого "истолкование истории славян сдвинулось с той мертвой точки, на которой оно пребывало" ; говорилось о талантливом изложении новейшей истории Чехии и Польши . Как первый труд на русском языке, содержащий в себе цельную историю западного славянства, она была признана "ценным вкладом в русскую историческую науку, как картина социально-правовой эволюции западного славянства".
В советской исторической литературе есть немало, большей частью фрагментарных, "заметок"-оценок творческого наследия М. К. Любавского. Иногда они имеют противоречивый характер, что является отражением взглядов тех ученых, которые давали эти оценки, и закономерностей роста самой советской исторической науки, прошедшей через определенные ступени развития .
Первой работой, в которой характеризовалось творчество Любавского, было "Введение в русскую историю" В. И. Пичеты По его словам: "Белорусская историография получила значительное движение вперед благодаря трудам М. К. Любавского, которые составили эпоху в литовско-белорусской историографии и к которым неоднократно будут возвращаться исследователи независимо от того, разделяют ли они точки зрения и мнения Любавского или нет. Вся последующая историография прямо или косвенно идет по пути, проложенному Любавским". В работе В. И. Пичеты была дана и краткая оценка основных трудов М. К. Любавского по литовско-белорусской истории. Особое внимание было уделено магистерской диссертации Любавского. Пичета считал, что московская школа историков в лице Любавского отказалась от того централизма, который преобладал в направлении ее историографии, и стала на путь изучения отдельных составных частей Русского государства.
В докторской диссертации Любавский, по мнению Пичеты, "дает отчетливую картину эволюции самого учреждения", позволяя составить "отчетливое представление как об организации центральных учреждений, так и тех общественных элементах, из которых они состоялись". В. И. Пичета критически подходил к трудам своего учителя. По его мнению, в "Очерке истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно" Любавский почти не касается тех материальных факторов, из которых слагалась общая структура народного хозяйства; отмеченные Любавским экономические мероприятия правительства интересуют его не столько со стороны их экономического содержания, сколько "своим публично-правовым характером".
М. М. Богословский пишет о том, что Любавский "в конце 20-х годов XX в. считается одним из самых видных и выдающихся представителей науки русской истории". Такую репутацию создали ему, по мнению Богословского, две главные заслуги работы по истории Литовской Руси и исторической географии России. В обеих этих областях знаний М. К. Любавский "оставляет после себя глубоко вспаханное поле там, где до его трудов были только первые попытки, первые пробные борозды". Так же, как и Пичета, Богословский утверждал, что от авторитетных и "дающих направление работ Любавского пошли в дальнейшем работы ряда историков: М. В. Довнар-Запольского, И. И. Лаппо, В. И. Пичеты и др.
В двух главных вопросах своих историко-географических работ заселение отдельных областей России и образование политических объединений – по ширине предпринятых разысканий, по полноте добытых данных и точности, с которой они излагаются, М. К. Любавский, по оценке М. М. Богословского, "не имеет себе равных среди его предшественников в области изучения исторической географии России". Изучение подобных проблем создало М. К. Любавскому в конце 20-х годов "положение крупнейшего авторитета в области исторической географии и единственного в ней знатока и специалиста".
1930 год был годом не только крупных перемен в личной судьбе Любавского, но и резкого изменения в оценке его творчества. М. Н. Покровский и его ученики и последователи развернули в эти годы острую борьбу против идейного влияния "буржуазной исторической науки". Ценным и полезным начинанием была попытка освещения идейной платформы русских историков второй половины XIX начала XX в. Здесь ими были достигнуты значительные положительные результаты, но имелись и значительные ошибки, издержки. Примером подобного рода работ, в которых имели место ошибочные, схематичные положения, были труды С. А. Пионтковского. Подвергая критике работы Платонова, Маркевича, Бахрушина, он уделяет внимание также Любавскому, его работе "Образование основной государственной территории великорусской народности. Заселение и объединение центра" (Л., 1929). Он утверждает, что вся ее ценность "не идет дальше установления хронологического списка присоединения к Московскому княжеству отдельных областей и районов", и расценивает продолжение Платоновым, Любавским, Бахрушиным и Маркевичем традиций Ключевского (изучение проблемы колонизации) как "политическое выступление тех, кто до сих пор еще не примирился с окончательной гибелью системы отношений собственности".
В более поздней работе Пионтковский справедливо отмечает трудность "раскладки по полочкам" отдельных "буржуазных" историков по социальному признаку, так как в социальных группировках буржуазии имелись нюансы и прослойки. В области идеологии "эти нюансы и прослойки сплетаются и переплетаются в чрезвычайно своеобразных и причудливых сочетаниях. Отсюда уже не раз получалось, что отдельные фигуры отдельных представителей буржуазной историографии возбуждали целый ряд споров и зачислялись по разным прослойкам". К сожалению, сам автор, делая это верное замечание, не мог избежать политизированного необъективного подхода в оценке места Любавского в русской историографии, заявив, что "политическая программа российской буржуазии в годы нэпа была сформулирована в работах Любавского, Бахрушина и ряда других".
Причисляя Любавского к "социологической" школе Ключевского, Пионтковский включает его в одну группу с такими историками, как Корнилов, Платонов, Ключевский; квалифицирует их как "представителей кулацкой торговой буржуазии", хотя они отличались друг от друга своими политическими взглядами и убеждениями. После работ Пионтковского, вплоть до начала 1940-х гг., имя Любавского фактически исчезает со страниц монографий и статей по истории (за исключением работ В. И. Пичеты).
В 1941 г. вышла книга Н. Л. Рубинштейна "Русская историография", в которой дана в основном верная оценка главных трудов Любавского. Крупной заслугой ученого Рубинштейн считал обращение к "областной" теме, к изучению того раздела нашей истории, который оставался вне поля зрения предшествующих русских историков. В трактовке Любавским темы Литовско-Русской истории Рубинштейн отмечал исходные позиции государственной школы. Рубинштейн считал, что в "Очерке истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно" (М., 1910) Любавский подошел к раскрытию проблемы развития феодальных отношений. Интересна оценка Рубинштейном "Лекций по древней русской истории до конца XVI века" (М., 1915), где, исследуя экономическую и социальную историю Древней Руси, М. К. Любавский попытался в исходную государственную схему включить результаты специальных исследований Павлова-Сильванского, Преснякова, Дьяконова. "Но при всем том, замечает Рубинштейн, он не мог подойти к общему пересмотру всей исторической концепции, к которому уже в начале века пришел Павлов-Сильванский". "Образование основной государственной теории великорусской народности" Рубинштейн оценил как попытку построения общеисторического исследования непосредственно на историко-географическом материале. Но он не дал анализа содержания этой работы.