После этой ночи муж отдалился от нее. По утрам его голос будил ее по радио, рассказывая о том, где особенно перегружена трасса, каких маршрутов следует избегать. Она лежала в постели, изнуренная после ночных хлопот с детьми, и прислушивалась, стараясь уловить хотя бы малейшее изменение в его голосе. Он был точно такой же, как всегда. Тот же ритм, та же тональность; само звучание его голоса говорило: я-помогу-вам-выбраться, вы-можете-положиться-на-ме-ня – то, за что любили его радиослушатели.
Голос звучал точно так же даже в день похорон, равно как и на следующий день. Может быть, его голос изолировал от боли его самого? Шон стояла рядом с мальчиками на краю могилы Хэзер, потея в потоке горячего ветра, окруженная соседями и друзьями. Линн со своим мужем и сыном, заплаканная учительница из подготовительной школы… Дэвид сказал, что ему нехорошо. Он ждал в машине с включенным кондиционером, пока маленький гроб не опустился в землю. Шон старалась не встречаться глазами с Линн. Она держала руки на плечах сыновей, как будто боялась, что они могут ускользнуть от нее.
Ей пришлось все делать самой. Это ей пришлось обзванивать родных и друзей, чтобы оповестить их о случившемся; это ей пришлось заниматься приготовлениями к похоронам. Она была одна с мальчиками ночью и днем. Люди говорили ей, какая она сильная. Она не была сильной. Она была покорной. Просто делала то, что должно быть сделано. Какой у нее был выбор? Дэвид просто отсутствовал в любом отношении, хотя трудно сказать, отдалился он сам или она его оттолкнула. Как бы то ни было, между ними установился непреодолимый барьер.
Однажды она поймала себя на мысли о ружье. Она завладела Шон, стала навязчивой идеей. Мысль о том, что в доме есть ружье, была ее единственным утешением. Если бы не мальчики, можно было бы застрелить Дэвида и себя. Шон находила какое-то мрачное удовлетворение, представляя себе, как пуля пронзает сердце Дэвида, хотя иногда ей приходило в голову, что это будет слишком легкая смерть; он заслуживал более жестокого наказания.
Тика родилась через две недели после похорон. Сэм, смотритель питомника, позвал Шон.
– Анни сегодня утром родила тройню, – сказал он. – И она отказывается кормить одного детеныша.
Шон позвонила Линн и попросила взять мальчиков к себе – она не могла оставить их с Дэвидом, – собрала вещи: зубную щетку, несколько смен белья – и переехала жить в кабинет Ивена. Он был еще в Перу. Она могла спать на его диване, имея возможность всегда прийти детенышу на помощь.
Она и Ивен дошли до буквы "X" в порядке алфавитного крещения новорожденных медных эльфов, но Шон не могла заставить себя думать об именах, начинающихся с этой буквы. Она вздохнула с облегчением, когда ей пришло в голову имя Тика. Пускай Ивен сам подыскивает имена для двух ее братьев.
Она проснулась среди ночи – это была вторая ночь, проведенная ею в питомнике, – и увидела перед собой Ивена. Он сидел рядом с ней на диване, скрестив босые ноги.
– Мне так жаль, – сказал он.
Она села, прижалась к нему, заставила его обнять себя. Впервые за это время она почувствовала себя защищенной.
– Я позвонил тебе домой, как только прилетел сегодня ночью, и Дэвид рассказал мне, что случилось. Я пообещал зайти к вам утром. И вот я здесь. Я так хотел увидеть тебя, узнать, как ты…
Она дала волю слезам, зная, что сдерживала их до поры, пока не почувствует себя в безопасности, пока не появится кто-то более сильный, чем она, кто не согнется под ношей ее горя. Он долго обнимал ее, не говоря ни слова, ощущая ее спину под майкой, гладя ее волосы.
– Как это случилось? – спросил он.
Она все подробно ему рассказала, замечая, как углубляются морщины у него на лбу.
– Дэвиду сейчас не позавидуешь, – сказал он. Шон отпрянула от него.
– Как все торопятся сочувствовать Дэвиду. Человек берется за очень простое дело – посидеть с четырехлетней девочкой на берегу, и он топит ее. Он утопил ее среди бела дня.
– Тс-с. Успокойся. – Он снова обнял ее и усадил к спинке дивана. – Это не выглядело так серьезно, когда ты разговаривала с ним по телефону из Икитоса.
– Он лгал мне.
– Чтобы защитить тебя.
– Ты придаешь слишком много веры его словам.
– Вы двое нуждаетесь друг в друге – и теперь больше, чем когда-либо.
– Боже, я презираю его. Ивен вздохнул.
– Шон, опомнись, ваш брак с Дэвидом – лучший из всех, какие я знаю. Не позволяй этому несчастью разрушить его.
Она молчала, и он снова заговорил:
– Знаешь, о чем я вспомнил, когда ехал сюда?
– О чем?
– Как ты вышла на сцену для получения награды от Зоологического общества, перед телекамерами и всей зоологической элитой, и в это время Хэзер закричала из зала: "Мама, вернись сейчас же! Мне нужно по-маленькому".
Шон улыбнулась, уткнувшись ему в плечо. Никто не говорил с ней о Хэзер. Казалось, все уже забыли ее.
– Как трудно поверить, что ее нет, – продолжал Ивен. – Она была такой живой малышкой. – Он сжал плечи Шон. – Мой любимый маленький примат…
– Ивен… Я хочу, чтобы она вернулась.
– Я знаю.
– Я все время пытаюсь себе представить, каково ей было умирать. Как ей, наверное, было страшно.
Он сказал после минутного колебания.
– Я слышал, что тонуть не так страшно, как может показаться. В первый момент человека охватывает паника, но она скоро проходит, и тогда… смерть наступает плавно.
– Если бы не мальчики, я сама хотела бы умереть такой смертью.
Она почувствовала, как напряглось его тело.
– Не смей даже думать об этом.
– Я не могу думать ни о чем другом.
– Дэвид знает, что ты чувствуешь?
– Дэвид как лед. Он не разговаривал со мной. Он не дотрагивался до меня. Может быть, это оттого, что я не выношу его вида. Я чувствую себя менее одинокой здесь, с эльфами, чем дома.
Ивен отпустил ее плечо и встал. Он начал расстегивать рубашку, и она посмотрела на него снизу вверх, желая понять, прочел ли он в ее глазах облегчение от того, что она больше не испытывает угрызений совести. Она откинулась на диван и стала ждать его.
Они занимались любовью, и она снова почувствовала себя в безопасности. Но потом, когда Шон ощутила его слезы на своем плече, она не знала, были ли это слезы по Хэзер или слезы раскаяния.
11
Шон сразу нашла телефон в аэропорту Икитоса, но номер Линн не отвечал, хотя она набрала его дважды. Времени больше не было: Тэсс уже подготовила документы, необходимые для того, чтобы таможенники пропустили их причудливый багаж: разборные ловушки Шон и Ивена, дробовик и мачете Тэсс и прочие необычные вещи. Снаружи какие-то люди предлагали подвезти их в колясках, прикрепленных к рамам мотоциклов наподобие тех, что возят рикши. Тэсс уверенно провела их мимо и усадила в такси, похожее на старый железнодорожный вагон. В такси пахло прокисшим пивом.
Шон пришлось прикрыть глаза, защищая их от солнца, отражавшегося от белых стен встречавшихся по пути зданий. Она попробует дозвониться из зоопарка Чала, куда они заедут за подсадной обезьянкой.
– Какое чудо, – воскликнула Робин, глядя сквозь грязное стекло. – Посмотрите на этот гибискус.
– Malvaceae, – сказала Мег. Тэсс выглядела удивленной.
– Ты кое-чему научилась, – обернулась она к своей подруге.
– У меня был неплохой учитель. – Мег улыбалась, глядя в окно.
– Джакаранды здесь еще цветут, Шон. – Дэвид обернулся с переднего сиденья, чтобы сказать ей это.
Шон кивнула, не глядя. Она не хотела смотреть на гниющие отбросы и на детей в лохмотьях, стоявших на всех углах. С мальчиками все в порядке. С Линн они в безопасности. Но в последнее время с ними так трудно стало находить общий язык. Понимает ли Линн, как осторожно следует с ними обращаться, какие они хрупкие. Какие они еще, в сущности, дети.
– Мы пообедаем на Плаца де Армас, – объявила Тэсс, посмотрев на часы. – Мой друг Мануэль встретит нас там со своим грузовиком и постережет наши вещи, пока мы поедим и закупим продукты.
Стало немного суше, но жара не спадала, и в воздухе стоял все тот же едкий запах. Гербициды и копоть от горящих деревьев – неизбежное зловоние города, отвоевывающего себе пространство у джунглей. Они вышли из такси перед церковью. С другой стороны улицы им махал рукой человек, сидевший в ржавом грузовике без крыльев и с привязанными веревкой дверцами. Тэсс крикнула ему что-то по-испански, и он улыбнулся, обнаружив ряд великолепных белых зубов на худощавом темном лице. В следующую секунду он уже помогал им загружать багаж в кузов своего грузовика.
Тэсс подвела их к боковой двери одного из зданий, окаймлявших площадь.
– Это лучший ресторан на Плаца, – сказала она, когда они спускались по темной лестнице в подвал. Комната оказалась битком набита плотными темными телами. Запах пота смешивался с запахом жареной рыбы.
– Здесь очень бойко торгуют наркотиками, – сообщила Тэсс с таким видом, будто это была лучшая рекомендация для ресторана.
Она провела их в угол комнаты, где они сдвинули два маленьких столика и уселись все вместе.
– На полу ящерицы! – воскликнула Робин.
– Лучшая защита от тараканов, – пояснила Тэсс. Робин, потирая руки, попыталась сосредоточиться на меню. – В первые дни нам не стоит переедать, не правда ли? – спросила она.
– Вы можете есть сколько хотите, – сказала Тэсс. – Но учтите, это последний городской обед, после которого мы перейдем на рацион джунглей, поэтому я собираюсь наесться до отвала.
– Что вы нам порекомендуете? – спросил ее Дэвид.
– "Писко", для начала, – сказала Тэсс. – Это очень крепкое виноградное бренди. И что-нибудь – не важно что – с аджи и аджо. Перец и чеснок. От них на грудях юных девушек вырастают волосы.
Шон посмотрела на Ивена. Хорошенького гида ты нам подыскал, прочитал он в ее взгляде.
Ивен ответил виноватой улыбкой и повернулся к Тэсс.
– Не скажете ли вы, что из этого меню может выдержать желудок гринго?
Тэсс углубилась в меню и перечислила набор блюд преимущественно рыбных. Они внимательно слушали. Никому не хотелось переспрашивать. Шон заказала креветок, воду в бутылках и кофе. Обычно она не ела подобных даров моря, но во время путешествия ей придется смириться с такой пищей. Именно ею им придется питаться в джунглях.
– Давайте я всех вас сфотографирую за столом. – Дэвид встал со своим фотоаппаратом, когда им принесли напитки. Он попятился задом, прокладывая путь в толпе.
– Взгляни на экспонометр, Дэвид, – посоветовала Мег.
Они улыбнулись в объектив – все, кроме Тэсс, которая с наслаждением потягивала бренди.
– Тэсс говорила, что фотографии дикой природы – новый для вас жанр. – Дэвид, садясь, придвинул свой стул на несколько дюймов ближе к Мег. Тэсс рассказала им, что Мег прошла курс ботаники только для того, чтобы лучше узнать жизнь растений, которые она собиралась фотографировать. Мег кивнула.
– Раньше я занималась в основном портретами или композициями с людьми и архитектурой. И почти каждый уик-энд я делаю свадебные фотографии ради денег. Это довольно удручающее занятие – проводить свои выходные на свадьбах чужих людей.
– Почему? – спросила Шон, подумав про себя, что Мег, вероятно, хотела бы провести время на собственной свадьбе.
– Это удручает меня, потому что глядя на эти пары, я думаю о том, что ждет их впереди. Они женятся, думая, что это навсегда. Делая свадебные фотографии, я пытаюсь угадать, будет невеста спать с грумом через пять лет или через месяц.
Шон присматривалась к Мег. На ней была белая рубашка и оливковые брюки. Светлые волосы свободно ниспадали на плечи. Ее красота производила на Шон странное впечатление, от ее созерцания возникала боль в груди, как после просмотра очень печального фильма. Возможно, дело в глазах. Они были ясными, но в любой миг могли наполниться слезами. Казалось, четкая линия подбородка и жесткие морщинки у губ выдавали то усилие, которое удерживало ее от слез.
– Иногда, – Мег выпила глоток воды, – у меня возникает такое чувство, как будто я могу предсказать их судьбы, наблюдая за их поведением на свадьбе.
– Наверное, трудно сделать хорошие фотографии, когда думаешь, что брак обречен? – спросила Робин.
Мег покачала головой.
– Нет, я стараюсь изо всех сил. Мне хочется думать, что, когда у них что-нибудь не заладится, они посмотрят на эти праздничные фотографии, где они весело смеются и любовно смотрят друг на друга, и постараются все исправить.
– Вы романтик, – сказал Дэвид.
– Еще какой, – сухо отрезала Тэсс. – Я думаю, тебе не повредит, если ты переключишь внимание с человеческих субъектов на растения и животных.
Мег покраснела, немедленно стушевавшись. Шон раздражала та власть, которую забирала над ними Тэсс.
– Наверное, нелегко переключиться на природу, если привык иметь дело со свадьбами, – сказала она. Шон хотелось приободрить Мег.
– Я возлагаю большие надежды на эту поездку. Занятия у Тэсс помогли мне увидеть жизнь растений в новом ключе. – Мег посмотрела на Тэсс; в поисках одобрения, но та только зажгла еще одну длинную коричневую сигарету и бросила спичку в опустошенный стакан.
– Существуют некоторые специальные приемы фотографирования в джунглях, – продолжала Мег. Она повернулась к Дэвиду и стала обсуждать с ним скорость движения пленки, устройство камеры и линзы, которые он захватил с собой. Они употребляли технические термины, и Шон не имела ни малейшего понятия, о чем они говорят. У нее была с собой тридцатипятимиллиметровая камера, которая делала всю работу за нее.
Рынок под открытым небом поражал воображение. Дымно-химический запах города обжигал ноздри. Беглый огонь испанской речи торговцев и вопли детей, болтавшихся под ногами у покупателей, заглушали голос джунглей. Их толкали со всех сторон, темнокожие женщины носили цветастые синтетические наряды, мужчины – хлопчатобумажные рубашки с пятнами пота под мышками.
Они старались держаться вместе, прокладывая путь от одного прилавка к другому, смеялись, рассматривая расписную деревянную мебель, ткани и ювелирные изделия.
– Не купить ли нам это для мальчиков? – Дэвид указывал на набивную пиранью, оскалившуюся острым рядом зубов.
Шон кивнула. Мальчикам это понравится. Но не тащить же ее с собой.
– На обратном пути, – сказала Шон.
Они купили пять дюжин апельсинов у первого же фруктового прилавка.
– Они хорошо сохраняются, – пояснила Тэсс. – То, что не портится, надо покупать в больших количествах.
Пожилая женщина за прилавком лучезарно улыбнулась и протянула им гроздь спелых бананов.
– Нам нужно позеленее, – попросила Тэсс.
Они купили четыре огромных грозди, а также дюжину твердых, как камень, папай и манго и дыни двух разных сортов.
– Нужно закупить еду с запасом, – сказала Тэсс, – на случай, если нам придется задержаться.
– Мы не задержимся, – возразила Шон. – Мы должны вернуться точно в срок.
– Это не всегда бывает возможно, – пожала плечами Тэсс, укладывая в сумку картошку. – Мы едем не в американский город, где по прибытию автобуса можно сверять часы.
– Мы вернемся вовремя, Шон, – успокоил ее Ивен.
– Лук и морковка. – Тэсс указала на овощи. – И чеснок. Надеюсь, все любят чеснок?
Шон была уверена, что если бы даже у всех была аллергия на чеснок, это не остановило бы Тэсс.
За другим прилавком они купили мешок риса и целые кули чечевицы и бобов. За следующим – головку сыра, диаметром около фута; торговец завернул ее в газету.
– Сыр? – Робин выразила сомнение. – Без холодильника?
– Он сохранится. – Тэсс указала на магазинчик на углу рядом с церковью. – Консервы купим там. Еще нужно купить кухонные принадлежности, мачете и фонари. Нам придется разделиться, если мы хотим успеть в зоопарк до пяти.
Робин выбрала в напарницы Тэсс, она следовала за ней как тень, боясь потерять из виду единственного человека, который знал, что он делает. Мег и Дэвид вместе пошли за консервами, и Шон, провожая их взглядом, почувствовала, как темное облачко наплывает на ее сознание. Она попыталась подыскать название для этого чувства. Ревность? Едва ли. Скорее внезапное ощущение потери контроля над Дэвидом. Но разве не этого она хотела?
Шон и Ивен нашли магазин, где продавались фонари и рыболовные принадлежности.
– И ножи, – сказал Ивен, разглядывая выставленные на витрине образцы мачете. Он засмеялся. – Не представляю себе Робин с этой штуковиной в руках. Надо попросить Дэвида сделать пару таких фотографий. – Он потрогал пальцем одно из длинных широких лезвий и выразил торговцу свое одобрение. – Пять. – Он поднял пять пальцев. Затем улыбнулся, глядя на то, как Шон вынимает из ножен индейский нож. – Наконец-то Шон заполучила свой нож, – улыбнулся он.
Она подняла нож, чтобы рассмотреть повнимательнее.
– Чудесная вещь. – От ее дыхания лезвие замутнилось. Она примерила рукоятку к своей ладони. – Само совершенство.
– Два, – попросил Ивен. Шон вставила нож обратно в ножны и прикрепила к своему поясу.
– Посмотри, как я опасна, – сказала она.
– Это еще слабо сказано. – Его рука внезапно коснулась ее шеи, а лицо оказалось так близко, что она почувствовала, как ее волосы цепляются за его бороду. Он быстро отстранился, и она почти физически ощутила напряжение, возникшее между ними.
"Он беспокоится о тебе, – сказала она себе. – Он чувствует свою ответственность за то, что она снова оказалась в Икитосе. Его прикосновение – не более чем жест ободрения".
Они купили рыболовные снасти, вовсе не будучи уверенными, что это именно то, что нужно для ловли рыбы в Даку. Еще – три керосиновые лампы и четыре дюжины противомоскитных сеток. Вернувшись к грузовику, увидели, как Мануэль отгоняет мальчишек от их багажа. Они погрузили свои покупки в кузов. В дополнение к кухонной утвари Тэсс купила несколько бутылок рома и еще немного "Писко", а также нечто, напоминавшее вяленое мясо.
– Это не говядина, – сказала она. – Это чанчо де монте.
– Пекари? – спросил Ивен, но Тэсс отвернулась, не удостоив его ответом.
Может быть, она туга на ухо, подумала Шон, подыскивая хоть какое-то оправдание ее грубости.
Тэсс достала связку черных пластиковых пакетов из тюка с мягкими вещами.
– Укладываем еду в эти пакеты, – скомандовала она. – Все, что мы повезем на каноэ, может отсыреть.
Они упаковали еду, перетянув открытые концы пакетов проволокой, затем отступили назад, чтобы охватить взглядом весь грузовик, заполненный едой и тюками, ловушками и мачете. Мег сделала снимок.
Тэсс поговорила с Мануэлем и, повернувшись к остальным, сказала:
– Мег и я поедем в кабине с Мануэлем. Остальные четверо поедут в кузове.
Они послушно разместились в кузове, прилаживая тюки с мягкими вещами так, чтобы на них можно было сидеть. Шон села рядом с Дэвидом и взглянула на припасы.
– Этого хватит не на две недели, а на два месяца, – улыбнулась она, ощутив приятное чувство безопасности, которого ей недоставало в течение всего дня. Она потрогала рукоятку ножа, висевшего у нее на боку, и приготовилась к отправлению.
Через сорок пять минут они подъехали к зоопарку Чала.
В подсадной обезьянке не сразу можно было узнать медного эльфа. Тропическое солнце сделало ее раскраску более интенсивной, медный цвет превратился в красный, золотой – в оранжевый.
– Должна ли я ее анестезировать, чтобы взять на руки? – спросила она смотрителя.
Он покачал головой.