– Можно, конечно, продолжать биться головой о здешнюю стену. Но это ж не стена! Это болото! Его пробить невозможно! Еще немного, и мне популярно объяснят, что зарплату свою я получаю зря, и нюх потерял, и нечего мне делать с такой "деловой хваткой" в Москве.
Я представил, что навеки застрял в провинциальном хилом филиале, и торопливо отхлебнул еще. А потом еще. Видение не отступало.
– Следовательно, – сказал я себе строго, – нужно срочно что-то менять. Либо сворачивать филиал… за это точно убьют… либо оставлять все на Василия. И чего же я жду? С ним уже договорено, начальство предупреждено.
Чтобы освежить память, я освежил содержимое бокала, а затем – собственное горло.
– А! Вспомнил! Я жду Катю! Послезавтра она вернется, я сдам ей ребенка по описи, а сам брошусь восстанавливать пошатнувшийся авторитет!
Делая обильный глоток, я подивился, как быстро в суете забываются самые толковые планы.
– Осталось дождаться послезавтрева! – отсалютовал я себе пегим от пены бокалом.
Но вместо "послезавтрева" я дождался завтрашнего дня, а вместе с ним – Катиного звонка:
– Как вы там? Справляетесь? Вот и хорошо. Я еще на пару дней задержусь!
Это означало, что и на выходных придется бегать по тренировкам, готовить еду и стирать одежду.
"Вернется, – подумал я, сдерживая ярость, – целый день буду бездельничать!"
В неделю я не уложилась. То есть для себя самой я все решила, осталось только убедить в этом окружающих.
Основной вывод: никому мы не нужны! Нужно сидеть тихо у себя дома и максимум, что делать в Москве – охмурять крупных книжных оптовиков. Но для этого вполне достаточно трех выставок в год с представительскими расходами в пару ящиков коньяка или, еще лучше, в пару ящиков нашей местной водки. В любом случае это обойдется дешевле, чем содержание постоянного работника в столице.
Но шеф у меня въедливый, он потребует обосновать свой ответ, а для этого мне придется встретиться еще с десятком человек, хотя разговоры получаются очень смешные.
– Здравствуйте, я из регионального издательства. А правда вам не выгодно с нами напрямую работать? Вы ведь предпочтете закупать книги в больших книготорговых фирмах, потому что там дешевле и быстрее, а не возиться с мелкими партиями, тем более, что неизвестно, продадутся они или нет? Спасибо, я так и думала.
Вот такой вот маркетинг.
С Сергеем общение совсем не складывалось. Если бы он жаловался, если бы он хотя бы внятно объяснил свои проблемы, я бы ему посочувствовала и попыталась помочь, но он же со мной не разговаривает. Он на меня только рычит!
Я же ему не жалуюсь, что устала, как собака, что меня тошнит от людей и машин, что я по Машке соскучилась и очень хочу домой. В конце концов, я все это для него затеяла. Ради него я решила переехать в этот город, ради него пыталась найти себе здесь какое-нибудь применение. Конечно, с ребенком тяжело, кто спорит. А на что он рассчитывал, когда примчался ко мне, думая, что я беременная? Машка уже взрослая девица, к ней по ночам вставать не нужно, из ложечки кормить не нужно, гулять по несколько раз в день не нужно. А как он собирался растить младенца?
К середине второй недели я поняла, что вместо сочувствия ощущаю злость. В принципе, я могла уехать в среду, но из вредности задержалась до четверга. Накануне Маша мне сообщила, что покупные пельмени не все гадость, есть и съедобные. Я ужаснулась, но успокоила себя тем, что здоровый детский желудок за неделю не испортишь.
Сергей встретил меня на вокзале раздраженный.
– Давай быстрее, я опаздываю на работу.
– С каких это пор ты к девяти на работу ходишь? До моего отъезда ты в это время только вставал.
Ответом было угрюмое молчание. Мы подъехали к дому.
– Давай быстрее, я занесу сумку и поеду.
– Езжай. Только машину оставь мне, у Маши сегодня английский.
– А как я поеду? Ты не могла мне раньше сказать? Я же без машины ничего не успею!
– А ты не мог сам догадаться? Ты вообще можешь хоть чуть-чуть вперед думать? И желательно не только о себе?
Мы вошли в квартиру.
– Боже! – вырвалось у меня, – а нельзя было за две недели хотя бы пропылесосить?
Сергей ушел, хлопнув дверью.
*
Как в хорошем… или плохом?.. как в типичном любовном романе, я считал дни до встречи с любимой. И каждый день случалась какая-нибудь непредвиденная гадость. Первыми кончились продукты. Как человек давно холостой, я прекрасно понимаю, что холодильник – не скатерть-самобранка, еда в ней сама не появляется. При опустошении следует сходить в магазин (местный вариант – на рынок) и затариться поплотнее. Поэтому я и не паниковал. Но тут выяснилось, что холодильник пуст, хотя и полон.
Парадокс объяснялся просто: Машка не хотела есть те продукты, которые у нас еще были. Чаще всего ей хотелось "чего-нибудь вкусненького", а в стандартные пищевые термины она это словосочетание переводить отказывалась. Я купил два килограмма апельсинов. Она с удовольствием съела один. Не килограмм, а апельсин. На мое предложение продолжить искренне удивилась:
– Я же их уже ела! А есть у нас что-нибудь вкусненькое?
В результате каждый вечер приходилось приносить домой по чуть-чуть киви, бананов, винограда и прочей витаминосодержащей еды. Сам я этим питаться не мог и потому добавлял в нашу потребительскую корзину пачку пельменей. Пельмени Машку заинтересовали, и она потребовала порцию и себе. Съела два, надулась и ушла в комнату читать.
Утром, правда, попросила еще. То ли за ночь пельмени повкуснели, то ли ребенок проголодался, но на сей раз была съедена целая тарелка. А когда вечером я предложил Машке вареники, она даже добавки попросила. И правильно! Пища должна быть грубой и простой!
С Машей мы ладили неплохо. Единственное, что меня не устраивало – это необходимость участия в подвижных забавах. В конце концов мы пришли к соглашению: я отвечаю на все вопросы и играю во все игры, но лежу при этом на диване. Я даже научился смотреть телевизор под веселое детское щебетание. Человек ко всему привыкает.
Единственное, что расстраивало девочку – это телефонные разговоры с мамой. Она тут же начинала плакать. Я разделял Машину обиду, но старался не давать воли чувствам. Катю уверял, что все нормально, а не требовал ее немедленного возвращения к семье, как это сделал бы любой нормальный мужчина.
В последнюю ночь перед возвращением мамы ребенок устроил жуткую истерику. Не помню, что послужило поводом, но Маша рыдала в голос и требовала маму немедленно. Какая Катерина всетаки легкомысленная! Утром истерика почти повторилась, но я успел задавить скандал в зародыше, сдал ребенка учителям и помчался на вокзал.
Видно было, что Катя не слишком рада возвращению в пенаты. Она всю дорогу брюзжала, вытребовала машину на весь день (хотя я опаздывал на встречу), а дома еще и принялась пилить меня за якобы беспорядок.
С трудом не сорвавшись на банальную ругань, я отправился на работу на общественном транспорте. Жуткое ощущение! Трясясь на задней площадке троллейбуса, я размышлял о причинах Катиной холодности. Может, она нашла там кого-нибудь? Вряд ли. Таких дураков, как я, еще поискать. А потом выставить на Красной площади с табличкой на груди: "Он связался с провинциалкой, у которой есть ребенок и нет совести".
Весь рабочий день я копил злобу и подбирал нужные слова для холодных ироничных упреков. Перебрав ряд убийственных вариантов, остановился на таком начале разговора: "Теперь понятно, почему ты не надела обручальное кольцо!" "Почему?" – спросит она. Дальше я не придумал, но все равно эффектное начало.
С работы специально вернулся попозже. Если спросит, скажу, что за эти две недели накопилась критическая масса нерешенных проблем. Думаю, намек очень прозрачный. Но начну все-таки с обручального кольца.
Дверь я открыл своим ключом – было уже время укладывания Маши. Ступил в прихожую и остановился. Наверное, у меня действительно был бардак. А теперь стал порядок и уют. Или это Катины духи создают такую атмосферу? Подумать я не успел. Из Машиной спальни выскользнуло мое чудо в желтом халате и беззвучно прижалось ко мне.
Вместо убийственной фразы про кольцо я – совершенно неожиданно для себя – прошептал:
– Как я по тебе соскучился!
– И я! – Кошка уткнулась носом промеж моих ключиц. – И я тоже! Мяу! Какой ты небритый!
**
Оставшись одна в пустой квартире, я несколько поостыла. Чего это я в самом деле с порога на человека кидаюсь? Он и так герой, почти две недели с ребенком сражался! Подумаешь, не пропылесосил!
На кухне на тарелочке лежали запеченные бутерброды с сыром. Сергей мне даже завтрак приготовил! Я просто свинья…
С такими невеселыми мыслями я потащилась в магазин, чтобы загладить вину вкусным ужином.
Стандартный набор действий – уборка, закупка, готовка – занял стандартные три часа. В двенадцать я логично рассудила, что если нужно в час забрать из школы Машу (а просить об этом бабушку в день приезда просто преступление по отношению к ребенку), то идти сейчас на работу глупо. Я ограничилась телефонным звонком.
– Я одного не понимаю, – сказал директор, выслушав мой пятнадцатиминутный отчет о поездке, – почему ты радуешься? Работа ведь планировалась для тебя лично. А если ее не будет, то что ты собираешься делать в Москве?
– Ничего.
– И что, в сентябре на выставку не придешь?
– Приду. Посмотреть.
– А на "Non fiction" уже приплетешься, обливаясь слезами, и я буду в буфете отпаивать тебя дорогущим кофе? А ты мне будешь рассказывать, что дома сидеть не можешь.
– А вдруг могу?
– Ладно, у тебя есть еще немного времени на раздумья. На работу придешь?
– Не-а.
– Ну и не надо… Не больно-то и хотелось… Завтра в девять, как штык. Будем план на выставку писать. Нужно тебя использовать, пока ты еще здесь.
– Есть, шеф!
Я забрала из школы Машу, которая приклеилась ко мне, как обезьянка, и расплакалась.
– Ой, мамочка, я так соскучилась. Ты же обещала больше не уезжать! Давай сегодня никуда не пойдем, я хочу с тобой.
– Давай. Только зачем я тогда забрала у дяди Сергея машину?
Весь день мы провисели друг на друге. Маша рассказывала мне "смешные" истории про то, как они жили с дядей Сергеем, я потихоньку наводила порядок в квартире.
– Представляешь, мама, он мне с утра дает одежду. Вот эту блузку и синие колготки. Я ему говорю, что здесь пуговки красненькие, значит и колготки должны быть красненькие. Ведь правда?
– Бедный дядя Сергей!
– Не бедный. Я ему во всем помогала. Я посуду мыла два раза… Просто чистой не было… А еще он сказал, что на восьмое марта подарит мне телефон! Чтобы я больше не терялась.
– А ты терялась?
– Так… Чуть-чуть. Пару раз. Ну я же не могу стоять на месте и ждать, пока он приедет!
Сергей пришел поздно – холодный, небритый, голодный. Сразу захотелось его накормить и согреть. И рассказать, что он у меня самый лучший… И еще много чего захотелось.
Вот так они – в смысле женщины – и правят миром. Подластятся, поплачут, прижмутся к тебе… А потом оказывается, что все вышло по щучьему велению, по женскому хотению. Есть у меня друг, который недавно отметил десятую годовщину утраты независимости. Сидят они с супругой, вспоминают, как оно было все эти десять лет, и вдруг он напрягается и заявляет:
– Слушай! Мы же все время живем так, как тебе хочется!
– Конечно, – отвечает жена. – Это же нормально. А помнишь, как мы…
Мой друг (между прочим, человек напористый и топ-менеджер) устроил тогда жуткую истерику. Но потом они быстро помирились и стали жить по прежнему сценарию, в угоду слабой половине семьи.
Все это я вспоминал, добираясь на следующее утро на работу. Постепенно стали всплывать подробности вчерашнего вечера. Например, я совершенно не разозлился, когда выяснилось, что машину я Кате оставлял зря – ни на какую работу она не ездила, а просидела с Машкой дома. А как было злиться, если мне сообщили об этом в такой момент, когда… Словом, в этот момент я был со многим согласен. Я даже признал себя виновным в наведении внутриквартирного бардака. И опять забыл сообщить, что сворачиваю свой эксперимент в провинции и возвращаюсь в Москву.
По работе я бродил, флегматично выслушивая новости и проблемы. На большую часть сообщений реагировал вялым пожатием плечами. Чего напрягаться, если меня здесь не будет через… А когда я собираюсь валить отсюда? Я даже остановился посреди офиса, пытаясь увидеть ответ на белоснежном потолке. Когда этот испытанный способ ответа не дал, пришлось звонить руководству и обсудить сценарий возвращения с ним.
– Давай завтра! – тут же ответил мне директор. – Выставка на носу. Мне каждый человек дорог.
– Завтра? – я откровенно растерялся. – Так выставка еще через три недели.
– Не "еще", а "уже"!
– Да мне дела еще сдать нужно.
– За три дня управишься? Вот и приезжай!
– В пятницу?
– Что-то ты там совсем раскис, Сергей Федорыч! И что, что в пятницу? А не нравится в пятницу, приезжай в четверг! Все, давай, у меня люди.
Директор был прав. Отвык я от такого темпа. Чтобы начать процедуру передачи дел, мне понадобилось два часа. Василий выслушал меня со сдержанным энтузиазмом.
– Ладно, передашь. Только не сегодня же! День уже почти закончился. Давай завтра. После обеда. Или послезавтра. Хотя там уже конец недели. Может…
– Не может. Я послезавтра уезжаю.
– Какие вы шустрые, – вздохнул мой преемник, – ладно, давай начнем сегодня.
Со сдачей дел пришлось провозиться до позднего вечера, и все равно ничего толком передать не успел. Глянув на часы, мы хором охнули и улетели успокаивать своих женщин.
Особенно хорошо это получилось у меня.
– Все, – заявил я с порога, – через день уезжаю в Москву.
– Когда вернешься? – поинтересовалась Катя, хмурясь на мою грязную обувь.
– Никогда. Теперь уж вы к нам. Я теперь опять в Москве работать буду.
Катя отреагировала адекватно.
**
Теперь я точно знаю, как чувствует себя человек, если ему по голове стукнули мешком с мукой. Не больно – он мягкий, но в глазах темно и колени подкашиваются. А еще звездочки перед глазами: то ли мука не осела, то ли силу удара не рассчитали.
Мозг отказывался воспринимать информацию.
– Когда ты вернешься?
– Никогда.
Что еще сказать? Что спросить? Я впала в ступор. Я была потрясена так, что даже плакать не моглось. Сергей прошел в комнату, переоделся, помыл руки, пришел в кухню, а я так и стояла в коридоре, пытаясь осмыслить слово "никогда". Так нельзя, это не по-человечески! Взять и вывалить это на меня в тот момент, когда я совершенно не была к такому готова! Объяснил бы что-нибудь, смягчил бы удар. Сказал бы по крайней мере, что-то вроде: "Катя, ты очень хороший человек, но…", а то сразу "никогда".
– Кать, я тебя в третий раз спрашиваю, что мне есть – сосиски или сырники? Что Машке оставить? Эй, ты где?
Какие сосиски? Какие сырники? Он что, еще собирается покушать напоследок? Дорогая, я от тебя ухожу, только сначала поем! Совершенно не раздумывая, я схватила со стола тарелку и шахнула ее об пол.
– Хрен тебе с маком, а не сосиски! В Москве поешь!
Сергей разобиженно похлопал на меня глазами и гордо удалился в комнату, где ночевал, когда приехал.
Я дрожащими руками помыла посуду, приняла душ и, глотая слезы, свернулась калачиком в холодной одинокой постели.
Как же так? Я должна попытаться поговорить? Но он же сказал, что никогда не вернется, о чем еще спрашивать?
Но я же люблю его! Неужели вот так просто возьму и отпущу? Я должна попытаться уговорить его взять меня с собой!
А с другой стороны, я представила себе, что сейчас спрошу: "Сергей, а ты не хочешь жить с нами вместе?", а он ответит: "Не хочу". Меня от ужаса затошнило.
Нет, сейчас не могу. Потом, потом, не сейчас… Утром поговорим.
Машка пришла ко мне под бочок в три часа ночи.
– Мама, а куда дядя Сергей ушел?
– Он не ушел, он спит в другой комнате, – пробормотала я.
– Да нет, он оделся и куда-то пошел.
Я вылетела из комнаты и наткнулась на пустой диван. Никогда не думала, что можно одеревенеть от страха.
А вдруг он больше не придет?
– Ма-а-м, где ты?
– Иду.
Я уткнулась носом в Машку. Какое счастье, что она у меня есть. И никуда не денется.
*
Женщины – это не загадки.
Это ловушки. Это волчьи ямы, капканы и противопехотные мины, запрещенные уж не помню какой конвенцией.
Только что все было хорошо, мы поговорили о том, что мне придется вернуться в Москву – и вдруг скандал и ужас! Или до нее так долго доходило? Не знаю, раньше Катя тугоумием не отличалась. Или это пресловутый менструальный синдром? Ну с чего было на невинный вопрос об ужине устраивать истерику и бить об пол тарелку с аппетитно пахнущей картошкой? Не нравится что-то – так скажи, зачем еду переводить.
Я, конечно, гордо удалился, но обида осталась. Обида без обеда – обида вдвойне. Через некоторое время я понял, что голод заглушает обиду. Как назло, в этой приемо-сдаточной суете я совсем забыл пообедать. А картошка была тушеная. До сих пор пахнет. Или это обонятельные галлюцинации? Тайком сходил на кухню проверить и убедился, что пахло действительно заманчиво.
Я даже собрался вскрыть холодильник и заморить найденного в нем червячка, но гордость вперемежку со страхом удержала. А ну как проснется хозяйка и начнет опять посуду крушить? У меня появилась идея получше. Стараясь не шуметь, я быстренько оделся и рванул в ближайший "ночник". Набрал там рыбных консервов в масле (здравствуй, студенческая молодость!), хлеба и пива. Впервые решил попробовать местного. Так себе пиво, хорошо, что сообразил взять четыре бутылки, количеством заглушил недостаток качества.
Сидя на кухне, я размышлял о странном поведении Кати.
На середине четвертой бутылки я все понял: она издевается. Унижает меня, показывает, кто в доме хозяин. Дрессирует, так сказать. От возмущения я чуть не поперхнулся сардинеллой и решил, что так дело оставлять нельзя. Но за собой на всякий случай все-таки убрал.
Поутру я проснулся от возни в коридоре – мои женщины собирались уходить, даже не удосужившись разбудить меня. Да и завтрак, судя по всему, не ждал меня разогретым или хотя бы готовым к разогреванию. И я решил показать, на что способен, гордый, самостоятельный, голодный мужчина с похмелья.
– Раз так, – сказал я, выходя в прихожую, – верни мне, пожалуйста, обручальное кольцо!
Я ожидал, что Катя расстроится от этого заявления (на то и было рассчитано), но никак не думал, что она свихнется.