**
Следующая бригада строителей была лучше, но только потому, что они принадлежали к братскому славянскому народу.
– Гей! У меня все хлопцы – молодцы! – тонко шутил бригадир. – Да и у тебя мужик, я вижу, гарный, – шутил он еще изысканнее, намекая на мой живот.
Я озверела. Через десять минут разговора я сказала, что если он пошутит еще раз, платить не буду. Петрович тяжело вздохнул и начал переговоры. Выяснилось, что гарна бригада хлопцев делает все. Только кафель не кладет – "так це ж цяжко", окна не вставляет – "так це ж уметь надо" и пол не циклюет – "так це ж машинка нужна".
– Обои клеить умеете?
– Ато! Только дорогие не надо, ато еще попортим… Люда, которая присутствовала при разговоре, была лаконична.
– Пошли на … – заявила она, преданно глядя в глаза бригадиру.
– А?
Люда повторила, добавив несколько эпитетов. Рассказала, что она думает о бригадире, о его мыслительных способностях, а также о том, что по ее мнению должна делать вся эта бригада, вместо того чтобы пудрить людям мозги, что они якобы умеют делать ремонт. Хлопцы слушали ее в немом восхищении. Было похоже, что Люда сильно обогатила их лексику, и если бы они могли, то непременно записали бы себе несколько выражений.
После их ухода мы втроем – я, Люда и Петрович – угрюмо сидели на кухне и пили. Я чай, а остальные водку, закусывая шпротами из банки.
– Неделя прошла, – констатировала Люда, – и что мы имеем?
– Окна послезавтра ставить придут, – сказала я.
– Окна – это самое простое. Это два дня работы. Кафельщик нужен. И маляры. И чтоб они одновременно работали. Сначала здесь, а потом у меня. То есть у вас. То есть пока у вас… Тьфу, я уже сама запуталась в наших квартирах, где чья. Вы обои выбрали?
– Завтра поедем покупать.
– Валяйте. А ты, Петрович, ищи рабочих. Простых русских парней. В идеале евреев.
Когда я поднялась к себе на этаж, меня ждал сюрприз в виде Машки, сиротливо сидевшей на ступеньках.
– Ты как сюда попала? – обалдела я.
– С бабой Ирой. Я соскучилась. Очень-очень, – Машка уткнулась в меня. – Она пошла телефон искать. Я домой хочу.
– Нет у нас теперь дома… Пойдем, я тебе покажу твою новую комнату. Только бабушку дождемся.
Бабушка появилась через пять минут.
– Ой, Катенька, а мы решили приехать. А то скучно стало. Что-то ты поправилась.
– Конечно, поправилась. Уже четыре месяца.
– Чего?
Похоже, сын общается с мамой еще реже, чем я думаю.
– Э-э-э… Я вам Сергей ничего не говорил?
– О чем?
– Ну, что мы квартиру покупаем…
– Зачем?
– Понятно… Пойдемте чай пить. Расскажу по порядку.
Следующие два часа мы отпаивали чаем совершенно ошарашенную бабушку, которая с суеверным ужасом рассматривала мой живот. Я так и не поняла, что ее так пришибло, но она категорически отказалась смотреть новую квартиру и, придя в себя, немедленно уехала домой.
Я ужасно обиделась. Могла бы и поздравить. В конце концов, это ее первая родная внучка. А потом мы с Машей отправились смотреть новую квартиру и остаток дня провели там, придумывая, как и куда мы поставим вещи. А потом Машка притащила краски и со словами "Когда еще придется!" – нарисовала на обоях огромную картину о том, как мы с ней и Сергеем укладываем спать маленькую Наташку. За этим занятием нас и застал вернувшийся с работы будущий папа.
*
Большую часть рабочего времени я угробил на решение финансового вопроса. Деньги мне, в общем, дать решили, но и условия поставили феодальные. Взамен обязали подписать контракт на четыре года. И до окончания этого срока я не мог уйти из компании под страхом штрафных санкций, которые, по-моему, превышали мои доходы до конца жизни – и то при условии, что я установлю рекорд долголетия. Если же попытаюсь уйти, не заплатив… Словом, пытаться не стоило. О таких мелочах, как солидные ежемесячные проценты, уж и не говорю.
Я долго торговался, звонил в головной офис в Питере, пытался придумать какой-нибудь другой способ добыть деньги, но все было зря. Руководство почуяло, что есть возможность взять ценного работника за жабры, и не собиралось эту возможность упускать. Кстати, они меня могли выставить в любой момент и потребовать единовременного погашения долга. Против этого пункта я восстал, как Гарибальди, и хоть здесь смог одержать маленькую победу. В остальном победило руководство.
Я добровольно продал себя если не в рабство, то в крепостные.
Уже в конце дня вяло просмотрел ежедневник и с ужасом обнаружил запись: "Строители!". Искать бригаду в восемь вечера было поздновато. Я отложил поиски на завтра.
А потом навалилось столько работы, что времени хватало только на переписывание в ежедневнике слова "Строители" со страницы на страницу и добавление восклицательного знака. Однажды утром я прочел между "Тестирование верстальщиков!" и "Проверить бюджеты!" отчаянное "Строители!!!!!!!!". Это был сигнал бедствия. Тем более что на следующей странице краснело: "Покупка квартиры".
Я решил послать все к черту, сесть на телефон и решить-таки проблемы с ремонтом.
Для бодрости духа позвонил сначала домой.
– Катя! Я по поводу строителей…
– Не волнуйся, я еще вчера выгнала вторую бригаду.
– Золото ты мое! А почему выгнала?
– Криворукие идиоты.
Подробности я решил не выяснять, но поморщился. Что-то супруга в последнее время стала злоупотреблять бранной и просторечной лексикой. То есть очень зло употреблять.
– А первая бригада?
– То же самое, только еще и по-русски не понимают. Еще и разозлили меня, ублюдки!
Я опять поморщился. Как бы это намекнуть Кате, чтобы она повежливее разговаривала? Все-таки дети кругом. Даже внутри.
– Не волнуйся ты так, – нашелся я, – тебе вредно ругаться.
– А я и не ругаюсь. Если что, с ними Люда ругается.
– Бывшая хозяйка? А этих… работников тоже Люда подбирала?
– Нет, это Петрович. Завтра обещал новых подобрать. Положив трубку, я навсегда вычеркнул вопящее слово из ежедневника и из своей жизни. Пожалуй, в браке есть некоторые преимущества. Вот Катя – взяла и сама организовала ремонт квартиры!
Подумал и улыбнулся. Ну да, "сама". Деньги нашел я, строителей ищет Петрович, а ругается с ними Людмила. А в целом, конечно, "сама". Идеальный менеджер.
Может, мне жену после декретного забрать к себе руководителем проектов?
**
Главным событием следующей недели стала очередная бригада рабочих. Бригадир мне понравился – немногословен и деловит. На вопрос, когда они могут начать работать, ответил: "Сегодня".
– Вот и чудесно! – согласилась я. – Давайте я вам все покажу, вы начинайте, а мы с Машей поедем в школу на собеседование. Значит так, вот эти обои в эту комнату, эти в эту, а вот эти вот сюда, это детская. Кухню пока не трогайте. Понятно?
Бригадир кивнул. Что-то в его кивке мне показалось подозрительным.
– Давайте еще раз. Вы сегодня, наверное, клеить еще не будете?
Кивок.
– Тогда вы сдирайте старые обои, а мы поедем. Да? Кивок. Мы с Машкой отправились к двери, уже у порога нас остановило жалобное:
– Э-э-э…
– Что? – обернулась я.
– Так а чего делать-то?
– В смысле?
Я смотрела в абсолютно прозрачные глаза рабочего и у меня в сердце поселялась страшная тоска.
– Ремонт делать где? – повторил бригадир.
– Ремонт делать везде.
– А-а-а…
– Вы обои клеить умеете? Кивок.
– Так вот. Нужно переклеить обои во всех комнатах. Это понятно?
Кивок.
– Что тогда непонятно?
Молчание.
– Так мы пойдем?
Молчание. Рабочий угрюмо переминается с ноги на ногу.
– Так вы скажите, что делать, и идите.
На меня напал спортивный азарт. Интересно, смогу я ему объяснить или нет?
– Нужно взять вот эти обои и наклеить их на вот эти стены. Понятно?
– Ну что вы так говорите, как будто я тупой! Действительно, чего это я?
– Повторяю еще раз. Кухню не трогайте, в комнатах переклеиваете обои. Старые снимаете, новые клеите. Давайте разнесем обои по комнатам, чтобы вам было легче. Берите вот эти обои и несите их сюда.
Мужик с просветленным лицом взял и понес. Видимо, я, наконец, дала достаточно четкие инструкции.
– Так. Теперь берите вот эти обои и несите их туда. Отнес. Вернулся со счастливым выражением лица.
– Начинайте вот с этой комнаты. Понятно? Кивок.
– Понятно.
Пауза. Только я собралась уходить…
– А что в ней делать?
От сумасшествия меня спасло своевременное появление Петровича, который заглянул узнать, как мне понравились новые рабочие.
– Катенька, ты только не волнуйся. Я тебе кафельщика нашел. Русский. Честное слово. Хороший мужик, обстоятельный. Отставной военный. Приедет завтра в девять утра, так что нужно срочно ехать закупать плитку. Маша, поедем плитку покупать?
– Ура! Поехали! А этот дядя тоже поедет?
Я вздрогнула и вспомнила про бригадира, который стоял в том же месте комнаты и ждал дальнейших распоряжений.
– Петрович, объясни ему, что он нам не подходит, а мы тебя на улице подождем, – быстро сориентировалась я и выскочила из квартиры.
*
Слушая за ужином весело-злую трескотню жены, я вдруг подумал, что теперь мы с ней живем совершенно отдельными жизнями. Она гоняет строителей, а я решаю на работе какие-то финансово-производственные проблемы. До свадьбы оно не так было. Были общие интересы. Цели общие.
– Катя, – перебил я рассказ о чем-то из мира ремонта, – ты меня любишь?
Катя, которая как раз показывала в лицах тупого бригадира, захлопала глазами.
– Что-то случилось? – спросила она. Я замотал головой.
– Любит! – пришла на помощь Машка. – И я люблю. Так что там дальше было, мама, рассказывай!
Я продолжал изображать внимание, а сам пытался понять, что же нас теперь объединяет. Регистрационный штамп? Место жительства? Это, конечно, да, но проблемы-то теперь у каждого автономные. Я за Катю ребенка не выношу, деньги она за меня не заработает…
– А чего там у Наташки с Марашкой? – вспомнил я. – Чем все кончилось?
– Да не кончилось у них, – нахмурилась Катя, – задурил ей твой Марашко голову.
– Ты же сама просила ее взбодрить!
– Взбодрить, а не голову дурить! Что-то у них там серьезное намечается. По-моему.
Я ожил. Вот она, наша общая проблема! Мы ее вместе заварили, нам и расхлебывать. Я набрал Шурин домашний номер. Там было глухо занято. Тогда я перезвонил на мобильник.
– Привет! – заорал поэт. – А мы тут как раз чай пьем, о вас говорим!
– Вы – это кто?
– Мы с моей киской, – Шура перешел на грудное журчание, – с лапушкой моей!
"Действительно, – подумал я, – серьезно у них!"
– И что вы про нас говорите?
– Завидуем. Любовь у вас. Страсть. Ребенок общий. Вторая молодость!
Марашко захихикал.
– У нас вторая молодость, – сказал я, – а у тебя второе детство. Или ты еще из первого не выбрался? Ладно, пока. Наташке привет!
Я положил трубку и собирался доложить свои соображения Кате, но обнаружил только Машку.
– А куда мама делась? – спросил я.
– Пошла тете Наташе звонить. А давай теперь поиграем. А то ску-у-учно.
– А у бабушки Иры весело было?
– У твоей мамы? – не преминула уточнить маленькая ехидина. – Да, там со мной играли, кормили. Там детей много всяких.
– Так чего ж ты там не осталась?
– По маме соскучилась. Давай хотя бы в слова поиграем! Лучше в рифмы.
– Пакля! – тут же вспомнил я Незнайку.
– Спектакля! – по хитрой роже Маши было очевидно, что эту хохму она знает. – Теперь я. Солнце.
– Донце, – на сей раз я процитировал Маяковского.
– Нет такого слова!
– Есть. Даже стихи есть, – я продекламировал фрагмент про "дней последних донце".
Машка набычилась и, не найдя других аргументов, врезала мне по плечу. Пришлось идти врукопашную. На визг появилась хмурая мама. Она быстро навела порядок и со скандалом загнала ребенка в ванную. Действовала Катя при этом сурово, порывами до свирепости.
– Ты чего? – удивился я.
– Я-то ничего. А вот твой поэт… У Наташки ребенок будет!
– Ну и хорошо! Будут дружить с нашим.
– С нашей.
– С нашим ребенком. Трагедия в чем?
– Ты что, не соображаешь? – Катя, как обычно, очень похорошела от ярости. – У Наташки же свой мужик есть. А тут Марашко твой, женатый, между прочим! И что она теперь своему… м-м-м… Андрею скажет?
– Пусть скажет, что это от него.
– Да они не встречались уже черт знает сколько!
Я почувствовал, что не в силах вести бессмысленные споры.
– Признаю, – повесил я буйну голову, – моя ошибка. Завтра же пристрелю Марашку, а Наташкиному мужику скажу, что ребенок, например, от тебя.
– Какие все остроумные! – Катя не была расположена шутить. – Прямо сейчас позвони этому уроду и скажи… Сам знаешь что сказать!
Я уже был не рад, что нашел для нас с Катей такую животрепещущую общую проблему.
**
Вопросом, люблю ли я его, Сергей меня сильно озадачил. Я задумалась и обнаружила странную вещь – мы в жизни перестали пересекаться. До такой степени, что мне даже не приходит в голову с ним посоветоваться по поводу, например, плитки. Мы ее купили с Петровичем и Машкой, то есть я заплатила, оформлял все Петрович, а выбирала Маша.
Я от изобилия через десять минут одурела и вообще перестала соображать. Как хорошо было при социализме! Если и был выбор, то примитивный: вам какую плитку, синенькую или зелененькую? О рисунке, размере и прочих глупостях речь не шла. Если бы не ребенок, я бы ничего не смогла купить, я бы заплакала и ушла, не в силах осмыслить это безумное и ненужное многообразие. Но Маша, видимо, принадлежит уже к следующему поколению, она быстро сориентировалась, заявила, что хочет плитку с пингвинчиками, и я почти не удивилась, когда мы ее нашли. Представляете, лет бы двадцать назад такой каприз!
Я, когда была маленькая, обожала рассматривать немецкие каталоги, которые валялись у моей бабушки. Это было что-то невероятное! Тапочки под цвет пеньюара, полотенца в ванне под цвет кафеля, цветное постельное белье… А школьные принадлежности! За любой пенал, который был там сфотографирован (и которые сейчас за копейки продаются во всех магазинах), любой школьник заложил бы не только душу. Это сейчас шариковые ручки и майки раздаются на всех презентациях, а я хорошо помню, как у нас в городе году в девяностом проходила выставка "Компьютеры в жизни США" и люди душились в очереди, чтобы получить бесплатный пакетик (!), буклетик и значок. Убивались просто.
Короче, трудное у нас было детство, не готовы мы еще к такому изобилию.
– Сергей, как ты относишься к пингвинам? – завела я разговор.
Дело было вечером, когда Сергей уже притащился с работы.
– Нормально.
– То есть, если у нас в ванной будут пингвины, это нормально? В туалете не нужно, там что-нибудь поспокойнее, а вот в ванной, я думаю, в самый раз…
Я сама себе прервала на полуслове, потому что Сергей смотрел на меня расширенными от ужаса глазами, явно воображая небольшую колонию пингвинчиков, весело бултыхающихся среди льдин.
Минут через десять, когда мы с Машкой наконец отсмеялись и показали ему образцы кафеля, он пришел в себя.
– Ну, девчонки, вы даете! Ладно, пингвины так пингвины. Вы ведь все уже купили, теперь-то чего спрашивать.
Действительно, чего… Какой-то гадкий осадок от этого остается. Как будто мы общежитие строим, а не совместную квартиру. Я ведь жить буду не с Петровичем и не с Людой.
Только я собиралась поделиться своим горем с Наташкой, как нарвалась на очередное потрясение. Подруга взяла трубку крайне бодрая.
– Мы тут отмечаем. Чаем.
– Что? Почему чаем?
– А мне теперь тоже пить нельзя. -?
– Ладно, все, колюсь. Я тоже беременная. Ура?
– Э-э-э… Ура… А-а-а… Уф, ты меня ошарашила. Давно?
– Месяц. Вот это мы и отмечаем.
– Поздравляю.
Дальше я еще что-то автоматически говорила, а сама пыталась сообразить. Если месяц, значит забеременела она сразу после своей депрессухи. С Андреем она уже тогда не общалась, то есть из всех возможных пап остается Марашко. Вот ужас-то! Во-первых, женат, во-вторых, раздолбай редкостный, в-третьих, мы их сами зачем-то познакомили. Хотели как лучше, получилось как всегда.
А может, еще не поздно? Может, еще можно позвонить Андрею, он вернется и вытурит Марашку. Не может же Наталья серьезно любить этого придур… Дурака этого.
*
– Ты можешь пять минут быть серьезным? – спросил я Марашку.
– Я всегда серьезен.
– Да нет; на самом деле!
– Я на самом деле.
Я посмотрел на трубку, не веря своим ушам. Мы сказали уже по две фразы, а Шура ни разу не попытался выпендриться. Может, я номером ошибся?
– Это очень важно, – на всякий случай уточнил я.
– Я слушаю.
– Понимаешь, шутки шутками, но ты все-таки женат. Трубка молчала.
– Ты меня слушаешь?
– Да, конечно, – ответил Марашко, – продолжай.
– Дело серьезное, так что будь любезен не ерничать.
– Да, понимаю. Я совершенно серьезен.
"Сейчас что-нибудь ляпнет! – понял я. – Ну что за несолидный тип!"
– Я тут узнал, что Наташа… короче, она беременна.
– Да, знаю, я ее уже поздравил.
– Aгa… И чего теперь?
– Как чего? Будет рожать. У нее такой возраст, тянуть опасно, а то второго раза может и не быть.
Шура был таким рассудительным, что это не могло не быть издевательством. А я по-прежнему не понимал, как он меня дурит. У меня аж скулы свело.
– А ты?
– А что я? У меня жена, ребенок.
– И ты не будешь с ней теперь встречаться?
– Почему? Если пригласит, зайду в гости. У нее же мужик есть.
– Да, только учти, что у нее мужик есть. То есть… ты уже знаешь?
– Безусловно.
Вот это "безусловно" добило меня окончательно.
– Хватит иронизировать! – заорал я. – Что за мода: устраивать из всего балаган? Влез в чужую жизнь и еще демонстрирует свое остроумие!
– Минуточку, – сказал Марашко. – Я просто выполнял твою просьбу.
– Нечего на меня валить! Ты что, маленький мальчик? Не можешь отвечать за свои поступки?!
– Я не понял, что ты от меня-то хочешь?
– Да пошел ты… – я чуть не назвал точный адрес, но вовремя заметил боковым зрением заинтересованную Машкину физию.
Некоторое время я провел в ванной, держа голову под струей воды.
На выходе меня встретили мои женщины.
– Ну как? – спросила Катя.
– Ничего, – ответил я, – немного успокоился.
– А ты мокрый! – обрадовалась Машка. – Ай, не брызгайся.
– Кто успокоился? Маша, отвали от дяди Сережи. Я вообще-то про поэта твоего спрашивала.