Изящные брови Од вопрошающе поползли вверх. Ее гостья продолжала:
– Загадочная смерть инквизитора, который должен был мне… вам служить. Я не верю в эти глупые россказни о встрече со случайным убийцей. Неимоверная милость, оказанная мадам де Суарси Божьим именем. Эта пронырливая сестра-больничная, оказавшаяся гораздо опаснее, чем я полагала, судя по ее самодовольству. Изнасилование, а затем удушение служанки Мабиль из дома Эда де Ларне. Она оказала мне неоценимую помощь, приведя своего хозяина туда, куда я и хотела, к покойному Никола Флорену. Она также раздобыла для меня несколько осколков стекла из окон прихожей мадам де Суарси. Толченое стекло, добавленное в мясную котлету или ломоть хлеба, становится беспощадным оружием. Одним ударом мы убивали двух зайцев, поскольку в случае необходимости мы могли бы и это вменить в вину мадам де Суарси. Видите ли, и в случае с Мабиль гипотеза о бродяге-убийце мне не подходит. Мабиль не принадлежала к числу девиц, позволявших одурачить себя. По крайней мере она оказала бы отчаянное сопротивление. Еще одна деталь смущает меня. Когда люди бальи обнаружили ее бездыханное тело на опушке леса, они заметили, что на ней было несколько одеяний, словно она готовилась к длительному путешествию. Что-то затевается, и это беспокоит меня, мадам.
Од несколько минут молча рассматривала ее. Гонорий проявил удивительное безрассудство, завербовав эту женщину. Как она сказала ему во время их первой встречи в Ватикане, было безумием доверять страху и желанию, которые служат главными характеристиками трусости. И все же она произнесла любезным голосом:
– Вы должны как можно скорее вынести эти манускрипты за стены монастыря и передать мне, чтобы я могла отвезти их нашему "другу".
Женщина, разозлившись, резко ответила:
– Да что вы возомнили о себе? Что мне достаточно приказать? Да я первая, кто пострадал от этого необычайно строгого затворничества в аббатстве. Я должна была прислушаться к внутреннему голосу и перенести в надежное место деньги, накопленные своим неблагодарным трудом.
– Неблагодарным, но весьма прибыльным.
– А вы думаете, что убивать легко? Искренне удивившись, Од заявила:
– Имеет значение только первый труп. Все остальные похожи на него.
– Вы… вы… – с отвращением выдохнула женщина.
– Чудовище? Возможно. – Вдруг опечалившись, мадам де Нейра добавила: – Но рождаются чудовищами немногие. Большинство из встреченных мною чудовищ таковыми стали.
Од быстро сумела взять себя в руки и фыркнула:
– Ах, трагедии я не люблю, они сушат кожу лица и способствуют появлению морщин. Признаюсь, в моем случае преображение произошло стремительно и почти безболезненно. Возвращаясь к мадам де Бофор, скажу, что она нас… утомляет.
Од увидела, как напряглась женщина, и участливо произнесла:
– Вы побледнели.
– Речь идет об аббатисе.
– И что? Разве это утомление, о котором я говорю, не лишает сна архиепископа, который вскоре станет Папой?
– Но… эта ведьма больничная следит за ней, как за молоком, стоящим на огне.
– Ба, да у нас возникли маленькие трудности! Но я знаю способ, как их устранить, – заявила Од, показывая на коричневый атласный кошелек, лежащий на изящном столике ее кабинки.
Женщина поспешно схватила его. Од добавила:
– Добрый совет подруги, знающей вас: заслужите его.
Женщина почувствовала угрозу, скрытую игривым тоном, и пообещала:
– Постараюсь.
– Сделайте это, сделайте быстро и как можно лучше. Затем нам надо поговорить – надеюсь, душевно, – о другой нашей весьма упрямой знакомой, о мадам Аньес. Как выглядит эта дама, которую мне так расхваливали?
– Она очень красивая и весьма грациозная, если вы это хотите знать.
– Да. Впрочем, это весьма лаконичный ответ. Сделайте над собой усилие, я жажду узнать больше. Опишите ее.
– Она высокая, выше меня, хрупкая, но не слабая. У нее светлые волосы с медным оттенком, более насыщенным, чем у вас. Взгляд ее серо-голубых глаз сразу же поражает. Что касается ее кожи, она бледная, как и подобает благородной даме, хотя мадам де Суарси охотно работает со своими людьми на открытом воздухе, – произнесла женщина сухим тоном.
– Весьма милый портрет. Но мне кажется, что вы описываете ее с отвращением. Почему? – шутливо спросила мадам де Нейра. – Прошу вас, продолжайте.
Лицо женщины исказилось от ненависти, и она процедила сквозь зубы:
– Я сыта по горло этой Суарси! Похоже, что все готовы сражаться за нее. Все восхваляют ее до небес и приписывают ей тысячи добродетелей. А кто такая Суарси? Ей не откажешь в хороших манерах, она, разумеется, благочестивая, достойная, образованная и, несомненно, умная женщина.
– Черт возьми! Тем не менее вы находите несправедливым, что ее восхваляют до небес? – сыронизировала Од де Нейра. – Милочка, ревность и зависть – это весьма коварное оружие. Необходимо избавиться от них.
– Что вы хотите этим сказать?
– Зависть заставляет слабые умы искать в других причины своего поражения или неудовлетворенности, хотя они кроются в них самих.
Оскорбление было таким очевидным, что женщина покраснела. Она ненавидела это прекрасное чудовище и охотно заткнула бы ему рот. Да, она его ненавидела, но вместе с тем боялась. Од де Нейра продолжала:
– Успокойтесь. Очень скоро мадам де Суарси перестанет причинять вам неудобства. На этот счет у меня есть несколько занятных идей. Впрочем… все в свое время. Поспешишь – людей насмешишь. Прощайте, до скорой встречи на следующей неделе на этом же месте, в это же время… вместе с манускриптами. Мы полакомимся нежным яблочным пюре с орехами и медом, радуясь, что мадам де Бофор наконец-то воссоединилась со своим горячо любимым мужем. По сути, разве тем самым мы не окажем ей бесценную услугу?
От-Гравьер, Перш, декабрь 1304 года
Поднялся холодный порывистый ветер. Он пронизывал до костей опрометчивых смельчаков, оказавшихся в этот час на улице, когда ночь брала верх над последними проблесками дня.
Аньес прижимала Клемана к себе, управляя одной рукой Розочкой, сильной вороной кобылой першеронской породы. В холке Розочка была даже выше рослого мужчины. Эту черту она унаследовала от своих булонских предков, появившихся в ее роду несколько столетий назад. Выведенные для тяжелой работы, эти выносливые лошади, способные довезти на себе рыцаря от Франции до Святой Земли, могли также идти мелкой рысью и демонстрировать удивительное проворство при преодолении препятствий, однако быстро выдыхались в галопе. Поэтому сейчас они ехали из мануария Суарси неторопливым аллюром.
Аньес погладила мощную шею кобылы и сказала:
– Стой, прекрасная Розочка. Мы приехали.
Кобыла застыла на месте, терпеливо ожидая, когда Клеман спустится по ее ноге на землю, а Аньес выпрыгнет из дамского седла, снабженного только левым стременем. Едва Аньес коснулась ногами земли, как они увязли в красноватой грязи. Лицо Аньес исказилось от боли, и подросток забеспокоился:
– Раны, нанесенные этим демоном, еще не затянулись, не так ли, мадам?
– У меня остались только шрамы от ударов, и все это благодаря заботам милого Аньяна, монахов, по очереди дежуривших у моего изголовья, и волшебной мази, которую принес мне лекарь монсеньора д'Отона, Жозеф, столь любезный твоему сердцу. Но порой из-за сырости шрамы начинают давать о себе знать. Однако худшее позади, не волнуйся.
Приподняв подол платья, молодая женщина сделала несколько шагов. Увидев удручающий пейзаж клочка земли, который входил в наследство, оставленное ей мужем, она тяжело вздохнула. Воинствующая армия крапивы заполонила десять арпанов бесплодной почвы. Никакие другие растения просто не могли на ней выжить. Сгущавшиеся сумерки придавали этому месту, продуваемому всеми ветрами и размытому бесконечными дождями, еще более мрачный вид.
Учащенное дыхание Клемана вывело Аньес из тягостного оцепенения. Подросток задыхался, словно после долгого бега. Он прошептал:
– Мне страшно, что этот момент настал. Я так боюсь, что ошибся, что моя интуиция была всего лишь химерой.
Беспокойство Клемана заставило Аньес собрать все силы в кулак. Она резко возразила:
– Мы уже здесь. Сейчас не время бояться. Опробуем камень, который тебе дал гениальный Жозеф из Болоньи. Ведь он должен помочь нам проверить, скрываются ли под этой засушливой землей железные богатства.
– Мессир Жозеф рассказал мне об опыте, который очень легко провести тому, кто обладает замечательным инструментом, тем самым, что он доверил мне. Он также посоветовал беречь этот инструмент, поскольку тот редко встречается и не имеет цены. Из осторожности мы должны хранить его существование в тайне.
– И ты называешь это "инструментом"? На мой взгляд, это всего лишь необработанный кусок скалы!
– Нет… Как я вам уже говорил, это камень из Магнезии, области в Малой Азии. У этой скалы, которую называют магнитным железняком, весьма примечательная история. Пять тысяч лет назад пастух по имени Магнес пас своих баранов. Он взобрался на скалу, чтобы лучше видеть их. И вдруг металлический наконечник его посоха словно прирос к скале. Посох стоял прямо, хотя пастух не поддерживал его в этом положении. Пастух испугался и увидел в этом колдовство. Лукреций и Плиний Старший наделяли этот камень магическими свойствами. Лет десять назад в руки моего ментора Жозефа попало письмо, написанное неким Петером Перегринусом. Тот подробно изложил все сведения о магнитном железняке, о котором по-прежнему ничего не известно в нашем королевстве. По мнению мессира Жозефа, в этой скале нет ничего магического. Речь идет об удивительном природном феномене, о магнитных свойствах, все еще недоступных нам.
Аньес ловила каждое слово Клемана. Затем она подвела итог:
– Если посох стоял вертикально, значит, этот минерал в определенном смысле приклеивается к металлу?
Клеман улыбнулся, вновь поразившись уму Аньес.
– Да, он притягивает его.
– Я начинаю разделять твое восхищение Жозефом, хотя совсем не знаю его. Быстрее, мне не терпится увидеть, как работает этот чудесный притягательный камень. Скоро наступит ночь. Но Розочка знает дорогу, а мой короткий меч разубедит любого грабителя. И все же я предпочитаю, чтобы мы вернулись до наступления кромешной темноты. Что я должна делать, чтобы помочь тебе?
Клеман дал странный ответ:
– Ничего, мадам, если только не следить за мной, как обычно.
Аньес с горечью подумала, что эти слова, не имеющие никакого отношения к опыту, который собирался провести подросток, вкратце изложили всю его жизнь гораздо лучше, чем пространные рассуждения. Их было всего двое: женщина и девочка, переодетая в мальчика ради своего спасения, ради спасения их обеих. Их было двое, связанных искренней любовью, а эта сила не знала себе равных. Аньес получила этому лишнее доказательство в ужасном застенке Дома инквизиции Алансона, когда над ней нависла отвратительная маска смерти. Но что, по сути, понимал/понимала Клеман/Клеманс в свои еще детские годы о том, что их связывало? И что она, дама де Суарси, знала об этом?
"То, что я всегда буду поступать так. Если придется, даже ценой собственной жизни", – шепотом пообещала она себе.
Клеман взглянул на нее своими сине-зелеными глазами и, улыбаясь, покачал головой. Затем, желая положить конец этому всплеску чувств, столь бурному, что слова уже становились излишними, он произнес наигранно-бодрым тоном:
– Все остальное надо делать лежа ничком.
Клеман вытащил из мешка широкие джутовые полоски и обмотал ими кисти и предплечья, прежде чем войти в заросли почерневшей от мороза крапивы. Он сказал:
– Эта проклятая трава по-прежнему жжется, хотя и замерзла.
– Из крапивы мы изготавливаем бесценный компост.
– Рецепт которого привезли тамплиеры. Тем не менее крапива кусается, как сонм дьяволов.
Упоминание о военном ордене заставило Аньес вспомнить о неуловимом рыцаре-госпитальере. Аньес бросила вслед Клеману, направлявшемуся в заросли:
– Тебе что-нибудь известно о рыцаре Франческо де Леоне?
– Немногое. Впервые я услышал это имя от любезного Аньяна, когда мы с графом приехали в Алансон. Вы сами рассказали мне о нем подробнее, поскольку благодаря вам я теперь знаю, что он племянник и приемный сын аббатисы Клэре, Элевсии де Бофор. И я голову готов дать на отсечение, что именно он убил подлого Никола Флорена. Я совершенно не верю в эту байку о случайном пьянице, якобы пронзившем кинжалом вашего мучителя. – Сухим, почти злобным тоном Клеман добавил: – Он только опередил нас, мадам, уверяю вас. Монсеньор Артюс д'Отон не пощадил бы этого подлеца. Я тоже.
Аньес с трудом подавила улыбку.
– Я нисколько не сомневаюсь в вашей доблести. Вы мои мужественные защитники.
Клеман опустился на колени и продолжил:
– Возвращаясь к Франческо де Леоне… Я никогда не видел его. Тем не менее я благодарен ему за вмешательство, хотя он лишил нас чести спасти вас. Я спрашиваю себя…
Клеман раздвинул рукой, обмотанной джутом, заросли крапивы и внезапно замолчал. После возвращения Аньес, после ее странных откровений о рыцаре-госпитальере его мучил один вопрос наряду с тысячами других.
В тот вечер, когда Клеман слушал Аньес, сидя в ногах ее кровати, его поразило одно совпадение, столь важное, что мальчика начали терзать сомнения. Не был ли этот Франческо де Леоне вторым редактором дневника Эсташа де Риу? Клеман, так и не поведавший своей даме о находке в тайной библиотеке Клэре, воздержался от комментариев, которые могли бы вызвать у Аньес беспокойство. Эта тривиальная недомолвка – смешная ложь озорника, боявшегося наказания, – довлела над ним с тех пор, как он увидел в ней опасную двусмысленность. К этому примешивалось смутное чувство, что Аньес находится в центре шахматной доски, контуры которой он не мог различить. Аньес и он сам быстро поняли, что махинациями Эда де Ларне, сводного брата и непосредственного сюзерена дамы Клемана, руководил некто более могущественный и более опасный, чем Эд. И намного более решительный. Артюс д'Отон сузил круг возможностей, поместив их врага в Ватикан, приватный Ватикан Папы. Клемана очень беспокоила последовательность событий. Аньес попадает в руки инквизиции. Тут же, как по мановению волшебной палочки, появляется рыцарь-госпитальер. Чудовище-инквизитор погибает от ножа посланного провидением пьяницы, в существование которого трудно поверить. Убийство истолковывают как суд Божий, и Аньес спасена. Госпитальер исчезает, словно греза… Именно тогда Клеман узнал, что рыцарь был любимым племянником, почти сыном аббатисы, защищавшей тайну библиотеки Клэре, где хранился дневник, написанный двумя рыцарями-госпитальерами и посвященный "возвышенным" поискам. В этом дневнике говорилось об оракулах, описывались невероятные астрономические открытия, раскрывались две астральные темы, солнечный знак которых находился в Козероге. Аньес родилась 25 декабря. Возможно, одна из тем указывала на нее. А вторая? Постепенно детали вставали на свои места, хотя он не мог постичь логику разыгрываемой партии. Вот уж, действительно, шахматная доска.
– О чем ты думаешь?
Сумерки скрывали смущенное лицо Клемана. Молодая женщина собралась было повторить свой вопрос, но ее опередил восхищенный вопль Клемана:
– Мадам, мадам, посмотрите! Это чудо!
Аньес бросилась к нему. Стоя на коленях, Клеман размахивал темным камнем, к которому прилипло несколько крупинок красноватой земли. Аньес выхватила камень из рук мальчика и принялась рассматривать его со всех сторон, завороженная, стараясь подавить облегчение и радость, переполнявшую ее. Она дотронулась до крошечных комочков глины, которые буквально прилипли к шероховатой поверхности камня, притянувшего их к себе. Словно борясь с попыткой стряхнуть их на землю, они снова крепко прилипли к камню, едва Аньес отдернула указательный палец. У нее на глазах появились слезы.
Взволнованный Клеман бормотал:
– Ах! Камень из Магнезии притягивает землю! Вот доказательство, научное доказательство того, что под этой землей скрывается железо! Это рудник, мадам. Ваш бесплодный От-Гравьер – железный рудник! И он будет приносить вам доход до вашей смерти!
В словах Клемана Аньес почувствовала колкость в адрес Матильды, о жестокости и предательстве которой она постоянно думала все эти дни. Ее дочь никогда не воспользуется богатствами От-Гравьера – если они и вправду существуют, в чем Аньес не сомневалась, – при жизни матери, если только она повторно не выйдет замуж. И Эд де Ларне тоже. Господь дал ей пассивное оружие мести против сводного брага. Аньес про себя произнесла благодарственную молитву мадам Клеманс, голосам, любезным призракам, которые поддерживали ее в заточении.
Аньес боролась с желанием упасть на эту землю, которую раньше презирала, ненавидела, чтобы испросить прощения и поблагодарить ее за долготерпение. Если бы Аньес была одна, она, несомненно, принесла бы это странное покаяние. Но вместо этого она присела на корточки, вонзила ногти в землю, которая прежде вызывала у нее отвращение, и принялась разрывать глину. Захватив две пригоршни глины, она поднесла их к губам и поцеловала. Она жадно нюхала глину, желая убедиться, что этот горьковатый металлический запах, бивший ей в ноздри, был запахом ее спасения.
Наконец Аньес открыла глаза. Клеман пристально смотрел на нее. Маленький трогательный силуэт, стоявший посреди бесплодной пустоши.
– С вами все в порядке, мадам?