Кульминацией ее триумфа стало неожиданное появление Вадима. Он издали увидел девушек у бассейна и направился прямо к ним. Девицы обомлели и потеряли дар речи, что было видно невооруженным глазом. Светлана картинно, с видом собственницы, покрыла поцелуями в знак приветствия чело возлюбленного, для чего ей пришлось встать на цыпочки, а что делать, сам ведь, злодей, не согнется, хорошо хоть догадался изобразить улыбку, да и то не слишком убедительно.
Она представила подруг. Рипа встала ему навстречу и как бы невзначай уронила с бедер полотенце. Убожество! Кому могут понравиться ее тощие ляжки? Леля нервно хихикнула и заговорила неестественно громким голосом. Впрочем, долго им распинаться не пришлось, так как Вадим извинился и ушел в дом.
- Мама родная! - ошалело воскликнула Леля. - Какой впечатляющий экземпляр!
- Ой, Светка, - подхватила Рипа, - смотри в оба, его бабы наверняка на части рвут.
Самолюбие Светланы было полностью удовлетворено. Больше она с бывшими подругами не общалась и как-то раз, встретив их в супермаркете, попросту не узнала.
Что касается Вадима, то уже через несколько месяцев пребывания с ней под одной крышей он должен был с сожалением признать, что не нашел в Светлане той душевной чуткости, понимания, истинно женской мудрости и доброты, к которым так стремился.
День ее был расписан по минутам. Она все время куда-то спешила, ей надо было выглядеть, соответствовать, быть на уровне. Она не догадывалась, что ее замкнутому возлюбленному нужно было совсем другое. Вадим чувствовал, что Светлане явно не хватает образованности, и предложил ей на выбор любой институт, но учиться она не захотела, а он не настаивал. Ему претили ее меркантильность и активная праздность, но он вовсе не собирался выступать в роли ее наставника. С холодным безразличием он наблюдал, как она, нахватавшись дежурных, затертых фраз, пытается выглядеть ценителем искусства. Она могла два часа кряду с благоговейным выражением на лице просидеть на концерте симфонического оркестра, хотя на самом деле умирала от скуки. Он не пытался ее воспитывать, потому что был уверен: интеллигентность - качество врожденное, особое свойство души, или оно есть, или его нет. Он не любил фальши, терпеть не мог бездуховной амбициозности, все это отталкивало его от Светланы, и потому, признав свой эксперимент неудачным, он так и остался одиноким, несчастливым и мрачным Шатуном.
Светлану, которая не догадывалась об истинном положении вещей, он все же оставил у себя просто потому, что другой женщины у него на примете не было, и жил с ней уже четыре года, вплоть до того дня, когда неисповедимыми путями в его жизнь вернулся утраченный друг.
Ч А С Т Ь 2
О С О Б Н Я К
ГЛАВА 1
Вадим, вконец измотанный ожиданием, снова набрал номер Игоря.
- Ну, где вы там, черт бы вас побрал! - загремел он в трубку.
- Через пятнадцать минут будем, - ответил Игорь. - Застряли почти у самого дома, едем со скоростью десять километров в час. Вадим Петрович, - добавил он виноватым тоном, - надо бы врача. Понимаете, Антон перестарался. Он же, Никитин то есть, нам не давался, так Антон его по голове пистолетом хватил. Он сначала, вроде, в порядке был, а сейчас начал отключаться.
- Я тебя убью, - убежденно сказал Вадим, - и Антона убью. Вас обоих.
Путаясь в кнопках и цедя ругательства, он набрал номер своего домашнего врача. К счастью, тот оказался неподалеку в соседнем дачном поселке с визитом у знакомых Вадима.
- Вадим Петрович, я только что приехал, - сказал врач, - дайте мне хотя бы полчаса. Вы ставите меня в неловкое положение.
- Хорошо, я сейчас сам за вами приеду и все улажу.
- Машину! - крикнул Вадим и ринулся в дом.
Он распорядился приготовить лучшую комнату для гостей и поехал за доктором.
Когда он вернулся, во дворе уже стоял черный джип Игоря, но в машине никого не было.
- Где он? - коротко спросил Вадим.
- Мы отнесли его наверх, в комнату. Он без сознания, - глядя в сторону, сообщил Игорь. - Вадим Петрович, вы уж не сердитесь, кто же знал?
- Я с вами потом поговорю, - бросил на ходу Вадим, свирепо зыркнув в сторону Антона.
Следом за ним семенил доктор.
- Здесь кто-нибудь хоть что-то понимает? - спросил Игорь.
Его удальцы в ответ дружно пожали плечами.
У входа в гостевую комнату Вадим остановился, посмотрел на врача поразившим того беспомощным взглядом и открыл дверь. Слыша биение собственного сердца, приблизился неустрашимый Шатун к лежащему на кровати человеку.
Вадим смотрел на него, теперь тридцатипятилетнего, и видел, что он почти не изменился, разве что стал мужественнее, раздался в плечах, да меж светлых бровей пролегли две суровые вертикальные морщинки.
Вадим взял его за руку и назвал по имени. Саня на миг открыл затуманенные глаза, но Вадима, кажется, не узнал, пробормотал что-то неразборчивое и снова погрузился в забытье.
- Вадим Петрович, - тихо сказал врач, - позвольте мне его осмотреть.
Вадим молча подчинился и стоял в стороне, пока врач осматривал Александра. Закончив осмотр, доктор деловито открыл чемоданчик, сделал больному несколько инъекций, приказал принести лед и авторитетно заявил:
- Ну что ж, сейчас я могу с уверенностью диагностировать сотрясение мозга средней степени тяжести. Думаю, серьезной опасности нет. Я сделал все необходимое, чтобы облегчить его состояние, но теперь нам придется перевезти его в клинику для более тщательного обследования.
- Обследуйте здесь, - сердито сказал Вадим, - я его никуда не отпущу.
- Боюсь, это невозможно, - как можно тверже сказал доктор.
Он был бы и рад не прекословить несговорчивому хозяину дома, семью которого пользовал много лет и прекрасно был осведомлен о взрывоопасной натуре Березина-сына, однако предпочел бы выдержать шквал ярости, нежели рисковать пациентом. Чем-то этот человек был дорог Березину. Лучше уж перестраховаться, чтобы не нарваться потом на, мягко говоря, неприятности.
- В клинике есть специальная аппаратура, - настаивал он, - поверьте, Вадим Петрович, отвезти его туда - в ваших же интересах.
- Так привезите сюда вашу аппаратуру! - рявкнул Вадим, раздражаясь до крайности и закипая на глазах. - Нет ничего невозможного. Что вам для этого нужно? Люди, транспорт, деньги? Доставьте все необходимое, да прихватите еще врачей, медсестер. Я заплачу им втрое больше того, что они попросят.
- Кем вам приходится этот молодой человек? - не сдержал своего любопытства доктор.
- Он мне друг, брат - роднее не бывает! Что вам еще? Поторопитесь же, наконец!
- Что это ты здесь разорался? И так голова болит, - услышал он вдруг у себя за спиной знакомый голос, и все в нем разом вспыхнуло, загорелось. Он стремительно обернулся, встретил взгляд веселых синих глаз и, как когда-то, в далеком детстве, понял, что спасен. Мутный поток стылых, тусклых дней понесся вспять, вспенился, взыграл, завихрился и выплеснулся в сияющее русло величавой реки.
- Саня! - задохнулся Вадим и тут же бросился его удерживать, потому что больной вознамерился встать. - Тихо, тихо, лежи, не поднимайся. Сань, это, правда, ты? Брат! Живой ведь, живой!
- Дай хоть обнять тебя, громила. Заматерел же ты, экий волчище, увидел бы на улице - не узнал, - говорил Александр, обнимая Вадима и с одобрением его оглядывая.
- А я бы тебя всюду узнал, ты все такой же… светлый, - растроганно отвечал Вадим. - Поверить не могу! Я ведь считал тебя погибшим.
Да нет же. Вот он я.
Сань, ты погоди, ложись сейчас. Тебе вставать пока нельзя. Доктор не велит.
Вадим обернулся к стоявшему в растерянности доктору:
- Идите, Валентин Николаевич, сделайте, что я вас прошу. Игорь, - радостно распорядился он в трубку, - отвези доктора, куда он скажет, и выполняй все его приказания. Сделай такую милость, дружище.
- Все сделаю… Вадим Петрович, - запнувшись от удивления, отозвался Игорь.
Саня посмотрел по сторонам.
- Где это я? Твои, что ль, хоромы?
- Мои. Скажи лучше, как ты себя чувствуешь?
- Бывало и похуже. Так это твои ребята меня по темечку саданули? Герои, нечего сказать. Дай только встать, я им покажу, как ломать аппаратуру.
- Сань, да плюнь ты. Мы тебе новую купим, как только выздоровеешь. Поедем и выберем самую лучшую. А хочешь, я тебе студию звукозаписи куплю?
- Надо же! Ты что, Рокфеллером стал?
- А черт его знает, кем я стал. Только не тем, кем хотел. Живу так, по инерции, куда иду - не знаю… Не спрашивай…
Он все еще не мог поверить в то, что Саня сидит здесь, перед ним, в его доме, который сразу до неузнаваемости изменился, стал цветным, объемным, и сад за окном был другим, мягким и прозрачным, исполненным живительных соков и особого тайного смысла.
Александр, казалось, изучал его, пытливо вглядываясь ему в лицо.
- Где ж ты пропадал? Где ты живешь сейчас? - спрашивал Вадим.
- В Ярославле. Мне после Афгана домой не хотелось возвращаться, да и учиться все-таки надо было. Друг мой, мы с ним вместе служили, предложил ехать с ним в Ярославль. Ну я и поехал. Окончил там университет, тоже биофак. Работаю. Защитил кандидатскую. Ну а птицы - моя страсть. Я благодаря им весь бывший Союз исходил.
- В Ярославле, так близко, - проговорил Вадим, поникнув головой. - А сюда зачем приехал?
- Тебя повидать, - Александр улыбнулся. - Вот и повидались. Способ, прошу заметить, весьма оригинальный.
- Меня? - Вадим смотрел на него во все глаза. - Как ты мог меня найти? Ты видел?.. - он чуть было не сказал "Веру", но не посмел назвать это имя.
- Нет, - спокойно сказал Саня, - я ее не видел. Она написала мне письмо.
- Как?! Куда? Она знала, что ты жив?
- Видишь ли, меня тут как-то показывали по телевидению, не важно, по какому поводу, и так случилось, что она видела эту передачу. Она написала в студию, и мне любезно передали ее письмо.
Он вынул из нагрудного кармана легкой джинсовой куртки конверт и протянул Вадиму:
- Вот, прочти.
Вадим отшатнулся. Опять она, через столько лет. Теперь, когда он чудом нашел Саню, она не может больше стоять между ними, ни в мыслях, ни в разговорах, и никогда не встанет!
- Зачем? Она писала тебе. Я не хочу его читать, - сказал он, отстраняясь от протянутой руки.
- Прочти, - настаивал Александр, - тогда ты многое поймешь. Так лучше. Мне трудно объяснять тебе все самому.
Вадим развернул небольшой листок бумаги.
"Милый, родной мой, - писала Вера, - не смею произнести твоего имени, потому что знаю, - я недостойна этого. Ты должен презирать и ненавидеть меня и будешь прав. Мне нет прощения. Но прошу, заклинаю тебя, умоляю на коленях - повидайся с Вадимом. Верь мне: лишь я одна виновата в том, что произошло, это я разрушила вашу дружбу, я соблазнила его, когда он совсем этого не хотел и противился как мог. Не суди его так строго и беспощадно за минутную слабость, за трагическую ошибку - он расплачивается за нее всю жизнь. Ему сказали, что ты погиб, и с тех пор он каждый день и час мучается и казнится чувством вины. Он любил тебя как родного брата и продолжает любить. Уйми горечь обиды, будь к нему милосерден, не пожалей для него слов утешения, и тогда вам обоим станет легче.
Прощай, не думай обо мне слишком плохо, если можешь. Вера".
На конверте стояла дата полугодичной давности. К письму Вера приложила визитную карточку Вадима, которую он ей когда-то дал.
Вадим давно уже прочел письмо и все не решался поднять на Александра глаза.
- Ты ей ответил?
- Да, написал, что получил ее письмо и обязательно с тобой повидаюсь. Больше ничего.
- Так значит, если бы не это письмо, мы могли бы не встретиться?
- Честно? Да, могли не встретиться. Хотя, как видишь, случай распорядился за нас. Я мог оказаться в Москве и по другим делам. Что ж, поделом мне: я здесь уже с неделю, а все собирался с духом, все тянул, откладывал, сначала одно, потом другое; видно, судьбе надоело играть с нами в кошки-мышки, и она решила все за нас.
- Неужели ты никогда бы меня не простил, не будь этого письма? - Вадиму было трудно говорить, и Саня это видел.
- Знаешь, я много думал о том, что с нами произошло, и понял, что в этом есть и моя вина.
- Твоя вина?! - Вадим не верил своим ушам.
- Да, моя! Я должен был во всем разобраться. Повел себя как последний псих. Ведь не зря мне показали те фотографии. Твой отец все хорошо рассчитал, с дальним прицелом. Прости, я знаю, что он умер, и не хочу говорить о нем плохо. Наверно, он считал, что так будет лучше для тебя. Но с тобой я должен был поговорить. А потом было уже поздно. Вряд ли я решился бы на встречу с тобой. Откуда мне было знать, нуждаешься ли ты в моем прощении. Или в моем обществе. Столько лет прошло. У каждого из нас была своя жизнь. - Саня начал заметно волноваться. - Нарваться на равнодушный взгляд или натянутый тон, - что может быть страшнее? Иногда для того, чтобы встретиться с прошлым, требуется больше мужества, чем на войне!
Он внезапно побледнел, и Вадим всполошился:
- Ложись сейчас же! Мы забыли про лед. Какой я идиот! Приношу тебе одни несчастья. Почему бы тебе сразу не пристрелить такого кретина, как я?
- Черт, меня тошнит, - сказал Александр.
Во двор как раз въехала машина с бригадой медиков. Дом наполнился людьми в белых халатах. Вадима бесцеремонно выставили из комнаты больного и попросили больше не докучать ему своим присутствием.
Во второй половине дня вернулась Светлана, совсем не ожидая застать дома Вадима, и была поражена царившей повсеместно суматохой. Ворота поминутно открывались и закрывались, впуская и выпуская машины. Кухня была завалена продуктами и фруктами, вкусно пахло мясными блюдами, печеным и ароматными травами, повара суетились у плит, на которых дымились кастрюли и шипели сковородки. На всех этажах драили полы, протирали мебель. В саду подметали дорожки, несколько человек чистили бассейн.
Мимо прошмыгнул Антон, нагруженный до подбородка картонками.
- Антон, - с хозяйской строгостью окликнула его Светлана, - что это у тебя?
- Вадим Петрович распорядился. Для Александра Юрьевича. Пока вещи его не привезем, - торопливо ответил тот и взбежал вверх по лестнице.
Светлана пошла вслед за ним. На втором этаже навстречу ей вышел Вадим.
- Светка! - воскликнул он, подхватил ее, крутанул вокруг себя и, крепко поцеловав, поставил на ноги.
Пока она приходила в себя от такого небывалого проявления его чувств, позади них открылась дверь, и человек, судя по всему, врач, смерив обоих негодующим взглядом, строго произнес:
- Я попросил бы вас не шуметь, - и закрыл дверь.
Мимо них, по коридору, толкая перед собой столик с лекарствами, проплыла, покачивая бедрами, молоденькая медсестра. Подарив Вадима сладчайшей улыбкой, она проследовала в ту же дверь, при этом Вадим проводил ее совершенно недопустимым взглядом.
Этого Светлана уже стерпеть не могла.
- Что здесь происходит? - раскричалась она.
Вадим испуганно оглянулся на дверь, схватил Светлану за руку и втащил в соседнюю комнату.
- Светочка, - сказал он, расцветая улыбкой что твоя майская роза, - у нас гостит мой друг, Александр. Прошу тебя оказать ему максимум гостеприимства. И проследи, чтобы в доме все было в лучшем виде.
- А эта девица с маслеными глазками тоже гостит?
- Это медсестра. Александр по дороге сюда попал в небольшую аварию и получил травму. Несколько дней у нас в доме будет присутствовать медперсонал. Ты уж потерпи, зайчонок, ладно?
"Конец света!" - подумала она. Никогда еще он не разговаривал с ней так ласково. В любом случае надо постараться это закрепить.
- Конечно, моя радость, - сказала она, обвиваясь вокруг него, - как скажешь. Когда ты познакомишь меня с твоим другом?
ГЛАВА 2
Утром Вадим подошел к комнате Сани и осторожно приоткрыл дверь. В постели Александра не оказалось. Вадим обнаружил его в ванной комнате перед зеркалом с бритвенным прибором в руках.
- Ничего, что я взял твою туалетную воду? - спросил он.
- Здесь все твое. Специально для тебя куплено. Не знаю, чем ты пользуешься; если что не так, скажи.
- Мне нужны мои вещи. Ты сможешь это организовать? Надо бы позвонить знакомым, у которых я остановился.
- Все сделаем, не беспокойся. Сейчас тебе подадут сюда завтрак. Ты пока не вставай, рано еще.
- Не буду я есть в постели, - сварливо заявил Александр. - И лежать не буду. Зачем ты на меня врачей напустил? Терпеть не могу лечиться! Отошли всех назад. Я уже вполне сносно себя чувствую.
- Хорошо, позавтракаем вместе в столовой. Но врачей не отошлю. Потерпи еще хоть два дня.
- Ты что думаешь, я у тебя здесь навечно поселился?
- Было бы неплохо. Когда тебе надо домой возвращаться?
- Ну, скажем, неделя у меня еще есть.
- Вот и отлично! - сказал Вадим, не сомневаясь, что за неделю вполне сможет изобрести множество хитроумных предлогов, чтобы задержать Александра в Москве.
За завтраком они сидели вдвоем. Светлана упорхнула по своим делам с раннего утра, не дождавшись пробуждения загадочного друга Вадима. Большой, палисандрового дерева стол был красиво сервирован и заставлен яствами в таком количестве, что можно было накормить до отвала десять человек. Вокруг хозяина дома и его гостя кружился официант, обходя их то справа, то слева.
- Ешь как следует, - сказал Вадим. - У меня хорошие повара, со специальным образованием. Люблю вкусно поесть. А на обед будет уха из осетрины. Конечно, с той, что мы варили с тобой на Свири, не сравнится, но тоже неплохо.
- А черного хлеба нет? - спросил Александр. - Я белый не люблю.
Вадим сразу нахмурился и приказал принести черного хлеба.
- Извини, - сказал он, - мы со Светой едим только белый. Вот народ, могли бы мозгами пошевелить, раз у меня гость!
Вернулся официант и доложил Вадиму на ухо, что черного хлеба в доме нет, но за ним уже послали. Неимоверным усилием воли сдержав рвущуюся с губ брань, Вадим снова извинился и вышел из помещения. Через минуту весь дом гулко наполнился громовыми раскатами его голоса.
Когда он вернулся, Александр сказал:
- Если ты будешь орать на людей из-за каждого сказанного мною слова, я немедленно уеду.
- Хорошо, больше не буду. Не терплю бестолковости. В конце концов, я им деньги плачу. Что ж мне еще и расшаркиваться перед ними?
- Расшаркиваться не надо, но унижать тоже нельзя.
- А я не унижаю, я просто на них накричал.
- Если ты повышаешь на человека голос, то этим уже унижаешь, - на лице у Сани появилось упрямое выражение.
- Хорошо, хорошо, я же сказал - больше не буду. Прости, иногда меня заносит, - он посмотрел на Саню с улыбкой. - А ты все такой же идеалист. Людей любишь. А они все одинаковы. Да окажись у них завтра власть или деньги, и они точно так же станут орать на своих служащих, а то и еще хуже.
- Я бы не стал.
- Ну, разве что ты. Если бы все были такие, как ты, на Земле давно бы наступило благоденствие.
Принесли черный хлеб, и друзья приступили к завтраку.
- Ты домой, на Свирь, ездил? - спросил Вадим.
- Был в этом году зимой. Первый раз. Сходил на могилы.
- Как, первый раз за столько лет?