Формула любви - Уинифред Леннокс 7 стр.


- А ты как заработаешь свои деньги? Ты ведь не сможешь с ним спать?

- Мне этого не надо, и ему тоже.

- Ну, про него мне все ясно. А вот ты… Как ты станешь обходиться? Я мог бы тебе помочь. - Он противно усмехнулся. - Даже бесплатно, так и быть, по старой памяти. - Его руки потянулись к полам халата Бесс. - Хочешь, я тебе покажу, как стану теперь это с тобой делать?

Бесс больно ударила его по рукам.

- Нет, Пол, ты не будешь мне помогать.

- Вот так, да? - Он дернул шеей. - Найдешь кого-то другого? Ты ведь не сможешь обойтись без секса! Ты еще пожалеешь, сучка.

- Что вышла не за тебя? Вот уж нет. Это точно. Знаешь, Пол, единственная услуга, которую я могу тебе оказать, это разрешить высушить костюм.

- Благодарю, не стоит! - бросил он и направился к своей машине.

Нелепый для него "лотус" взревел мотором, и из-под колес словно автоматная очередь полетел гравий.

Бесс проводила глазами машину и направилась в дом. Новость, которую ей сообщил Пол, должна была бы ее расстроить - ничего хорошего нет в том, что газеты начали трубить о свадьбе, но, поразмышляв в тишине и прохладе дома, выпив минеральной воды со льдом, Бесс пришла к выводу: у этой новости недолгая жизнь. Она постарается подкинуть акулам пера кое-что посвежее. О, как запоют, как заголосят газеты, когда она купит "конюшню"! Когда начнет участвовать в соревнованиях "Формулы-1", она, женщина. Такого еще не было в истории мирового гоночного спорта!

Итак, последняя встреча с Полом состоялась. Получилось что-то вроде традиционного девичника-мальчишника. Скорее, впрочем, мальчишник - обычно на нем случаются потасовки.

Глава десятая Он, она и голубые розы

- Ну вот и все, - сказал Юджин после торжественного обеда, когда Роберт, единственный гость, откланялся. - Наша сделка совершилась.

Он смотрел на Бесс, одетую в обтягивающее красное платье, и не мог успокоиться. Невероятно, но точно такое платье было у ее матери. Много лет назад. Да, конечно, оно было сшито из другой ткани, но…

- Слушай, Бесс, а почему ты надела такое платье?

Она опустила глаза и оглядела себя, потом пожала плечами.

- Я люблю красный цвет. Цвет праздника.

Юджин вскинул брови.

- А у тебя сегодня праздник?

- Вообще-то для меня каждый день праздник. Только он бывает разный - с шумом петард, с парадом или…

- Как эта тихая ночь?

Бесс улыбнулась вместо ответа.

- Как бы я хотел научиться этому снова. - Юджин вздохнул и провел указательным пальцем по ручке инвалидного кресла.

- Я постараюсь помочь тебе.

- О нет, Бесс, не стоит трудов. Ты обещала мне главную помощь, все остальное не имеет никакого смысла.

- А не выйти ли нам в сад? - перевела разговор на другое Бесс. - Юджин, я хочу взглянуть на розы сейчас, в лунном свете. Ты не против?

- Тогда тебе придется немного потрудиться, детка. - Он кивнул на дверь, ведущую в сад.

- Открыть? Конечно!

Бесс вскочила со стула словно гибкая грациозная кошка и повернула ручку. Юджин уже был рядом, она невольно потянулась к коляске, но он остановил ее словами:

- О нет, я не нанимал сиделку.

- Прости, Юджин.

Ночь стояла теплая, безветренная, розы замерли, словно гвардейцы на параде, высоко поднявшие головы в голубых мохнатых шапочках.

- Если бы у них были зеленые головки, то я бы сказала, что они похожи на гвардейцев в медвежьих шапках, которые стоят у Букингемского дворца.

Южин помолчал, потом кивнул.

- Ты права, детка. Я и не замечал прежде.

- Ты гордишься своими розами?

- Пожалуй. Они сделали знаменитым таинственного селекционера, который представил их на конкурс под названием "Порнозвезда".

Он тихо засмеялся, ему вторила Бесс.

- И никого из устроителей не шокировало название? - спросила она.

Юджин пожал плечами.

- Нет. Ничуть. Тем более что псевдоним, под которым я выставляю свои цветы, - "Королева Фей".

- Неужели никто не догадался, что название оперы Перселла может быть близко тебе, певцу с мировым именем?

Юджин вскинул голову.

- А ты знаешь эту вещь?

- Я слушала арию и речитатив из этой оперы в твоем исполнении.

Он польщенно хмыкнул и поправил лацкан смокинга.

- Нет, уже давно нет никому никакого дела до отставного певца. Мой голос живет совершенно отдельной от меня жизнью. Знаешь, это похоже на то, что происходит между выросшими детьми и их родителями. Они больше не нужны друг другу.

- О, Юджин, ты не прав. Знал бы ты, как бы мне хотелось, чтобы мои мама и отец были рядом со мной! Конечно, каждый из нас имел бы собственную жизнь, но мы согревали бы друг друга теплом и любовью, встречаясь.

- Ты говоришь так, потому что слишком рано лишилась отца и матери.

Бесс пожала плечами, а Юджин положил свою ладонь на ее запястье. Прикосновение было неожиданным, ласковым, и Бесс почувствовала, как горячо кровь толкнулась в сердце.

- Бесс, я попробую хотя бы отчасти заменить тебе родителей.

- Спасибо, Юджин. Я тебе благодарна.

- И я тебе. - Он помолчал, потом указал на свободное место на светлом под луной газоне. - А вот здесь я хочу разбить новый цветник…

Сказал и осекся: я хочу? Мне-то казалось, я уже давно ничего не хочу. Неужели присутствие молодой женщины меняет и во мне что-то? Ведь ничего не произошло, я и без нее выезжал ночами в сад, к розам, они внимали мне. Если бы цветы могли говорить, то наверняка у голубых роз был бы немного писклявый и искусственный голос, но он и должен быть таким, ведь сам цвет неестественный.

Юджину вдруг пришло в голову, что ни один из растущих в его саду цветов не смог бы разговаривать голосом Бесс. Это должен быть совершенно другой, особенный цветок.

- Какая тишина, - восхищенно проронила Бесс, - и какой аромат. - Она запрокинула голову, вдыхая полной грудью запахи ночи. - Кажется, глицинии, - она кивнула на каменную стену, возведенную вокруг поместья три века назад и увитую цветущей глицинией, - пахнут даже сильнее роз.

- Да, ночью некоторые цветы пахнут сильнее, чем днем, особенно в безветренную лунную ночь.

- И… разве это не запах ночной фиалки?

- Маттиола двурогая, детка.

- Давно ли ты увлекся цветами? - спросила Бесс, осторожно подталкивая коляску Юджина к зарослям маттиолы. На сей раз он не противился и охотно принял ее помощь.

- Я полюбил их с тех самых пор, когда публика стала забрасывать меня цветами. Однажды, стоя на сцене, я поймал себя на мысли, что, когда ничего этого не будет, - Юджин развел руки, словно перед ним расстилался безмерный зрительный зал, - я ни за что не останусь без цветов. Я сам себе подарю их. Много-много, живых. Не сорванных цветов в руках живых людей, а цветов, которые живы сами по себе.

- Значит, артист думает о том, что будет, когда публика остынет, охладеет к нему? Когда уйдет его время?

- В общем… да. Хотя это происходит не сразу. Ведь кажется, что время бесконечно, что ты в нем вечен.

Бесс молчала. Рядом с этим мужчиной она чувствовала себя удивительно, как ни с каким другим. Он не влек ее к себе так, как другие, обещая радости плоти. Но было что-то не менее волнующее в его близости! Она ждала каждое слово, которое он произнесет. Ведь от чего возникает волнение в крови, говорила она себе, когда ты рядом с мужчиной? От непохожести - у него другое тело, другой запах, другие возможности… взволновать женское тело. А близость Юджина бередит ум, душу, сердце. Он другой - неизвестный представитель совершенно иного мира. Сердце Бесс забилось быстро-быстро, в животе что-то вздрогнуло, затянулось узлом. Внезапно она взяла руку Юджина - тонкое запястье, длинные пальцы - и быстро прикоснулась губами к коже. Она пахла… корицей?

Юджин вздрогнул.

- Бесс, зачем ты?..

- Юджин, я благодарна за такую первую брачную ночь.

Он усмехнулся.

- У тебя будет и настоящая, но… после меня. Это уже скоро.

- Не надо, не говори так!

Бесс приложила палец к его губам, не позволяя произнести больше ни слова, и почувствовала, как теплые губы, сложившиеся трубочкой, нежно прикоснулись к ее пальцу. Она вздрогнула, поймав себя на мысли, что пи одна ласка мужчин, которых она знала, не казалась ей столь эротичной.

- Мне недавно попалось на глаза одно изречение, принадлежащее американцу: "В браке много боли, а в безбрачии нет радости", - промолвил Юджин. - Кажется, я склонен поддержать его мысль.

Бесс засмеялась.

- Американцы - ребята простые, они что думают, то и говорят. Знаешь, в чем главная трудность переселенцев, приезжающих в Америку из Европы, особенно из Восточной Европы, и из Азии? Научиться открыто выражать свои чувства, причем самые разные, не загонять их внутрь. Одна моя подруга сколотила целое состояние на том, что открыла в Нью-Йорке курсы, где обучает самовыражаться китайцев, которых стало у нас видимо-невидимо.

Юджин улыбнулся.

- Значит, нам с тобой повезло - мы оба американцы… Так будем выражать эмоции открыто.

- А ты не стал настоящим британцем? Сдержанным и скучным?

- Ну если только внешне. А на самом деле… - Юджин вдруг схватил Бесс за талию, усадил к себе на колени и одновременно нажал на кнопочку на пульте управления. - Прокатимся по дорожке! Я развлекаюсь так по ночам!

Бесс захохотала. Вскоре она закрыла глаза от невероятного покоя, который всегда охватывал ее при движении - неважно на чем: на мотоцикле, на машине, на гоночном болиде.

Они носились по лужайке, а примятая газонная трава, усеянная мелкими белыми цветочками, тотчас поднималась - газон обретал истинно английскую сдержанность, быстро скрывая все следы бесшабашного порыва расшалившихся молодоженов.

- Какая прекрасная ночь, - простонала Бесс, когда Юджин затормозил возле пандуса, ведущего в дом.

- Не удивляйся, дорогая, но мне кажется, я уже побывал в Голландии и теперь наконец в раю.

- Хотела бы согласиться с тобой, да не могу. Я уверена, в раю нет гоночных машин, а здесь есть. Я заказала болид, твой свадебный подарок. Так должна же я на нем прокатиться!

- А теперь спать, - сказал Юджин. - Иначе завтра мне придется выслушать от Роберта нотацию и получить удвоенную дозу препарата.

Бесс озабоченно посмотрела на него. - Тебе… больно?

- О нет! Что ты! Мне сегодня хорошо, как… как до болезни. Спокойно ночи, дорогая.

Юджин лежал в кровати и смотрел в потолок. Его губы расплылись в улыбке, чего с ними давно не происходило. Он думал, что его губы забыли, как складываться в улыбку, но подсознание поспешило на помощь. В эту ночь Юджин так и не закрыл глаза, слишком взволнованный всем, что произошло накануне. Или все же задремал?

Наверняка, потому что иначе откуда бы взяться видению - экран кинотеатра, на экране Марта в черном монашеском платье поет его голосом "Аве Мария". А в следующих кадрах она под монастырской стеной предавалась любви с каким-то красавчиком: мелькали ее белая попка, стройные бедра, а мужская рука разминала ее груди… Юджин едва не умер там, в зале, когда увидел то, чего наяву не видел никогда, но он заставил себя досмотреть до конца. А когда утром встретил Марту, то снова согласился петь за нее в другом фильме, понимая, что иного пути на сцену у него просто нет.

Самое странное, Юджин не чувствовал к Марте отвращения из-за увиденного. Это работа, позволяющая девушке без средств осуществить свою мечту. Юджин не сомневался, что в один прекрасный день его подруга оставит порнокино.

- Знаешь, - однажды сказала ему Марта, - если я не смогу пробиться в настоящее кино, то открою на все заработанные деньги дом моделей. У меня есть к этому делу талант. Между прочим, это красное платье, что сейчас на мне, я сама смастерила. - И она залилась низким, хрипловатым, чувственным смехом. - Одна линия моих моделей будет называться "Одежда для хорошей девочки", а вторая - "Одежда для дрянной девчонки". Как ты думаешь, на чем я больше заработаю?

- По-моему, на второй.

- Мне тоже так кажется.

Но Марте не пришлось стать кутюрье. Впрочем, она продала свою идею, и недешево, подруге. А на вырученные деньги отправилась покорять, уже состоявшись как актриса в Англии, Голливуд… Марта Зильберг никак не могла уняться.

Юджин вспомнил, как начинался день его свадьбы. Прилив энергии удивил его самого, уже давно он не ощущал такого жара в груди, удары сердца стали чаще. Бумаги Юджин приготовил накануне, они были в полном порядке и лежали аккуратной стопочкой на письменном столе. Знакомый священник обещал прибыть прямо в дом Юджина и совершить обряд по ускоренной программе. Конечно, можно было бы поехать в церковь, по это привлекло бы ненужное внимание. Газеты и без того пронюхали о неординарном событии и выплеснули на свои полосы много мусора. Но Юджин, вкусивший в свое время славы, знал: ажиотаж утихнет быстро, если не давать больше никакого повода. И он не даст. Бесс наверняка поддержит его.

Бесс… Юджин закрыл глаза. Слава Богу, теперь он может выбросить из головы все тревожные мысли, сосредоточиться только на приятном: он станет помогать ей и заниматься выведением роз, от которых глаза ее загорятся восторгом.

В свадебное утро его ждал в шкафу классический черный смокинг, Юджин не надевал ничего подобного давно, с тех пор как заболел… Он заказал новый, дорогой, прекрасного кроя, и надеялся, что Бесс оценит свадебный костюм жениха по достоинству.

Жених! Женихом он был вчера, а теперь он муж. Юджин улыбнулся и сел в постели. Потом скользнул в кресло и подкатил к окну. Садовник уже склонился над розами - цветы надо было срезать ранним утром, чтобы свежий аромат разбудил молодую жену мистера Макфайра.

Да, Бесс была великолепна в своем красном платье, самая красивая невеста на земле. Его невеста!

Юджин засмеялся. А что, действительно его! По той пьесе, которую они договорились сыграть, Бесс Раффлз его самая настоящая невеста. А он ее самый настоящий жених.

Юджин подъехал к столу, где лежали бумаги, в том числе и копия его завещания, по которому абсолютно все принадлежащее Юджину Макфайру отходит к Бесс Раффлз. Она наследует поместье с домом и всем его содержимым, права на переиздания его дисков, кассет, пластинок, ценные бумаги, акции табачных компаний, которыми он владеет.

Он улыбнулся - каким сюрпризом для Бесс окажется то, что в табачных компаниях, владеющих "конюшнями" "Формулы-1", есть и его деньги, причем немалые. А значит, "Формулой" она сможет управлять!

Бесс обрадуется.

Внезапно радость, от которой распирало грудь Юджина, сменилась тоской.

И она уедет?

Печаль не отпускала. О, не надо, у меня на это нет никакого права, сказал себе Юджин. Я не потерплю, чтобы Бесс из жалости хоть на день осталась сидеть подле меня. Я сам отправлю ее в Штаты.

Стоп, стоп! - одернул себя Юджин. Никаких чувств, в деловых отношениях это лишнее. По контракту, который мы с Бесс подписали, она обязана проверять мое состояние, не более того. Я сам предложил этот пункт.

Юджин наблюдал, как утренний свет медленно проникает в комнату, слишком хорошо знакомую. Но сегодня она наполнялась светом чересчур медленно, показалось ему. Вчера, в предощущении свадьбы - странного для него шага, светало слишком быстро, а ему хотелось, чтобы медленнее, чтобы опасный миг оттянулся. Но Роберт был пунктуален как часы и вчера явился минута в минуту. Деловито прошагал к пациенту и приготовил шприц.

- Ну как, Юджин? Ты готов?

- Да, конечно.

- Волнуешься?

- Пожалуй. От тебя не скроешь.

- Но тебе идет волнение, у тебя на лице румянец. Чего не было давно.

- Правда? Я еще не смотрелся сегодня в зеркало.

- Думаю, тебе понравится то, что ты увидишь.

Юджин пожал плечами.

- Не забудь, Роб, сегодня ты обязан явиться на обед в смокинге.

- Непременно. Кстати, звонила Дайана, я сказал ей о… событии в твоей жизни. Она шлет поздравления.

- И больше ничего?

Роберт хмыкнул.

- Ты о подарке?

- Да, о словесном. Твоя жена остра на язычок. Скажи честно, чем она сопроводила поздравления?

- Ничем особенным. Протараторила банальную поговорку насчет седины и беса.

- Но у меня нет ни одного седого волоса.

- Она об этом не догадывается. Слишком давно не видела тебя. Ты ведь стал настоящим затворником, Юджин. Тебя никуда не вытащишь.

- Но я счел, что я все совершил в жизни, что мог, и нет необходимости напоминать обществу о себе. По натуре я человек, который хорошо ладит сам с собой, я ведь неизлечимо болен.

- Однако мог бы кое-что для себя сделать, - осторожно заметил Роберт.

Юджин отмахнулся, как от надоедливой мухи.

- Ты снова о вживлении искусственных суставов? О нет, это не для меня! Тем более, я не вижу смысла длить земные дни. Я больше не смогу петь.

- Но у тебя есть розы, ты мог бы…

- Путешествовать? Я все видел, с гастролями объехал весь мир. У меня полно денег и нет желаний, кроме одного - избежать физических мук.

- Юджин, ты говоришь мне все это многие годы подряд.

- Ты вынужден слушать, поскольку я плачу тебе деньги.

- Я и слушаю.

- Итак, жду тебя ровно в восемь.

- Благодарю, Юджин. Я буду вовремя.

И Роберт явился на свадебный обед вовремя. Юджин, вспоминая лицо друга, когда тот увидел Бесс, по-мужски самодовольно улыбнулся. Обычно от Роберта Пирсли веяло таким же холодом, как от не протопленного зимой шотландского замка. Наверное, впервые за годы общения с Робертом Юджин заметил, как адамово яблоко задергалось на шее, перетянутой галстуком-бабочкой. Как и полагается, к смокингу бабочка была черная, манишка крахмальная, тугая, воротничок стоял и уголки его были загнуты. Лакированные туфли блестели антрацитовым блеском, а черный жилет дополнял торжественный наряд английского джентльмена.

- Элизабет Раффлз, - без всяких церемоний представилась Бесс и протянула руку.

Под взглядом ее зеленых глаз Роберт чуточку порозовел. Но для него это означало, что щеки пылают нестерпимо.

Однако! - с усмешкой подумал Юджин. Кажется, этот парень не отказывает себе в радостях жизни во всех ее проявлениях.

Как и положено, торжественный обед начался между восемью и девятью часами вечера, дворецкий, которого держал Юджин, был строг и пунктуален. Стол накрыт белой скатертью, белые крахмальные салфетки высились опрокинутыми рожками. Как и полагается, почетные места обращены к входной двери, и эти места были для Юджина и Бесс. Таким образом, Роберт являлся кем-то вроде зрителя.

Стол был украшен букетами роз, только ими, других цветов не было, чтобы не смешивались запахи. Холодные закуски - тонко нарезанное мясо и прозрачные ломтики красной и белой рыбы, угря, мерцающего капельками жира. Консервированная спаржа и свежие артишоки. В серебряных ведерках с колотым льдом притягивала взоры черная, как смокинги мужчин, и красная, как платье Бесс, икра.

- Итак, сегодня у нас торжественный день, он закапчивается, так давайте достойно завершим его! - провозгласил Юджин.

Шампанское было превосходным, из Франции, "Вдова Клико" - почему-то Юджин доверял этой марке более других. К закускам был подан "мозельвейн", к постной рыбе и к жирной - "шабли".

Назад Дальше