В современном научном дискурсе вопросы этнической истории греков Приазовья традиционно интерпретируются как проблема происхождения урумов и обстоятельств жизни группы в Крыму, которые сформировали сегодняшнее соотношение языка и этнической самоидентификации группы (этногенез румеев представляется, по умолчанию, однозначным). Наиболее распространена в современных работах трактовка происхождения урумов как греков, перешедших на татарский язык. У данного подхода есть и противники, однако они также не выходят за пределы примордиалистского понимания этничности и, отвергнув концепцию "отатаривания" греков, анализируют другие возможности происхождения урумов. И. С. Пономарева пишет: "В настоящее время удивительно просто решается вопрос о двуязычии греческих переселенцев: урумы, живущие по соседству с татарами, переняли их язык и обычаи; в румейских селениях, находившихся в недоступных горных районах, сохранились и греческий язык, и элементы культуры. Версия о разделении греков на урумов и румеев под влиянием татар не имеет под собой источниковой базы" [Пономарева, 2002, с. 60], однако в других работах тот же автор [Пономарьова, 2002; Пономарева, 2003], опираясь на мнения Ф. А. Брауна и И. А. Яли [Браун, 1890; Ялi, 1931], обсуждает готское, аланское или смешанное происхождение урумов. Таким образом, исследователи стремятся показать иную перспективу анализа двуязычия группы и освободиться от подразумеваемого в большинстве работ выбора между греческим или татарским происхождением урумов, но не от понятия этногенеза группы как основы антропологического анализа.
Научный дискурс о происхождении урумов, сложившийся в XIX в. и частично сохранившийся в советской и постсоветской этнографии, на ранних этапах существования чрезвычайно близок публицистическому дискурсу (ср. приведенные выше цитаты из работ И. Э. Александровича и СА. Серафимова). В данной главе под греческой публицистикой понимаются в основном тексты XIX - первой половины XX в., созданные, как правило, выходцами из мариупольских греков; современный же публицистический дискурс рассматривается в главе 31 "Греки Приазовья и греческий мир: становление самосознания диаспоры". Подобное разделение вызвано особенностями материала: публицистический дискурс о мариупольских греках в ранние периоды тесно связан с зарождающимся научным дискурсом и государственной категоризацией, тогда как обширная современная публицистика, создаваемая элитой группы, ориентирована на стереотипы панэллинизма и связи с современной Грецией.
Нередко исторические работы о мариупольских греках создавали просветители из числа образованных мариупольских греков. Наиболее яркий пример такого рода - Феоктист Авраамович Хартахай, публицист, румейский просветитель и историк. Начало его деятельности на посту директора основанной им в Мариуполе гимназии связано с составлением первого словаря родного для Ф. А. Хартахая румейского языка [Хартахай, 1859] и сбором краеведческой информации, однако он быстро становится известным публицистом, прославившимся, в частности, надгробной речью на похоронах своего друга Т. Г. Шевченко, и влиятельным историком, автором книги "Христианство в Крыму" [Хартахай, 1864].
В XIX в. тексты публицистического дискурса сравнительно немногочисленны: лишь единицы мариупольских греков получили образование и вошли в число признанных исследователей греческого мира. Безусловно, существовала элита сообщества, противопоставляющая себя остальной части мариупольских греков и обладающая собственным видением ситуации, однако тексты этой группы практически неизвестны (исключением можно считать отдельные сохранившиеся протоколы земских собраний и заседаний Городской думы в Мариуполе в начале 1900-х гг. [Журнал очередных и чрезвычайных заседаний… 1909].
Номинации урумов и румеев и их идиомов
Система номинаций мариупольских греков в официальных документах складывалась, по-видимому, постепенно. В документах, регулирующих положение новых подданных России, то есть созданных непосредственно перед переселением из Крыма в Приазовье и в первые годы жизни на новых территориях, члены сообщества именуются крымскими христианами, греками или, функционально, - переселенцами, колонистами. Главный документ этого периода - "Жалованная грамота христианам Греческого закона, вышедшим из Крыма в Азовскую губернию на поселение (21 мая 1779 г.)" - выделяет конфессиональную, а не этническую принадлежность сообщества - христиане Греческого закона [Жалованная грамота… 1830].
Вероисповедание в Российской империи было важнее других признаков группы. Номинация "крымские христиане", или "христиане Греческого закона", относилась ко всем переселенцам, незначительная часть которых была записана и считала себя грузинами или валахами; они переехали вместе с греками и основали село Игнатьевку (ныне - Староигнатьевка Тельмановского района Донецкой области) [12]. Таким образом, понятие "христиане Греческого закона" может включать в себя перечисление: "греки, грузины, валахи" и др. [Жалованная грамота… 1830, с. 824), однако в качестве синонима понятия "христиане Греческого закона" в документах может быть использована номинация "греки". Номинация "крымские христиане" встречается наряду с этнонимом "греки" вплоть до середины XIX в., однако постепенно в документах нейтральным названием группы становится именно термин "греки", объединяющий греческое (урумское и румейское), грузинское и валахское население Приазовья.
В документах конца XVIII–XIX вв. язык группы иногда (сравнительно редко) не упоминается. Отдельные протоколы греческого суда фиксируют высказывания о том, какими языками (для проведения допроса) владеет обвиняемый или свидетель. В протоколе допроса священника урумского села Бешева от 11 июня 1792 г. язык урумов назван турецким диалектом (обвиняемый показывает: "Языков, кроме турецкого диалекта, не знаю, писать и читать умею греческими буквами" [ЦГИАУ 5]. Более века спустя в материалах Первой всеобщей переписи Российской империи 1897 г. язык урумов назван татарским и турецким. Таблица "Распределение населения по вероисповеданиям и родному языку" в материалах переписи показывает, что в Мариупольском уезде проживало 15 328 жителей обоего пола православного вероисповедания с родным языком татарским и 5281 человек православного вероисповедания с родным языком турецким, итого 20 609 православных носителей турецко-татарских языков, то есть урумов [Первая всеобщая перепись… 1904, с. 76–77]. Сложно сказать, почему большая часть урумов выбрала лингвоним татарский и меньшая часть группы назвала свой язык турецким [13].
Поскольку ни в каких официальных сферах урумский и румейский языки не использовались, языковая принадлежность сообщества не представляла проблемы для власти и в документах этого времени, как правило, просто не указывалась. Определить, о какой именно группе идет речь (урумах или румеях), можно нередко только на основании сведений о расселении. Отсутствие преподавания на родных языках греков в Российской империи позволяло не вырабатывать государственного подхода к проблеме двуязычия греков и не требовало терминологического различения урумов и румеев и их идиомов.
В XX в. установка национальной политики советской власти на преподавание родных языков вызвала необходимость разделения сообщества на терминологическом уровне. Язык румеев называется в документах этого времени эллинским, а язык урумов - татарским, что привело к широкому использованию в официальных источниках номинаций "греко-татары" и "греко-эллины". (В устной речи несколько позднее появился также вариант "греко-эллинцы".) Практически во всех документах (постановлениях, резолюциях, отчетах, стенограммах заседаний комиссии по делам национальных меньшинств и пр.) с конца 1920-х и до конца 1930-х гг. используются те или иные уточняющие названия, разделяющие сообщество (кроме официальных номинаций "греко-эллины" и "греко-татары" встречаются описательные названия: "греки с родным языком татарским", "греки с родным языком турецким" и "греки с родным языком эллинским").
В переписях представители обеих групп обозначены как греки, несмотря на протесты чиновников [14], сетовавших на невозможность определить численность урумов и румеев. Греками обозначены обе группы не только в сплошной подворной переписи Донецкой губернии в январе-феврале 1923 г. [Итоги… 1923], предпринятой еще до фактического начала политики коренизации, но и во Всесоюзной переписи 1926 г. [Список населенных пунктов, 1927].
После перевода в конце 1930-х гг. всех школ Приазовья на русский язык преподавания и резкого изменения национальной политики государства отпала необходимость различения двух групп греческого населения с разными родными языками. В официальных документах 1940-1970-х гг., хранящихся в Партийном архиве Донецкой области (ГАДО-парт), мариупольские греки не упоминаются ни разу; таким образом, не существует и проблемы номинации урумов и румеев. В переписи продолжали использовать этноним "греки" и лингвоним "греческий" (или, точнее, "язык своей национальности") для обозначения как урумов, так и румеев [Итоги… 1963, с. 168, 174; Итоги… 1973, с. 152]. В графе "национальность" в паспортах у греков Приазовья было написано "грек" или "гречанка" и у урумов, и у румеев.
В новых украинских паспортах нет графы "национальность", однако эта категория продолжает активно использоваться в некоторых сферах делопроизводства. Для получения визы или гражданства Греции мариупольские греки получают в районных или областных отделах загс справки и копии советских документов, подтверждающих их национальность [15]. После распада СССР в переписи населения Украины по-прежнему используется номинация "греки" для обозначения обеих групп (см. публикацию результатов переписи населения 2001 г. на Украине [Национальный склад… 2002]); в двусторонних соглашениях между Украиной и Грецией различные греческие группы Украины также объединены одним этнонимом [Греки на укра?нських теренах… 2000. с. 299–363].
Нужно отметить, что и в научном дискурсе не сразу сложилась система номинаций урумов и румеев. Первые исследователи использовали номинации "греки", "мариупольские греки", "крымские греки", а также "крымские христиане". Последняя номинация сохранялась в этнографических работах и тогда, когда она уже исчезла из официальных документов: в 1862 г. протоирей С. А. Серафимов называет свои заметки "Крымские христиане (греки) на северных берегах Азовского моря" [Серафимов, 1998 (1862)]. Выбор этнонима иногда связан с трактовкой происхождения группы, которую предлагает автор: сторонники единого греческого происхождения обеих групп, как правило, прибегают к терминам, содержащим этноним "грек" ("мариупольские греки" или "приазовские греки"), тогда как исследователи, доказывающие негреческое происхождение всего сообщества или его части, используют другие номинации.
В. И. Григорович, по-видимому, первым объяснил двуязычие мариупольских греков тем, что это разные народы. Он использует этнонимы "таты" (так урумы называли румеев) и "базаряне" (так румеи называли урумов) [16]. Базарян (то есть урумов) он считал потомками аланов. "Поселение, известное под именем мариупольских греков, на самом деле состоит из двух народностей, и это заметно даже в очертаниях лиц. Первая, которую на месте называют татами [курсив здесь и далее в цитате В. Г. Григоровича. - В. Б. ], вышла из Сугдайской епархии и обитает в 12 или 15 селах. Эти таты говорят своеобразным греческим языком. Вторая, которой прозвище базаряне, не зная по-гречески, говорит татарским языком. Она выселилась из Херсонской епархии, что доказывают и названия сел, тождественные с названиями сел между Севастополем и Тепе-Керменом. Какого происхождения эти базаряне, трудно допытаться, но, вероятно, они потомки алан, обитавших в окрестностях Херсона" [Григорович, 1874, с. 56].
Отметим, что Григорович и другие этнографы фиксируют используемые в сообществе этнонимы "базариоты" и "таты", однако не упоминают самоназвания "урумы" и "румеи". Мы не беремся судить, случайность ли это или отражение слабой распространенности данных этнонимов в сообществе в XIX в. Возможно, они появились (или, по крайней мере, стали активно использоваться) позднее.
Набор этнонимов, встречающихся в исследовательской традиции, в целом больше, чем номинации группы в официальных документах, где до 1920-х гг. представлены только крымские христиане и греки. Исследователи обращают внимание и на номинации языков румеев и урумов, которые практически не отражаются в документах; в научном дискурсе используется большее количество лингвонимов. Наряду с номинациями "греческий" (для румейского языка) и "татарский" (для урумского), отражающими генетическую характеристику идиома, родство с другими языками, часто можно встретить лингвонимы, используемые самой группой или соседями. Как правило, исследователи следуют за номинациями одной из групп - либо урумов, либо румеев. Например, В. И. Григорович называет язык урумов татарским, а румейский - языком татов (то есть использует урумский лингвоним для румейского) [Григорович, 1874, с. 55–56], тогда как Н.Э. Александрович опирается на названия, принятые среди румеев, с которыми он встречался: автор упоминает номинацию "апла" ("простой") для румейского языка, а урумский именует татарско-турецким языком [Александрович, 1998 (1884), с. 61].
Исследователи румейского языка чаще всего не различают терминологически две группы, обозначая румеев и урумов одним этнонимом "мариупольские/приазовские греки", однако разделяют языки. В отличие от научного дискурса XIX в. лингвисты XX в. не используют лингвоним "греческий" применительно к румейскому языку (напомню, что в 1859 г. Ф. А. Хартахай озаглавил первый словарь румейского языка "Язык умирающего греческого наречия" [Хартахай, 1859]). Вариантов названия языка в русскоязычной (и соответствующей ей современной украиноязычной) научной традиции было предложено около полутора десятков. Практически каждый исследователь румейского языка выдвигает и обосновывает собственный лингвоним. Приведем основные: "язык мариупольских греков" [Соколов, 1932]; "мариупольские греческие говоры" [Сергиевский, 1934, с. 533]; "мариупольский диалект новогреческого языка" и "приазовско-греческий язык, язык меотийских греков" [Чернышева, 1958, с. 4]; "крымско-румейский язык", "крымско-румейские диалекты" [Белецкий, 1970, с. 7]; "новогреческие таврорумейские диалекты" [Журавлева, 1979]; "румейский язык" [Диамантопуло-Рионис и др., 2006 [17]; Лингвистическая и этнокультурная ситуации… 2009].
Каждый из предложенных терминов позволяет авторам эксплицировать свое представление о румейском языке: выделить идиом из других греческих языков и диалектов, указать область современного распространения (Приазовье, Мариуполь) или происхождения, формирования идиома (Крым/Таврия). В отдельных случаях исследователи считают необходимым подчеркнуть связь с новогреческим (отсюда предложенный Е. Ф. Журавлевой термин "новогреческие таврорумейские диалекты"). Авторы расходятся в понимании того, какие же сведения должны быть эксплицированы в названии. Комбинация возможных признаков дает множество альтернативных наименований идиома; приходится констатировать, что общепринятое название в науке пока отсутствует.
В немногочисленных иноязычных работах используются те же принципы наименования, что и в русском: англ. Marioupolis Greek [Hatzidaki, 1999], Crimean Greek (Marioupolis) [Drettas, 1999], [Pappou-Zouravliova, 1999]; франц. grec-hellen [Kaurinkoski, 1997]; новогр. ???????????????????????????? [Henrich, 1999]).?????????????? [??????? 2007].
Для лингвистической традиции XX в. принципиально важным по сравнению с предшествующей традицией становится указание на статус идиома - язык или диалект. В повседневном употреблении, а отчасти и в научном дискурсе термин "диалект" подразумевает низкий статус и подчиненное положение идиома относительно литературного языка. Большинство исследователей считают румейский диалектом новогреческого языка. Это связано с традиционной для неоэллинистики тенденцией, в рамках которой все близкородственные новогреческому языку идиомы, безотносительно к лингвистическому расстоянию, наличию/отсутствию контактов и самосознанию носителей, признаются диалектами новогреческого языка [Елоева, 1992; Kontosopoulos, 2001]. Большинство описаний греческих диалектов строятся как сопоставления со стандартным языком - димотикой, воспринимающейся как норма, своего рода точка отсчета для сравнения [Janse, 2002, р. 204].
Конвенции употребления этнонимов и лингвонимов внутри научного сообщества дают представление о различном статусе двух групп греческого населения Приазовья. Негласно этноним "мариупольские греки" подразумевает либо оба сообщества, либо только румеев. Если авторы имеют в виду только урумов, то возможность применения этнонима "мариупольские греки" специально оговаривается; чаще они используют более сложные составные номинации, например "тюркоязычные мариупольские греки".
Хотя лингвоним "язык мариупольских греков" применительно к румейскому критиковался в связи с тем, что язык греков Мариуполя - урумский [Белецкий, 1970, с. 7] [18], в большинстве работ он обозначает именно румейский язык. Ошибки или недопонимание сложившегося употребления лингвонима весьма маловероятны. Исследовательская система номинаций воспроизводит иерархию приазовских групп, в которой румеи являются центром, ядром сообщества, и именно они, по умолчанию, и считаются собственно греками, говорящими на греческом (мариупольском греческом) языке, тогда как этноним "тюркоязычные греки" описывает периферию сообщества, отличающуюся от основной части "нормальных" греков "негреческим" языком.
В современных русско- и украиноязычных работах, посвященных урумам и их идиому, исследователи используют этноним "урумы", что продиктовано стремлением отказаться от оценочных понятий "греки" и "татары" и вышедшего из употребления самоназвания в качестве нейтрального обозначения, описывать группу в ее собственных терминах. В 1964 г. С. Н. Муратов употреблял этот этноним в скобках, в качестве уточнения: "Материалы по говорам тюркоязычных греков (урумов)" (Муратов, 1964, с. 178). В заглавии книги А. Н. Гракавца, вышедшей в 1999 г., понятие "урумы" используется уже как самостоятельное название группы. Сходными соображениями руководствовались, по-видимому, участники дискуссии о правилах проведения переписи 2002 г. в РФ, указывавшие на необходимость выделять самостоятельный этноним "урумы" [19]. "Собственный" этноним как бы придает сообществу статус самостоятельной этнической группы.