Плано Карпини писал: "Мы прибыли к некоему селению, по имени Канов [Канев. - А. Ш.], которое было под непосредственной властью Татар. Начальник же селения дал нам лошадей и провожатых до другого селения, начальником коего был алан по имени Михей, человек, преисполненный всякой злобы и коварства".
Плано Карпини не очень разбирался в делах русских княжеств, поэтому потребуется расшифровка его записей. "Под непосредственной властью Татар", то есть там русские князья не имели никакой власти над местным населением. Ну а имя Михей мало похоже на татарское или аланское. Видимо, имя местного атамана городка, расположенного на Днепре ниже Канева, было Михаил, а провожатые итальянцев обзывали его Михеем.
Михей не понравился путешественникам, так как требовал слишком много подношений за дальнейшее их сопровождение. "После этого мы выехали вместе с ним в понедельник Четыредесятницы, и он проводил нас до первой заставы Татар. И когда в первую пятницу после дня Пепла мы стали останавливаться на ночлег при закате солнца, на нас ужасным образом ринулись вооруженные Татары, спрашивая, что мы за люди".
Таким образом, Плано Карпини и его спутники покинули Киев 4 февраля 1246 г., проехали Канев, 19 февраля выехали из городка, где атаманом был Михей, и, наконец, 23 февраля впервые встретились с заставой татар.
Судя по всему, путешественники ехали по льду Днепра. Если они двигались со скоростью 20–30 км в сутки, что не так уж много для того времени, то даже сделав 3–4 дневки (дневные остановки), они прошли бы 350–400 км до встречи с татарской заставой.
Таким образом, записки Плано Карпини свидетельствуют о том, что почти до нынешнего Запорожья берега Днепра были заселены местными жителями, то есть бродниками, платившими дань татарам.
А что это были за места? Начну со священной для казаков реки - Днепра. Его в казацких "думах" и песнях именовали "Днипром - Славутич" или "Днипром - братом", а речного лоцмана звали "Козацким шляхом".
Длина всей реки, начинавшейся в Бельском уезде под Смоленском, составляла 2065 верст. Яворницкий писал: "В пределах вольностей запорожских казаков Днепр начинался с одной стороны выше речки Сухого Омельника, с другой - от устья речки Орели, и протекал пространство земли в 507 верст, имея здесь и наибольшую ширину, и наибольшую глубину, и наибольшую быстрину; в пределах же запорожских казаков он характеризовался и всеми особенностями своего течения - порогами, заборами, островами, плавнями и холуями. Всех порогов в нем при запорожских казаках считалось девять - Кодацкий, Сурской, Лоханский, Звонецкий, Ненасытецкий, иначе Дид-порог, Волниговский, иначе Внук-порог, Будиловский, Лишний и Вильный".
Пороги тянулись на 68 км ниже Екатеринослава (с 1926 г. Днепропетровск). Лишь после постройки Днепрогэса Днепр стал полностью судоходным. А до этого времени по утверждениям некоторых историков эти пороги были непроходимы. На самом деле днепровские пороги следует считать условно-проходимыми.
Начну с того, что ладьи на пути "из варяг в греки" свободно проходили в оба конца. Да и дружины киевских князей в IX–XI вв. проходили пороги на своих судах. Хотя, возможно, в то время уровень воды в Днепре был выше. Я видел в Киевском историческом музее огромные рыболовные крючки, а в Москве-реке последнего осетра изловили при Иване III.
В последующие века форсирование порогов происходило с переменным успехом. В 1696 г. во время Второго азовского похода Петра I воевода Неплюев с 2500 солдат на 42 больших и 46 малых стругах прошел пороги, хотя и с трудом. В 1737 г. из 300 транспортных судов, отправленных из Брянска к армии Миниха, к Очакову дошли только 96. Связано это было не столько с порогами, сколько с общим разгильдяйством: множество судов было брошено за десятки верст не доходя порогов. В 1787 г.
во время знаменитого путешествия Екатерины II из Киева до Херсона прошли без потерь семь галер и несколько транспортных судов. В 1886 г. из Эльбинга на Черное море прошли три 88-тонных миноносца, строившиеся для Черноморского флота в Германии на верфи "Шихау". В конце XIX - начале XX вв. через пороги регулярно производился сплав леса, а проход гражданских судов - периодически, причем в обоих направлениях.
Кроме порогов на Днепре было множество заборов. Заборы - те же гряды диких гранитных скал, разбросанных по руслу Днепра, как и гряды порогов, но не пересекавшие реку от одного берега до другого, а занимающие только ее часть, преимущественно с правого берега, и таким образом оставлявшие у другого берега свободный для судов проход. Всего на Днепре в запорожских пределах насчитывалось заборов 91.
Камни, в отличие от забора, торчали то там, то сям посреди реки или у ее берегов. Из множества камней, разбросанных по Днепру, самых известных было семь - Богатыри, Монастырько, Корабель, Гроза, Цапрыга, Гаджола и Разбойники.
Между порогами и заборами, далеко выше и ниже их, на всем Днепре в границах земли запорожских казаков насчитывалось 265 больших и малых островов, из которых самыми известными были 24 - Великий, Романов, Монастырский, Становой, Козлов, Ткачев, Дубовый, Таволжанский, Перун, Кухарев, Лантуховский, Гавин, Хортица, Томаковка, Стукалов, Скарбный, Скалозуб, Козенин, Каир-Козмак, Тавань, Бургун, Тягинка, Дедов и Сомов.
Д. И. Яворницкий писал: "Почти все береговые пространство Днепра, исключая порожистого, одето было роскошными и едва проходимыми плавнями, доставлявшими запорожским казакам и лес, и сено, и множество дичи, и множество зверей. Плавни эти представляли собой низменность, покрытую травяною и древесною растительностью, изрезанную в разных направлениях речками, ветками, ериками, заливами, лиманами, заточинами, покрытую множеством больших и малых озер и поросшую густым, высоким и непроходимым камышом. Из всех плавен в особенности знаменита была плавня Великий Луг, начинавшаяся у левого берега Днепра, против острова Хортицы, и кончавшаяся, на протяжении около 100 верст, на том же берегу, вниз по Днепру, против урочища Палиивщины, выше Рога Микитина. Для запорожца, не знавшего в среде суровых товарищей своих "нi неньки рiдненької, нi сестри жалiбненької, ни дружини вирненької", всю родню составляли Сичь да Великий Луг: "Сiч - мати, а Великий Луг - батько, от там треба й умирати"; запорожец в Великом Лугу чувствовал себя что в необозримом море: тут он недоступен был "нi татарину-бусурманину, нi ляху поганому". Самое русло Днепра нередко загромождено было так называемыми холуями или корчами, то есть подводными пнями деревьев, росших по берегам реки, ежегодно подмывавшихся вешними водами и ежегодно во множестве обрушивавшихся на дно Днепра".
В XVII в., по словам Боплана, в реках и озерах Запорожского края (Псельское и Воскальское, Омельники, Самоткань, Домоткань, Орель, Самарь и др.) водилось множество рыбы и раков. Так, в Орели в одну тоню рыбаки вытаскивали по две тысячи рыб, каждая размером не меньше фута. В Самоткани и смежных с ней озерах водилось такое количество рыбы, что она "от собственного множества умирала, портила воду и заражала воздух; в Домоткани водилось множество раков, иногда до 9 дюймов длиною, и особая, превкусная рыба чилики; Самара изобиловала рыбой, медом, воском, дичиной и строевым лесом и за свое богатство прозвана казаками святою рекою; окрестности Самары запорожские казаки называли обетованною Палестиной, раем божьим на земле, а всю землю около реки - землей "дуже гарною, кветнучею и изобилующею", самый город Самарь - "истинно новым и богатым Иерусалимом"".
Казак и казачка. Рисунок на полях карты Украины Г. Боплана. XVII век
116-летний старик Иван Росольда рассказывал в середине XIX в.: "Пойдешь косить, косою травы не отвернешь, погонишь пасть лошадей, за травой и не увидишь их; загонишь волов в траву, - только рога мреют. Выпадет ли снег, настанет ли зима, никакой нужды нет: хоть какой будет снег, а травы надолго не закроет. Пустишь себе коней, коров, овец, то они так пустопаш и пасутся, только около отар и ходили чабанцы; а как загонишь и увидишь; зато уже тогда около них работы - тирсу выбирать, которая поналезет им в волну!.. А что уж меж той травой да разных ягод, то и говорить нечего: вот это, бывало, как выйдешь в степь, да как разгонишь траву, то так и бери руками клубнику. Этой поганги, что теперь поразвилась, овражков да гусеницы, тогда и слышно не было. Вот какие тарвы были! А пчелы той? А меду? Мед и в пасеках, мед и в зимовниках, мед и в бурлюгах - так и стоит в липовых кадках: сколько хочешь, столько и бери, - больше всего от диких пчел: дикая пчела везде сидит, и на камышах, и на вербах: где буркун - в буркуне, где трава - в траве; за ней и прохода не было: вырубывают, бывало, дупла, где она сидит. А леса того? Бузины, сведины, вербы, дуба, груш - множество. Груш, как понападает с веток, так хоть бери грабли да горни в валки: так и лежат на солнце, пока не попекутся…
А что уже птицы было, так Боже великий! Уток, лебедей, дрохв, хохотвы, диких гусей, диких голубей, лелек, журавлей, тетерок, куропаток - так хо-хо-хо! Да все плодющие такие! Одна куропатка выводила штук двадцать пять птенцов в месяц, а журавли, как понаведут детей, то только ходят да крюкают. Стрепетов сельцами ловили, дрохв волоками таскали, а тетеревей, когда настанет гололедица, дрюками били…
Теперь нет и того множества рыбы, что была когда-то. Вот эта рыба, что теперь ловят, так и за рыбу тогда не считалась. Тогда все чичуги, пистрюги, коропы да осетры за все отвечали; в одну тоню ее столько вытаскивали, что на весь курень хватало".
Возникает риторический вопрос - неужели бродники или их потомки покинули эти благословенные края, где было так легко прокормиться, да еще и столь вкусно; где легко можно было спастись от орд кочевников или судовых ратей ляхов и турок?
Естественно, что жить в плавнях, не умея искусно владеть саблей и метко стрелять из лука, невозможно. Увы, мы не знаем подробностей жизни бродников. Да что бродники! Документов конца XIII - начала XIV вв. столь мало, что и история Киева за этот период нам известна лишь фрагментарно.
Первые документальные свидетельства о деятельности казаков на юге России относятся к концу XV в. До этого ни о военной активности, ни вообще о жизни жителей Нижнего Днепра и его притоков ничего не известно.
Однако из византийских, генуэзских и венецианских исторических хроник и деловых документов следует, что с конца XIII до начала XV вв. на Черном море активно действовали пираты. Так, венецианским и генуэзским купеческим судам, плававшим в Черном море, запрещалось выходить в море без балистариев - стрелков из арбалетов, аркбаллист и катапульт, а с XV в. - и пороховых бомбард. Часто купеческие суда были вынуждены ходить в составе конвоев, охраняемые боевыми галерами.
Правда, в документах упоминаются в основном корсары - подданные Венеции, Генуи или турецкого султана. Это и понятно - было к кому предъявлять претензии, отвечать контрмерами и т. п. Жаловаться на пиратов, принадлежащих к племенам, не имеющим государственности, бесполезно, и купцы не отражали это в деловых бумагах. Утверждать же, что все население Северного Причерноморья от Дуная до берегов Кавказа не занималось пиратством, поскольку оные племена не упомянуты конкретно в делах о нападениях на купцов, мягко выражаясь, некорректно.
Так что с большой долей вероятности можно утверждать, что жители Приднепровья, подобно своим предкам, спускались к Черному морю "добывать зипуны".
По известию летописца XVI в. Мартина Бельского в 1489 г., во время преследования татар, ворвавшихся в Подолию, сыном короля Казимира IV Яном Альбрехтом впереди литовского войска шли до притока Буга реки Савраны казаки, хорошо знавшие местность Побужья.
Это сообщение можно считать первым официальным сообщением о приднепровских казаках. Я говорю так осторожно, поскольку есть и косвенные сведения. Так, А. В. Стороженко упоминает о греческой надписи, найденной в Судаке (Сугдейская приписка в греческом Синаксаре): "В тот же день (17 мая 1308 г.) скончался раб Божий Альмальчу, сын Самака, увы, молодой человек, заколотый казаками". Тут нам остается лишь гадать, где убили бедолагу Альмальчу - на суше или на море, и был ли тот казак татарином или русским.
В 1508 г. казаки под начальством брацлавского и виленского старосты князя Константина Ивановича Острожского разгромили наголову отряд татар, грабивших пограничные области Литовской Руси. Другая часть казаков под начальством "славного казака Полюса-русака" уничтожила другой отряд татар.
В 1512 г. казаки вместе с поляками участвовали в погоне за татарской ордой, ворвавшейся в южные пределы Литовского великого княжества. Начальниками над казаками и поляками были князь Константин Иванович Острожский и каменецкий староста Предслав Ляндскоронский.
В 1516 г. казаки под начальством атамана Ляндскоронского ходили походом под турецкий город Белгород, захватили там множество лошадей, скота и овец. На обратном пути казаков у озера Овидова под Очаковом настигли турецко-татарские войска. Однако казаки не растерялись и побили басурман.
На исторических картах, составленных в советское время, и на современных граница Великого княжества Литовского проходит с запада на восток от устья Днестра по побережью Черного моря, затем от Днепро-Бугского лимана вверх по Днепру до впадения в него реки Северный Донец и далее вдоль Северного Донца.
На самом деле самыми южными форпостами Великого княжества Литовского были Каневский и Черкасский замки, расположенные на Днепре ниже Киева, соответственно, в 100 км и 150 км. Эти замки были построены в самом начале XVI в., они служили и местом пребывания администрации староств (областей).
Каневский замок представлял собой небольшой прямоугольник длиной около 80 м и шириной около 40 м. Его стены были сложены из 26 городен - заполненных землей срубов. На стенах, обмазанных для защиты от огня глиной, и на шести башнях стояли пушки, бочки со смолой и водой. Замок опоясывал ров, через который был переброшен подъемный мост. Но все это сооружение, как писали в 1552 г. королевские ревизоры, обветшало, даже при малейшем ветре шаталось и скрипело, угрожая рухнуть и похоронить под собой людей. Гарнизон замка не превышал нескольких десятков служилых людей.
Черкасский замок был немного больше Каневского, и в 1552 г. при нем кроме бояр-конников была рота жолнеров и 60 служебников.
В народном эпосе сохранились сведения о первых "знаменитых казаках" Евстафии Дашковиче и Дмитрии Вишневецком. Позже националистические украинские историки возвели их в ранг гетманов. Увы, они не то что гетманами, но и даже казаками не были. Но рассказать об этих колоритных фигурах стоит, чтобы показать ситуацию в нижнем течении Днепра в начале и середине XVI в.
Евстафий (Остап) Дашкович родился в городе Овруче рядом с современным Полесским заповедником, на границе современных Украины и Беларуси. В самом конце XV в. Евстафий получил или купил должность старосты в городе Кричеве на реке Сож.
Дашкович по каким-то причинам не поладил с великим князем литовским Александром (он же король Польши с 1501 по 1506 г.) и вместе с кричевским дворянством подался в Москву, по пути разорив пограничные литовские волости. Александр накатал жалобу в Москву и потребовал выдать изменника. Однако великий князь московский Иван III ответил: "В наших перемирных грамотах написано так: вора, беглеца, холопа, раба, должника по исправе выдать: Евстафий же Дашкович у короля человек был знатный, воеводою бывал… а лихого имени про него мы не слыхали никакого; держал он от короля большие города, а к нам приехал служить добровольно и сказывает, что никому никакого вреда не сделал. И прежде, при нас и при наших предках и при королевых предках на обе стороны люди ездили без отказов; так и Дашкович к нам приехал теперь, и потому он наш слуга".
Увы, Дашковичу не понравилась служба у великого князя московского, и он опять подался в Литву. Там в 1514 г. он получил должность старосты в Черкассах. В те времена старосты в пограничных районах формально являлись наместниками великого князя, а в действительности же - всевластными господами в своих староствах.