Вечерами теперь они шли куда-нибудь пройтись. Тогда еще существовала изжитая со временем привычка – гулять по Москве. Дорогой они весело переговаривались, болтали ни о чем, но при этом разговор всегда сводился к общему делу – дээспэшной мебели. Не они, но дело нуждалось в этом. Ведь любое предприятие как живой организм – или растет и развивается, или же засыхает. Третьего не дано.
Почему-то получалось так, что Дмитрий с Еленой всегда оказывались на Чистопрудном бульваре. Они заходили в стеклянный ресторан "Джал-таранг". Дмитрий оказался любителем острой индийской кухни – раньше Елена не замечала за ним этого.
Они сидели на втором этаже, откуда открывался вид на обе стороны бульвара – на Чистые пруды и на метро "Кировская", пили сладкое крепкое вино под пение одинокой цыганской скрипки, которая точно силилась рассказать о чем-то давно ушедшем, что осталось далеко-далеко. Дмитрий задумчиво ее слушал, невнимательно и грустно кивая словам Елены.
Потом они шли домой, и всегда почему-то одной и той же дорогой – через маленький скверик, затерянный среди старых домов у метро "Кировская".
Дмитрию теперь приходилось много ездить по стране в поисках более дешевых опилок и клея. Так в середине декабря 1994 года он оказался в Губернском Городе.
Глава 6
"К середине 1994 года закончилось "всеобщее вооружение" народа на территории Чечни, осуществляемое на основе стихийно возникшего рынка. Дудаев формировал армию независимой Чеченской Республики. В середине 1994 года Чечня была объявлена исламской республикой. Вместо гражданского кодекса на ее территории стали действовать законы шариата. Неприятие частью чеченского общества политического курса Дудаева привело к возникновению оппозиции, которая стала создавать свои вооруженные формирования. Между ними и войсками Дудаева произошли столкновения. Обстановка в Чечне, оказавшейся на грани гражданской войны, благоприятствовала свержению сепаратистского режима, и 11 декабря 1994 года в мятежную республику с целью наведения "конституционного порядка" были направлены российские войска.
11 – 12 декабря. Во время прохождения маршем через территорию Республики Ингушетия войска столкнулись с попытками гражданского населения блокировать дороги. Была разобрана железнодорожная ветка, ведущая в Чечню, имели место обстрелы войсковых колонн, были повреждены или сожжены 28 военных автомобилей. Федералы в ответ открывали огонь, что привело к жертвам среди мирного населения. Были зафиксированы также обстрелы войсковых колонн и воинских частей со стороны других населенных пунктов, а также из проезжающих автомашин".
Chechnya.ru/ Информационное агентство Чечни
Всего на полдня Дмитрий прибыл в Губернский Город. Сеть мебельных магазинов не отпускала его надолго, требуя постоянного личного присутствия в Москве. Уладив дела к середине дня, Дмитрий сразу двинулся в обратный путь.
До отхода поезда оставалось время, и от мебельного комбината до вокзала он решил добраться пешком.
Раньше Дмитрий никогда не бывал в Губернском Городе.
Стоял веселый морозный день. Малиновое, по-билибински сказочное солнце висело над крышами домов. Дмитрий с удовольствием слушал бодрый скрип снега под ногами.
Губернский Город вызывал странные ассоциации с Москвой.
Дмитрию казалось, что он идет по Бауманской в районе рынка, повернув в переулок, очутился вдруг в Замоскворечье. А вдали за домами замелькал ни дать ни взять Савеловский вокзал.
Удивительный город, думал Дмитрий, Москва, только странно все переставлено, перемешано. Наверное, если поискать, найдешь и свою улицу. Напоминает детские сны. Именно такая Москва ему снилась в далеком детстве. И Дмитрий вдруг вспомнил свой старинный сон. Ему снилось, будто он попал в какой-то неизвестный или, скорее, забытый район старой Москвы. Долго блуждал по нему в поисках какого-нибудь метро или знакомой улицы… Почти уже отчаялся выйти. Завернул за угол и неожиданно оказался у своего родного дома.
"Выходит, – усмехнулся Дмитрий, – мне тогда снился этот Город. Значит, я здесь бывал в детстве. Ничего тут не изменилось с тех пор, только напрасно я искал метро".
Он остановился у киоска "Союзпечать" купить что-нибудь почитать в дороге, скоротать время до Москвы. "Город из моих детских снов", – смеялся Дмитрий, разглядывая небогатый ассортимент журналов и газет в витрине. И вдруг остолбенел… С журнальной обложки на него глядела лукаво улыбающаяся девушка, а под ней стояла надпись: "Bête noire".
– Дайте посмотреть вон тот!.. – Он судорожно ткнул пальцем в девушку.
– Это женский журнал, – зевнула киоскерша и не пошевелилась.
– Как он называется?
– Этот, что ль? – Киоскерша ткнула пальцем прямо в глаз лукавой девушки.
– Этот, этот!
– Я же вам говорю, мужчина, – это женский журнал. Вам не понравится…
– Давайте же его скорее!..
Поспешно отыскав адрес редакции, Дмитрий побежал. До отхода поезда оставалось совсем немного времени.
Он бежал, как ему казалось, по Большой Ордынке, свернул в проулок и попал на неизвестную улицу, но над домами плыли краснокирпичные трубы шоколадной фабрики "Красный Октябрь" – значит, там Берсеневская набережная. Добежав до угла, Дмитрий остановился у незнакомого трехэтажного здания, на котором красовались более чем родные слова: "Bête noire"!..
Взглянув на часы, Дмитрий влетел по лестнице на второй этаж, толкнул первую попавшуюся дверь и очутился в узкой комнате, заваленной кипами бумаг. За ними у окна виднелась голова женщины.
– Девушка!.. – задохнулся Дмитрий. – Скажите скорее… У вас… должна такая… работать…
– Мужчина! – грозно поднялась женщина. – Вам что здесь нужно?! – Она приняла его за ненормального или пьяного. Или за того и другого одновременно. – Мужчина! Покиньте служебное помещение!.. А не то…
– Мне нужна… Она у вас работает… – мучился Дмитрий. – Мой поезд уходит!..
Но тут за его спиной тихо щелкнула дверь. Грозная женщина с интересом глянула ему через плечо. Дмитрий тоже обернулся и замер… В дверях стояла она… Дмитрий шагнул к ней, потом остановился, смешавшись.
– Это ты? – пролепетала не менее удивленная Саша.
– Ты что, знаешь его?.. Этого сумасшедшего? – взвилась Вика.
– Я – да… – ответила Саша. Лицо у нее при этом было напряженное, внимательное.
– И он тебя тут разыскивает? – допытывалась Вика строго.
– Ты меня разыскиваешь? – Саша обратила к Дмитрию сияющее лицо.
В ответ он только кивнул.
Не менее других обескураженная всем происшедшим, Вика вышла из комнаты, демонстративно постукивая каблучками.
– Вот ты и нашел меня. – Саша улыбнулась. – А я все думала почему-то, что тебя убили тогда…
– Я уезжаю, – затараторил Дмитрий. – Мой поезд через… – Он бегло взглянул на часы.
– А как ты оказался в нашем городе?.. Что тебя привело сюда?
– Работа! Как раньше говорили, производственная необходимость…
– Вот что!.. – вздохнула Саша разочарованно. – А теперь ты закончил с делами и уезжаешь?
– Да, но я не хочу потерять тебя! Дай мне телефон.
– Телефон? Сейчас, конечно! – Саша присела у стола и принялась строчить цифры. – Вначале идет код города… Меня зовут Александра… А тебя? – спохватилась она.
Он назвал свое имя и вдруг опять засуетился, заспешил.
– Подожди. – Саша перебила его. – Послушай! На следующей неделе я буду в Москве. Сегодня у нас что? Четверг?.. Я приеду в Москву во вторник. Остановлюсь в гостинице "Заря".
– Это где?
– У платформы Окружная. Там еще недавно открыли метро. Какое-то странное название станции… Вспомнила – "Владыкино"! Спросишь Ивину. Это я. Александра Ивина. Я приеду утром, а ты приходи к двенадцати…
– Саш, кто это? – не успел Дмитрий выйти из комнаты, как сейчас же появилась Вика. – Кто это такой?
– Это, – загадочно отвечала Саша, – Дмитрий Загудаев… Мой старинный московский знакомый.
– Он что, из Москвы?!
Вика бурлила. Все, что имело отношение к Москве, вызывало у нее неподдельный восторг. В наше время мало-мальски уважающие себя люди стремятся перебираться в столицу. А за Сашкой – скажите пожалуйста – прискакал собственной персоной столичный принц. Черноглазый, дорого и со вкусом одетый… а уж смотрел он на нее как!.. Как будто сокровище какое из земли выкопал!
И чего хорошего находят мужики в этой Сашке? Маленькая, невзрачненькая – ни рожи, как говорится, ни кожи. И – подумать! С Ельчаниновым у них сколько лет любовь. Он бы и развелся, пожалуй, только тестя своего, господина Боброва, побаивается… Так мало Ельчанинов! Уже целый год за ней ухлестывает коммунальный сосед. Моложе ее и не поймешь чем занимается, кажется, чем-то темным. Но денежный мальчишка, машина своя… А теперь еще и принц столичный!
– Он из Москвы, – говорила между тем Саша, – из той далекой, уже несуществующей Москвы…
– Как это понять – несуществующей? Москва теперь…
– Совсем другая, – закончила Саша. – А он был еще в той, со старыми названиями улиц, без реклам и иностранных автомобилей.
– Припоминаю теперь. – Вика немного успокоилась. – Ты что-то уже рассказывала о нем.
– Может быть. – Саша вздохнула. – Понимаешь, я все не знала, жив он или погиб, и когда увидела его…
– Выходит, он все это время искал тебя? – как бы невзначай уточнила Вика.
– Да как же он мог искать меня?! – Саша расхохоталась. – Не имея ни имени, ни фамилии, ни адреса! Он просто по делам приехал в наш Город.
– Какие у него тут дела?
– Господи, мы всего пять минут разговаривали! Я и спросить-то ничего не успела.
– Теперь спросишь – время будет… Когда поедешь к нему?
– На следующей неделе! Забыла? У меня же командировка в Москву!
– Ах да! Ну надо же, как все получается! Без сучка без задоринки… А Ельчанинова теперь что же, побоку?
– При чем здесь Ельчанинов?
– Как это – при чем?
– Ельчанинов – совсем другое дело. – Саша встала, собираясь попрощаться.
– И Ельчанинов, и этот… чудной – оба мужики! Ты двойную игру собралась вести?
– И вовсе нет! С Ельчаниновым у нас по-настоящему, а с этим – так…
– По-волшебному, – саркастически рассмеялась Вика. – Как бы тебе не запутаться, мать моя!
– Не беспокойся.
Саша старалась не замечать Викиного сарказма. И чего она злится?! Знала бы про Ельчанинова, про его вечные предосторожности… Эти предосторожности любое чувство способны раздавить. Чувства могут быть очень сильными, а предосторожности – еще сильнее. Предосторожности разъедают чувства, как кислота.
Правда, вспомнила Саша, никаких особых чувств к Ельчанинову у нее никогда и не было. На момент их знакомства она только устроилась в молодежный журнал и была томима другими чувствами: одиночеством, женской невостребованностью, скукой провинциального города. Ельчанинов предложил ей себя и всевозможные развлечения. Ельчанинов делал подарки… Вначале все это радовало Сашу, но постепенно она свыклась с новым укладом и уже плохо представляла себе, как жила до встречи с Павлом. Однако в последнее время эти отношения начали ее угнетать. Она почти боялась разрыва – вот если бы все случилось само собой, как по мановению волшебной палочки! И вдруг среди этой полной неясности, неразберихи появился Дмитрий…
Саша уже давно вышла из редакции "Bête noire" и не спеша брела вдоль трамвайной линии по направлению к своему дому. За площадью Коммуны (до революции Благовещенской) улица Маркса пересекала проспект Ленина (в прошлом Большую Дворянскую) и через несколько кварталов сворачивала налево, превращаясь в Малую Дворянскую (ныне улица Карла Либкнехта).
Забавно, что улицы в их городе грозятся переименовать. Неужели и в паспорте оттиснут: "Малая Дворянская улица"? А почему нет? Здесь все как и было до революции: безлюдье, дворянские особнячки. После Москвы Малая Дворянская поражает тишиной. Саша теперь часто ездила в Москву и уже не обращала внимания на контрасты, но в первое время эти контрасты казались ей разительными. Впрочем, и жизнь новой, посткоммунистической Москвы поражала не меньше.
По долгу службы Саше приходилось вникать в нюансы и мельчайшие подробности московской жизни – она писала о новостях светской тусовки, о модных клубах, о новоявленных фешенебельных особняках. Что касается собственно культуры, то этому разделу в "Bête noire" отвели две узенькие, напоминающие поля колонки. Культура интересовала теперь немногих, зато великосветскими обзорами и историями из жизни новых русских Саша снискала себе репутацию истинного мастера пера. "Столичное ревю" сделалось самой привлекательной рубрикой их издания. Благодаря ей тиражи журнала "Bête noire" увеличивались от номера к номеру…
"Скучно здесь, – подумала Саша, оглядывая запорошенную девственным снегом Малую Дворянскую улицу. – Скучно…"
На улице скучно и дома скучно. Посреди комнаты за массивным, покрытым коричневой плюшевой скатертью столом сидела Оля и делала уроки. Оля у Саши – единственный родной человек, и все же… Саша чувствовала отчуждение. У Оли теперь любимым вопросом стало: "Когда я к бабушке поеду?" Саша злилась. То пыталась уговаривать Олю. А чем, дескать, тебе плохо у меня? Давай посмотрим кино – я принесла новую кассету, пойдем погуляем, а можно вместе заняться приготовлением ужина… Но в глазах дочери всегда читался один и тот же ответ: не то, не то, не то. Тогда Саша теряла самообладание и раздраженно бросала:
– Да хоть сейчас поезжай!
Оля загоралась:
– Можно?! – Но вдруг угадывала подвох: – Ты ведь просто так говоришь, а сама не отпустишь!
– Во вторник я еду в командировку, – сообщила Саша, заходя в комнату.
– В Москву? – Оля равнодушно пожала плечами. Казалось, она не переживала обычной своей радости.
– Ты пока у бабушки поживешь, – напомнила Саша.
– И что с того?
– Ничего, конечно. Просто ты так всегда рвешься к ней.
– Какая разница, здесь я или у бабушки? – неожиданно по-взрослому спросила двенадцатилетняя Оля. И добавила: – А к тебе тут Стас заходил.
В провинциальном городе нескончаемые вечера! Саша успела приготовить ужин, накормила дочь и, опасаясь праведного Валентининого гнева, перемыла посуду. Включила и выключила телевизор – однообразное вещание политиков чередовалось на экране с непрекращающейся стрельбой. А если вдруг какой фильм, то непременно латиноамериканский, – за кадром монотонный синхронный перевод.
Неужели ничего интересного, думала Саша, не происходит в российской жизни? Такого, о чем можно было бы снять кино? Вот к ней, например, сегодня явился мальчик из детских снов. Прекрасное начало для фильма. А дальше… Но узнать, что случится дальше, Саше только еще предстояло.
– Саш, тебя к телефону, – донесся из-за двери приглушенный голос Валентины.
Саше было лень расставаться с уютным креслом и по-детски жаль растаявших грез. В ее грезах были московские бульвары, Дмитрий, она, Саша, и ее непрожитая жизнь. Без подробностей и эпизодов, просто ощущение чего-то родного, глубокого, убаюкивающего… А в трубке – похотливый шепот Ельчанинова… Когда же они увидятся? Когда же? Когда? Он хочет ее всю целиком и немедленно… потому что жена с детьми сегодня ночью останется у родителей. Она только что звонила ему.
– Не забудь о предосторожностях, – прикрывая трубку ладонью, прошептала Саша.
– Я не могу больше думать о предосторожностях! Малыш, я представляю тебя…
Не дрогнув, Саша выслушала откровения своего друга, которые он, отуманенный желанием, принимал за признания в любви. На трезвую же голову его слова звучали бы почти непристойно. Саша даже, опустив глаза, покраснела… Мимо нее туда-сюда кружила заинтригованная Валентина. Она была давно не прочь разузнать какие-нибудь подробности из Сашиной жизни. Иногда прямо спрашивала:
– Что поделывает твой трахач?
Саша догадывалась: это тоже от скуки. Чем занята Валентина каждый день? Постирать, сготовить, убрать да сына отвести в детский сад. Муж работает, ест или спит. Разговаривают они с ним редко… В последнее время, правда, Валя увлеклась сериалами. Но там все одно и то же, в этих сериалах. Антонио, Алехандро и все – миллионеры.
– …Так что ты скажешь, малыш?
– Я не могу сегодня. – Саша прикрывала ладонью трубку. – Причина весьма прозаическая…
Ельчанинов страстно проклял судьбу и наконец-то попрощался.
– Сашка! – Она едва дослушала пылкий шепот Ельчанинова, как на пороге появился улыбающийся, бодрый с мороза Стас. В руках у него были пакетики и свертки. – Сашка, сколько лет, сколько зим!
– Привет, – улыбнулась она.
Саша тоже была рада увидеть Стаса. Хороший он человек. И ей с ним никогда не бывает скучно.
– Зайдешь? – Оставляя на линолеуме мокрые следы, Стас проследовал к себе в комнату.
Лучше зайти от греха подальше. Валентина неизвестно за что ненавидит Стаса и на Сашу начинает сердиться, стоит ей увидеть их болтающими или, еще хуже, смеющимися. С самого начала Валя решила: новый жилец – их враг. В квартире не убирается, домой приходит когда захочет, спит до полудня. И Саша-то не подарок в этом смысле! У нее тоже привычки: сковородки замачивает, плиту за собой не моет. А раз такое дело, им следовало объединиться и выступить против паразита единым фронтом. Но Саша хороша – кокетничает с этим уголовником, смеется. Как только не стыдно! Этот Стас по сравнению с ней – пацан!
Кое-что из этого Валентина высказала Саше вслух, кое-что Саша сама додумала. Но надо сказать, соседкины рассуждения ее нимало не беспокоили. И все же она поспешила скрыться в комнате своего приятеля.
– Где ты пропадаешь? Ездила в командировку?
– В какую там командировку! Сижу безвылазно в Губернском Городе. Тебе бы следовало почаще заглядывать домой!
– Чего тут ловить? С Дурцинеей на кухне толкаться?.. А у нас сегодня прощальный ужин. – Стас вытащил из пакета и водрузил на журнальный стол одинокую заиндевевшую бутылку "Мартеля".
Саша засмеялась:
– А это что такое? И с кем же мы будем прощаться?
– Я – с тобой, а ты – со мной!
Стас обошел комнату в поисках штопора и рюмок, но нашел только один стакан. Это обстоятельство его не смутило. Оторвав от горлышка бумажную этикетку, он начал проталкивать пробку вилкой вовнутрь бутылки.
– Подожди, подожди! – невольно рассмеялась Саша. – Я сейчас сбегаю принесу штопор и рюмки. Но почему нам надо прощаться?
– Рисуюсь отсюда! – лаконично пояснил Стас.
– Как? Не успел нарисоваться и уже рисуешься?.. И надолго?
– Навеки!
– Не поняла.
– Квартирку по случаю взял. Рядом с Благовещенским собором. Вот отделаю до конца, придешь посмотреть… Когда в соборе в колокола звонят, у меня хорошо слышно.
– Ну, тебе самое то – колокольный звон! – иронически заметила Саша.
– То не то, а мы русские люди. – Стас будто бы обиделся на ее замечание.
– Значит, ты покидаешь нас?.. Ну что ж, раз такое дело, я принесу чего-нибудь – поучаствую в прощальном ужине.
– Да ты не дергайся! Все есть! – Стас принялся вынимать из пакета кульки и свертки и тут же их разворачивать. В одном оказалась копченая осетрина. Стас стал нарезать ее толстыми шматами.
– Не спеши. Ты опаздываешь? Переезжаешь сегодня?
– Хочу отделаться побыстрее.
– От чего? От ужина?
– Не хочется резать! Нарежу – и дело к стороне! Вообще я устал сегодня, не ел ничего. Работы много было.