Неделю спустя
– Что ты сделал?!
Сидони пришла в ярость, пульс зачастил. Она бессознательно прикрыла рукой живот.
Они находились в огромных красивых апартаментах на первом этаже. Окна смотрели на Люксембургский сад. Алексио был в стильной серой рубашке и черных брюках, и Сидони не нравилась собственная реакция на него. Причем реагировала она все сильнее и сильнее.
Голос Алексио был низким и глубоким.
– Мне следовало догадаться, что тетя Жозефина не сможет хранить это в тайне. Я просил ее не говорить тебе ничего, пока ты немного не отдохнешь. Лучше бы мне промолчать, но я не хотел, чтобы она беспокоилась из-за того, что ты осталась без работы.
Сидони вздохнула. Судя по всему, Алексио и тетя Жозефина наладили отношения и восхищались друг другом.
Сидони поселилась в апартаментах, которые арендовал Алексио. Он был очень заботлив. Превосходный хозяин! Он платил медсестре, которая каждый день заходила ее проведать. Он гулял с ней в Люксембургском саду, чтобы она могла подышать воздухом. Алексио спокойно воспринимал ее нежелание разговаривать с ним, вызванное стремлением избежать выяснения отношений. Ярость молодой женщины слабела с каждым днем.
Но сейчас она вернулась, и Сидони это приветствовала.
Ее тетя уже ушла. Водитель Алексио повез ее домой, но перед уходом она выдала секрет.
– Ответь на мой вопрос. Что ты сделал?
Алексио был недвижим, как скала. Сидони живо вспомнила, как лежала под ним обнаженная, раздвинув бедра, чувствуя, как он входит в нее. Ее ноги предупреждающе задрожали, но она устояла.
К счастью, Алексио заговорил, прежде чем память Сидони полностью взяла над ней верх.
– Я выплатил все ваши долги.
– Как ты посмел?
Сидони задрожала. Она боялась, что это больше связано с желанием, а не с яростью.
Алексио прищурился:
– Посмел, потому что ты носишь моего ребенка, и теперь мы семья. Тетя Жозефина – на моей ответственности, как и ты. И ребенок.
Сидони так сильно сжала кулаки, что ногти впились в кожу. Она не хотела, чтобы он входил в их жизнь.
– Мы не на твоей ответственности. Я не обращалась к тебе за помощью. Я ничего не хочу от тебя. Как только мне станет лучше, я снова найду работу и выплачу тебе все.
Алексио поджал губы.
– Думаю, ты уже доказала свою точку зрения, Сид. Ты предпочитаешь подвергнуть угрозе жизнь и здоровье нашего ребенка, но остаться независимой и гордой.
Ее охватила боль, лишив способности дышать. Эмоции, вызванные словами "наш ребенок" и "Сид", были слишком сильны. Собравшись, она проговорила с тихой яростью:
– Не называй меня так. Меня зовут Сидони. И последнее, что я хочу сделать, – подвергнуть жизнь моего ребенка опасности. Я буду работать. Ты забыл, что назвал меня мошенницей? Я не желаю снова быть обвиненной в этом.
К ужасу Сидони, голос ее надломился. Ничего не видя перед собой, она направилась к двери. Услышав, что он идет следом, она попросила дрожащим голосом:
– Не подходи ко мне.
Алексио остановился. В глазах женщины стояли слезы, горло саднило.
– Сидони, нам нужно все обсудить. Я понимаю теперь, что был несправедлив в тот день и не дал тебе шанс объясниться.
Она сдавленно усмехнулась и горько заметила:
– Нет, ты уже принял решение и не мог дождаться, когда избавишься от меня.
Она услышала его вздох.
– Шеф-повар приготовил ужин. Давай поедим, а потом поговорим. Хорошо?
Сидони малодушно хотела придумать предлог для отказа. Например, она слишком устала. Но, по правде говоря, она нормально себя чувствовала. Нельзя бесконечно откладывать этот разговор.
– Хорошо.
Через пару минут Алексио уже накрыл для них стол. Они ели в молчании. Сидони старалась не смотреть на большие руки Алексио и не вспоминать, как они прикасаются к ее коже.
Они сидели в столовой, и это напоминало их первую ночь в Лондоне. Бурлящий восторг и предвосхищение… Сейчас она испытывала то же самое, и эти ощущения набирали силу.
Сидони чувствовала все свои эрогенные зоны. Ее груди стали нежными и чувствительными. Набухшими. Она представляла, как рот Алексио приближается к ее дрожащему обнаженному соску…
Молодая женщина уронила нож на тарелку. Алексио поднял голову и прищурился, увидев ее вспыхнувшее лицо.
Сидони встала, чувствуя, что ее лихорадит.
– Мне достаточно. Еды. – Боже, она не может сформулировать простое предложение!
Алексио казался холодным как лед, а у нее между грудями стекала струйка пота.
Он вытер рот салфеткой и предложил:
– Кофе?
Сидони ухватилась за шанс избежать его проницательного взгляда и кивнула:
– Может быть, немного травяного чая. Его принесла экономка.
Алексио поднялся и вышел из столовой. Проклиная себя за не вовремя проснувшееся желание, она вернулась в гостиную и встала у окна, молясь об обретении контроля. Молясь, чтобы перестали порхать бабочки в животе.
Сидони положила руку на живот, нахмурилась и громко вскрикнула.
Позади раздался обеспокоенный голос:
– Что случилось?
От внезапного открытия она на мгновение забыла обо всем остальном.
– Несколько дней я чувствовала порхание бабочек в животе, но думала, что это…
Она оборвала себя, потому что едва не сболтнула: "Это ты воздействуешь на меня".
Сидони покраснела и сказала:
– Это ребенок. Я чувствую, как шевелится ребенок…
Алексио протянул ей чашку, и она схватила ее, стараясь не смотреть, какой эффект произвели на него ее слова. Внезапно представив его ладонь на своем животе, Сидони быстро добавила:
– Пока шевеление не такое сильное, чтобы почувствовал кто-то, кроме меня…
Она отошла, делая на ходу глоток, чтобы скрыть пылающее лицо.
Алексио стиснул зубы, увидев, как отпрянула от него Сидони.
Ее золотистые волосы были теперь более блестящими и густыми. За несколько дней отдыха и хорошего питания она стала выглядеть гораздо лучше. Провалившиеся щеки понемногу округлялись.
Алексио чувствовал, что скоро взорвется от напряжения. С каждой секундой он все больше боялся превратиться в первобытное животное, сорвать с Сидони одежду и взять ее, насыщая себя.
Но это было невозможно. Она была беременна. И она ненавидела его.
Сидони казалась невероятно юной в легинсах и свободном топе. Конечно же она отказалась от его предложения купить для нее одежду и попросила тетю Жозефину привезти все из дома.
Алексио наконец смог оторвать взгляд от ее стройных ног и, скользнув по животу, скрывавшемуся под топом, посмотрел ей в лицо. В аквамариновых глазах женщины сверкала решимость.
– Почему ты шпионил за мной? – Она крепче сжала чашку.
Алексио отставил кофе. Он должен. Он обязан объяснить.
– То, что происходило между нами, заставило меня нервничать. Прежде я никогда не приглашал женщин на Санторини. Всю жизнь я был циником, а с тобой забыл о цинизме. Это пугало меня, и я решил, что изучение твоей жизни позволит мне обрести контроль над собой.
Глава 9
Сидони моргнула. Она пыталась осознать его слова.
– Я… ты не возил на Санторини женщин?
Он покачал головой, настороженно следя за ее реакцией, которую она не могла скрыть.
– Но… одежда… Я была уверена, что она принадлежит твоим любовницам… – Сидони чувствовала себя очень неловко.
Алексио нахмурился и с отвращением выдавил:
– Ты считаешь, что я способен на такое? Что я могу накупить массу вещей и надеяться, что они подойдут разным женщинам?
Сидони была вне себя от смущения.
– Ну… откуда мне знать? Я думала, это осталось от твоих любовниц.
Алексио провел рукой по волосам и задумчиво произнес:
– Неудивительно, что ты так странно говорила… И ты не призналась, что тебя это беспокоит.
Сидони поежилась:
– Я не хотела выглядеть глупой… или наивной. Возможно, у тебя были любовницы, которые привыкли к подобным вещам…
Значит, одежда была куплена для нее. Она не была поношенной. Сидони очень хотелось сослаться на усталость и сбежать, но на лице Алексио застыло знакомое хмурое выражение.
Она села на диван и, поставив чашку, вцепилась пальцами в колени, чтобы они перестали дрожать.
Алексио отошел и встал у окна. Он долго стоял спиной к ней, словно тоже собирался с силами. Потом с мрачным видом повернулся.
– В тот день позвонил мой доверенный человек и рассказал, что ему удалось узнать о тебе… Я заявил, что все это никак не связано с тобой. Но потом он добавил, что ты взяла на себя долги своей тети, и я задумался, почему ты не упоминала об этом, почему вела себя так, словно над тобой не нависла угроза финансового краха.
Сидони с горечью ответила:
– Потому что я бежала от проблем и не собиралась рассказывать о них тебе. Я знала, что мы проведем вместе всего несколько дней… Точнее, это должна была быть одна ночь. – Сидони вспомнила, каким убедительным был тогда Алексио и как легко она сдалась. – С тетей ничего не должно было случиться. Она была на каникулах с группой, с которой путешествует каждый год…
Алексио сурово продолжил:
– Мой доверенный человек зародил во мне сомнения, но я отказывался верить в худшее. Я был зол на себя уже за то, что попросил его покопаться в твоей биографии. – Он тяжело вздохнул. – Я пошел искать тебя, хотел признаться в том, что натворил… и тогда услышал часть твоего разговора с тетей.
Сидони почувствовала себя так, будто ее лишили дыхания. Когда ей удалось заговорить, она призналась:
– Представляю, каким ужасным мог показаться тебе тот разговор, но тетя была в истерике. Кто-то перепугал Жожо ужасными историями, что у нее отнимут дом и даже хуже. Дело в том, что ее ничто не может успокоить, если меня нет рядом. Ты видел ее и теперь сам знаешь, какая она. Ей нужно было сказать что-то очень конкретное, например, что кто-то готов спасти ситуацию. Она не поверила бы, если бы я попыталась убедить ее, что смогу найти работу и выплатить долги. У меня не было выхода. – Сидони поморщилась при мысли о том, что сказала тете: "Он сходит по мне с ума", – и опустила глаза. – Я запаниковала и выпалила первое, что пришло в голову.
Она посмотрела на Алексио, но его лицо было непроницаемым. Сидони сочла, что он до сих пор не до конца ей верит, и ее это беспокоило. Но потом он подошел, сел на стул рядом с диваном и посмотрел на нее:
– Ты расскажешь мне, что произошло с твоей мамой?
Сидони хотела заявить, что это не его дело, но снова ощутила деликатные толчки в животе. Их дочь. У него есть право знать правду.
Она никогда ни с кем не говорила об этом. Надеясь, что ей будет легче, если она избежит холодного взгляда Алексио, молодая женщина встала и подошла к окну, обхватив себя руками.
– Мама родилась в трущобах, росла в нищете вместе со своей сестрой, моей тетей. Их отец бросил жену, оставив ее с двумя дочерьми, одна из которых была не вполне адекватной. У моей бабушки были проблемы с алкоголем… с психикой… депрессия. Всю жизнь на них смотрели как на отбросы общества. Она умерла, когда моей матери было около семнадцати лет. Ей пришлось присматривать за тетей Жозефиной… и это ее раздражало. Она была молодой и яркой. Красивой. Она хотела вырваться из мрачных трущоб. В двадцать лет мама выиграла местный конкурс красоты. Победительнице предстояло путешествие в Дублин – на следующий тур. Она уехала и не вернулась, предоставив тете справляться со всем самой. Вот почему отец купил Жожо домик, когда смог. Ему было стыдно за то, как обошлась с ней моя мать…
Сидони тоже было стыдно, но она решила не позволять стыду матери становиться ее стыдом.
– Мой биологический отец был женат. Он бросил ее, как только узнал, что она беременна. Мой отчим встретил маму примерно в это же время, влюбился в нее и предложил выйти за него замуж. – Сидони вздернула подбородок. – Мама была алчной и эгоистичной. Однако отчим всегда был на ее стороне, несмотря на публичное унижение, вызванное ее поведением. Она заставила нас пройти сквозь ад, когда оказалась в тюрьме. Ее приговорили к двум годам заключения. Мне пришлось каждый день выносить издевательства в школе, потому что мы не могли переехать, пока маму не выпустят из тюрьмы. Я всю жизнь боялась, что кто-нибудь узнает о ее прошлом. Но я – не моя мать, и ты не имел права так считать, какие бы доказательства ты ни по лучил…
Сидони вспомнила одно из его обвинений.
– Кстати, о моей любви к ювелирным украшениям. Я женщина, Алексио. Многие женщины любят сверкающие побрякушки. Это не означает, что все мы – охотницы за драгоценностями.
Алексио встал и подошел к ней. Реакция на него последовала незамедлительно, и Сидони пришлось отступить назад.
– Прости, что я не дал тебе шанс объяснить мне все это. Прости, что я сразу осудил тебя и оставил одну. – Он помрачнел и заговорил грубее: – Но я не буду извиняться за то, что ты забеременела… Я тоже хочу этого ребенка.
Алексио придвинулся ближе, и Сидони с трудом удавалось игнорировать растущее возбуждение. Тяжело роняя слова, он продолжал:
– Я должен рассказать, почему пришел к такому заключению. Моя мать была невероятно циничной женщиной. Она научила меня никому не доверять уже в раннем возрасте, а окружающий мир и мои друзья лишь закрепили урок. Я привык к любовницам таким же циничным, как и я. Ты настолько отличалась от всех, кого я встречал раньше…
Его слова шокировали Сидони, она ощутила слабость. Тугой узел напряжения и боли в ее душе понемногу таял.
Алексио продолжал:
– Брак моих родителей не был счастливым. Между ними не было любви. Я рассказывал тебе, почему порвал с отцом… Но было еще кое-что. Однажды он избил мать. Я хотел остановить его, защитить маму, но она выгнала меня из комнаты и зашла обратно, закрыв дверь. – Алексио поджал губы. – Она не хотела моей защиты и не нуждалась в ней даже тогда…
Алексио схватил ее за обнаженное предплечье своей теплой рукой, запуская цепную реакцию.
– Прости, Сидони.
Между ними снова возникла хрупкая связь, но Сидони высвободила руку и пробормотала:
– Я устала. Я должна лечь.
– Да, – согласился он.
Она понимала, что должна отойти, но не могла это сделать. Она видела только рот Алексио и думала только о том, как ей хочется слиться с ним в поцелуе. Ей нужно убежать, прежде чем она натворит глупостей. Раскроет ему, что у нее на душе.
Сидони закрылась в спальне. Ее сердце билось неимоверно быстро. Казалось, она только что пробежала марафонскую дистанцию. Слова Алексио не выходили из головы, каждая клеточка ее тела хотела быть сейчас рядом с ним.
Стараясь игнорировать настойчивое биение пульса, Сидони приняла душ, надела ночную рубашку и отправилась в постель. Но как только она легла, то поняла, что не сможет заснуть. Женщина сжала кулаки. Слова Алексио уничтожили напряжение, заменили его чистым желанием. Она до боли нуждалась в нем. Гормоны бушевали в ней сильнее, чем когда-либо раньше.
Практически не думая, ведомая инстинктом, Сидони встала и вернулась в гостиную, где у окна стоял Алексио. Секунду она колебалась, но потом он повернулся… и уйти уже было невозможно. Она едва дышала.
Сидони выпалила:
– Мне нужно, чтобы ты занялся со мной любовью.
Алексио решил, что он спит. Он видел силуэт Сидони. Ее тонкая ночная рубашка не скрывала фигуру и то, что на женщине нет белья. Его кровь закипела, прогнав из головы все мысли. Желание было таким сильным, что причиняло боль.
Ее грудь увеличилась, он видел ее растущий живот, и что-то первобытное проснулось в нем.
Боясь, что видение может исчезнуть, Алексио хрипло приказал:
– Подойди.
Сидони невыносимо медленно приблизилась к нему, а потом она оказалась в его объятиях, и они слились в поцелуе. Их тела словно соединились в одно целое, и он пожирал ее… и не мог понять, как прожил четыре месяца без этого.
Сидони застонала, испытывая удовольствие от прикосновения рук и языка Алексио.
Она почти не заметила, что он подхватил ее на руки, и только, обхватив его за шею, крепче прижалась к нему. Они разомкнули объятия лишь для того, чтобы Алексио уложил Сидони на свою кровать. Она любовалась им, пока он стягивал рубашку, обнажая идеальный мускулистый торс.
Алексио снял брюки и нижнее белье и теперь был бесстыдно обнажен и возбужден. Его словно окружало золотое сияние.
– Мне нужно увидеть тебя. – Его голос был по-прежнему хриплым.
Тело Сидони было в огне. Желание причиняло боль, грудь вздымалась от волнения, между ногами она ощущала влагу и жар. Сидони села и потянула вверх ночную рубашку, но руки не слушались.
Алексио остановил ее:
– Я сделаю это.
Он снял с Сидони рубашку, но, оставшись обнаженной, женщина не чувствовала смущения. Она нуждалась в этом мужчине.
Алексио стиснул зубы, пожирая ее взглядом, и опустил глаза на ее живот. Сидони легла, едва переводя дыхание. Алексио слегка раздвинул ее бедра и лег сверху, опираясь на руки. Она положила руки ему на плечи. Он опустил голову и прильнул к ее губам. Их языки переплетались, заставляя Сидони стонать от желания.
Алексио, покрывая ее поцелуями, спускался все ниже. Мучительно медленно он приближался к набухшему соску, а когда взял его в рот, она вскрикнула. Ей еще не приходилось испытывать ничего подобного.
Его рука ласкала другую грудь, слегка поглаживая, пощипывая. Сидони вцепилась в волосы Алексио, а он продолжал исследовать губами и языком ее тело и добрался до живота. На секунду ее желание было перекрыто чем-то более глубоким и опасно нежным, но Алексио еще шире раздвинул ее бедра. Его дыхание ощущалось всеми нервами женщины. Ей пришлось прижать кулак ко рту, чтобы сдержать новый крик. Алексио снова поцеловал ее. Сидони чувствовала безжалостную и опытную точность его языка, и наконец она не смогла сдержаться. Волны экстаза затопили ее. Сидони дрожала, ощущая дежавю, – это походило на их первую близость. Он возвышался над ней, широкоплечий, внушающий благоговейный трепет. Она отчаянно хотела слиться с ним.
Сидони обвила его ногами.
Алексио хрипло выдавил:
– Я не хочу причинить тебе боль, малышка…
– Ты не причинишь, – едва дыша, ободрила она его.
С низким стоном Алексио скользнул внутрь.
Слезы, вызванные небывалыми эмоциями, выступили на глазах Сидони, и она зажмурилась.
Он начал двигаться – медленно, безжалостно. Ритм был напряженным. Напряжение усиливалось и внутри Сидони, так что она стонала и молила его не останавливаться.
Испытав оргазм, она посмотрела на Алексио, который не сводил с нее золотисто-зеленых глаз. Он держал ее на пике, пока не освободился сам, и ее тело содрогнулось в конвульсиях наслаждения.
Проснувшись на рассвете, Алексио минуту лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь чувством удовлетворения. Однако удовлетворение медленно испарилось, уступая место воспоминаниям. Открыв глаза, Алексио понял, что он в кровати один. Если бы не скомканные простыни, он решил бы, что ему приснился очень яркий сон.
Но занятия любовью с Сидони не были сном. Она привнесла в них даже больше чувств, чем раньше, и ее реакция была более сильной.