Роб ничего не ответил. Он и раньше над этим думал. Простые головы никогда не смогут постичь Божественного промысла. Без веры ничего не имеет смысла. А с ней все обретает смысл. И бесполезно объяснять эту тому, кто не постиг сам. Вот в чем проблема. А ему хотелось поговорить с Кристой, по-настоящему поговорить с ней, ведь она совершенно не походила на остальных. Столько женщин видели в нем мужской эквивалент бимбо. Они полагали, что его религиозность была такой же милой деталью, как и его развитый торс и простодушная улыбка. Они обращались с ним покровительственно, слушали вполуха, потому что были слишком заняты своей похотью, они смотрели на него и представляли, как он будет грешить. О'кей, все это не казалось ему таким уж страшным. Он привык к этому. Это приносило ему работу, хотя и изматывало. Но ему удавалось справляться и с собой, и с ними. А теперь он встретил женщину, к которой действительно мог испытывать уважение, и ему захотелось более ловко обращаться со словами, чтоб такая глубокая вера в Бога не звучала столь глубокой немотой. Ведь сам он не был глупым и немым. Он был умен, интересовался разными вещами, а в Атлантическом колледже получал высокие баллы. И все-таки ему было двадцать, и он прожил всю свою жизнь во Флориде, а Криста на восемь или девять лет старше и прожила восемь или девять жизней, если их измерять полученным опытом.
- Это вопрос веры… - произнес он наконец, болезненно сознавая неадекватность своего комментария.
Однако Криста верила только себе и в себя. Несчастье существовало не для энергичных. Ностальгия грязное слово, а жалость к себе просто брань, которой она избегала. Все, что нужно было сделать - это стать хозяйкой своей жизни. Если ты достаточно занята, то у тебя не остается времени на то, чтобы чувствовать себя несчастной. На несчастье нет времени. Таков ее лозунг и, как ни странно, ее мотивация. Она думала об этом так часто, что, несомненно захотела бы обсудить этот вопрос с психиатром, если бы не родилась в семье, принадлежавшей к верхним слоям общества, где психоанализ считали праздным развлечением. Основная проблема ее детских лет состояла в том, как сделать, чтобы ее заметили родители, которые уделяли ей не очень-то много внимания. Все остальное бледнело по сравнению с важностью этой потребности. Чем сильней она старалась приблизиться к отцу с матерью, тем дальше становились они. Их поражало это стремление, пугали прикосновения, они нервничали, если эмоции проявлялись в присутствии посторонних. Смеялись они мало, а фыркали очень много, и цинизм казался их религией, а пессимизм лейтмотивом их жизни. "Ничего хорошего не получится", - вот их позиция, и лучшее, на что можно было надеяться в жизни, так это то, чтобы страховое агентство позаботилось о приличных похоронах. Дети были для них тем, что должно ходить в школу, в которую ходили они, и вступать в те же клубы, которые они считали своими. Они женили их на детях своих друзей, а к концу жизни на кладбище возле церкви сажались анютины глазки, у той церкви где регистрировались их рождение и смерть. Между этими событиями они существовали, говорили и делали вещи, которые говорили и делали их клановые попутчики, и, пока все держали чувства под суровым контролем, не происходило ничего такого, что показалось бы им неправильным.
На подобных родителей можно было реагировать только двумя путями. Ты либо отталкиваешь их, либо присоединяешься к ним. Криста никогда не могла до конца объяснить себе, почему выбрала первое. Это стало выбором всей ее жизни, и любопытно само по себе, что для того пути, которым она пошла, не имело никакого значения то обстоятельство, что их, насмешливых зрителей, давно уже не было рядом. Игра Кристы состояла в том, чтобы ставить себе цели и добиваться их, преуспевать в любом деле. Поразить эмоционально слепых - главные ее амбиции. В осмотрительном мире ее родителей, где царила спокойная недооценка всего, она решила стать помехой, назойливой и бесцеремонной. Чего не делали дети серьезных и уважаемых людей? Не становились моделями. Верно! Никаких проблем! Она стала самой преуспевающей в мире моделью. А что патриции из верхнего эшелона считают безнадежно вульгарным? Мир рукопашного сражения, где правит лозунг "человек человеку волк". Превосходно. Модельное агентство, которое она основала, заставит "Форда" выглядеть букашкой. Праздность и вялость своего класса она заменит энергией, пессимизм оптимизмом, а открытость и активность противопоставит привычному, хроническому запору социальных контактов ее родителей. Она не стала бы делать этого, если бы родители не проявляли к ней так мало интереса. Ошеломить, рассердить их, разочаровать стало ее единственной задачей, однако сколько бы она ни старалась, единственной их реакцией оказывалась апатия. Все время родители пестовали своих собак, устраивали приемы и смотрели на нее с той долей любви и интереса, которая оставалась у них после созерцания громадного фикусового дерева, такой достойной достопримечательности на въезде к их дому.
Черт побери! Они были теперь там, на небесах, и смотрели на нее. И все-таки ей нужно устроить еще какой-нибудь фокус. Еще не поздно. И никогда не будет поздно. И снова она позволила себе подумать про Джейми. Ее жизнь едва не изменилась благодаря ему. Если бы он остался в живых и любил ее, то старые призраки и демоны, возможно, умчались бы прочь и больше не преследовали ее. Но ничего подобного не произошло. Он погиб, погибли и ее родители с сестрой, однако они продолжали жить, чтобы мучить и терзать и каким-то жутковатым образом подгонять ее, побуждать к действиям. И тут она горько рассмеялась, дивясь на глупость жизни и на неотвратимость ее предначертаний, принуждая себя вернуться к действительности. Они уже почти подплыли к рифу, собираясь здесь понырять. Пора было начинать приготовления.
- Вот мы и на месте, - сказала Криста, меняя тему и отводя дроссель назад. - Мы встанем на якорь в сотне футов севернее от той "Тиары".
Криста маневрировала лодкой, высунувшись за борт и глядя в прозрачную воду. Затем заглушила мотор и бросила за борт якорь.
Усилие, когда пришлось влезать в гидрокостюм на девяностоградусной жаре, послужило для нее тем отвлекающим моментом, в котором она нуждалась. Больше она не оглядывалась назад, а смотрела вперед. Там ее ожидало удовольствие, и замечательно, что рядом с ней находился такой испытанный аквалангист, как Роб.
Он проверил ее снаряжение.
- О'кей, Криста, - сказал он, беря контроль. - Мы проделаем тридцатиминутное погружение на глубину шестидесяти футов либо на такую глубину, где давление составит пятьсот фунтов на квадратный дюйм. Не забывай делать трехминутную профилактическую остановку через каждые пятнадцать футов во время подъема. Какое самое важное правило для аквалангиста?
Криста улыбнулась, внезапно обрадовавшись, что оказалась в роли подопечной.
- Дышать нормально в любой ситуации и никогда не задерживать дыхание под водой, - проговорила она с интонацией школьницы.
- Верно, - серьезно сказал Роб. - И запомни, что мы делаем действительно медленный подъем, чтобы не повредить легкие.
- Слушаю, сэр, - откликнулась Криста с шутливым подобострастием.
- Я поплыву вниз и проверю, зацепился ли якорь. Держись близко от меня.
Роб сел на борт "Китобоя". Криста проделала то же самое.
- Спуск. Спуск. Спуск, - проговорил Роб, и они опрокинулись спиной в воду и ушли вниз.
Криста старательно работала ногами, уходя вниз головой на глубину. Секунду до этого она еще нервничала. Ведь это было ее первое погружение за целую вечность, однако теперь, окутанная теплым океаном, она уже чувствовала себя как дома. Слева от нее Роб плавно устремлялся к якорю, чтобы удостовериться, что тот прочно держится за грунт. Благодаря Робу она ощущала себя в безопасности. Он такой серьезный, такой надежный - настоящий образцовый ребенок, вероятно, привыкший присматривать за своими родителями, которые собирались навсегда оставаться детьми шестидесятых. Она улыбнулась под маской. Роб действительно привлекателен. Однако все же слишком прямолинеен, слишком одномерен и, черт побери, слишком юн.
Она огляделась. В ее распоряжении было полчаса, и ей хотелось провести каждую минуту под водой интересно. Как и обычно, ее восхитила красота рифа. Если до этого она шутила насчет жестокости Бога, то теперь в его существовании невозможно было усомниться. Все вокруг нее свидетельствовало о Творце. Такая красота просто не могла быть случайной. Для нее обязательно потребовался Дизайнер и Архитектор, который мог творить лишь совершенные вещи. Краски вливались в ее сознание, множились благодаря безмолвному, медленному движению на глубине. Криста равномерно дышала, выпуская тучку ярких пузырьков, и вскоре мирно добралась до дна.
Ее глаз наткнулся на раковину, угнездившуюся на куске коралла и, словно щетиной, обросшую морским папортником. Она потянулась к ней. И тут же почувствовала на своей руке другую руку. Роб схватил ее за локоть, потряс головой и указал на раковину сжатым кулаком - универсальный сигнал опасности у аквалангистов. Криста озабоченно поглядела на раковину и вокруг нее. Чего она не заметила? Может, поблизости притаился электрический угорь? Или замаскировавшаяся рыба-скорпион? Жало, прикрытое песком, которое от испуга может стать опасным? Она развела руками. "Какая опасность?" - вопрошал ее жест. Роб протянул руку к маленькой дощечке, висевшей у него на шее, нацарапал что-то на ней и показал Кристе.
- Ядовитая раковина, - гласило послание.
Ну, конечно. Криста совсем забыла, что раковины могут быть ядовитыми. Она благодарно улыбнулась и показала Робу жестом, что все поняла - ее большой и указательный пальцы соединились вместе, образовав ноль. Затем она поплыла прочь от него в левую сторону. Все-таки замечательно иметь телохранителя - он уже спас ее от болезненного ожога, и все же ей хотелось продемонстрировать некоторую независимость. Это был рефлекторный поступок. Она любила быть лидером.
И почти тут же ее взгляд заметил судорожные движения. В двадцати футах, по ту сторону гребня, который она только что миновала, разворачивалась экстраординарная сцена. Ныряльщик без гидрокостюма, забравшись слишком глубоко - на шестьдесят футов - боролся с чем-то, что застряло в коралле. Пока Криста наблюдала эту сцену, он внезапно потерял опору и упал назад. Она увидела, как его плечо скользнуло по выступу острого как бритва коралла. Кровавое облачко рассеялось вокруг - тонкая, красная пленка в чистой, голубой воде. В ту же секунду изо рта раненого ныряльщика вырвались пузырьки. По их количеству было очевидно, что он потерял весь свой запас драгоценного воздуха. Человек явно оказался в опасности. Он был ранен. Воздух у него кончился, а поверхность находилась в шестидесяти футах. Ноги Кристы заработали. Она рванулась к нему, на ходу нащупывая запасной распределитель воздуха в левом кармане гидрокостюма. Она решилась на опасную игру - предложить воздух тонущему мужчине, стать для незнакомца спасительницей, и молила Бога, чтобы тонущий не запаниковал. Времени дожидаться Роба не было. Впрочем, он не мог сильно отстать от нее. Роб действует по инструкции, а та гласит, что аквалангисты должны плыть поблизости друг от друга.
Она находилась в двух футах от одинокого пловца. Но тот пока ее не видел. Замкнутый в своем собственном, приватном мире отчаяния, он и понятия не имел, что помощь рядом. Она видела рваную рану, прошедшую через его плечо, видела, что его нога, вероятно, застряла в расщелине. Она не могла слышать лишь сигналов тревоги, звучащих в его мозгу. В этот момент он обернулся к ней, и она встретилась взглядом с карими глазами за стеклом его маски. Она взяла мундштук "краба" и протянула к левой руке мужчины свою правую, подтягивая его к себе. Если он не был полнейшим непрофессионалом, то должен был знать, что надо делать. Он и сделал. Его глаза расширились. Он нажал большим пальцем на кнопку "очистка", чтобы выбросить воду из мундштука, и торопливо сунул его в рот. Несколько долгих секунд он жадно вдыхал воздух.
Пока он это делал, Криста пыталась осмыслить, что же произошло. Желтый баллон крепко застрял в коралловой расщелине у его ног. Какого черта он оказался там? Почему, какими судьбами пловец решил его снять на дне океана? И как получилось, что он ухитрился засунуть его так глубоко, да еще перевернутым, в трещину коралла? Где его напарник? Не мог же он, разумеется, быть таким глупцом, чтобы нырять в одиночку. Она вспомнила, что наверху стоит "Тиара". Единственное там судно, и на нем вроде бы вывешен вымпел, говорящий о том, что аквалангист под водой. Она смутно припомнила, что там кто-то стоял на борту, когда она и Роб начинали свое погружение. Она впилась глазами в человека, которого спасла, пытаясь найти ответ в затененном маской лице. Было трудно разглядеть, что он из себя представляет. Его волосы струились в воде, а носовая часть маски скрывала почти всю верхнюю половину лица, в то время как дыхательная трубка искажала остальное. Однако глаза его были видны хорошо. Они уставились на нее. В них не замечалось страха. Они сверкали сквозь толщу воды так, как могут сверкать сердитые глаза. С некоторым шоком удивления Криста осознала, что они сигналят раздражение. Благодарность, облегчение, покорность, извинение - все это было бы подходящими эмоциями. Злость была как неожиданна, так и неприемлема. Быть может, Криста просто не поняла? Она сделала пальцами знак "Ты о'кей?" Он не ответил. Вместо этого он сделал еще один глубокий вдох и наклонился, высвобождая ногу из трещины в коралле.
Теперь настала очередь Кристы рассердиться. Будь проклят этот идиот и его тупое невежество. Помогать задыхающемуся незнакомцу - дело рискованное. Порой люди в такой ситуации бывают так напуганы, что начинают драться за твой воздух и не хотят отдавать его. А кроме всего прочего он тратил ее драгоценное подводное время. В два счета она может отстегнуть свою дыхательную трубку и предоставить ему добираться до поверхности на свой страх и риск. Волоча за собой кровяное облако, он рискует стать приманкой для акул. Может, тогда зубы рыбы-молота, глубоко вонзившись в его маленькие, тугие ягодицы, преподадут этой заднице пару уроков хороших манер, техники безопасности и общения. Однако, Криста чувствовала и другое. Глаза, которые впились в ее собственные, были глазами, требующими внимания. Они были свирепыми и бешеными, измученными и жаждущими, терзающими… и истерзанными. Интенсивность их выражения светилась через стекло маски, а черные волосы Медузы, свободно парившие в океане, подчеркивали энергию, что исходила от него. На одну краткую секунду Криста Кенвуд обнаружила, что нарушила кардинальное правило спортсмена аквалангиста.
Она затаила дыхание под водой.
Это случилось как раз в тот момент, когда подплыл Роб. Следуя в тридцати футах позади Кристы, он видел всю сцену. Опытный аквалангист, он сразу все понял. Парень, попавший в беду - новичок, мачо, ныряющий в одиночку. Почти наверняка он намеренно сбросил в воду свой дыхательный аппарат, а затем нырнул за ним, чтобы надеть его внизу. Робу доводилось видеть, как другие "ковбои" проделывали такую же глупость. Роб нечасто испытывал злость, однако поведение незнакомца действительно поставило Кристу под удар. И это было непростительно. Теперь парень дышал. Он в безопасности, однако царапина от коралла едва ли казалась достаточным наказанием за его безрассудное поведение. Подплыв к ним, Роб нацарапал на доске.
- У тебя все нормально? - написал он в качестве формальной прелюдии к тому фейерверку, который должен был последовать.
Незнакомец взглянул на доску и кивнул один раз.
- Где твой напарник? - написал Роб и передал грифель ныряльщику.
Тот соизволил взять его.
Он писал медленно, прекрасным, округлым почерком, представлявшим разительный контраст с неопрятными каракулями Роба.
- Я не связываю себя напарниками, - гласил его ответ.
Криста прочла это через плечо Роба. Ей с трудом верилось в заносчивость незнакомца. Она схватила грифель.
- А тебе знакомо слово "спасибо"? Его говорят обычно, если кто-то спас твою жизнь, - написала она сердито.
Он вырвал у нее грифель.
- Ты не спасла мою жизнь.
Он резко сунул ей грифель, меча молнии глазами.
- Ты что, такой большой дурак? - не сдавалась Криста.
Что-то щелкнуло внутри Питера Стайна. В течение последних двадцати лет в его жизни бывали порой ужасные моменты, но подобного он не мог и вспомнить. Всю свою жизнь он знал один факт, и этот факт проволакивал его через тяжелые времена и саботировал все хорошие. Питер Стайн знал, что он блестящий человек. Не просто умный. Не просто талантливый. Он гениальный. Так сказал "Пулитцер". Это подтверждали хором критики. Читатели, миллионы читателей подхватывали припев. Во время публичных выступлений толпы кричали об этом. И вот сейчас, на дне океана, женщина с телом, более красивым, чем у русалки Даррил Ханна, спрашивает его, не дурак ли он.
Он в ужасе уставился на грифельную надпись. Потом поднял глаза на свою спасительницу в гидрокостюме. Она глядела на него. Ждала от него ответа. То, что она хотела от него, были слова. Но он не мог отыскать слов. Они затерялись где-то в сумятице, возникшей в его блестящем мозгу. Это было дистилляцией ужаса за все годы, но в чем-то и похуже, потому что из всех людей эта девушка имела право так писать. Внутри него бурлила паника, сильней, чем в тот момент, когда он подумал, что умирает. На дне океана звезда американской литературы испытал творческую импотенцию.
И вот, наконец, он почувствовал благодатное движение в своих пальцах. Это не было литературой, за которую дают Нобелевскую премию. И едва ли материал, достойный "Пулитцера". Только самый фанатичный приверженец минимализма мог бы усмотреть в этом "большую литературу". Однако Питер Стайн испытал адское облегчение, когда смог нацарапать:
- Спасибо.
И теперь в его сознании осталось только одно слово. Бежать. Он согнул оба колена и оттолкнулся от дна, словно прыгнул на луну. На языке подводников это известно, как подъем в чрезвычайной ситуации, и Питер Стайн вспомнил, что нужно сделать странную вещь, которую требовала инструкция по подводному спорту. Когда ты поднимался на поверхность, давление воды уменьшалось, и воздух в твоих легких расширялся. И если не избавиться при подъеме от воздуха, ты рискуешь подняться с разорванными легкими. Выход состоял в выдохе во время подъема, а начинающих заставляли громко кричать под водой, чтобы их инструкторы могли слышать, что они выполняют этот маневр безопасности. И это совершенно подходило к его настроению.
Когда он стрелой помчался наверх, Криста совершенно отчетливо услышала необычайный шум, который он издал.
Наконец, Питер Стайн нашел превосходное выражение для своего унизительного испытания.
- Аааааааааааааа, - завизжал он.
Криста наблюдала, как он удаляется, ошарашенная интенсивностью их краткой встречи.
Роб яростно царапал на доске.
"Что за задница!"