Генерал первым, вошедший в лифт, сделал движение задержать его, но Вонг уже нажал кнопку спуска. Она могла бы успеть, но по мере того как подходила к лифту, ее шаг замедлялся. Все это время Вонг упорно смотрел поверх ее головы и, когда она остановилась у, медленно сдвигающихся створок, они посмотрели друг другу в глаза. Створки мягко сомкнулись разделяя их.
Глядя на плотно сомкнутые, безликие двери лифта, Катя поняла одно: чтобы она ни сказала Вонгу, это уже не имело значение. Слишком ясно увидела она в его взгляде неприязнь и отчуждение. Еще бы! Она стала причиной его унижения, больно задев его мужское самолюбие. Видимо то, что ей тоже досталось и ее выставили пьяной развратной шлюхой, в счет не шло. Да, они оба продирались через крючья унижения, что разодрали их души чуть ли не в лоскуты, но видимо такой была цена свободы.
Подошел Семен Геннадьевич, отдал сумочку, и вызвал соседний лифт.
- Не расстраивайся. Главное, что для тебя все закончилось благополучно, - подбодрил он ее, когда они спускались на первый этаж. - Признаться, я даже не рассчитывал вытащить тебя, а вот подишь ты....
Они вышли из здания и он повел ее к своей "Хонде". Устроившись за рулем, Семен Геннадьевич сразу же включил кондиционер.
-Уф-ф, сколько живу здесь, а никак не могу привыкнуть к этой жаре, - пожаловался он, отдуваясь и выруливая со стоянки. - Отвезти тебя в отель?
- Только не туда, - устало покачала головой Катя, глядя в окно.
- Ясно. А куда хочешь?
- Туда где можно как следует напиться и накуриться
- Курить я тебе не дам, а то привыкнешь. А вот, насчет выпить могу устроить, если конечно возьмешь меня за компанию.
- Возьму.
- Тогда едем гулять в старую часть города. И не переживай ты так из-за этого мужика, а, Катюх? Вернется он к тебе. Судя по тому, как он за тебя бился, ты для него "не легкая интрижка". А пока он чудит, мы с тобой как следует, напьемся.
- В стельку, - решительно кивнула Катя, за эти несколько часов, лишившаяся всех своих иллюзий.
Глава 7
По проспекту они доехали до крепостной стены, отделяющей старый город от новых построек и, миновав ворота, въехали в его узкие улочки, петляя и путаясь в них, пока, в конце концов, не застряли между фруктовым лотком и осликом, груженным корзинами с зеленью. Семен Геннадьевич долго сигналил, а потом, потеряв терпение, принялся орать, показывая рукой, чтобы отогнали осла с дороги. Ослик, привыкший к уличному крику, меланхолично жевал, поводя длинными ушами, а его хозяин лишь вяло отмахивался от нервного фаранго, не спеша сгружая корзины с салатом.
- Один осел куда ни шло, но когда их сразу двое...- возмущался Семен Геннадьевич и, не теряя надежды поторопить хозяина ослика, снова закричал, перемежая тайский язык русским матом. Продолжая игнорировать беснующегося фаранго, таец оживленно торговался с хозяином лавки, все больше распаляясь и, вдруг принялся колотить ослика по спине. Тот обиженно заревел.
- Идиот! - рассвирепев, перешел на русский Семен Геннадьевич. - Оставь животное в покое, кому говорят!
Ослик посеменил вперед, а его хозяин, ослепительно улыбнувшись Семен Геннадьевичу, помахал ему рукой.
- Да пошел, ты! - улыбнулся в ответ Семен Геннадьевич.
С завистью глядя на обгоняющих их пешеходов, они полчаса добрались до парковки, до которой дошли бы минут за десять. Кое-как втиснув "Хонду" между "Пежо" и какой-то пропыленной, заляпанной грязью колымагой 60-х годов, Семен Геннадьевич с Катей, миновали оживленный людской поток, и заняли освободившийся столик, укрывшись под навесом уличного кафе. Столики были заняты одними туристами, которых в старом городе было больше чем в современном центре Чиангмая. Здесь стоял резкий запах водорослей и рыбы.
- Знаешь, Катюх, чем напиваться может тебе стоит выговориться? Эффект будет тот же, зато голова болеть не будет и похмелье не замучит.
- Давайте не будем сегодня говорить об этом. С меня достаточно допроса, чтобы выворачиваться наизнанку еще и перед вами, - угрюмо проговорила Катя. Ей хотелось поскорей забыться, а не начинать ворошить все заново.
- Как хочешь.
К ним подошла маленькая и изящная тайка с ярким малиновым цветком в длинных волосах. Кольца ее серебряных серег по размеру не уступали многочисленным браслетам на ее тонких руках. Улыбаясь и, словно не замечая Семена Геннадьевича, не отрывающего глаз от, темнеющей сквозь тонкую ткань короткого топика, ее маленькой груди, девушка на ломаном английском языке спросила, что господа желают заказать. Переведя взгляд с груди на золотистую пуговку, поблескивающей в пупке ее плоского гладкого живота, Семен Геннадьевич заказал пива, стеклянной лапши для себя, и шашлык сотэ для Кати.
- И десерт, - попросила Катя, - фрукты и мороженое.
- Погоди ты с десертом. Я знаю одно место, где подают сказочное мороженое... Куколка, - промурлыкал он, провожая взглядом отошедшую официантку. - Почему так получается, Кать, что до замужества женщины воздушны и хрупки. Взять хотя бы мою Галку, когда выходила за меня, разве что не амброзией питалась, наизусть Цветаеву читала со слезами и с придыханием, а сейчас отяжелела. Какая там Цветаева! Зарплату до копейки рассчитывает, хотя хватает нам с лихвой. Детей-то у нас нет.
- Почему?
- Они ее в отличие от шуб и драгоценностей не интересуют. Мужчина оценивается ею не по уму, не по душевности и способностям в постели, представь, это ее тоже не интересует, а потому, насколько ценен подарок, который он ей подарил.
Принесли пиво и заказанные блюда.
- В постели в самый пиковый момент, она может запросто поинтересоваться, сколько я получил в этом месяце и дали ли мне премию, - продолжал он, открыв банку с пивом, шумно с нетерпением, отпив добрую ее половину.
Семен Геннадьевич вовсе не жаловался и, хотя говорил с едкой иронией, в его голосе слышалась горечь. Покачав головой, Катя ограничилась высказыванием где-то вычитанным ею:
- "Женщина с колыбели - чей-нибудь смертный грех"
- Точно сказано, Галка и есть мой грех. А ты... ладно - молчу, - усмехнулся он, когда Катя укоризненно взглянула на него, подняв глаза от шампура с нанизанными на него кусочками жареных овощей.
- Домой хочу, - вздохнула Катя и вдруг дернулась: острый сотэ обжег ее саднящую губу.
- Все-таки этот твой Вонг порядочное животное, это ж надо так поцеловать... - не удержался Семен Геннадьевич, и предложил: - Пошли за десертом?
С трудом проталкиваясь сквозь плотный людской поток, они пробирались туда где было чуть посвободнее и вышли к реке. Здесь, прямо с лодок, шла оживленная торговля свежей рыбой. С лодки на лодку были перекинуты мостки и Семен Геннадьевич предложил Кате прогуляться по этому своеобразному рыбному рынку. Цепляясь за рыхлое плечо юрисконсульта, стараясь все время сохранять равновесие на узких перекидных досках, Катя заметила ему подрагивающим голосом, что в жизни так не "прогуливалась". От дыма, запаха жареной рыбы и постоянно покачивающихся под ногами мостков и лодок, Катю замутило, и они поспешили вернуться на берег.
У прилавка, разукрашенного разноцветными ракушками, Семен Геннадьевич дал ей стакан легкого белого вина. И все бы ничего, если бы продавец не стал предлагать Кате "закусить" улитками и предлагать деликатес из змей, которых держал здесь же в закрытых корзинах. Эти самые деликатесы изготовлялись тут же и, как ей старательно перевел слова зазвавшего их продавца Семен Генадьевич, он мог на ее потребу сделать стейк из кобры, суши и суп из тех же змей и даже рагу. Кончилось это тем, что Семен Геннадьевич смеясь, поспешил увести оттуда зажавшую ладонями рот, Катю.
Опять, втянувшись в кипящую людскую толпу, они выбрались из нее возле небольшой кондитерской. Им повезло, там нашлось свободное местечко, и они заняли столик, блаженно вытянув гудящие ноги. После жары, духоты и пыли, Катя наслаждалась прохладой небольшого уютного зала, видом белых ажурных пластиковых стульев, увитых зеленью арок и, похожих на огромные ананасы, пальмы в бамбуковых кадках, что отделяли каждый столик от соседних, создавая иллюзию укрытых зеленью беседок.
Перед Катей поставили вазочку с пирамидкой из мороженого, облитого карамелью и шоколадом. Семен Геннадьевич от мороженого отказался, зато заказал им обоим по бокалу красного, сладкого вина. Вино Кате понравилось даже больше чем десерт, и они повторили заказ, напрочь забыв о мороженном. От выпитого на Катю нашла беззаботность. В самом деле, что такого произошло? Ну, дала она маху, но ведь не со зла, не специально. Это Дракон, гад, повернул все так, что бы унизить Вонга.
- Правильно, - согласился Семен Геннадьевич. - Кого и надо отметелить, так это его.
Катя удивленно воззрилась на него - она, что говорила вслух?
- А что тут такого? - удивился Семен Геннадьевич. - Раз душа просит, то и говори. Но, вот ведь в чем парадокс: Дракон, как ты обозвала его очень верно, истрепал тебе нервы в лоскуты, и ты все равно ничего не имеешь против него. Правильно? Стоило же Вонгу чуть насупиться, и ты уже из себя выходишь. А что такого? Прачат не так уж и не прав. В конце концов, Вонг здоровый мужик. Столько лет без бабы. Снял туристочку на сезон: она его мало что ублажит, так еще и заплатит? Плохо ли? То, что ты заплатила не страшно. Было бы, только за что. Так было за что? А? Молодец, оторвалась по полной... И ведь умудрилась как-то растормошить такую чугунную болванку, как Вонг, - и Семен Геннадьевич с мужским цепким любопытством глянул на Катю.
Катя размешивала подтаявшее мороженое с карамелью. Ей не очень нравился фамильярный, несколько развязный тон Семен Геннадьевича, появившийся сразу после допроса. Но сказать, что с Вонгом у них ничего не было и оправдаться, она не могла. Он уже не поверит в ее объяснение. Да и кто бы поверил, слишком они невероятны даже по сравнению с той ложью, что они нагромоздили на допросе. Нагромоздили так, что она едва не придавила их самих. И потом, после того унижения, что ей пришлось вынести, было бы слишком если она до кучи, унизит еще саму себя, нарушив обещание которое дала Вонгу. Обещание молчать об их уговоре в номере "Бешеной коровы".
- Не пойму я что-то, из-за кого ты так расстроилась: из-за Виктора, или все таки из-за тайца? Брось! Ни тот, ни другой не стоит того. Виктор -- раздолбай и щенок, сама видишь, но он хотя бы свой. А таец... Держись от этого нехристя подальше, все равно тебе с ним ничего не светит. Мало того, что басурманин, так он еще страшный человек. Стоило из-за него лупить несчастную шлюшку? Да ладно не дергайся... Ну перебрала коньяку, ну захотелось тебе отблагодарить мужика, дело понятное. Он точно не бил тебя? Может ты этого не помнишь? Я пока с твоим делом знакомился, кое-что узнал о нем, - продолжал своеобразно утешать ее Семен Геннадьевич. - Могу рассказать, если конечно тебе интересно. Короче, после того как к полиции попала крупная партия наркоты, военные быстро наложили на нее лапу. Не для кого не секрет, что полиция насквозь продажна. Куда ни плюнь обязательно попадешь в копа, кормящегося с рук мафии. Ты в этом сегодня сама смогла убедиться и отлично понимаешь, что через час конфискованные наркотики снова были бы у мафии. Но с военными хрен договоришься. Что делают главари мафии?
- Что?
- Захватывают заложников, чего же еще. И после этого сообщают полиции, что если наркоту не возвратят к вечеру, заложники будут расстреляны. Полиция бегом к военным за товаром, но те и не пошевелились отдать его. Полиция в крик: что скажет общественность?! Вы подумали, что будет с заложниками?! Военные говорят: дайте нам самим с этим разобраться и не мешайте. Договариваться с мафиози предоставили Вонгу. Но прежде, чем начать с переговоры, он напряг всю свою агентурную сеть. Через несколько часов все семьи мафиози, что жаждали заполучить товар обратно, были у него в руках. Он загреб всех, включая троюродных тетушек и семиюродных дядюшек и только тогда начал переговоры, сразу выдвинув встречное требование: мол если через час все заложники не будут отпущены, он начинает расстреливать по одному члену семьи каждого мафиози, а этих главарей было, если не ошибаюсь, трое. Те сразу пошли на попятную: не хотите отдавать товар -- не надо, тогда заплатите 10 миллионов батов и заложники будут выпущены, но и ты, командир, отпускаешь наши семьи. "Через тридцать минут, - ответил Вонг. - Не через час, а через тридцать минут заложники должны быть освобождены, иначе ваши семьи будут расстреляны полностью, все без исключения".
- И?
- Заложники были освобождены, и не через полчаса, а через десять минут.
Если Семен Геннадьевич и хотел утешить ее, то добился обратного. Кате стало жутко. Нет уж! Как ни хотелось ей сбросить с себя груз секретов, которые оправдали бы ее и, открестившись от Вонга, заявить, что между ними ничего не было, она все же помолчит. Так будет лучше. Вонг со своим каменным самообладанием, как-нибудь переживет потерю своей репутации.
Лично она чувствовала себя после допроса изгаженной, как если бы в ее душу залезли грязным сапогом и будь ее воля, она бы все чистосердечно выложила Дракону, чтобы избежать той гадливости, что налипла на нее. Для нее вдруг приобрело смысл и весомость понятия чести, из-за которого раньше стрелялись на дуэли и незапятнанной репутации, которую отстаивали ценой своей жизни. Пусть бы ее арестовали и посадили за решетку, зато она не маялась сейчас так и не терпела бы невольную фамильярность Семен Геннадьевича, который даже не замечал этого. Это больно задевало и без того взвинченную, еще не отошедшую от унижения на допросе, Катю. Но все ее прекраснодушные высокие порывы, разбивались о железную волю Вонга, которой он ее сковывал. А теперь еще появился этот нешуточный страх перед ним.
- Ну хватит уже развозить эту сладкую жижу, - Семен Геннадьевич взял ее за руку и встал. - Не хочешь мороженое, так и скажи. Лучше пойдем на рыбный рынок. Сумочку не забудь.
- Опять! - перепугалась Катя, решив, что он снова затащит ее на лодки.
Но эта часть рыбного рынка отличалась цивильностью, она шла вдоль набережной и имела ряд небольших ресторанчиков. Вот в одном из таких ресторанчиков под открытым небом, отделенным от движущегося людского потока рыбацкими сетями, Семен Геннадьевич и заставил ее попробовать жареные гребешки с белым вином, а когда им принесли по пиале печеных мидий и мисочки с острым соусом, началось самое забавное.
Чтобы расправится с мидиями нужно было сначала съесть одну, а потом, орудуя пустой раковиной как щипцами, вытаскивать остальные из панцирей и обмакивая в соус, съедать. Приноровившись, Катя с похвальной ловкостью уничтожила свою порцию. Ей нравились не столько мидии, как сам процесс поедания.
После они побывали в мясном ряду, где Катя с восхищением наблюдала за уличным кулинаром в белом поварском колпаке и переднике. Он виртуозно управлялся с кусками свинины, жонглируя ими над сковородой с кипящим маслом. Грех было отказать себе в удовольствии и не попробовать хоть кусочек столь артистически приготовленного блюда, а под холодное пальмовое вино сочная и нежная свинина шла особенно хорошо.
У огромного стола, куда складывали пожертвования для какого-то храма, ее напугала пронзительно закричавшая обезьянка, выскочившая из груды цветов и фруктов, вызвав у окружающих дружный смех.
Прямо у уличного алтаря Будды увешанного цветочными гирляндами, Катю чуть не стошнило, когда она увидела в корзине огромных шевелящихся личинок, которых Семен Геннадьевич непременно желал попробовать. Ему пришлось пообещать Кате горячего крепкого кофе и не пробовать этого "кошмарного деликатеса", чтобы она, наконец, прекратила обниматься с деревянной статуей Будды уличного алтаря. Тогда они пошли искать кафетерий, который Семен Геннадьевич "отлично помнил, был где-то здесь...". Они кружили по рынку, бестолково толкаясь, а кафетерий так и не попадался. Зато Катя с удовольствием общалась с улыбчивыми тайцами, заучив с помощью Семена Геннадьевича несколько расхожих фраз.
- Кхоп кхун (Спасибо), - говорила она, когда ей в руку сунули лонган - мягкий и сочный фрукт.
- Кхо тхот, - извинялся Семен Геннадьевич, чуть не налетев на сувенирный лоток со статуэтками Будд, разноцветными веерами и связками четок.
- Ю тхи най? - спросил он у какого-то тайца о кафе. Тот махнул в сторону противоположную той, куда они шли и Семен Геннадьевич, спохватившись, оттащил Катю от вцепившейся в нее торговки благовонными палочками, сующей ей под нос одну из них.
- Похоже мы забрели на блошиный рынок, - почесал он свою гладкую макушку с удивлением оглядываясь, - которого я что-то не помню... Разве он здесь должен быть?
Когда они прошли мимо прилавков с одеждой, кустарными изделиями, видеокассетами и еще какого-то старья, то решили уже, что надо повернуть обратно и тут Семен Геннадьевич, потерявший терпение, начал расспрашивать о кафе всех попадающихся на их пути торговцев.
У Кати уже не было сил смеяться, видя с какой агрессивностью, обычно приветливые, улыбчивые тайцы, отгоняют назойливого фаранго от своих товаров и, как искренне удивлялся каждый раз Семен Геннадьевич, почему, вдруг, перестали понимать его тайский.
- Они же здесь, в Чиангмае, дикие, не то, что в Бангкоке, где туристов больше чем самих тайцев, - сокрушался он.
- Мне кажется, что мы здесь уже проходили, - Катя кивнула на хихикающую тетушку, торгующую зонтиками и соломенными шляпами.
- Ты все придумываешь, рыба моя, - беспечно отмахнулся он от нее, но уже через минуту озабочено погладил себя по лысине, глядя как продавец бус вдруг замахал на них руками. - Он говорит, что мы только и делаем, что бестолково ходим вокруг его лотка. Ничего себе, а?
Закончилось их блуждание тем, что едва стоящий на ногах Семен Геннадьевич с повисшей у него на руке, обессиленной от смеха Катей, наткнулся на полицейского.
Представитель власти вежливо осведомился, может ли он чем-нибудь им помочь. Не надеясь уже на свой тайский, Семен Геннадьевич, подкрепляя свои слова жестами, попросил отвести их в то растреклятое кафе, которое они вот уже битый час не могут отыскать. Под конец своей речи, чтобы полицейский окончательно понял его, он изобразил, что пьет из чашечки кофе, для большей убедительности, оттопырив при этом мизинец. Катя не в силах уже вынести этого зрелища, уткнувшись в его плечо, больше стонала, чем смеялась. Семен Геннадьевич, глядя на серьезного полицейского, так ничего и не понявшего из его пантомимы, приуныл. Вдруг полицейский сделал им знак следовать за ним и, тут уже испугалась Катя, что вместо кафе их отведут сейчас в участок.
- За что? - возмутился Семен Геннадьевич ее предположению.
- За то наверное, что приставали к торговцам.
- Ну, тогда нас, скорей всего поведут осматривать местный вытрезвитель, - сказал он, и вдруг громко и радостно выругался.
Через минуту они стояли у кафе, озабочено разглядывая его витрину мимо которой проходили не раз, безуспешно разыскивая его.
- Кхоп кхун, - сложив ладони, поклонился благодарный Семен Геннадьевич полицейскому, умудряясь произнести это как "хлоп кун".
Полицейский, сохраняя серьезность, кивнул и, посмотрев на задохнувшуюся от нового приступа смеха, Катю, вдруг сделал характерный жест, так хорошо знакомый каждому русскому - щелкнул себя по шее пальцем и, покачивая головой, пошел дальше.