Роман "Гнев Диониса" был признан самой читаемой книгой в 1910-х годах Написанный как дневник художницы, он повествует об истории молодой женщины, отправившейся из Петербурга на Кавказ, чтобы познакомиться с семьей любимого ею мужа. Завязавшийся в дороге роман со случайным попутчиком ставит героиню перед выбором между прежней любовью и страстью к новому знакомому.
Эмигрировав в 1917 году, она так и не вернулась в Россию. Произведения ее не переиздавались, имя практически не упоминалось - так из русской литературы вычеркивали неугодного автора.
Но время расставляет все на свои места, и произведения одного из самых популярных писателей начала XX века возвращаются к читателям.
Итак, Евдокия Нагродская (1866–1930)… как А. Вербицкая, Санжар, Т. Краснопольская, она снискала себе славу писательницы-феминистки. Уже первый ее роман "Гнев Диониса" принес Нагродской скандальную известность, и в короткий срок выдержал десять изданий. Так называемые вопросы "пола" свободного брака, "освобождение женщины из-под ига мужчины", загадки таинственной женской души стали основными темами в ее творчестве. Писательница не просто приоткрывает завесу над тем, о чем стыдливо умалчивала традиционная литература - она отстаивает свое право говорить об интимном смело и откровенно. И не удивительно, что обращение Нагродской к глубинам женского естества созвучно сознанию современной женщины.
Содержание:
ХОЗЯЙКА "МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ КВАРТИРЫ" 1
Аня и другие рассказы 2
Чистая любовь 2
Он 4
Аня 11
За самоваром 22
Романтическое приключение 24
ПРИМЕЧАНИЯ 27
Примечания 27
Евдокия Нагродская
Аня и другие рассказы
ХОЗЯЙКА "МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ КВАРТИРЫ"
"Популярнейшая писательница нашего времени Е.А. Нагродская", - гласили рекламные аннотации книгоиздательства М.И. Семенова. "Автор бульварных романов", - отзывался о ней Рюрик Ивнев.
Творчество Нагродской никогда не оценивалось однозначно: похвальные отзывы чередовались с едкими насмешливыми рецензиями. Сама же писательница скорее эпатировала общественное мнение, чем прислушивалась к многочисленным оценкам своего творчества. Выход в свет практически каждой ее книги сопровождался скандалом. Так, в воспоминаниях современников мы встречаем несколько вариантов рассказа о том, как, возмущенная запретом цензуры на издание романа "Бронзовая дверь", Нагродская "ворвалась в кабинет чиновника, чьими стараниями был наложен запрет, и устроила в его кабинете буквально погром".
После эмиграции Евдокии Аполлоновны в 1917 году имя ее все реже и реже можно было встретить в литературной хронике и критических обзорах. Популярность и скандальную славу сменило полное забвение.
Евдокия Аполлоновна Нагродская родилась в 1866 году в Петербурге. Родители ее - А.Ф. Головачев и А.Я. Головачева-Панаева. Личность отца будущей писательницы не представляет собой особенного интереса, тогда как о ее матери необходимо рассказать более подробно и обстоятельно. А.Я. Головачева-Панаева известна как популярная и по сей день писательница, ее перу принадлежат не только многочисленные художественные произведения, но и одни из самых интересных мемуаров того времени (не принимая во внимание большого количества публицистических статей, посвященных, главным образом, так называемому "женскому вопросу"). Дело в том, что, будучи активной сторонницей "освобождения женщины из-под ига мужчины", мать Евдокии Аполлоновны на протяжении всей своей жизни отстаивала принципы женской независимости, регулярно публикуя в периодике рассматривающие эту проблему статьи и вместе с тем не забывая о личной жизни. А.Я. Панаева трижды была замужем. Ее первый муж - писатель И.И. Панаев - в сороковых годах уступил свое место Н.А. Некрасову, на смену которому пришел А.Ф. Головачев - отец Нагродской.
Об интересной жизни этой женщины, о ее дружбе со знаменитыми литераторами и видными политическими деятелями, о продолжительном сотрудничестве с журналом "Современник", об истории написания ее романов и о многом другом рассказывается в ее воспоминаниях и в посвященных ее судьбе книгах (напр., К. Чуковский "Любовь поэта").
Ничуть не странно, что ее дочь дебютировала в русской литературе как представительница уже оформившегося к тому времени и приобретшего популярность движения русских феминисток, О произведениях Нагродской было принято говорить в связи с творчеством Краснопольской, Санжар и Вербицкой. Естественно, что у этого движения были свои сторонники и свои противники. Противостояние двух враждующих лагерей повышало и без того растущий с каждым днем интерес к этой проблеме. Каждое новое произведение писательниц-феминисток редко когда было обойдено вниманием читателей и критики. Так, вышедший в свет в 1910 году роман "Гнев Диониса" снискал дебютировавшему автору славу скандальной писательницы.
Как и все последующие произведения, публиковавшиеся в России, первая книга Евдокии Аполлоновны была издана в типографии М. И. Семенова. Этот крупный книгоиздатель, бывший близким другом Нагродской, опекал еще неокрепший талант уже широко известного автора и был вознагражден за свою заботу и хлопоты - за пять с небольшим лет "Гнев Диониса" выдержал десять (!) изданий достаточно большим по тому времени (а для начинающего литератора - что и говорить) тиражом в 25 тыс. экземпляров. Готовилось даже одиннадцатое переиздание, но политические события семнадцатого года расстроили планы мецената, издававшего, кстати сказать, и Собрание сочинений М.А. Кузмина.
В чем же причина небывалого успеха этого романа? Может быть, в его проблематике? "Сексуальные проблемы проповеди свободной любви; борьба между волей к творчеству и властью материнства" - таковая краткая рецензия на первую книгу Нагродской одного из авторитетных и по сей день изданий. В журнале "Исторический вестник" (1911, № 9, с. 1160–1162) Б.Б. Глинский в рецензии на "Гнев Диониса" констатирует "победу в романе матери", стоившую главной героине многих компромиссов, и, положительно оценив дебют молодой писательницы, формулирует не только основную тему романа, но самую сущность феминизма в литературе вообще: "переоценка былых женских ценностей". Положительный отзыв в газете "Речь" (№ 202 от 26 июля 1910 г.) публикует племянник М.А. Кузмина, один из близких друзей Евдокии Аполлоновны - Сергей Ауслендер.
Как видно, русского читателя и читательницу привлекали в произведениях Нагродской вполне конкретные и определенные вещи, которые до сих пор остаются актуальными. Литературные же достоинства прозы писательницы, к сожалению, не были оценены по заслугам.
Однако наивно полагать, что читающая публика была единодушна в своих суждениях: одновременно с положительными отзывами в периодике появлялись рецензии, написанные в ироническом, а порой к в издевательском тоне. В. Кранихфельд в журнале "Современный мир" (1910, № 11, с. 163–164) выражал свое неудовольствие тем, что "в романе нередки длинноты и ненужные повторения Встречаются и шероховатости языка". В целом же, по его мнению, "он читается легко, с неослабевающим интересом. Это - "страничка жизни". Претензии к финалу были вызваны появлением во второй части романа нового персонажа - Латчинова, - "мечтающего восстановить гомосексуальный культ древних и оказавшегося жертвой своей мечты: те банщики, которые "на крыльях" поднимают героев Кузмина, не подняли героя Нагродской".
Настаивая на равноправии женщины и мужчины, А. Коллонтай в том же "Современном мире" (1913, № 9, с. 162–163) в статье, озаглавленной "Новая женщина", высказывает свое мнение о "Гневе Диониса": "…в покорившейся обстоятельствам Тане, Тане, отрекшейся от своего искусства и обратившейся в орудие наслаждения для чуждого ей Старка, - мы не узнаем былой, смелой, цельной личности, Тани - человека. Жалко, что автор так оклеветал свою Таню".
Такова вкратце история дебюта в литературе Евдокии Аполлоновны Нагродской. Вопреки сложившимся представлениям о долгом и кропотливом труде литератора, дебютантка не заставила долго ждать издания своего нового произведения и уже в следующем, 1911 году порадовала своих поклонников и почитателей тремя новыми книгами. Сборник рассказов, в который были включены четыре новеллы ("Аня", "Чистая любовь", "Он", "За самоваром"), имел едва ли не меньший, чем "Гнев Диониса", успех. Пять переизданий с 1911 по 1915 год утвердили за писательницей славу современного яркого, популярного писателя, однако пресса на этот раз была менее скромной и доброжелательной. Причиной тому - скандальная история, произошедшая с романом "Бронзовая дверь". В задуманном как первая часть так и незавершенной трилогии "Усталый мир" романе затрагивалась запретная тема сексуальных извращений. Цензура наложила запрет на издание этой книги и конфисковала весь тираж. Попав в опалу, Нагродская, естественно, стала еще более популярным автором, но теперь ее творчество привлекало к себе пристальное внимание не только читателей и критики.
Незаметно по сравнению со своими прозаическими предшественниками прошел поэтический дебют опальной романистки - ее единственный поэтический сборник под скромным названием "Стихи".
Находясь в сложных отношениях с цензурой, писательница целый год не предпринимала новых изданий. Как вспоминает поэт Рюрик Ивнев, в это время она жила в собственной "обширной квартире на Мойке у Синего моста". Именно там в 1914 году он встречался с М.А. Кузминым, снимавшим у хозяйки квартиры комнату с 1913 по 1916 год. Частыми гостями Нагродской и Кузмина были С. Ауслендер, Ю.И. Юркун, М.И. Семенов. Кстати сказать, два более поздних рассказа Евдокии Аполлоновны - "Похороны" и "Сон" - посвящены соответственно Юркуну и Кузмину. По сути дела, эту квартиру можно назвать "художественным салоном госпожи Нагродской", хотя, разумеется, не может быть и речи о соперничестве прославленной "Бродячей собаки" и "Привала комедиантов" с гостеприимным домом модной писательницы. Но как и в своем творчестве, так и в жизни Евдокия Аполлоновна не умела оставаться в тени. Ее квартира давала многочисленные поводы для пересудов и перетолков. "Сомнительным салоном" называет ее в своих воспоминаниях Р. Ивнев, недоумевая, как мэтр Кузмин может жить в подобном доме и приглашать на собственные чтения его хозяйку. Слухи о "сомнительности" салона Нагродской переполняли Петербург десятых годов. Бытовало мнение, что салон с первых дней своего существования стал "злачным местом", домом свиданий, где назначали встречи охочие до легких развлечений, а его постояльцы были исключительно сексуальными извращенцами. Лесбиянки и гомосексуалисты к удивлению петербуржцев вполне мирно уживались друг с другом и не упрекали хозяйку в недостатке теплоты, ласки и уюта в ее доме. "Метафизическая квартира Нагродской" привлекает внимание Пурина, автора статьи, посвященной творчеству Кузмина. "Метафизика" салона заключалась в том, что в нем, как и во многих старых петербургских домах, нередко случались всевозможные чудеса и странности, постояльцам и гостям доводилось участвовать в спиритических сеансах. Среди "страшных историй" городского фольклора той поры мы находим и рассказ о "живой мебели", которой была обставлена малая гостиная дома Нагродской. В этой небольшой комнате с единственным маленьким окошком, освещавшим ее тусклым светом, стоял старинный из орехового дерева гарнитур. Рассказывали, что массивные, обитые кожей стулья с высокими резными спинками всегда должны были стоять вокруг большого круглого стола. Если же кто-нибудь из посетителей забывал поставить стул на его положенное место, то стул самостоятельно возвращался. Однажды он "прибыл к месту назначения даже с перепугавшимся от подобного "оживленного движения" пассажиром".
Мистические мотивы встречаются и в прозе Нагродской (рассказ "Он"), и это совсем неудивительно, поскольку мистика в начале двадцатого столетия была в столице России в почете и в ходу.
В 1913 году выходит в свет роман "Борьба микробов", впоследствии переиздававшийся пять раз, и сборник рассказов "День и ночь", не произведший особого впечатления на читающую публику. И в этом же году М. И. Семенов издает два номера журнала "Петербургские вечера"; в обоих опубликовано по рассказу Нагродской ("Романтическое приключение" и уже упоминавшиеся "Сны"). Однако если в первых номерах публиковались преимущественно литераторы круга Ауслендера - Нагродской - Семенова, то в следующий, третий номер, вышедший в 1914 году, были включены произведения Кузмина, Юркуна, Ивнева, Краснопольской и Садовского. Журнал становился солидным литературным изданием, а Евдокия Аполлоновна, опубликовав в третьем номере рассказ "Садрильона", а в четвертом - рецензии на "Изумрудного паучка" Ауслендера и "Силу жизни" Савватия и рассказ "Мальчик из цирка", входила в общество популярных и многообещающих столичных литераторов. Признанием же петербургскими писателями ее творчества можно считать публикацию рассказа "Невеста Анатоля" в литературном сборнике "Полон" (1916 г.), среди участников которого - Блок, Сологуб, Вяч. Иванов, Гумилев, Садовский, Ивнев, Ауслендер и Ремизов.
Помимо "малой прозы" Нагродская продолжает работать в жанре романа. В 1914 году увидели свет романы "Белая колоннада" и "У бронзовой двери". Последний, как можно заключить из названия, не что иное, как исправленный и переработанный вариант скандальной "Бронзовой двери" 1911 года, но и на этот раз задуманное не осуществилось. Первая часть нового романа была издана с существенными купюрами, а в сноске к началу второй части оговаривалось, что таковая издается в отрывках.
Несколько ослабший интерес читателей к творчеству писательницы возвращается с публикацией романа "Злые духи" (1915 г.). "Мотивы эротики и садизма, возвеличение войны как очищающего начала" - такова наиболее привычная характеристика этой книги. В "Журнале журналов" (1915, № 10, с. 3–4), отстаивавшем позицию антифеминизма, печатается статья-рецензия главного редактора He-Буквы (И. Василевского), в которой наряду с нелестными отзывами о Нагродской и ее творчестве ("бульварные романы нагродско-вербицкого пошиба"; "валаамова ослица" - лично о писательнице) утверждается, что "лютый враг не мог бы принести больше вреда понятию о подлинной, "внешне независимой и внутренне самостоятельной" новой женщине, чем такого рода воистину "услужливые" друзья новой женщины, как госпожа Нагродская". Не очень-то доброжелательная характеристика последнего романа, написанного в России.
В 1916 году издается сборник рассказов "Сны", составленный из опубликованных за последнее время в журналах рассказов, и наступает 1917 год. Как и многие ее друзья, писательница эмигрирует, но и на чужбине не оставляет своего ремесла. После шестилетнего молчания в 1922 году в Париже и Берлине выходят два новых романа - "Записки Романа Васильева" и "Правда о семье моей жены" (вместе с рассказом "Садрильона") - последние произведения автора. Через восемь лет, 19 мая 1930 года Евдокия Аполлоновна умирает в Париже. С. Рогов в берлинском журнале "Театр и жизнь" публикует некролог "Е.А. Нагродская".
* * *
Такова история шестилетнего триумфа Евдокии Аполлоновны Нагродской в литературе, история, рассказывающая о ее друзьях и врагах, славе и забвении, об "обширной квартире на Мойке", ее гостях и постояльцах.
С. Савицкий
Аня и другие рассказы
Чистая любовь
Письмо от нее!
"Ради Бога, приезжайте в Павловск, будьте в десять часов на скамейке у пруда за Пильбашней, я виновата перед Вами, но все же Вы - мой единственный друг. М.К.".
Эта записочка, набросанная карандашом, дрожит в его руке.
Мысли вихрем кружатся…
Может быть, наступает опять счастье, о котором он мечтал, которое налетело, как сон, и как сои уплыло…
Конечно, он знает, что другой мужчина на его месте призадумался бы назвать женою девушку, которая… ну, которая уже любила.
Но он, три года живший этой мечтой, так покорно, чисто и преданно любя, неужели он откажется от этого счастья?
Она любила другого, но то была страсть, увлечение, она не совладала с собой… Она не девственница…
Но, Боже мой, что за абсурд эта "девственность"! Какая-нибудь demi-vierge, развратничавшая вовсю, позволявшая себе то, от чего, может быть, с отвращением отшатнется проститутка, - сохранив свою девственность, гордо идет под венец в флёрдоранжевом венке, и муж после свадьбы ходит гордый, довольный… дурак!
А если девушка вся сгорела от страсти, вся в одном порыве отдала беззаветно всю свою душу и сердце, - "порядочный человек" не может жениться на ней! Абсурд! Абсурд.
Он хватается за голову.
Но почему он решил, что она покончила со своей прежней любовью и опять согласна быть его женой? А если это что-нибудь другое, какие-нибудь пустяки?
Нет, нет, по пустякам Мурочка не позовет его, она знает, что пережил он, когда… Господи, как только он пережил!
С первого дня, как только он попал к Кулышевым, он почтительно, робко полюбил ее. Он видел ее одну, думал только о ней…
Воспитанный в семье интеллигентных тружеников, в тесно сплоченной семье, где родители и дети дружно работали, отдыхали и веселились, он был немного шокирован обстановкой дома Кулышевых - этим сплошным базаром. Отец где-то служил, играл на бирже, куда-то что-то поставлял, мать участвовала в любительских спектаклях, концертах, еще очень моложавая и интересная, сын, гимназист, занимался спортом и борьбой, а две кузины, жившие у Кулышевых, учились не то музыке, не то кулинарному искусству.
В этом доме была постоянная толчея. Играли на всевозможных инструментах, пели, декламировали. Туда каждый вел своих знакомых, как в клуб.
Если хозяев не было дома, то это не мешало гостям собраться, танцевать, петь, ожесточенно спорить и курить, даже вздремнуть где-нибудь на диване.
Мурочка была душой всего этого столпотворения. Она и пела, и декламировала, и грациозно танцевала всякие матчиши и danse d’apaches.
Сеня, в этом доме Семена Александровича чуть не через неделю звали Сеней, как-то сразу "обалдел" перед Мурочкой, как выразился его товарищ-однокурсник, который ввел его к Кулышевым.
За Мурочкой все ухаживали, и Сеню возмущало иногда свободное обращение всей этой молодежи с Мурочкой и другими барышнями.
Он полюбил так свято, так чисто эту стройную, худенькую девушку с синими глазами.
Всегда, везде его взоры следили за ее маленькой гибкой фигурой. И во сне, и наяву перед ним мелькала эта хорошенькая головка в русых локонах, перевязанных лентой у самого лба. Ему хотелось целовать эти маленькие руки, складки ее легких, всегда светлых одежд - в виде греческих туник.