Именно такому массовому читателю Бенедиктов пришелся ко двору. Что собой представлял Бенедиктов? В жизни – хороший чиновник. В поэзии – восторженный поэт со сверхромантическими порывами, превращающий самое обычное, мелкое и бытовое в грандиозное, величественное и для всех смертных, в том числе для себя, – в недосягаемое. Бенедиктов живет одной жизнью, пишет – о другой. Лирический герой Бенедиктова не имеет ничего общего и никаких точек соприкосновения с чиновником Бенедиктовым. Бенедиктов создал поэтическую маску, ни в чем на него, чиновника, не похожую, и между автором и его маской (лирическим героем) образовался разрыв, "безвоздушная пауза". Пространство, где обитает чиновник Бенедиктов, известно: департамент, служебные комнаты, петербургская квартира, проспекты и улицы Петербурга; оно полно звуками, людским и прочим шумом. Лирический герой Бенедиктова живет в ином пространстве. Там каждой вещи придан вселенский масштаб: "Безграничная даль, Безответная тишь Отражает, Как в зеркале, вечность". Бенедиктов стремится к тому, чтобы разрыв между жизнью и поэзией не уменьшался, а увеличивался. В поэзии, по его мнению, все должно быть иначе, чем в жизни. А каким образом избавиться от всякого жизненного подобия в поэзии? Для этого есть несколько способов.
Во-первых, писать и говорить преувеличенно красиво, слишком красиво, нарочито красиво. Бенедиктов выражается чересчур изысканно, он любит "изящные", претенциозные словесные жесты, которые становятся безвкусными, приторными и пошлыми. Таково, например, начало знаменитого стихотворения "Кудри", в котором мнимая красота выражения "выпирает" и "кричит" о себе, что она необыкновенно красива:
Кудри девы-чародейки,
Кудри – блеск и аромат,
Кудри – кольца, струйки, змейки,
Кудри – шелковый каскад!
Вейтесь, лейтесь, сыпьтесь дружно,
Пышно, искристо, жемчужно!
Вам не надобен алмаз:
Ваш извив неуловимый
Блещет краше без прикрас,
Без перловой диадимы;
Только роза – цвет любви,
Роза – нежности эмблема
Красит роскошью эдема
Ваши мягкие струи.
Помню прелесть пирной ночи, –
Живо помню я, как вы,
Задремав, чрез ясны очи
Ниспадали с головы;
В ароматной сфере бала,
При пылающих свечах,
Пышно тень от вас дрожала
На груди и на плечах;
Ручка нежная бросала
Вас небрежно за ушко,
Грудь у юношей пылала
И металась высоко.
Тургенев впоследствии смеялся над словесными "красивостями" Бенедиктова: наездница, "гордяся усестом красивым и плотным. властелинка над статным животным".
Во-вторых, необходимо насытить стихи ложной философичностью, прибегнуть к странному, необычно-выразительному синтаксису и к использованию слов в новом для них значении, взорвать традиционную стилистику, придумать новые слова, новые эпитеты ("пирная ночь" и др.). В стихотворении "Вальс" Бенедиктову ничего не стоит представить обычный танец полетом неземных существ в небесном поле среди планет и звезд, торжеством "Коперника системы" и превратить картину светского праздника в философско-демонический бал:
Вот осталась только пара,
Лишь она и он. На ней
Тонкий газ – белее пара,
Он – весь облака черней.
Гений тьмы и дух эдема,
Мнится, реют в облаках,
И Коперника система
Торжествует в их глазах.
Вот летят! – Смычки живее
Сыплют гром; чета быстрее
В новом блеске торжества
Чертит молнии кругами,
И плотней сплелись крылами
Неземные существа.
Тщетно хочет чернокрылый
Удержать полет свой: силой
Непонятною влеком,
Как над бездной океана,
Он летит в слоях тумана,
Весь обхваченный огнем.
В сфере радужного света
Сквозь хаос, и огнь, и дым
Мчится мрачная планета
С ясным спутником своим.
Тщетно белый херувим
Ищет силы иль заклятий
Разломить кольцо объятий,
Грудь томится, рвется речь,
Мрут бесплодные усилья,
Над огнем открытых плеч
Веют блондовые крылья,
Брызжет локонов река,
В персях места нет дыханью,
Воспаленная рука
Крепко сжата адской дланью,
А другою – горячо
Ангел, в ужасе паденья,
Держит демона круженья
За железное плечо.
Здесь особенно впечатляют "блондовые крылья" неземных существ и "железное плечо" демона.
Вся поэтическая стилистика Бенедиктова свидетельствует о резком разрыве с принципами пушкинской стилистики, которые были усвоены лучшими поэтами и разделялись ими – ясностью, точностью, прозрачностью мысли и ее словесного выражения. Порывая с пушкинской поэтикой, Бенедиктов не порывал с допушкинской романтической системой. Особенность Бенедиктова состояла в том, что традиционные общеромантические стилистические штампы и образы он соединил со смелыми и удачными словосочетаниями, свежей образностью, разрывающей стертую словесную ткань. Вот пример поэтической отваги Бенедиктова:
Конь кипучий бежит, бег и ровен и скор,
Быстрота седоку неприметна!
Тщетно хочет его опереться там взор:
Степь нагая кругом беспредметна.
То явление в русской романтической поэзии, которое подразумевается под словом "бенедиктовщина", означает не просто поэтическое безвкусие, вульгарность и пошлость, но странный сплав смелых и свежих выражений с бесцветными романтическими клише, возведенный на уровень философско-поэтического закона. При таких установках поэтически удачными могут быть только отдельные стихотворные строфы, фрагменты или строки. Бывают поэты одного стихотворения, ранний Бенедиктов – поэт отдельных строф и строк. Вот как смело и живописно он изображает и выражает романтический порыв земного к небесному, причем не только человека, что обычно в поэзии, а устремленность всей земли к небу:
Земли могучие восстанья,
Побеги праха в небеса!
Здесь с грустной цепи тяготенья
Земная масса сорвалась… <…>
Рванулась выше… но открыла
Немую вечность впереди.
Тут земля трудно "сорвалась" с "цепи тяготенья" и, казалось, устремилась вниз, в пропасть, но она "рванулась", поднялась, взлетела в небо и трагически узрела там "немую вечность". Так Бенедиктов представил себе горы в стихотворении "Горные выси".
Итак, в поэзии Бенедиктова, не находящейся "под строгим контролем вкуса", есть и пустая красивость, и вульгарность, и пошлость, но есть в ней и свежесть, и смелость. Как ни странно, в безвкусии Бенедиктова, в разрыве со "стилевым кодексом" эпохи – источник неожиданных открытий и даже прозрений поэта. Стихами Бенедиктова русская поэзия робко и не без ошибок нащупывала новые пути (назывное перечисление, философскую "отстраненность" образа, ритмические ходы), опробованные затем Б. Пастернаком, Н. Заболоцким, А. Ахматовой. В этом таится необычность судьбы Бенедиктова, которого одни считали непризнанным гением, другие презрительно именовали "чиновником-поэтом". Пожалуй, правда состоит в том, что чиновник, наделенный талантом, захотел стать поэтом, а одаренный поэт остался чиновником.
А. И. Полежаев (1804–1838)
Среди поэтов конца 1820–1830-х годов А. Полежаев выделялся своей несчастной и трагической судьбой, которая не щадила поэта с дней рожденья. Он был незаконнорожденным сыном, обвинен по доносу в нарушении норм общественной нравственности, сослан в качестве унтер-офицера Бутырского пехотного полка, разжалован в солдаты, лишен дворянского звания "без выслуги", страдал чахоткой и в 33 года умер.
Полежаев начал писать в конце 1820-х годов. Его стихи были отчетливо ориентированы на пушкинский принцип стилистической свободы и отличались резким смыслом, энергичным ритмом и злободневностью. Он часто отдавался во власть игровой ритмической стихии. Он умел в быстром темпе развертывать тему и мчать стих в едином порыве от начала до конца. Интонация быстрого и страстного речения передавалась им с помощью коротких строк. Это позволяло избегать многословия, точно нацеливало мысль и заостряло ее:
Я умру! На позор палачам
Беззащитное тело отдам!
Но, как дуб вековой,
Неподвижный от стрел,
Я, недвижим и смел,
Встречу миг роковой!
В отдельных стихотворениях ("Сарафанчик") Полежаев пытался обратиться к народной образности.
А. В. Кольцов (1809–1842)
Многие русские поэты, обрабатывая русский фольклор, сочинили замечательные песни и романсы, создали в народном духе целые поэмы и сказки (например, "Конек-Горбунок" П. П. Ершова). Но ни для кого из них фольклор в такой степени не был своим, как для А. Кольцова, который жил в народной среде и мыслил сообразно вековым народным представлениям. Своим талантом Кольцов привлек к себе внимание сначала провинциальных воронежских литераторов и меценатов, затем и столичных – Н. В. Станкевича, Жуковского, Вяземского и в особенности Белинского. Познакомился Кольцов и с Пушкиным.
Одна из центральных проблем русской литературы XIX в. – разъединенность дворянской и народной культур, разрыв между жизнью народа и жизнью образованного сословия. В творчестве Кольцова в известной мере этот разрыв оказался преодоленным, поскольку поэт соединял в своей поэзии достоинства фольклора и профессиональной литературы. И до Кольцова были крестьянские поэты, но их поэзия либо имитировала народную поэзию, либо грешила чисто декоративной, по словам Белинского, народностью. И до Кольцова были профессиональные или полупрофессиональные литераторы из дворян, которые обращались к жанру народной песни (Ю. А. Нелединский-Мелецкий, В. А. Жуковский, К. Ф. Рылеев, А. А. Дельвиг и др.), но и они не могли достигнуть той степени органичности и легкости слияния с народным творчеством, какая свойственна песням Кольцова.
Секрет народной подлинности поэзии Кольцова, видимо, заключается в том, что и эпическая, и лирическая народная поэзия были общенародны. В них народ выражал не индивидуальные чувства, а общие. Иначе говоря, если народ пел о любовных страданиях, то эти страдания представали не в их особенных, индивидуальных проявлениях, принадлежащих только этому певцу-исполнителю, а в общих, свойственных всем – и тем безымянным авторам, кто песни сочинял, и тем, кто их пел, и тем, кто их слушал. Это своеобразие народного поэтического мира прекрасно понял Пушкин: в "Борисе Годунове" дочь Бориса царевна Ксения тоскует о своем умершем женихе в истинно народном духе, пользуясь общими со всем народом формами выражения чувств, воплощенными в фольклоре, тогда как Марина Мнишек выражает свою любовь формами литературной поэзии, стремясь резко индивидуализировать, личностно обозначить владеющее ею чувство. В народных песнях Кольцова перед читателем встает не конкретный (индивидуализированный) крестьянин – Иванов, Петров, Сидоров, а крестьянин вообще. И поет Кольцов не о каких-то особых заботах, бедах и радостях крестьянина, как Некрасов, в поэзии которого у разных крестьян – разные судьбы и разные печали, но общих, общекрестьянских и общенародных. Поэтому и содержание поэзии Кольцова, и форма были органично связаны с народным творчеством. Ему не надо было ни подделываться под народное миросозерцание, ни приподнимать его. Крестьянин у Кольцова в полном соответствии с народным укладом, окружен природой, и его жизнь определена природным календарем, природным расписанием и распорядком. Природному циклу подчинена вся трудовая жизнь крестьянина ("Песня пахаря", "Урожай"). Как только крестьянин выпадает из природного цикла, утрачивает власть этого своеобразного "крестьянского пантеизма", он сразу чувствует тревогу, угрозу и страх, предвещающий смерть ("Что ты спишь, мужичок?"). Если крестьянин живет в единстве с природой, с историей и со своим "родом-племенем", то ощущает себя богатырем, чувствует в себе силы необъятные. По-народному герой Кольцова понимает и превратности судьбы: он умеет быть счастливым в счастье и терпеливым в несчастье (две песни Лихача Кудрявича).
Отход Кольцова от народного миросозерцания и попытки вступить в область профессиональной литературы, т. е. писать такие же стихи, как и образованные литераторы-дворяне, ни к чему хорошему не привел. Его усилия создать стихотворения в духе философских элегий и дум, перелить в стихи свои философские размышления окончились неудачей. Стихотворения эти были наивными, поэтически слабыми, и их художественное значение ничтожно.
В той же сфере, где Кольцов органичен, он оказал значительное влияние на русскую поэзию, причем не только на поэтов, родственных ему по темам и мироощущению, но и на таких утонченно-интеллектуальных лириков, как А. Фет.
Итак, русская поэзия в 1810-1830-х годах прошла сложный и трудный путь от классицизма и сентиментализма к романтизму, сначала к "школе гармонической точности", затем усвоив пушкинскую романтическую поэтику. Русская поэзия осталась в пределах романтизма, тогда как Пушкин двинулся дальше. На путях романтизма возникли такие поэтические тенденции, которые, с одной стороны, отвергали принципы пушкинской поэзии, а с другой – предваряли появление романтизма Лермонтова и даже поэзии 1850-х годов.
Основные понятия
Романтизм, философская поэзия, натурфилософия, шеллингианство, элегия, послание, песня, сонет, идиллия, романс, гражданская ода, философская ода, пантеизм, эпигонство, вульгаризация поэтических тем, стилей, жанров.
Вопросы и задания
1. Литературная маска Дениса Давыдова.
2. Дайте анализ батальной лирики на примере одного-двух стихотворений.
3. Преобразование любовной элегии.
4. Хронологические и художественные границы "пушкинской поры".
5. Как различаются понятия "пушкинская плеяда", "поэты пушкинской поры", "поэты пушкинского круга" и др.?
6. Какова жанровая система поэзии Вяземского?
7. В чем состоят поэтические искания Вяземского?
8. Расскажите о наиболее характерных признаках идиллий Дельвига.
9. Какие жанры культивировал Дельвиг и в чем их особенности?
10. В чем заключалось поэтическое новаторство Языкова?
11. Как преобразовался в лирике Языкова жанровый канон романтической элегии?
12. Расскажите о трансформации оды.
13. Расскажите об истории создания и деятельности Общества любомудров.
14. Кто входил в общество любомудров? Какие цели оно перед собой ставило?
15. Основание журнала "Московский вестник". Пушкин и "Московский вестник".
16. Требование содержания в поэзии и протест против сглаженности поэтических образов и инерции стиховых форм.
17. Натурфилософия Шеллинга и литературная программа любомудров.
18. Каковы особенности трактовки традиционных тем в лирике Веневитинова? Преобразование элегии.
19. Как отразилась пантеистическая философия в стихотворениях Хомякова?
20. Одическое начало в лирике Хомякова.
21. Проблема Востока и Запада в поэзии Хомякова.
22. Эстетический уклон лирики Шевырева. Тема красоты, высшего назначения слова, ночных откровений.
23. Цикл стихов об Италии и его значение.
24. Литературно-эстетические взгляды Шевырева и их выражение в лирике. Проанализируйте послание к А. С. Пушкину с точки зрения провозглашения программных требований к искусству слова.
25. В чем своеобразие поэзии Бенедиктова? Приведите примеры, показывающие силу и слабость поэтического выражения в лирике Бенедиктова.
26. Особенности творчества Козлова. Сравните поэму Козлова "Чернец" с "южными" поэмами Пушкина и с романтическими поэмами Лермонтова. В чем заключается своеобразие конфликта в этой поэме?
27. Кратко расскажите о творчестве второстепенных поэтов 1820–1830-х годов.
28. Каковы особенности лирики Кольцова?
Литература
Вацуро В. Э. Денис Давыдов – поэт. В кн.: Денис Давыдов. Стихотворения. Л., 1984.*
Вацуро В. Э., ГиллельсонМ.И. Сквозь "умственные плотины". М., 1986.
Гиллельсон М. И. П. А. Вяземский. Жизнь и творчество. Л., 1969.*
Гинзбург Л. Я. Русская поэзия 1820-1830-х годов. В кн.: Поэты 1820 – 1830-х годов. Т. 1. Л., 1972.*
Гинзбург Л. Опыт философской лирики. В кн.: Л. Гинзбург. О старом и новом. Статьи и очерки. Л., 1982.*+
Гликман И. Д. И. И. Козлов. В кн.: И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений. Л., 1960.
Каменский З. А. Московский кружок любомудров. М., 1980.
Киреевский И. В. Критика и эстетика. М., 1979.*+
Киселев-Сергенин В. С. Романтическая поэзия 20-30-х гг. В кн.: История русской поэзии. Т. 1. Л., 1968.*
Кулешов ВИ. Литературные взгляды и творчество славянофилов. М., 1978.
Кулешов В. И. Славянофилы и русская литература. М., 1976.
Лотман Ю. М. Вяземский и движение декабристов. В кн.: Ученые записки Тартуского университета, вып. 98 (Труды по русской и славянской филологии. III), 1960.
Маймин Е. А. Хомяков как поэт. В кн.: Пушкинский сборник. Псков, 1968.
Маймин Е. А. Русская философская поэзия. М., 1976.*
Манн Ю. В. Русская философская эстетика. М., 1969.*
Манн Ю. В. В кружке Станкевича. М., 1983.
Машинский С. И. Поэты кружка Станкевича. В кн.: Поэты кружка Н. В. Станкевича. Л., 1964.
Мордовченко Н. И. П. А. Вяземский. Русская критика первой четверти XIX века. М. – Л., 1959.*+
Рассадин С. Б. Спутники. М., 1983.
Рождественский Вс. А. В созвездии Пушкина. М., 1972.
Русский романтизм. Л., 1978.*+
Сахаров В. И. Под сенью дружных муз. М., 1984.
"Северные цветы на 1832 года". М., 1980.
Скатов Н. Н. Поэзия Алексея Кольцова. Л., 1977.
Тоддес ЕА. О мировоззрении Вяземского после 1825. В кн.: Ученые записки Латвийского университета. Т. 215. 1974.*
Томашевский Б. В. А. А. Дельвиг. В кн.: А. А. Дельвиг. Полное собрание стихотворений. Л. ("Библиотека поэта". Большая серия), 1959.*