Эмма гордилась вечеринкой на пятьдесят человек. Кроме того, их компанию тут же нанял один из гостей – театральный продюсер – для организации подобного мероприятия. Словом, ночь триумфа!
Последние несколько недель Эмма трудилась не покладая рук. Брук после свидания с Ройсом была не способна думать ни о чем, и с тех пор они виделись еще трижды. Эмма не возражала против дополнительных обязанностей, если не считать того, что невероятно устала, иммунитет снизился и она умудрилась подцепить от подруги вирус. Теперь обе чувствовали себя неважно. Правда, Брук всего лишь шмыгала носом и чихала, а у Эммы еще и расстроился желудок. Она несколько дней не могла даже смотреть на еду, и сейчас мысль о том, чтобы что-нибудь съесть, кроме фруктов, конечно, была невыносима. А до большого турнира по гольфу оставалось всего четыре дня.
– Эмма, возьми себя в руки, – убеждала она себя, ложась на кровать и моля Бога дать ей силы. На экране появилась реклама большого толстого гамбургера, а она не успела отвернуться.
– О боже!
Желудок мгновенно взбунтовался, ноги запутались в простынях, когда она пыталась выбраться, чтобы бежать в ванную. Бросилась на колени и склонилась над унитазом. Как раз вовремя! Желудок сжался.
Превосходно! Просто превосходно!
Пустив воду, Эмма бессильно обмякла. Ничтожная энергия, сохранявшаяся в ней с утра, вся вытекла. Нет, желудочный грипп ее не сломит! Она не пропустит большое благотворительное мероприятие!
Схватившись за раковину, Эмма с трудом поднялась. Кружилась голова, и она едва не упала, но удержалась на ногах.
– О'кей, Эмма, ты можешь это сделать.
Она осторожно отступила от раковины. Карусель в голове остановилась.
"Спасибо вам, боги гриппа!"
Однако секунду спустя желудок скрутило вновь.
Эмма схватилась за живот и метнулась к унитазу.
Рухнула на пол, прежде чем ее опять вывернуло наизнанку, пока в желудке ничего не осталось.
Час спустя, кое-как добравшись до кровати, содрогаясь всем телом и умирая от слабости, она схватила мобильник и набрала Брук.
– Привет, – прохрипела Эмма.
– Что случилось?
Брук слишком хорошо ее знает.
– Мне паршиво, Брук. Не могу встать с постели. Грипп.
– О, Эм, мне так жаль! Я заразила, а теперь тебе приходится отдуваться. У тебя ужасный голос.
– С желудком немного легче, хотя час назад все было кошмарно. Я так устала. Попытаюсь завтра прийти в офис, но позже.
– Ничего подобного. Тебе нужно лежать в постели весь день и отдыхать. Я со всем справлюсь. Ты же знаешь, у нас с этим благотворительным мероприятием все идет по расписанию. Нужно только уладить кое-какие мелочи. Отдыхай и выздоравливай, чтобы в пятницу быть на высоте.
– Ладно, думаю, ты права.
– Спи. Это лучшее для тебя.
– Спасибо. И да, Брук, я никак не могу пропустить этот уик-энд.
– Я приеду позже и привезу тебе суп.
– Только не это. При мысли о еде у меня все внутри переворачивается.
– Хорошо. Позвоню позже.
Положив трубку, Эмма уткнулась лицом в подушку, закрыла глаза и проспала целый день. Проснулась она, залитая тусклым светом ночника на противоположной стене. Заморгала глазами, приходя в себя. За окном было темно, но она в безопасности, надежно защищена. С ночи блэкаута Эмма круглые сутки держала ночник включенным, чтобы не оказаться в полной темноте. Кроме того, в спальне целая полка с запасом свечей, ароматических и обычных. Не важно, главное, чтобы освещали комнату. Она брала их с собой, даже когда путешествовала. Так, на всякий случай. А в сумке лежал крохотный фонарик. Конечно, можно пользоваться сотовым, но батарейки иногда разряжаются, а этим она рисковать никак не хотела.
Посмотрев на мобильник, Эмма увидела, что сейчас двадцать пять минут восьмого. Вот это да! Она проспала девять часов. Странно, совсем не отдохнула. И не голодна. Опять при мысли о еде ее тошнит!
Позвонила Брук, они проболтали полчаса, обговаривая детали мероприятия: обед, танцы, бесшумный аукцион и вещевая лотерея. За две тысячи долларов с головы и при ожидавшихся ста пятидесяти гостях приходилось думать о каждой мелочи.
– Увидимся завтра, Брук, – оптимистично заверила Эмма на прощание. Желудок вел себя почти нормально, и она решила, что худшее уже позади.
Однако к утру следующего дня она поняла, что не права. Ее дважды вывернуло, прежде чем стало легче. Она умудрилась добраться до офиса, но Брук, увидев ее мучнисто-бледное лицо, велела ехать назад и ложиться. У Эммы не хватило сил протестовать.
К утру четверга ничего не изменилось. Утро она провела в ванной. Рядом с новым лучшим другом. И тут ее стали одолевать подозрения. А вдруг это не грипп? Да-да, нечто другое. Более постоянное. То, чего не излечат ни горячий суп, ни отдых.
Забыв обо всем, Эмма проигнорировала очередные спазмы в желудке, быстро оделась и побежала в ближайшую аптеку. Вернувшись, помочилась на полоску. Потом на другую… И третью. Но всякий раз получала одинаковый результат.
Пришлось изучать тему, которая казалась бесконечно далекой от нее.
Зато теперь появилась уверенность, что это не так. Все симптомы налицо.
Она беременна.
Дитя блэкаута.
И отец – Дилан Макей.
Глава 3
– Ты пытаешься спрятать улыбку, Брук. Меня не одурачишь.
– Я вовсе не пытаюсь дурачить тебя, Эмма. Думаю, это круто. Ты и мой брат.
– Но все было немного не так!
О господи!
Попросить лучшую подругу забросить все дела и немедленно приехать было ошибкой. Но дело важное, и Эмма просто не могла скрывать беременность от нее. Особенно потому, что Брук не посторонняя! В конце концов, она сестра Дилана. Больше обратиться не к кому, а время не ждет. У Эммы страшный токсикоз! Нужно немедленно принимать решение, и рано или поздно придется поговорить с Диланом.
– Между нами нет никаких романтических чувств.
Брук уселась на диван, на этот раз не сдерживая широкой улыбки. Чему тут радоваться?
Но очевидно, что подруга думала иначе.
Эмма сообщила лишь, что произошло в ту ночь между ней и Диланом. Объяснила, как запаниковала, когда в ночном клубе погас свет. Судя по всему, город погрузился во тьму, а она находилась не в том состоянии, чтобы добраться до дома. По крайней мере, это она помнила точно. Никакой езды в пьяном виде!
Но вместо Брук, которую она просила заехать за ней, спасать ее явился Дилан, как полагается всякому порядочному парню. Эмма пыталась донести до Брук, что это она упрашивала Дилана заняться с ней любовью. Это она тоже помнила. Умоляла остаться с ней. Она не совсем помнила, что было дальше, но вина целиком на ней. Эмма смертельно испугалась и была под мухой. И Дилан рядом. Той ночью она осуществила с ним свою фантазию, но не сказала Брук. Некоторые вещи лучше оставить невысказанными.
– Брук, повторюсь, хотя это трудно признать, возможно, он тут ни при чем. Это я повисла у него на шее той ночью. Клянусь, он не воспользовался случаем!
Будет очень плохо, если Брук затаит злость на Дилана из-за этого.
Подруга заткнула уши:
– Эмма, пожа-а-а-а-а-алуйста! Без подробностей! Я не могу думать о Дилане подобным образом.
Правда, она тут же опустила руки.
– Но так мило, что ты пытаешься защитить его! Не хочешь, чтобы я плохо думала о брате! Понимаю, Эм. Некого винить.
– Ладно. Никаких подробностей.
Да она и не помнила подробностей.
– Дилан ничего не помнит.
– Уверена?
– Уверена. Точно знаю. Если бы вспомнил, я бы увидела по глазам. И он ни разу не упомянул о моем звонке той ночью или о том, как приехал забрать меня из ночного клуба. Когда мы ездили в детскую больницу, он ничего не узнал. Уверена, та ночь стерлась из его памяти.
– Я тоже так думаю. Просто хочу убедиться, что он ничего не знает.
– Ничего.
Брук кивнула и тепло посмотрела в глаза Эммы.
– Ты будешь матерью моего племянника или племянницы, – отозвалась она едва слышно. Тон был низким и тягучим, как мед. – А моему брату предстоит стать отцом.
Она изобразила все как самое прекрасное будущее событие. Эмма могла забыться, мечтая о материнстве и вынашивании новой жизни. А вот каково это – иметь отцом ребенка такого человека, как Дилан? Однако чудо не затмевало простых фактов. Они с Диланом не планировали это дитя. И он понятия ни о чем не имеет, хотя его жизнь изменится навсегда.
– О, Брук, я сама не знаю, что делать. Мысль о ребенке заставляет меня чувствовать… ну не знаю, хочется защитить его, и одновременно я боюсь.
– Все будет хорошо. У тебя есть я. И Дилан.
– Боже, все это так ново! Отчасти я чувствую себя виноватой, потому что не сказала ему о той ночи. Возможно, это подтолкнуло бы его кое-что вспомнить.
– Тебе придется сказать ему сейчас, Эмма. У него есть право знать.
Сообщить придется. Это неизбежно. Но очень не хочется касаться этой темы. Боже, Дилан был для нее старшим братом, а теперь между ними ничего не будет прежним.
– Знаю. Я поговорю.
– Прекрасно. Ты не в той форме, чтобы идти на мероприятие с гольфом, уставшая, и токсикоз не проходит.
Эмма задумчиво пожевала губу. Она не хотела пропускать уик-энд. Столько потраченных часов, столько работы! Да и Брук нуждается в ней. Но как, скажите, функционировать, если она все утро бегает в ванную?
– Мне постепенно становится лучше. Может, сумею приехать и помочь днем и вечером.
Брук решительно покачала головой. И когда она превратилась в маму-медведицу?
– Я все обдумала, Эмма. Ты не можешь прийти. Тебе слишком плохо. Роки и Уэнди тебя заменят.
– Те, что работают неполный день?
– Я спросила их, они вполне готовы. Не хочу, чтобы ты о чем-то беспокоилась. Тебе стоит сосредоточиться на ребенке и на том, чтобы почувствовать себя лучше. Все будет хорошо!
– И ты говоришь, что не нуждаешься во мне?
– Мы обойдемся, хотя, конечно, нам будет тебя недоставать. Благодаря твоему бесконечному трудолюбию у нас все готово. Тебе следовало бы приспособиться к собственному состоянию. Именно этого я хочу для тебя. Именно это тебе необходимо.
Эмма вздохнула и неохотно кивнула. Брук права. Невозможно выполнять свои обязанности в Сан-Диего с таким токсикозом и чувствовать себя так, словно тебя сбила грузовая фура.
– Ладно, буду хорошей девочкой.
– Для этого слишком поздно.
– Можно подумать, я не знаю!
Брук ответила извиняющимся взглядом:
– Ты не можешь никого подвести, Эмма. Скорее наоборот. Я знаю, ситуация сейчас не кажется идеальной. Но у вас с Диланом будет ребенок. Моя лучшая подруга и мой брат. Разве это не маленькое чудо?
Брук обняла Эмму, растопив лед в ее сердце. Она закутана в кокон утешения, поддержки и дружбы.
– Откуда ты всегда знаешь, что сказать?
– С каких пор?
– С этого момента.
– А хочешь, я буду присутствовать при твоем разговоре с Диланом?
– Нет! – завопила Эмма, вырываясь. При одной мысли о беседе ее трясло, а если еще и Брук будет здесь… Сценариста не найдется описать подобную сцену!
– Все это слишком странно. Я даже не могу представить ничего подобного, но подозреваю, это единственный раз, когда мне необходимо остаться с Диланом наедине.
Напряженное лицо Брук немного расслабилось.
– Ладно, придется согласиться. Я люблю брата и тебя тоже.
– Я сама постелила постель, придется сбросить все спутавшиеся простыни и идти дальше.
– Да. Что-то вроде этого, милая.
– Пообещай, что не будешь волноваться обо мне в этот уик-энд.
– Если пообещаешь то же самое. И не думай о турнире.
Они смотрели друг на друга, точно зная, что это невозможно.
– Конечно, – кивнула Эмма.
– Заметано. – Брук фальшиво улыбнулась, поцеловала ее в щеку на прощание и прошептала: – Чем скорее скажешь Дилану, тем лучше.
– Знаю. Скажу.
Проблема номер один: Эмма понятия не имела, как и когда сумеет заставить себя сделать это.
– Немного свежего воздуха сотворит с тобой чудо, Эмма, – пообещал Дилан, входя в ее квартиру в джинсах и винтажной майке с логотипом "Роллинг Стоунз", обтягивающей его мощные мышцы.
Прежде чем ее застали за подглядыванием, Эмма перевела взгляд на его лицо и была, как обычно, потрясена неотразимо небрежным видом, который всегда так привлекал ее.
– Брук безумно беспокоится о тебе.
Дилан предупредил о своем приезде за полчаса. Прислал эсэмэску, не оставив ей никакого выбора. Разумеется, это Брук отправила его.
Эмма промчалась по квартире, как ветер, уничтожая следы болезни. Подняла разбросанные по дивану одеяла, сложила, распылила освежитель воздуха с корицей. Теперь комната благоухала, как на Рождество. Эмма сбросила пропахший потом спортивный костюм, встала под душ, натянула джинсовое платье без рукавов и коричневато-желтые сапожки.
Вечера стали ее любимым временем суток, поскольку она была почти уверена, что сможет увидеться с Диланом, не совершая пробежек в ванную.
– Я чувствую себя гораздо лучше, Дилан. Тебе не было необходимости приезжать. Боже, тебе есть чем заняться. И получше. В вечер-то пятницы!
Он улыбнулся ослепительной улыбкой, сражающей женщин наповал, либо перехватывающей дыхание, либо его учащающей. Сейчас ее горло перехватило, и она напомнила себе о необходимости дышать. Он всего лишь мужчина.
И отец ее ребенка.
– У меня нет никаких планов. И поскольку уже здесь, я надеялся поужинать не в одиночку. Поедем ко мне. Мэйзи приготовила изумительный ужин. Можем поесть в патио. Вечер просто изумителен.
Да уж, мысль посидеть на свежем воздухе Мунлайт-Бич привлекала. Эмма вечность просидела дома.
Он заметил ее колебания и внимательно оглядел, определяя состояние здоровья. Она не хотела казаться неблагодарной, хотя знала, что он здесь исключительно по просьбе Брук.
– Брук говорит, ты ничего не ешь. Тебе нужно хорошо питаться, Эм.
Она действительно в этом нуждалась, даже в желудке предательски заурчало. Но Дилан, похоже, ничего не заметил, слава богу.
– Не знаю.
– Ты хочешь есть. Поедем на час-другой.
Отказать было трудно, особенно глядя в эти синие глаза. Обычно она сдавалась сразу. Впрочем, как всегда.
Что она могла сказать?
Она, как миллиард обожающих поклонниц, влюблена в Дилана Макея. И прекрасно знает, если бы не нытье Брук, его бы здесь не было. Она не отстанет, пока не убедится, что об Эмме сегодня позаботятся.
Почему подруга поставила ее в такое положение? Да, это мило с ее стороны, но Эмма не объект благотворительности. Слишком долго пробыла этим объектом и больше не хочет. Она с раннего детства привыкла сама себя защищать и не хочет, чтобы ее считали обязанностью, которую выполняют, чтобы облегчить чью-то совесть.
Эмма хотела наотрез отказать Дилану, но проникающие в душу глаза следили за ней, а в лице светилась надежда.
– Ну, может, ненадолго, только чтобы Брук к тебе не приставала.
Он поднял руки, протестуя:
– Не знаю, о чем ты. Это была моя идея.
– Ну да, а солнца в Лос-Анджелесе и совсем не бывает, – фыркнула она.
Глядя в окно на темнеющее небо, он ухмыльнулся:
– По крайней мере, сейчас точно нет.
Ладно, она поужинает с ним. И не обязательно говорить правду. Пока не обязательно. Она не готова к этому, а он, таким образом, доложит Брук, что все хорошо, и остаток уик-энда Эмма проведет в покое.
– Пойду за жакетом.
Он кивнул, выглядя странно довольным.
Несколько минут спустя они уже мчались по шоссе Пасифик-Коуст в его лакрично-черном микроавтобусе. Стекла были опущены, теплый весенний ветерок развевал ее волосы. Дилан, только недавно сам севший за руль, сосредоточился на дороге. Эмма несколько секунд обозревала его профиль. У него классические черты лица: массивная челюсть, сильный подбородок, прямой нос и темно-синие глаза. Как вода у Гавайских островов. С бирюзовым отливом. Волосы немного выгорели на солнце и отросли настолько, чтобы прикрывать уши. Чаще всего он зачесывал их назад, но непокорные пряди всегда падали на лоб и сводили ее с ума.
Будут ли у ребенка его волосы? Его глаза? Или он больше будет похож на нее? Зеленоглазый, с волосами цвета темной клюквы?
Желудок сжался при мысли о тайной жизни внутри, растущей и процветающей, несмотря на постоянные приступы тошноты. Ей действительно нужно подкрепиться, а стряпня Мэйзи слишком хороша, чтобы от нее отказываться.
– Приехали!
Дилан въехал в ворота и направился по круглой подъездной дорожке к входу в дом. Временами Эмма не могла поверить, что это все принадлежит ему. Он вырос в обычной американской семье. Отец – директор школы, мать – инженер-строитель. Маркус, отец Дилана, умер за год до пенсии, прожив полную и счастливую жизнь. Любовь к жене и детям, существование, полное доброты и благородства, вернуло Эмме веру в человечество.
Припарковавшись в гараже, Дилан попытался обойти автомобиль, чтобы открыть ей дверцу, но Эмма оказалась слишком проворной и выскочила сама, не заметив, как померкла его улыбка, и проследовала к черному входу.
– Эй, искорка, подожди. – Дилан отпер дверь.
Эмма уже шагнула вперед, но он выбросил руку, преграждая ей путь, и девушка внезапно, неожиданно для себя застряла между ним и дверью, пойманная и плененная мужским запахом. Прошло несколько мгновений, прежде чем она подняла глаза и встретилась с ним взглядом.
– Не делай вид, что ты полностью оправилась, чтобы доказать свою правоту. Я вижу, какой у тебя усталый вид. Ты очень бледная и явно похудела.
Ну просто не в бровь, а в глаз. Внутренняя дрожь сотрясла от макушки до пят. То, что он заметил изменения в ее фигуре, уже само по себе шок. Но заметить, как плохо она выглядит, поднимало унижение на новый уровень. Что дальше? Неужели начнет рассуждать о ее прыщах и родинках?
– Я слишком долго играл в кино, чтобы не распознать притворства. Прошу тебя расслабиться, съесть восхитительный ужин и хорошо провести время. Со мной не обязательно делать вид. Просто будь собой.
Едва он опустил руку, давая ей пройти, Эмма выпалила:
– Да, доктор Дилан. Пойдет!
Расслышав сарказм в ее голосе, он вскинул брови:
– Твой рот! Иногда мне хочется…
Не успела она уловить значение слов, как он наклонился и коснулся губами ее губ. Она ахнула, втянула в легкие воздух, но быстро пришла в себя:
– Заткнуть меня?
Он с ухмылкой покачал головой:
– Можно сказать и так. Но я хотел немного притупить жало твоего язычка.
Что же, он заткнул ее и притупил жало языка всего лишь легким поцелуем. Подобные вещи всегда сходили ему с рук. Природа наградила его чудесным характером и способностью очаровать любую встретившуюся на пути женщину. Эмма не раз становилась свидетельницей этому. Его отношения с дамами были предметом обсуждения, слухов и сплетен в прессе. Журнальные обложки, телевизионные интервью, ток-шоу давно служили способом разоблачения Дилана как дамского угодника. Его не удавалось поймать в надежный капкан, поэтому все всегда сходило с рук. Он никогда не преступал определенных границ. Все знали, что он не встречается сразу с несколькими женщинами и уделяет безраздельное внимание той, на кого пал его выбор. Весьма неглупый ход, помогавший уберечь Дилана от неприятностей.