Почему Константинополь препятствовал возникновению русского поселения купцов? Почему королева Франции Анна Ярославна подписывала документы кириллицей? Почему боязнь заграницы, привычка ругать и осуждать все иноземное уживались на Руси со стойким интересом к заморским государствам? Почему Франция в XIX веке приняла наиболее заманчивый собирательный образ зарубежья, где найдется место всякому русскому человеку? Почему Константинополь-Стамбул стал перекрестком культур? Доктор исторических наук и профессор Владимир Соловьев откроет вам неизвестные страницы истории русского присутствия за рубежом. Книга будет интересна всем – от мала до велика.
Содержание:
Предисловие 1
В чужие земли 1
С родиной в сердце 14
По всему миру 26
Список литературы 35
Указатель имен 35
Указатель географических названий 37
Владимир Михайлович Соловьев
Русские на чужбине. Неизвестные страницы истории жизни русских людей за пределами Отечества X–XX вв
Предисловие
История эмиграции в России насчитывает не одно столетие, и с какого времени она берет начало, наука пока не дала ответ. В отличие от послеоктябрьского исхода из страны предшествующие этапы русского рассеяния по миру мало освещены в литературе, далеко не все факты известны, да и уже имеющаяся информация до сих пор толком не собрана и не обобщена.
Сейчас заявило о себе целое направление в отечественной историографии, условно названное эмигрантоведением, наметились обнадеживающие тенденции, обещающие, что тема "Русские в зарубежье", в том числе и ее обращенная в прошлое ретроспективная составляющая, получит всестороннее изучение. И эту предлагаемую вниманию читателя книгу автор рассматривает как посильный предварительный взнос в разработку начальной истории русских на чужбине.
В том, что иметь в виду под историей русских в зарубежье и как толковать укоренившееся понятие "русское зарубежье", среди ученых нет единодушия.
До недавнего времени периодизацию истории русского зарубежья начинали с 1917 года и традиционно увязывали с тремя волнами эмиграции.
Отдельными историками высказывались мнения, что феномен русского зарубежья возник гораздо раньше, одновременно с эмиграцией, причем даже наметилась тенденция сдвигать хронологическую границу этого явления все ниже и ниже, вплоть до эпохи Киевской Руси.
Существующие в современной науке расхождения не исключают каких-то общих позиций. Так, все сходятся в том, что эмиграция – это вынужденное или добровольное переселение из своего отечества в другую страну по политическим, экономическим или иным причинам. Не вызывает несогласия и распространение этого термина на пребывание за рубежом после такого переселения, а также употребление слова в собирательном смысле, когда под эмиграцией подразумеваются покинувшие родину и нашедшие пристанище за границей лица.
Но вот далее консенсус заканчивается и начинаются несовпадения взглядов и полемика.
Один из тезисов, восходящих еще к советской историографии, сводится к тому, что до начала XX века в России не существовало права на эмиграцию. Оно было даровано только царским манифестом в 1905 году.
Однако отсутствие этого права вовсе не означало отсутствие самого явления. Пусть не было официальной эмиграции, зато существовала неофициальная, и за рубежом проживали представители различных слоев и прослоек русского общества.
Достаточно представительный ряд историков (В.Я. Гросул, Е.И. Пивовар, А.В. Квакин и др.) считают, что послеоктябрьскому русскому зарубежью по крайней мере уже в течение ста лет предшествовало дооктябрьское.
Под русским зарубежьем принято понимать постоянные колонии выходцев из России – их кружки, организации, салоны, землячества, духовные миссии Русской церкви за рубежом, устойчивые объединения студентов и стажеров в заграничных университетах и институтах, творческие сообщества и союзы писателей, художников, актеров, ученых, то есть целый русский мир, тесно связанный со странами пребывания, но живущий своей особой, самостоятельной жизнью, и, в отличие от послеоктябрьского зарубежья, не порывавший связи с родиной.
Эмиграция и русское зарубежье – явления, конечно, близкие, сопряженные, тесно связанные между собой, но это не одно и то же.
По разумению автора, было бы неоправданно приравнивать как эмиграцию вообще, так и всякое представительное и длительное пребывание наших соотечественников в других странах к понятию "русское зарубежье", однако условное использование самого этого термина для удобства обозначения в научно-популярной книге он считает допустимым и применительно к географическим точкам и ареалам с компактными группами выходцев из России вообще.
Сегодня было бы преждевременно останавливаться на какой-то определенной нижней границе, которая послужила бы условной хронологической отметкой, отмеряющей и знаменующей начало устойчивого пребывания русских за рубежом. Тем не менее уже сейчас наука располагает убедительными фактами, подтверждающими такое стабильное, длительное или даже постоянное присутствие. Это относится, например, к монастырской братии на Афоне, к иностранным подворьям Русской православной церкви, к торговым дворам новгородцев в ганзейских городах.
Опрометчиво безоговорочно относить названные объекты к изначальным точкам отсчета истории русских зарубежных поселений и расценивать их не как зачаточно-эфемерные, а как сколько-нибудь системные образования, располагающие ресурсами реального влияния. Ни для XIII, ни даже для XIV–XV столетий подобное утверждение не будет корректным по той простой причине, что представляет собой типичный анахронизм, то есть не нечто спорное, а серьезную ошибку против хронологии, выражающуюся в отнесении фактов и явлений одного порядка и строго конкретного времени к другой эпохе.
Однако нет сомнения, что оазисы русского мира как отдельные пункты притяжения и поселения соотечественников действительно имели место в иноязычном окружении гораздо раньше, чем это принято считать, и играли своеобразную роль как бы русского предзарубежья. Здесь важно вовсе не установить рекордно низкую планку хронологического предела и искусственно состарить русскую эмиграцию как явление. Речь о другом, а именно о давней, берущей начало еще в Древней Руси тенденции делегировать за границу своих представителей, создавать землячества, вступать в диалог с иноязычной средой, осуществлять межкультурную коммуникацию, вписываться в мировое духовно-культурное пространство. Объективное, без гиперболизации и преувеличений из добрых и искренних патриотических побуждений, изучение того, когда, где и как это происходило и складывалось, приоткроет неизвестные пока страницы истории русского присутствия за рубежом, поможет выделить его новые этапы и линии преемственности.
Не вдаваясь в суть полемики по поводу принципов периодизации и дефиниций, связанных с историей пребывания за пределами России представителей разных ее этносов, важно отметить, что термин "русское зарубежье" не исключает "российское" и наоборот. Они взаимно дополняют друг друга и, введенные в научный оборот, циркулируют на равных.
Поскольку за границей под русскими уже давно имеют в виду всех, кто приехал из России, автор настоящей книги, не мудрствуя лукаво, там, где по контексту видно, что русские – понятие собирательное и полиэтническое, особо это не оговаривает.
В чужие земли
Купцы-русы
О первых компактных поселениях вне освоенной и обжитой территории еще не русских, а их предшественников русов упоминают и летописи (хроники), и письменные договоры и соглашения, и другие исторические источники, в которых нет недостатка. Русы, или русичи, – собирательное название восточнославянских племен. Князья русов Олег и Игорь в X веке установили активные политические и экономические отношения с Византийской империей – сильной и богатой державой того времени. Торговля русов с греками (византийцами) была оживленной и налаженной. Уцелели дипломатические акты, показывающие, как, в каких масштабах и объемах была организована эта торговля, каковы были условия пребывания купцов-русов в столице империи Константинополе, или (на славянский лад) Царьграде.
Из восточнославянских земель от берегов Балтики по рекам Неве, Волхову, Днепру и через Черное море до пролива Босфор курсировали целые торговые караваны из нескольких кораблей. Этот древний водный путь общей протяженностью 2200 километров заканчивался в Царь-граде. На севере он проходил через Новгород, на юге – через Киев, связывая города Ладогу, Старую Руссу, Смоленск, Любеч и другие. Торговые суда периодически плавали туда и обратно. Им приходилось преодолевать множество трудностей и опасностей. Одной из них были разбойные нападения воинственных племен хазар и печенегов, живших в степях и занимавшихся пиратским промыслом. Для защиты от них славянская флотилия обычно пускалась в дальнюю дорогу в сопровождении отряда хорошо вооруженных воинов.
Русы не только торговали, но и воевали с Византией. Бывало, что торговые льготы и привилегии, которые они получали от византийских императоров, были результатом вооруженных походов. Не раз Константинополь оказывался в осаде кораблей и дружин русов, и греки, чтобы снять угрозу, вступали в переговоры и откупались от пришельцев с севера богатой данью и предоставлением права их купцам с большой выгодой вести в Византии торговлю. Временами отношения между Царьградом и Киевом складывались очень напряженные, но обе стороны стремились к мирному разрешению конфликтов и осложнений. В заключенных договорах как декларация о намерениях обязательно подчеркивалось, "в какой любви живут греки с русью". Под русью в Византии постепенно стали понимать не только русов, но и их землю. Так появилось название восточно-славянского государства – Русь.
Экономические интересы и изрядный торговый оборот требовали длительного присутствия в Константинополе негоциантов из Руси. Но византийские власти не разрешали русским купцам жить в городе дольше шести месяцев. Послы великого князя киевского неоднократно ставили вопрос об увеличении срока пребывания соотечественников в Царьграде, но неизменно получали отказ. Между тем у русских деловых людей была настоятельная потребность если не натурализоваться и пустить корни в Византии, то хотя бы иметь там долгосрочное представительство не в лице греков-посредников, а своих земляков, постоянно проживающих в Константинополе. Однако византийская сторона на это не шла. Русские купцы были даже лишены возможности перезимовать в Царьграде и с наступлением осени должны были обязательно пускаться в обратный путь. Правда, в качестве компенсации за неудобство гости из далекой северной страны в течение разрешенного полугода получали право на беспошлинную торговлю. Они содержались за счет византийской казны, бесплатно пользовались правительственными банями, ежемесячно снабжались хлебом, вином, мясом, рыбой и фруктами, – в общем, жили на всем готовом и не тратились. Мало того, когда приходило время пускаться в обратный путь, греки обеспечивали их и продовольствием, и судовой снастью (якоря, канаты, паруса и т. п.). Когда по весне торговый караван из русских земель отправлялся на юг, к Босфору, Константинополь заранее строго оговаривал и количество кораблей, и число пребывающих купцов. Непременным пунктом свободного допуска в византийскую столицу была сопроводительная грамота киевского князя с полной информацией о составе русичей с указанием их имен и статуса. Принималось во внимание, откуда они, из какого княжества, города и т. д. Если из стольного Киева, им оказывали прием по одному чину, тех, кто был из Новгорода, Чернигова, Переяславля, встречали уже иначе, предоставляя более скромное содержание.
Почему же Константинополь препятствовал возникновению русского поселения наподобие тех колоний иностранного купечества, которые в те времена были, например, в Киеве? Есть два резона. На первом месте были, конечно, меры безопасности. Под видом негоциантов в европейские города нередко проникали пираты. Чтобы не допустить такой инсценировки, русских купцов пускали в столицу Византии только через одни ворота и партиями не более 50 человек. При этом все подвергались тщательному досмотру. Обнаруженное оружие изымалось, и далее в город русичи входили без всяких средств защиты и самообороны, но зато в сопровождении специального императорского чиновника.
Ограничение времени пребывания русского купечества в Царьграде полугодом было вызвано также чисто коммерческими причинами. Греки не хотели упускать крупную выгоду, которую они извлекали из торговли с Русью. Ведущую роль они оставляли за собой, а своих восточнославянских партнеров ставили в те условия, которые в первую очередь отвечали интересам греческой стороны.
Впрочем, для княжеских послов исключения тоже не делалось. На них распространялись те же правила, тот же календарный график, что и на купцов, и приезжали и уезжали те и другие вместе на одном и том же торговом караване.
Отчего византийское правительство не шло на то, чтобы русские послы были представлены при императорском дворе на постоянной основе, сказать трудно. Вероятно, виной тому хитрость, коварство и вероломство, которые молва приписывала вообще всем славянам. От них ждали каверз и неприятностей, и греки во избежание какого-либо злого умысла и подвоха предпочитали до поры до времени держать русичей на расстоянии и под контролем.
Если в Византии осесть не удавалось, то на Волге, по которой проходил торговый путь на Восток, были два стабильных поселения торговцев из Руси: одно в Булгаре – столице Волжско-Камской Булгарии, другое в Итиле – главном городе Хазарского ханства или каганата. И там и там сложились своеобразные колонии славянского купечества, и видное место в них занимали торговые люди из Руси. В Булгаре и Итиле у них была возможность и жить сколько придется и заблагорассудится вместе с семьями, и вести дела, и размещать товары.
Настоящий русский оазис был искусственно создан на Балканах в третьей четверти X века в княжение Святослава. Своими военными походами он стяжал славу Александра Македонского. Близ устья Дуная и почти у побережья Черного моря русский князь, потеснив болгар, занял их город Малую Преславу, переименовал его в Переяславец и объявил своей новой столицей вместо Киева. Князь рассматривал Переяславец как ключ к Черному морю и важный военно-торговый форпост. Святославу нравилось жить в низовьях Дуная, где почти всегда тепло и всяких благ и добра много. Почва здесь была плодородной, природа – щедрой, лето – длинным и жарким, а зима – теплой и короткой. Отсюда и до Византии было рукой подать, и Святослав собирался непременно помериться с ней силами. "Не любо мне в Киеве, – говорил он матери, княгине Ольге, – хочу жить в Переяславце".
Амбициозный проект Святослава вполне вписывается в самую раннюю предысторию русского зарубежья. Фактически далеко за пределами Киевского государства он заложил основы для создания русской диаспоры на Балканах. Согласно планам князя после военного этапа должен был последовать мирный: колонизация этой территории, переселение туда из Руси крестьян, ремесленников, торговцев, что экономически закрепило бы русское присутствие на новых землях.
Однако греки не желали мириться с близким соседством киевского князя, и он с дружиной, оторванный от родной земли, после не увенчавшихся успехом боевых действий вынужден был вернуться на Русь, но по дороге погиб от рук печенегов. О том, чтобы печенежское войско встретило небольшой русский отряд во главе с князем, позаботились византийцы. Они подкупили жадного до денег печенежского хана, и тот, пользуясь малочисленностью воинов Святослава, напал на них и почти всех перебил.
Почетная гостья
Осенью 957 года большое заграничное путешествие совершила княгиня Ольга. За двенадцать лет до этого она овдовела – ее муж князь Игорь был убит во время похода за данью. Ей пришлось взять на себя регентство при подрастающем сыне Святославе и фактически стать правительницей Руси.
Ольга первой из княжеской династии решила принять христианство. С этой целью она отправилась в православный Царьград. Конечно, княгиня могла бы покреститься и в Киеве, но, по-видимому, камерный формат обряда ее никак не устраивал – ей надо было привлечь внимание к своему шагу на международном уровне, показать, что языческая Русь вступает на качественно новый этап своего развития.