- Любовь, Маша, она ведь должна быть обоюдной. Когда любит только один, она превращается в муку. Вот я и смотрю, как ты мучаешься от своей любви. А Анатолий твой, никогда не сделает тебе предложение, поверь мне.
Маша посмотрела на мать округлившимися от удивления глазами.
- Почему ты так считаешь?
- Потому что твои глаза ослеплены любовью к нему, и ты не можешь рассмотреть и понять его как человека. Это часто бывает. Не ты одна. Мне трудно объяснить тебе это и потом, я не хочу, чтобы ты в последствии винила меня в том, что я вмешиваюсь в твою жизнь, мешаю и так далее, поэтому все это время я молчала, но поверь, мать видит то, чего не видишь ты.
- И что же ты видишь?
- Анатолий хороший человек, только…
- Что "только"?
- Он слишком любит себя. Он - карьерист в чистом виде и рассматривает тебя только как этап на своем пути. И поверь, я вовсе не осуждаю его. Это даже не эгоизм, это стиль жизни, и не только мужчин, но и женщин. Они твердо и настойчиво идут по жизни к намеченной цели, они знают, чего хотят, и как этого добиться, и поэтому они, часто сами того не замечая, делают больно окружающим.
- В таком случае, я не понимаю, чем я плоха, если он, как ты говоришь, "карьерист в чистом виде". Разве я - плохая для него партия? Я - красивая, достаточно умная, образованная женщина, москвичка с квартирой. Отец в прошлом видный дипломат, чего собственно еще может желать провинциал на старте своей карьеры? Если бы все было так, как ты сказала, он бы давно женился на мне, - повышая голос, произнесла она.
- Не кричи, я все слышу. В том-то и дело, что для него этого мало.
- Мало?! Ну, извини, мама, а чего же тогда ему надо?
- Взгляни на вещи иначе. Да, у нас большая четырехкомнатная квартира, но живем мы достаточно скромно, поскольку времена нашего благополучия давно миновали. Папа умер, а вместе с ним и связи, которые у него были. А Анатолию нужно, чтобы кто-то потянул его наверх, за границу, ввел в мир, где он сможет реализовать свой потенциал. Дипломатия - это не бизнес, который пришел в Россию, где бывший двоечник и второгодник построил палатку и пересел на подержанный Мерседес. Нужно начать с нижней ступеньки и потом двигаться, показывая свое умение, и, вместе с тем, иметь связи, которые в нужное время подтолкнут тебя в открытую дверь очередного кабинета или посольства.
- Но ведь папа всего сам добился и не имел протекции?
- Папа! Во-первых, было другое время, а во-вторых, моя дорогая, папа был совсем другим человеком. Это был умница, рабочая лошадка. Человек энциклопедических знаний и великий трудоголик. Ему не нужна была протекция, он сам мог кого угодно порекомендовать, если видел, что человек этого достоин.
- Но, почему?
- Что "почему"?
- Почему ты считаешь, что Анатолий меня не любит?
- Знаешь, Машенька, я очень хотела бы, чтобы я ошибалась, но сердце подсказывает, что вряд ли. И не потому, что мне не нравится Анатолий. Он очень вежливый, воспитанный и умный человек, но…
- Опять "но". Мама, ну что ты каждый раз говоришь "но"?
Вот потому и говорю "но", что вижу, какой он человек, потому что могу за случайно брошенной фразой увидеть то, что влюбленный человек не заметит.
- И что же ты видишь?
- Сама поймешь, и сама разберешься во всем. А когда разберешься, тогда и скажешь, - ах, мама, как же ты была права.
Маша положила голову на колени матери, и слезы сами собой потекли у неё из глаз. Всхлипывая, она произнесла:
- Мам, но что же мне делать, если я его люблю? Понимаешь, люблю и ничего не могу с этим поделать.
- Вижу, что любишь, потому и не лезла к тебе с расспросами. А теперь, когда ты стала женщиной…
Маша серьезным взглядом, нахмурив брови, посмотрела на мать.
- Да, да, когда ты стала женщиной, думаю, тебе надо несколько серьёзней посмотреть на ваши взаимоотношения. В конце концов, проверить то, как к тебе относится мужчина достаточно легко. Стоит завести легкий флирт с другим мужчиной, да хотя бы с одним из ваших общих друзей и сразу проявятся истинные чувства. Ревность, она ведь общая черта. Если любит, ревность незамедлительно проявит себя. Вот тогда ты поймешь истинное отношение Анатолия к тебе.
- Ты так считаешь?
- Конечно. Если он тебя любит, его захлестнет волна ревности, ты это сразу почувствуешь. А если ревнует, значит, ты ему не безразлична, и я вполне могу ошибаться, и чувства его к тебе совсем иные, нежели я предполагаю.
- А что ты предполагаешь?
- Поживем, увидим.
- Нет, мам, скажи, что ты предполагаешь?
- Я и сама не знаю, - и она осторожно вытерла платком слезы с Машиных глаз, - запомни, слезами горю не поможешь.
- А чем?
- Тем, что я тебе сказала.
- Знаешь, вот уж никогда не подумала бы, что ты мне такое посоветуешь.
- А ты почаще с матерью разговаривай, а не таи все в себе, может, и мучаться так долго не пришлось бы. И еще, - она сделала паузу, и потом с серьезным выражением на лице произнесла, - я тебя только об одном прошу. Заводить детей только ради того, чтобы заарканить мужчину, это самое последнее дело. Запомни это на всю жизнь. Поэтому, если чувствуешь сомнения, живи, но о детях не думай, поняла?
- Поняла.
- Вот и умница, а теперь пойди, умойся и ложись. Знаешь, утро вечера мудренее.
Они обнялись, и слезы снова выступили на Машиных глазах.
В эту ночь Маша не спала. Она ворочалась с боку на бок, размышляя о разговоре с матерью накануне. Самое печальное, по её мнению, было то, что он слово в слово совпал с разговором, который состоялся незадолго до этого с Зоей, самой близкой Машиной подругой. Они шли после занятий в сторону автобусной остановки и неожиданно разговорились о личном:
- Знаешь, Машка, ты меня извини, но ты зря себя изводишь из-за этого хлыста.
- Это ты про кого так? - ощетинившись, спросила Маша.
- А то ты не знаешь, про Толика твоего.
- А чем он тебе не нравится?
- Мне? Да он никому из наших не нравится кроме тебя. Ты что, ослепла от своей любви к нему, смотри Машка, доиграешься.
- И чего ты вдруг на него набросилась?
- Ничего, просто мне тебя жалко, потому и набросилась.
- И напрасно, - с обидой в голосе произнесла Маша.
- Нет, не напрасно. Неужели ты не видишь, он из тебя веревки вьет. Ты перед ним, можно сказать, ковриком стелишься, а он гоголем ходит, и нос кверху тянет. Да ты только взгляни, любой парень на нашем курсе перед тобой на колени встанет и руку и сердце предложит, а Толик твой?
- А что Толик, откуда ты знаешь, может он передо мной этот коврик, давно расстелил?
- Как же. А то бы ты мне об этом не сказала. Машка, брось, что я, тебя не знаю?
- Ну, даже если и не расстелил, что в этом такого? Каждый по своему этот "коврик", как ты выразилась, воспринимает.
- Может и по-своему, но я тебе по-дружески говорю. Я отбивать его у тебя не собираюсь, но мне больно смотреть, как ты за последние полгода изменилась.
- Зой, ради Бога, только не читай мне мораль.
- Я тебе мораль не читаю, но и молчать не могу. Я и так столько времени как воды в рот набрала, думала, ты сама все поймешь. Мозгов у тебя, слава Богу, хватает, а ты…
- Что - я?
- Ничего. Поверь, я тебе говорю, как твоя подруга, если ты меня таковой считаешь, что твой Толик…
- Зоя, я тебя прошу, лучше ничего не говори мне про него, иначе мы поссоримся, а я этого не хочу.
- Хорошо, будь, по-твоему, но ты мои слова еще вспомнишь и поймешь, что я была права.
- Может быть.
- Не может быть, а точно.
Дойдя до остановки автобуса, обе замолчали. Подъехавший автобус оставил их на остановке вдвоем. Они молча стояли в ожидании, когда подойдет их автобус. Наконец, Зоя не выдержала и произнесла:
- Маш, ты прости меня, я правда за тебя переживаю, потому и окрысилась на твоего.
- Ладно, проехали и забыли. Сама разберусь со своими проблемами.
Этот разговор вспомнился ей и эхом наложился на разговор с матерью. От этого ей стало еще горше и больнее, потому что она понимала, что в словах обеих есть доля истины, но она гнала эти мысли от себя, надеясь, что все изменится и Анатолий окажется таким, каким она его себе представляла.
Глава 5
Спустя две недели Анатолий вернулся в Москву. Их взаимоотношения продолжали оставаться прежними. Они регулярно встречались вечерами или по выходным, ходили в кино, на выставки и в театры, порой, когда удавалось уединиться, они предавались любви. И всё же, Маша не могла избавиться от ощущения, что в её жизни должно что-то произойти. Должна же наступить какая-то ясность в их отношениях. Она ждала этого и одновременно боялась, что то, о чем говорили и мать, и Зоя, может оказаться правдой. Она гнала от себя эти мысли, злилась, нервничала и в глубине души надеялась, что Анатолий, вопреки всему, однажды сделает ей предложение, и тогда все её страхи и сомнения развеются, и жизнь станет поистине прекрасной.
В конце лета он пошел на работу, а Маша перешла на последний курс института. Прошло два месяца.
Гром грянул внезапно.
Анатолий позвонил с работы и обычным голосом предложил ей вечером встретиться.
Несмотря на загруженность в институте, она моментально бросила все дела и, наведя полагающийся для подобной встречи макияж, отправилась на свидание.
Он пришел и принес ей темно-красную розу. Она взяла её и больно уколола палец. Шип впился, и капелька крови ярко заалела на руке. Она взяла палец в рот, чтобы остановить кровь, смеясь и улыбаясь, словно извиняясь за свою неловкость. Он вдруг засуетился, и неожиданно в её сердце закрался холодок предчувствия, что сейчас произойдет что-то нехорошее. Ей показалось, что шип розы уколол не палец, а сердце, и оно заныло и сильно-сильно застучало. Она даже почувствовала, как биение сердца отдает в висок, и тот бешено пульсирует. Она пыталась справиться с этим непонятным волнением и страхом, но ничего поделать не могла, просто стояла и неловко держала палец во рту. Анатолий молчал и вдруг, потупив взор, произнес:
- Маш, ты меня извини, я хочу быть честным по отношению к тебе, да и к себе тоже, и потому не хочу тебя обманывать.
Сердце застучало еще сильнее, и она поняла, что предчувствие беды её не обмануло.
- Что-то случилось? - еле скрывая волнение, произнесла она.
- Да, случилось. Нам надо расстаться.
- Расстаться? Почему? - с дрожью в голосе, произнесла она.
- Потому что… Одним словом, я встретил другую женщину.
- Другую, - как эхо повторила она, - давно?
- Нет, недавно. Мы вместе работаем и, - он сделал паузу и затем добавил, - и потому я не хочу обманывать тебя и выдавать желаемое за действительное.
- Значит, между нами все кончено? - уже почти шепотом произнесла она, потому что чувствовала, что еще несколько мгновений, и слезы неудержимым потоком хлынут из её глаз.
- Маш, я понимаю, что ты сейчас обо мне думаешь. Но пойми, так будет лучше нам обоим. Если бы мы продолжали встречаться, рано или поздно мы все равно бы расстались, так лучше сейчас, чем потом. Я хочу быть честным с тобой, и потому я пришел сюда, чтобы сказать тебе об этом.
- О том, что ты больше меня не любишь?
- Маш, пойми, это жизнь. В ней всегда есть место и радости и горю. Я отлично понимаю, что сейчас я приношу тебе боль, горе, как угодно это называй, но если я отложил бы этот разговор еще на неделю, месяц, я считал бы себя подлецом, а я этого не хочу, понимаешь, не хочу.
Она стояла и тупо смотрела на цветок, который держала в руке. Начинался дождь. Капелька упала на бутон и, скатившись с него, полетела прямо вниз на сапог.
- Это небеса плачут вместе со мной, - произнесла она.
- Что?
- Нет, ничего.
- Ну, я пошел, - неуверенно произнес он.
- Конечно, - словно во сне ответила она, - пока, если что, звони, телефон знаешь.
- Обязательно.
Он повернулся, и ей показалось, что он не пошел, а побежал от неё, словно боялся, что она передумает и побежит за ним, уцепится за рукав его пальто и начнет рыдать и умолять не бросать её, что любит его и не может без него жить. Она взглянула ему вслед и поняла, что он действительно бежал, пытаясь поскорее укрыться от дождя. А она стояла и не замечала, что дождь все сильнее и сильнее льет на неё, потому что слезы, текущие по щекам, смешались с дождем и застили глаза. Постояв еще какое-то время, она медленно пошла по направлению к метро. Она не помнила, как доехала до своей станции, вышла из метро и дошла до дома, и только у самого подъезда вдруг пришла в себя и увидела, что по прежнему держит в руках розу, которая из-за дождя, потеряла почти все лепестки. Посмотрев на неё, она положила её в коробку для мусора, которая стояла около двери, и медленно вошла в подъезд.
Дверь открыла мама и, увидев Машу, сразу поняла, что произошло, а та в ответ бросилась к ней в неудержимом порыве чувств. Слезы хлынули из глаз, и лишь ласковая рука матери, гладила её по спине, и тихо шептали еле слышные слова…
Нет, жизнь не остановилась в тот день и час, когда Анатолий объявил ей о разрыве их отношений, и, к чести матери и Зои, те не стали напоминать ей, как они были правы. Наоборот, они всеми силами старались как можно быстрее помочь пережить и забыть все происшедшее и ни разу не напомнили о своих словах. Маша должным образом восприняла это, и между ней и матерью установился контакт, который был на некоторое время утерян, а Зоя стала для Маши настолько близкой подругой, что стала чаще бывать у неё дома, и порой они втроем засиживались за столом, обсуждая проблемы, которые им то и дело подкидывала жизнь.
Кстати сказать, личная жизнь у Зои тоже складывалась не самым лучшим образом. Она была по-своему интересная, начитанная, но в отличие от Маши, Зоя была крайне остра на язык и не обладала тактом в поведении с парнями. Это и было камнем преткновения в её характере. Ребята как огня боялись её острого слова и весьма не лестного вердикта в свой адрес. Поэтому все, кто оказывался в её поле зрения, попадали под жесткий обстрел её острого языка и довольно быстро исчезали. Маша не раз говорила об этом Зое, да и сама она прекрасно знала об этом, но ничего поделать не могла, и потому в самый неподходящий момент могла выдать очередному соискателю, пытающемуся приударить за ней, такую фразу, от которой у него пропадал интерес встречаться. Впрочем, Зоя не очень расстраивалась по этому поводу и даже не комплексовала, поскольку была полностью солидарна с Машиной мамой, что только тот мужчина достоин её, кто способен терпеть её характер.
Впрочем, был один мальчик на Зоином горизонте, который вот уже два года вертелся в её поле зрения. Маше он не очень нравился, да и Зое тоже, именно по причине того, что он не просто игнорировал Зоины острые высказывания, а как бы смирился с ними и воспринимал, как черту её характера. Маша долгое время не могла понять, чего собственно Зое в нем не нравится. Вроде именно то, чего она хотела, и только спустя какое-то время, уже после того, как она рассталась с Анатолием, она вдруг поняла, что Зоя совсем не такая, как ей казалось все это время. Ей стало понятно это после разговора, который произошел вскоре после Нового года.
Они сидели в Машиной комнате и готовились к экзамену. Неожиданно Зоя задумалась и произнесла:
- Слушай, Маш, тебе Леонид нравится?
- Леонид? - удивленно спросила та, сделав вид, что не поняла, о ком идет речь.
- Ну да, Леня из третьей группы.
- Это тот, который терпит все твои саркастические высказывания, и при этом ни разу на них не прореагировал?
- Он самый.
- А чего это ты вдруг о нем спросила?
- Да так, просто.
- Конечно, раз сказала, говори до конца.
- Нет, серьезно, как он тебе?
- Мне - никак, а тебе?
- Я понимаю, что никак, а в целом?
- А что "в целом"? Если ты влюблена в него, это одно, а если просто так, то я так и отвечу, никак не отношусь.
- Скажешь тоже, влюблена.
- А что такого. Он крутится вокруг тебя еще с прошлого года.
- С позапрошлого.
- Тем более. А с чего бы это ему крутиться, если ты его постоянно шпыняешь своими остротами?
- Что значит - шпыняю? Говорю, как есть на самом деле.
- Вот я и говорю, шпыняешь.
- Что за выражение…
- А ты почитай Ожегова: шпынять, значит донимать замечаниями, а от себя добавлю, порой весьма резкими.
- Допустим, но ведь он никак на них не реагирует и продолжает крутиться вокруг меня. Ты заметила это?
- Давно заметила, а вот ты - ноль внимания. Зой, я тебя никак не пойму. Ты сама мне недавно говорила, - только тот для меня мужчина, кто терпит мои колкости. Твои слова? Так чего тебе не хватает? Или я тебя не так поняла?
- Знаешь, Маша, - Зоя отложила учебник и мечтательно залюбовалась на картину, которая висела на стене, - порой я, и сама не знаю, какой тип мужчин мне нравится.
- Вот как?
- Представь себе. Ты права, Леня крутится вокруг меня, и терпит все мои замечания в свой адрес, более того, он никак на них не реагирует, и это меня в нем бесит. Понимаешь меня?
- Не очень.
- Ну, как тебе объяснить. Мужчина должен притягивать к себе, он должен терпеть обиды, но до определенного предела, а потом проявить свой характер и попытаться завоевать женщину.
- По-моему, я это уже где-то читала.
- В смысле?
- В прямом, только дорогая моя, ты не Скарлет, а твой Леня - не Рэтт Батлер и потому, если ты хочешь сильного мужика, то забудь о своих саркастических замечаниях в их адрес.
- И не подумаю.
- Тогда жди, когда он придет.
- Но ты мне так и не ответила по поводу Леонида.
- Ты сама ответила за меня. Он, скорее этот, забыла, как его зовут, ну, в которого Скарлет была влюблена, а он оказался ни рыбой, ни мясом.
- Эшли.
- Точно, Эшли! Зато им ты сможешь вертеть и крутить, как тебе вздумается. Я права?
- Права, Маша, права. Только хочу ли я этого? Вот в чем вопрос.
- Не знаю. То ты одно мне говоришь, теперь другое. Я тебя не понимаю.
- Я сама себя не понимаю.
- Плюнь, все образумится. Я вот - забыла своего Анатолия, и ничего, - последние слова были произнесены с интонацией, которая не ускользнула от Зои, на что мгновенно последовал привычный для неё словесный укол.
- Ой ли, так уж и позабыла? - сказав это, она прикусила губу и добавила, - Маш, прости, я не нарочно.
- Знаю, потому не сержусь, да и потом, возможно, ты права.
- Неужто, до сих пор о нем сохнешь?
- Может и не сохну, а выкинуть из сердца никак не могу.
- Ничего, время лечит. Это как после инфаркта. Зарастет, а рубец останется, тут уж ничего не поделаешь.
- Вот рубец-то и болит.
- Ладно, давай готовиться, а то завтра пролетим на экзамене, как фанера над Парижем.
Они рассмеялись и снова засели за учебники.