Вечером этого дня, то есть после соления мяса, приглашается молодежь для рубки мяса, из которого изготовляются колбасы. Почти из каждого дома приходят парни и девушки, из которых одни рубят мясо, другие чистят лук, третьи делают шашлыки, четвертые готовят закуски, пятые поют веселые песни, рассказывают сказки… У каждого своя работа, и никто не сидит без дела. Нельзя не любоваться, смотря на сияющих от радости, счастливых молодых людей, которые сидят кругом на коврах попарно, ведут беседы – каждый со своей возлюбленной, которая улыбается ему, дарит его любезными словами, и наконец, как бы в такт, все поднимают и опускают тяжелые топоры. Каждая пара занята собою, делает свое дело и не замечает, о чем говорят сидящие по бокам ее пары. Весело смотреть на сидящих перед очагом разрумяненных парней, которые с усердием вертят шампура над огнем и пускают остроты в песнях насчет той или другой пары, которая отвечает им тем же без стеснения.
Часто слышатся при этом сальности и нецензурные слова, которые во все горло произносит какой-либо парень, после чего краснеют девушки, хохочут женщины, и опять все идет своим порядком. Там звонкий смех сливается с остротами и веселым разговором, там раздается стук топоров, рубящих мясо, и звон медной посуды, там горит сало на огне от шашлыков, поднимается дым, тушится огонь, который разгорается с новой силой, но атмосфера все-таки чище, чем в предыдущую ночь в мужской половине, потому что гораздо меньше или вовсе нет табачного дыма и винных паров.
Девушки почти совсем не пьют ни водки, ни вина, и парни при них тоже воздерживаются. Парни, окончив свои шашлыки, становятся среди комнаты, произносят "э шори бирору и хахару" (за радость братьев и сестер) и приглашают других перестать работать. Те бросают топоры и занимаются закуской, которая подается каждой паре или нескольким отдельно на доске, где рубится мясо. При этом парень или девушка становится перед всеми и начинает петь, а остальные подпевать за ним. Антракты и хоровые песни продолжаются около получаса и раза четыре в продолжение всей работы.
Смотря по количеству сугума, булка продолжается иногда несколько ночей кряду. По окончании работы все садятся ужинать и к утру возвращаются домой с хоровыми песнями. После рубки мяса хозяйка приглашает знакомых женщин, которые помогают ей в изготовлении колбас и развешивании отдельных кусков мяса для просушки на поперечных палках, находящихся в женской половине. При этой работе женщины также гуляют, болтают между собою и мало уступают мужчинам в употреблении горячих напитков.
Подобное же участие принимают женщины, девушки и парни при построении сакли каким-либо из горских евреев. Одни из них делают грязь, смешивают ее с саманом (соломой) и топчут ногами, чтобы она была липкой, другие несут ее на крышу, которую вымазывают женщины, третьи мажут стены и полы, четвертые убирают двор и пр. Через несколько времени хозяин поселяется в новопо-строенной сакле и приглашает своих односельчан на ужин. Наряду с стариками занимают почетное место участвовавшие в постройке сакли. Мужчины собираются в особой комнате, а женщины в женской половине. Иногда на такое торжество приглашают зурну и барабан и устраивают свадьбу, где женихом и невестой служат муж и жена, которые во второй раз после брака или свадьбы детей танцуют вместе при обществе. Все хлопают в ладоши, приветствуют их радостными улыбками и высказывают им пожелание быть счастливыми в новом доме и устроить также счастье детей.
Из домашней жизни горских евреев заслуживают также внимания обычаи носить родственникам кушанья по субботам, затем обряды при родах и обрезании и печение хлеба в чужих печах.
Только что вышли евреи в субботу или в день праздника из синагоги и сели за праздничный обед, видишь – по всем улицам и переулкам аулов тянутся мальчики и девушки с двумя-тремя тарелками в руках, покрытыми чистенькими платками. Любопытство задевает вас и вы спрашиваете: "Что это такое?" – "Тара, нермов, курзе, ош (названия кушаний)", – отвечают вам наивно дети, продолжая идти своей дорогой и боясь, чтобы не отняли у них тарелок или не толкнули их. Вы все-таки ничего не понимаете из этих ответов и начинаете расспрашивать об этом первого встречного. Тот отвечает вам следующее: "Видите ли, я человек бедный, и жена моя приготовила только одно кушанье на сегодня. Смотрю, сестра моя посылает мне другое лакомое блюдо, а жена ей из своего кушанья; брат – второе, она из своего; сват – третье, она опять из своего… Таким образом, на три-четыре тарелки своего простенького кушанья, которого жена изготовила в изобилии, мы получили три-четыре других сытных праздничных блюда: вот и мы, бедняки, пообедали по-праздничному, не обижая и себя, и других, потому что и мы послали им из своего кушанья!"
"А что такое несут женщины на голове в больших деревянных чашках, при этом под мышками или в руках их несколько хворосту или два-три полена дров?" – спрашиваете вы.
"А вот что, – говорит он, – у нас каждый порядочный хозяин имеет свою печь для печения хлеба. Бедным людям иметь печь – значит разориться при теперешней дороговизне дров, так как, чтобы вытопить печь – да еще каждую неделю, да иногда по два, по три раза в неделю, когда приезжают гости, – нужно на месяц по крайней мере три-четыре арбы дров. Здесь же хозяева топят поочередно и, испекши свой хлеб, предоставляют свою печку на пользование другим.
Каждая хозяйка, даже и богатая, так как другой раз и она вытопит свою печь, приходит сюда, приносит с собою готовое тесто, которое несет она на голове, в чашке, и ждет своей очереди. Одна кончает, другая бросает сейчас свои поленья в печь, чтобы лучше подтопить ее, и начинает делать чуреки, которые сейчас уже готовы.
Печки бывают двух родов: курук (вроде русской печи) и топу. Эта последняя есть яма в земле, имеющая вид усеченного конуса, смазанная внутри глиной, с углублениями на внутренней стороне и глубиною около одного или полутора аршин. В курук кладутся чуреки при помощи деревянных круглых лопаток, а в топу прилепли-ваются руками ко внутренним стенкам ямы. Возле этих печей собирается масса женщин, которые занимаются печением хлеба иногда до глубокой ночи, каждая ожидая очереди. Между тем одна из них начинает говорить о новостях, другая рассказывает сказки, третья сплетничает на других, четвертая хохочет с знакомой, пятые шепчутся и осуждают других, сидящих здесь, франтих… словом, вы видите здесь пекарню, слышите все аульные новости, суды и пересуды, смотрите на горских красавиц, франтих… чего же еще? а польза бедным людям все-таки есть".
Тут же расскажу я об одном обычае горцев-евреев, основанном на общинном устройстве их жизни. Раньше было сказано, что во время отела коровы или буйволицы между горскими евреями происходит раздача первого молока. Для этого из молока вместе с яйцами варят они предварительно нечто вроде сыворотки или простокваши. Сказано было также, что родственники, взамен присланной им простокваши хуршово, наливают в эту посуду воды, для того чтобы отелившаяся корова была молочной. Хозяйка, как только ее корова стала давать правильно молоко, входит "с соседками в вехре и носит к одной из них по утрам несколько кувшинов молока. Дело в том, что каждая женщина, желая запастись на будущее время большим количеством сыра и молока, входит в компанию с другими соседками и обменивается с ними по очереди своим молоком; так что около месяца все хозяйки приносят одной ежедневно по кувшину молока, затем другой, третьей и т. д., пока все не будут иметь у себя вехре".
В это время эти последние, то есть имеющие очередь, один день делают сыр, другой – сливочное масло, которое после растапливают они в желтое коровье масло. Для того чтобы изготовить масло, они наполняют сначала кувшины молоком и заквашивают его, налив в каждый кувшин по ложке кислого молока. На следующий день созываются на булка знакомые женщины и девицы и садятся за приготовление сливочного масла, которое производится следующим образом: в большие кувшины с двумя боковыми ушками наливается до половины кислое молоко, кладется туда по деревянной ложке, затем кувшины затыкаются сверху крепко пробками из дерева, которые обертываются тряпкой, и содержимое подвергается взбалтыванию. Через некоторое время в кувшинах образуется белое сливочное масло, которое снимается и кладется в чашки с холодной водой. До окончания очереди через день происходит то же самое и в конце растапливается все собранное за это время масло. В этот день собираются участвующие в вехре соседки, пируют, гуляют вместе с хозяйкой и приводят хозяйство ее в порядок. Затем отправляется к родственникам понемногу сыра и масла и вехре переходит к другой хозяйке.
Не менее интересны обряды горцев-евреев при рождении детей и при обрезании. Как только женщина чувствует время разрешения от бремени, домашние сейчас приглашают момой (бабку). Родит горская еврейка стоя или на корточках и поддерживаясь посредством веревки, перекинутой через брусья в потолке, или лежа на земле, где приготовляется ей соломенная постель. Комната при родах наполняется постепенно из всего аула женщинами, которые идут к родильнице, принося с собою в больших чашках и тарелках, покрытых платками, муку, крупу, яйца, чеснок и проч. Все это собирается для бабки.
После того как все женщины собрались, одна из родственниц родильницы берет кусок белого полотна, бязи или другой белой материи, аршинов в пять-шесть, и перевешивает ее через дверь так, чтобы одинаково ровно была видна она снаружи и внутри. Этот кусок остается до тех пор, пока родильница не встанет совсем здоровой, и потом он дарится момой. Для чего это делается, достоверно никто не знает; но полагают, что белый цвет материи служит для удаления нечистого духа.
При сильных болях посылают кого-нибудь на кладбище, чтобы принести горсть земли из могилы такого-то покойника. Посланный выкопает из глубины могилы немного земли, которую, смешав с водою, и дают страдающей. Если и это средство не помогает, то муж приглашает учеников раввина, из которых одни трубят в трубы, употребляемые евреями в Судный день и на Новый год при общественной молитве, а другие читают псалмы. Все начинают молиться: "Не Худо, ту шор хилос-сохош! (Единый Боже! Дай ей радостно разрешиться)".
Наконец все успокаиваются и начинают расспрашивать бабку: сын или дочь. Если сын, то бабка сейчас говорит и просит у отца за бе-шереи (радостную весть) подарка. Отец с удовольствием исполняет ее просьбу и, пригласив присутствовавши и утешавших его в кунацкую комнату, начинает угощать их вином и закусками. Всюду раздаются радостные речи, слышатся смех и говор, везде встречаешь сияющие лица. Особенно радуется мать при этом радостном известии, так как за это все начинают питать к ней особое уважение.
Отец новорожденного посылает сейчас кого-либо из мальчиков на женскую половину, чтобы он прибил к стенам, над окнами и дверьми, различные бумажки, на которых написаны имена ангелов-хранителей. Это делается для того, чтобы злые духи не причинили новорожденному и матери вреда.
Первое время момой кормит мать одним жидким мучным супом без мяса и приправ. К родильнице воспрещается вход мужу и всякому мужчине, также и женщине, имеющей при себе какую-либо плотную вещь, пока при родильнице не будет золота. В противном случае с новорожденным делается чуле – болезнь 40-ка, которая задерживает рост ребенка. В эти дни мать беспрестанно посещают женщины, а отца новорожденного мужчины. Тех и других хозяева угощают алвою, шашлыками и вином. Родственники же и родственницы дарят бабку деньгами, каждый по 20–30 коп., и делают ей подарки.
Наконец приходит восьмой день, в который совершают обряд обрезания над ребенком, по установлению закона Моисея. Операцию обрезания делает раввин или резник, и почти всегда очень искусно. Рану обмывают ртом, набирая в него уксусу, и посыпают обожженною шерстью и порошком из особой обожженной глины. Через три-четыре дня рана заживает, и ребенок делается здоровым.
Церемония обрезания происходит большею частью в синагоге и очень редко дома и состоит в следующем: новорожденного приносят на большей подушке в синагогу, где передается он "отцу по обрезанию" (как у русских – крестному), который сидит на кресле, назначенном для обрезания и называемом "кресло Ильи-пророка". На руках этого отца производит рабби свою операцию, а настоящий отец произносит в это время известную молитву и дает ребенку имя. Затем наливает в стакан вино, над которым раввин служит молебствие, наливая затем мизинцем новорожденному в рот несколько капель со словами: "Да проживешь ты с этою кровью".
Имена, даваемые новорожденным, большею частью бывают наследственные, то есть умерших отцов, дядей, братьев и т. п. и взятые из Пятикнижия Моисеева и из книг пророков или составленные самими родителями по отношению к каким-либо предметам, как, например: Тат-ли (сладкий), Шеребет (питье) и друг. Часто встречаются также имена сильных животных и драгоценных металлов. Эти последние даются большею частью женщинам. К именам мужчин относятся: Аслан (лев), Конлон (тигр), Ож-дохо (чудовище, змея) и пр.
После совершения обряда тут же в синагоге дается присутствующим закуска, состоящая из водки, вина, кур и гусей. Каждый подходит к столу, отламывает руками кусок хлеба, отрывает кусок мяса, наливает себе рюмку водки или стакан вина и уходит. Богатые же устраивают настоящий "обед обрезания" и приглашают всех в ауле или городе.
Совсем не так встречают евреи-горцы новорожденную девочку. Муж, родственники и даже момой оставляют мать без всякого внимания и не прислуживают ей. Таким образом, дочь с самого рождения приносит бедной матери горе, и на нее смотрят только как на будущую рабочую силу.
Женщина лежит в постели после родов обыкновенно дней девять-десять и не больше двух недель. После рождения мальчика она идет на омовение через 40 дней, а после девочки через 60. Ребенок 40 дней не выносится из дому, чтобы с ним не сделалась "чуле" – болезнь 40-ка.
Глава 3
Женитьба. Положение женщины как причины различных несчастий. Обряды горцев-евреев при помолвке детей и обручении. Жених и невеста. Приглашение жениха родителями невесты. "Гечелей" (ночные свидания). О разводе. Взгляд общества на гечелей. "Табаг". Пресечение пути жениху и невесте. Поверия. Свадьба
Женитьба сопряжена для еврея-горца с большими трудностями и многолетними стараниями о скоплении некоторой суммы, для того чтобы купить себе невесту. Обычай требует, чтобы еврей-горец, вздумавший жениться, заплатил родителям невесты деньги, которые называются калын. Калын редко доходит до суммы менее 150 рублей серебром, к этому прибавить, что свадьба продолжается обыкновенно около четырех суток, справляется также за счет жениха и что подвенечные одежды, по обычаю горцев богато обшитые серебряными и золотыми галунами, должны быть сделаны им же, то в итоге выходит, что горец, чтобы жениться, должен иметь минимум 300–400 руб. серебром – сумму, по их средствам, совсем не малую, почему у евреев-горцев старые холостяки далеко не редкое явление. Но так или иначе, еврей-горец, считающийся порядочным человеком, должен жениться и, следовательно, стараться скопить денег; иначе на него смотрят всюду как на неблагородного горца, не достойного носить папаху (шапку) и кинжал. Конечно, пристроить детей, братьев, сестер и прочих родных представляется евреям-старикам делом и трудным, и несомненно радостным, так как молодые, обвенчавшись, как говорят они, не будут заниматься баловством и привыкнут к семейному очагу.
Однако ж между этими преждевременно пристроенными молодыми людьми мы находим массу несчастных. Это объясняется двумя причинами, именно: во-первых, распространением чахотки, которая в последние годы с большей и большей силой стала надрывать преимущественно молодое поколение и всего чаще мужчин от 15 до 30, 35 лет, и, во-вторых, способами лечения взрослых и детей местными врачами. Нет сомнения, как это подтверждают многие старожилы кавказских племен, что двадцать – тридцать лет тому назад гораздо было меньше умирающей молодежи, и никогда чахотка не косила ее так, как в последние годы. Это относится не к одним горцам-евреям, но и к горцам-мусульманам. Причину пагубного распространения чахотки, как объясняют многие, следует искать, во-первых, в самом образе жизни горцев и, во-вторых, в распространении русского владычества на Кавказе.
Обычай всех горцев требует, чтобы молодые люди – парни и девушки – не видали друг друга, но девушке показываться мужчинам или назначать им свидания воспрещается безусловно и строжайше. Поэтому девушки до замужества ведут почти замкнутую жизнь и никуда не показываются, исключая тех случаев, когда они посещают друг друга, присутствуют на свадьбах и бывают на булка, ночных собраниях, о которых было сказано выше. Вследствие этого девушки горских евреев отличаются теми же свойствами, как и все женщины Востока: они стыдливы, робки и крайне невежественны, но вместе с тем строго целомудренны и трудолюбивы.
Жизнь замужних женщин ненамного лучше жизни девушек. Выходя из дому на работу, она должна наклонить голову, окутаться кругом шалью или белым платком, чтобы видны были одни глаза, не должна оглядываться по сторонам и говорить с чужим мужчиной, даже и с родственником, ни слова, иначе быть беде: или муж заметит это и исколотит ее, или же другие распустят о ней по аулу бог ведает какие слухи: тогда не показывайся в свет, не смотри мужу в глаза и добровольно делайся езитом, то есть личностью, презираемою всеми и на которую может плевать всякий без суда и расправы.
Точно так же и дома женщина должна скрывать себя от взоров посетителей или гостей и жить вместе с детьми в особой комнате или кухне. Замечательно то, что этот строгий наказ, передающийся из поколения в поколение, "не смей без особенной нужды выйти за порог", ничуть не возбуждает ропота среди женщин, как думают просвещенные народы; натура их, как видно, привыкла веками сидеть дома и даже до того, что их никакие блага мира, никакие удовольствия не тянут никуда, и они сами готовы делать все дома и копаться вечно в своей стряпне, шитье и хозяйстве, не думая больше ни о чем, лишь бы не выходить из дому куда-нибудь, где противные мужчины будут глазеть на них.
Вообще положение девушки до замужества и женщины ничем не отличается у горских евреев от такого же тяжелого положения их у других восточных народов. Когда еврей-горец случайно увидит девушку, наметит ее для себя и вздумает на ней жениться, не зная совершенно ни ее натуры, ни ее характера, то он уведомляет чрез кого-либо из близких товарищей об этом своего отца, который посылает к отцу девушки сватов, обыкновенно родственников, или идет и сам с ними. Жених не может сказать отцу о своем намерении лично, ибо, по обычаю, "совестно" говорить детям со своими родителями о браке, а девушка не принимает даже и такого участия: о согласии ее на брак большею частью не осведомляются, и если спрашивают, то лишь для очистки совести, тоже чрез ее подругу.