* * *
Оливер отсутствовал чуть больше недели - за это время Джинни едва не довела себя до нервного срыва. Она почти ничего не ела и мучилась бессонницей, вновь и вновь размышляя над результатами своего расследования. Ей до сих пор было трудно поверить, но доказательства налицо - если свидетельства Алины и Гая Прентисса не слишком надежны, то к неохотному признанию Питера о том, что Оливер действительно познакомил нескольких людей с этим отвратительным типом, нельзя не прислушаться.
Оливер звонил каждый вечер, и Джинни было все труднее разговаривать с ним так, словно ничего не случилось. Ей не хотелось обсуждать столь важный вопрос по трансатлантической телефонной линии - она должна видеть его лицо и глаза в тот миг, когда бросит ему обвинение.
Джинни не удивилась бы при виде протоптанной дырки в ковре - так часто она подбегала к окну в столовой, высматривая машину Оливера. На часах было почти девять. В голове у нее крутилась одна и та же мысль - на этот раз она все сделает правильно.
Сквозь пелену дождя она увидела внизу приближающийся свет фар. Ее сердце забилось громче - сколько нужно времени, чтобы выключить двигатель и войти в дом? Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как фары погасли, и она разглядела на крыльце высокую, стройную фигуру Оливера.
Джинни вышла в прихожую, чтобы встретить его у двери. Оливер улыбнулся, но его улыбка увяла, как только он увидел жгучую ненависть в глазах своей жены.
- Что стряслось? - резко спросил он.
- Гай Прентисс, - прошипела Джинни сквозь стиснутые зубы. - Ты не говорил, что знаешь его.
Оливер вздохнул, положил "дипломат" на столик в прихожей и бросил сверху ключи от машины.
- Если мы собираемся обсуждать Гая Прентисса, то может, я сначала присяду и выпью чашечку кофе? - раздраженно поинтересовался он. - Я за сегодня пролетел три тысячи с лишним миль и немного устал.
- Так ты его знаешь? - После переживаний последней недели ее нервы были натянуты, как струны. - И ты знакомил с ним людей… ради денег? Людей, которые тебе доверяли, ты подсовывал этому… мошеннику?
- Я познакомил с ним нескольких человек, - подтвердил Оливер. Он говорил очень спокойным тоном, в отличие от Джинни, срывающейся на крик. После того, как очень тщательно проверил его фирму. В то время я был полностью уверен, что это очень выгодное предложение. Оно позволяло людям, сделавшим вложения в бизнес и собственность, получать скромные доходы. Гораздо позже я узнал, что он соблазнился легкими деньгами и взял на себя слишком рискованные обязательства по вторичному страхованию.
- И ты посоветовал вкладчикам выйти из дела? - спросила Джинни, ее голос был низким и напряженным, руки дрожали.
- Да. - Оливер нахмурился. - К чему все это? Кто рассказал тебе о Гае Прентиссе?
- Я с ним встречалась, - холодно сообщила Джинни. - Он сказал, что ты свел его с моим отцом. Но ты не посоветовал папе уйти, как остальным. Ты нарочно довел его до разорения. Ты… ублюдок! - Джинни намеревалась сохранять спокойствие, но все же ее гнев вырвался наружу. - Он прожил последние годы в постоянном волнении, и это его убило…!
Оливер шагнул к ней и протянул руку.
- Джинни, я…
Она оттолкнула его, шарахнувшись в сторону.
- Не прикасайся ко мне! Никогда больше меня не трогай! Я ненавижу тебя! Я всегда буду тебя ненавидеть!
И, ослепленная слезами, она выскочила из дома, промчалась по лестнице и бросилась бежать, не обращая внимания на его окрик.
- Джинни…! Вернись…!
Она понятия не имела, куда направляется - просто бежала, тяжело дыша, стуча каблуками по гравию. Оливер догнал ее, попытался схватить за руку, но она увернулась. Она почти достигла ворот, когда он обогнул ее и преградил дорогу. В отчаянии она метнулась вдоль забора, отыскала дыру и вылезла сквозь нее на улицу…
Свет фар был ярким, мерцающим, закрывшим собой весь мир. Она услышала визг тормозов и полный ужаса крик Оливера.
- Джинни…!
- Джинни…?
Она вздохнула, желая, чтобы ее оставили в покое - голова раскалывалась от страшной боли. И еще удивляли огни - чередующиеся красно-синие вспышки, и странная суета вокруг. Затем все стихло - огни сменились ровным, рассеянным светом, и шум стал мягче - ритмичное гудение откуда-то слева, звон металла время от времени и редкие голоса. И запахи… вонь лекарств, аромат хвои и роз. Да, это точно розы. Она повернула голову, пытаясь их увидеть.
- Джинни? - вновь голос Оливера, испуганный, напряженный. - Джинни, прошу тебя, очнись. Пожалуйста, Джинни. Я люблю тебя.
Ха, можно подумать, она такая дура, что купится на это. Когда-то она верила - много лет назад. Но не теперь, пижон. Только не теперь. После того, как все узнала.
- Джинни, милая, пожалуйста… Открой глаза.
- Не трогай меня! - Она хотела закричать, но ее голос прозвучал как хриплое карканье.
Джинни растерянно моргнула, ослепленная светом. Оливер сидел рядом, улыбаясь до ушей. В его бездонных темных глазах светилось сострадание казалось, он вообще не услышал, что она сказала. Джинни почему-то чувствовала ужасную слабость, боль во всем теле, тошноту - больше всего на свете она нуждалась в его поддержке. Она попыталась прикоснуться к нему, но ее рука оказалась слишком тяжелой… Оливер сжал ее ладонь своими сильными пальцами, и она с трудом улыбнулась.
- Оливер…? - Как оказалось, она могла только шептать.
- Да, милая. Ты пришла в себя. - Он сдавил ее руку, и Джинни с удивлением заметила блестящую слезинку в уголке его глаза. - А теперь попробуй поспать.
Джинни хотела сказать, что проспала по меньшей мере два часа, но говорить было слишком трудно, поэтому она просто закрыла глаза, со счастливой улыбкой вцепившись в руку Оливера. Оливер с ней, а значит все будет хорошо.
Когда она проснулась в следующий раз, в воздухе все еще пахло розами. Джинни вздохнула, с тревогой прислушиваясь к своим ощущениям, но раскаленный гвоздь, засевший в мозгу, исчез, сменившись тупой болью. В остальном она чувствовала себя неплохо, и, попытавшись устроиться поудобнее, рискнула открыть глаза.
- Доброе утро. - Оливер сидел возле кровати, держа ее за руку и улыбаясь.
Джинни неуверенно улыбнулась в ответ. Ее мучило смутное воспоминание о какой-то страшной неприятности, но думать сейчас об этом было слишком тяжело.
- Ты ужасно выглядишь, - пробормотала она. Казалось, Оливер не спал и не мылся целый месяц. - Ты что, просидел здесь всю ночь?
Он рассмеялся, тем низким, хриплым смехом, который она всегда любила.
- Я тут дневал и ночевал всю последнюю неделю. Ты была в коме.
Джинни нахмурилась.
- Правда? - Она снова закрыла глаза и с ослепительной ясностью увидела стремительно приближающийся свет фар, а за ним - темные очертания автомобиля. - Там была машина…
- Шофер ничего не мог сделать. - Оливер сжал ее ладонь двумя руками. Не хотел бы я снова пережить что-то подобное.
Она улыбнулась, и протянула дрожащую руку, чтобы отбросить прядь волос, упавшую ему на лоб.
- Голова болит.
- Не удивительно. У тебя был тромб в мозгу, пришлось делать операцию. Он нежно погладил ее по голове, и Джинни нахмурилась, почувствовав что-то странное. - Им пришлось тебя остричь, - тихо пояснил Оливер.
Джинни в ужасе протянула руку и нащупала что-то мягкое там, где раньше были ее длинные волосы.
- Мои волосы…! - Она глубоко вздохнула, напомнив себе, что еще легко отделалась. - Я, должно быть, страшная, как смертный грех, - пробормотала она.
Оливер покачал головой, поднеся ее руку к губам и поцеловав внутреннюю сторону запястья.
- Для меня ты всегда прекрасна, - заверил он, и Джинни поняла по голосу, что он говорит правду.
С довольным вздохом она закрыла глаза и снова провалилась в сон.
Когда Джинни проснулась в третий раз, Оливер все еще был здесь. Он спал, сидя на стуле, опустив голову на высокую спинку и тихо посапывая. Он казался изнуренным, и ее сердце сжалось. Неужели он все эти ночи дежурил у ее кровати, волнуясь из-за нее?
Она осмотрелась по сторонам, исследуя комнату. Это была маленькая отдельная палата, оформленная в успокаивающих сиреневых и розовых тонах. Рядом стоял монитор на тележке, теперь уже отключенный - наверное, это из него доносилось то ритмичное гудение. И еще было множество цветов - на подоконнике, на низеньком столике у дальней стены, и на тумбочке у кровати. Бордовые розы с бархатными лепестками и сладким ароматом.
Джинни снова посмотрела на Оливера и задержала взгляд, очарованная мягкими тенями на щеках от густых ресниц и вьющейся прядью возле уха. Она впервые видела его таким - во сне в его чертах появилась мягкость, обычно маскируемая надменностью и железным самообладанием. Теперь он выглядел… почти уязвимым.
Оливер признался ей в любви - об этом Джинни не могла и мечтать. Внутреннее чувство подсказывало ей, что это правда. Он даже сказал, что она красива и без волос - господи, бедный парень совсем потерял голову! Джинни снова протянула руку и потрогала повязку над правым ухом.
Наверное, сильный был удар. К счастью, она совершенно не запомнила момент столкновения - если не считать ослепляющих фар и накрепко отпечатавшегося в памяти силуэта машины.
Когда Оливер проснулся, в его глазах мелькнула тревога, тут же сменившаяся улыбкой при виде бодрствующей Джинни.
Джинни широко улыбнулась в ответ. Он любил ее все эти годы - теперь ей было не трудно в это поверить.
- Привет, - сказала она заметно окрепшим голосом.
- Привет. - Оливер наклонился к ней и взял ее за руку. - Как ты себя чувствуешь?
- О… - Она кратко исследовала пострадавшие места и подвела итог. Так себе. Лучше, я думаю.
- Хорошо. Хочешь апельсинового сока?
- Спасибо.
Оливер наполнил стакан и поднес к ее губам - хотя Джинни и попыталась, но ей не хватало сил удержать его самостоятельно.
- Не слишком много, - предупредил Оливер. - Ты ничего не ела целую неделю.
И почти ничего за неделю до этого, - подумала Джинни, внезапно все вспомнив. В последний раз она наелась до отвала… в тот день, когда обедала с Гаем Прентиссом…
- Гай Прентисс… - Воспоминания потоком обрушились на нее. Так много противоречий - слишком много, чтобы в этом можно было разобраться.
- Джинни, я не знакомил твоего отца с Гаем Прентиссом, - мягким, но настойчивым голосом произнес Оливер. - Он солгал. Я понятия не имел, что твой отец был одним из совладельцев, до того момента, как все рухнуло. И втянул его в эту компанию даже не Гай Прентисс, а его деловой партнер, Чарльз Флеминг, за много лет до появления Гая. Подтверждение можно найти в протоколах судебных заседаний.
- Но… почему он так сказал? - спросила Джинни. - Ему это ничего не дало, он уже все потерял. И ты тоже лгал мне. Ты говорил, что узнал о папином разорении от Говарда, но Говард уверяет, что никогда не обсуждал с папой денежные дела.
- Знаю. В то время я и не стремился, чтобы ты поверила моему объяснению. Видишь ли, это я вывел Прентисса на чистую воду и развалил его карточный домик. А при этом множество невинных людей лишились своих сбережений. Я не мог предупредить их всех, но чувствовал ответственность за тех, кого сам втянул в это дело. Если бы я знал, что твой отец тоже…
Оливер вздохнул, по его лицу пробежала тень.
- Это было непростое решение. Такие игры очень рискованны. После окончания финансового года все успевшие выйти из дела, оказались в безопасности - их обязательства закончились. Но если недооценить долговременный риск, он ложится на оставшихся вкладчиков.
- И они страдают за всех.
Оливер кивнул.
- Если к концу года страховщики не могут договориться о суммах повторного страхования, год считается не закрытым… и все их обязательства остаются в силе. Это как раз и произошло, и привело к краху. Прентиссу очень повезло, что он умудрился избежать обвинения в мошенничестве, но меня он не простил. Поэтому и солгал тебе - чтобы через тебя отомстить мне.
- Отомстить… Алина сказала, что ты из-за этого женился на мне. Из-за мести.
- Алина? - В его голосе мелькнуло подозрение. - Причем здесь Алина?
Джинни робко взглянула на него, сразу пожалев, что упомянула имя его сводной сестры.
- Да так… не при чем, - уклончиво буркнула она.
- Джинни, какое отношение к этому имеет Алина?
Она покачала головой, не находя в себе сил сопротивляться давлению.
- Она… Это она сказала, что ты познакомил Гая Прентисса с моим отцом, и дала мне его визитку. Я бы не поверила им, если бы… Я спросила у Питера, и он сказал, что ты свел Гая с несколькими людьми.
Оливер застонал, словно от боли.
- Подлая тварь… Я должен был предвидеть, что она попытается вмешаться. Я должен был предупредить тебя. Все беды начались из-за ее ревности.
Джинни взглянула на него с удивлением.
- Ты… знал?
Оливер кивнул.
- Как только она узнала, что ты едешь в Нью-Йорк, то словно с цепи сорвалась. В тот первый вечер, когда я встречал тебя в аэропорту, а она приперлась ко мне в гости, я четко дал ей понять, что не дам тебя в обиду. Я думал, она это усвоила. Но в ту ночь, когда мы с тобой собирались в "Ричмонд", она позвонила мне.
- Помню, - пробормотала Джинни, погладив его по руке.
- Она сказала, что приняла слишком большую дозу, - мрачно продолжил Оливер. - Я всю ночь ее разыскивал, мотался по городу, как сумасшедший, пока не нашел ее в каком-то баре в Квинсе. Пьяную или обдолбанную - я уж не знаю. Я убедил ее обратиться к врачу, а потом поехал домой. К тебе. После этого ада, ты казалась мне подарком небес - такая… сияющая и живая.
Джинни не удержалась от смеха.
- Ты говоришь обо мне как о сувенирной свечке!
Он хмыкнул и покачал головой.
- Я был по уши влюблен в тебя. Я знал, что не должен торопиться с предложением руки и сердца. Ты была так молода… Но я слишком долго ждал и слишком сильно хотел тебя.
- Правда?
Оливер рассмеялся.
- Помнишь, как я вез тебя из школы? Тебе было около семнадцати - этакая зазнайка с ногами от ушей и развевающимися волосами. Ты меня сразу свела с ума. Я никогда не считал себя влюбчивым, но в тот день я еле-еле держал себя в руках. Марго догадалась, конечно - она очень проницательна.
- Марго знала? Но… разве ей не хотелось, чтобы ты женился на Алине?
Он решительно покачал головой.
- Нет… вовсе нет. Она понимала, что это добром не кончится. Алина никогда не была… уравновешенной. Это пошло еще от ее отца. Он страдал маниакально-депрессивным психозом, и его недуг очень сильно на нее повлиял. То папа обращался с ней, как с маленькой принцессой, то вообще переставал замечать. А когда он покончил с собой, ей было всего десять лет.
- Я… не знала. Тетя Марго говорила, что она и раньше лечилась, но я ничего этого не знала.
- Твой отец не рассказывал?
- Нет. Но я была совсем маленькой, когда тетя Марго вышла замуж за дядю Говарда. А потом… все это казалось далеким прошлым. И вообще, папа не любил сплетничать. - Джинни криво улыбнулась. - Между прочим, Алина сказала, что это ты пережил потрясение после смерти матери. По ее словам, ты воспринял это как предательство, и с тех пор уже не можешь доверять женщинам.
Оливер резко рассмеялся.
- Вполне в духе Алины - валить с больной головы на здоровую. Конечно, я очень переживал, но мой папа помог мне справиться с горем. И Марго тоже. Она никогда не пыталась заменить мне мать, но смогла стать для меня настоящим другом. Честно говоря, я посоветовался с ней после разрыва помолвки. Она считала, что всему причиной твоя молодость и то, что наши отцы слишком сильно на тебя давили.
- Ой, нет… дело не в этом! - Джинни с некоторым сомнением взглянула на Оливера. Рассказав ему всю правду, она бы выставила себя дурой. Но раз уж они решили быть откровенными, надо идти до конца. - Причина в Алине. Она сказала, что на самом деле ты любишь ее, но не можешь жениться на ней, потому что она бесплодна. А на мне женишься только ради наследника.
Оливер онемел от изумления.
- Что за… чушь! - воскликнул он. - И ты поверила?
- Ну… Не совсем, и не сразу. Но… Ты проводил с ней так много времени, и… когда я вышла на террасу и увидела вас вдвоем, ты говорил ей, что твоя женитьба ничего не изменит…
В его глазах мелькнуло понимание.
- Так вот почему она вытащила меня на террасу и начала плакаться о своем одиночестве! Ей всегда удавалось играть на моем чувстве вины. Когда-то я был влюблен в нее, но это было детское увлечение, закончившееся сразу после того, как я понял, насколько она прилипчива и требовательна. Но когда я сказал ей, что все кончено, она приняла слишком большую дозу. В первый, но не в последний раз. И я постоянно чувствовал себя виноватым.
Джинни сочувственно пожала его руку.
- Нет… не может быть. Ты ведь был таким молодым.
- Знаю… Марго мне то же самое говорила. И позже, когда Алина вышла замуж, я думал, что все наладилось. Но Алина так просто не отпустит. Большую часть времени она строила из себя любящую сестру и заставляла меня бежать к ней на помощь каждый раз, когда у нее случался очередной срыв. Надеюсь, что возвращение к мужу ее образумит.
- Она возвращается к мужу? - удивленно переспросила Джинни.
Оливер кивнул.
- К своему первому. Он всегда ее жалел, нянчился с ней как с дочерью а это именно то, что ей нужно. Недавно он вернулся в Англию и постоянно навещал Алину, пока она лежала в больнице. Похоже, после несчастья с тобой чувство вины заставило ее опомниться. Во вторник они вдвоем вылетели в Техас.
Джинни вздохнула с облегчением.
- Хорошо. Надеюсь, она будет счастлива. По крайней мере, это убережет нас от дальнейших неприятностей.
Оливер кивнул, поглаживая ее руку.
- Итак… Мы остались вдвоем… ты и я, - сухо заметил он. - Но ничего хорошего у нас из этого не получалось, правда?
- Да… - Джинни опустила ресницы, внезапно почувствовав страх. - Я… не могла поверить, что ты способен влюбиться в меня. Ты… никогда не говорил о любви. Даже в тот день, когда сделал мне предложение.
Он перевернул ее руку и начал обводить кончиком пальца линии ладони.
- Разве? Нет, я помню, что не говорил. Не знаю, почему… наверное, из-за того, что Алина постоянно повторяла эту фразу, как бессмысленное заклинание. Но я должен был догадаться, что ты нуждаешься в этих словах. В ту ночь… помнишь, когда ты швырнула в меня кольцом и убежала с террасы? Я пожалел, что говорил с тобой так резко, но Алина меня довела… у меня никакого терпения не оставалось. Я хотел догнать тебя, попросить прощения и признаться в любви, но сначала мне потребовалось несколько секунд, чтобы успокоиться. Кроме того, еще надо было отыскать то чертово кольцо. Оно угодило в кусты, и мне пришлось целую вечность разгребать листья. Я как раз нашел его и отправился искать тебя, когда поднялся этот шум - было уже слишком поздно.
Одинокая слезинка сползла по ее щеке. Ей было жаль эти несчастные, потерянные годы.
- Лучше бы ты нашел меня. Хотя возможно… я была слишком юной для тебя. Не знаю. Но ты разбил мое сердце.
- О, любовь моя… - Он провел рукой по мягкой повязке на ее голове. Я бы ни за что на свете не сделал тебе больно.
Ее мягкие губы изогнулись в улыбке.
- Зато ты отыгрался на мне, когда вернулся в Лондон. Я была уверена, что ты меня ненавидишь!