- Ты выйдешь за него замуж, - твердо сказала она. - Я уверена в этом. И вы будете оба счастливы. Поэтому не пытайся злиться на меня, Саманта. Если даже тебе кажется, что я проявляю к нему интерес. Я просто не могу удержаться. Я женщина и немного одинока здесь, конечно не считая Питера. Ты можешь понять это, верно? Поэтому, когда такой молодой человек, как Ричард, появляется в доме, вполне естественно, что я... хочу немного расправить крылышки. Говорить с ним, быть в его обществе. Но поверь, я не меньше была бы счастлива, если бы и ты присоединилась к нам сегодня. Но если бы увидела хоть малейший знак с твоей стороны, что я лишняя... то тут же убежала бы и оставила вас вдвоем. Прошу тебя, поверь мне, Саманта.
- Но я...
- Прошу тебя!
Я внимательно посмотрела ей в глаза. И вдруг Шерил показалась мне такой юной, что я с трудом дала бы ей ее восемнадцать.
- Ладно. Признаюсь, он мне нравится и я немного ревновала без особых причин. Но этой ревности не избежать, когда влюбляешься. Впрочем, я запомню, что ты мне сказала, Шерил. И постараюсь больше не давать волю ревности. Неужели это было так заметно?
- Уф! Мне - очень. Я ведь знаю, что такое ревность. Потому что довольно часто сама ее испытываю по отношению к Питеру.
- Но Питер - твой отец.
Она только снисходительно улыбнулась и пошла к двери. Потом обернулась:
- Я никогда и никого не смогу полюбить или выйти замуж, пока жив Питер, Саманта. И знаю, что Питер чувствует то же самое по отношению ко мне.
Шерил закрыла за собой дверь, а я села завтракать.
Итак, Марина провела ночь в деревне за несколько миль от дома. Или это придумано? Я все еще не была уверена до конца. Но если это была не Марица, то кого же я тогда видела?
* * *
Я работала без перерыва все утро. Марица со смущенным видом появилась и сообщила, что готов ленч, но я была не голодна и продолжила писать.
Во второй половине дня кто-то постучал и нетерпеливо подергал ручку моей двери.
- Саманта! - услышала я голос Ричарда. - Могу я войти? Я хочу поговорить с тобой.
Хотя работы у меня еще оставалось примерно на час, я встала и открыла дверь. Улыбнулась, потом даже засмеялась, потому что вид у него был сердитый и обиженный, как у маленького ребенка.
- Я пытался тебя увидеть целый день. Но меня все время отвлекали, уводили то туда, то сюда.
- Входи, Ричард.
- Звонил дядя Грегори. Я не смогу дождаться, когда ты закончишь писать, как мы договаривались. Мне приказано лететь в Нью-Йорк сегодня же вечером, привезти законченные тобою главы и фотографии.
Я не могла скрыть разочарования.
- У него для меня какое-то специальное задание, - пояснил Ричард. - Что-то срочное. Не уверен, но, кажется, мне предстоит заграничная командировка, за океан.
Конечно же он заметил, как у меня разочарованно вытянулось лицо.
- О нет... То есть я имею в виду, это замечательно для тебя. Но куда тебя отправляют? И насколько?
- Для дядюшки Грегори не существует никаких законов и правил, кроме его собственных. Никто никогда не получает от него прямого ответа на прямой вопрос. Но кое-что он сказал, и это может тебя заинтересовать. Наш посреднический отдел работает как бешеный, развернул просто фантастическую рекламную кампанию, чтобы продвинуть твою книгу. Они стараются так, что надо ждать результатов. Я сообщу тебе подробности дел, как только вернусь в Нью-Йорк.
- Спасибо, - произнесла я без энтузиазма, думая только об одном - он улетает и мы не увидимся теперь очень долго.
- Тебе не приходило в голову, Саманта, что Питеру понадобятся эти высокие стены, чтобы спрятаться за ними, когда разразится скандал в связи с выходом твоей книги? Множество обиженных и разъяренных женщин, мужей и других людей могут попытаться добраться до него со злым умыслом.
- Но ведь наши юристы предварительно хорошенько поработают с материалом. Они не допустят клеветы. Что же касается остального... Питер имеет право рассказать правду о своей жизни и рассчитывать на интерес публики.
- Можно задать тебе вопрос, Саманта?
- Да, какой?
В его карих глазах появились лукавые искорки.
- Ты действительно расстроилась, когда я сказал об отъезде в Нью-Йорк? Или просто изобразила печаль из любезности?
- Я ужасно, ужасно расстроилась, поверь. И испугалась, что они сразу же пошлют тебя за границу, - прошептала я.
Он запер дверь, подошел, обнял меня, и мои губы раскрылись навстречу его поцелую. И вдруг желание, какого я никогда еще в жизни не испытывала, переполнило меня...
Когда он неохотно оторвался от моих губ, я поняла, что мне нужна поддержка, потому что меня плохо держали ноги. Я прижалась к Ричарду, и он отвел меня к стулу, усадил и сам присел на краешек моего рабочего стола, свесив одну ногу.
- Сигарету?
Я покачала головой.
- Ты всегда закрываешь глаза, Саманта, когда кто-то... тебя целует? - Голос его звучал странно.
- Разве я... закрыла глаза? - Я поднесла ладони к пылающим щекам. - Не знаю, поскольку не целуюсь так уж часто...
- Нет, думаю, что нет.
- Тогда почему спрашиваешь?
- Пытаюсь сказать то, чего сам от себя не ожидал. Я не хочу оставлять тебя здесь - хочу забрать тебя с собой в Нью-Йорк.
- Но это невозможно.
- Знаю. Я хочу быть честным с тобой, Саманта.
- Постараюсь приехать в Нью-Йорк сразу же, как только закончу работу. И мы можем провести некоторое время вдвоем.
Он кивнул:
- А если не вернешься, я сам за тобой приеду. А еще... Я хочу просить тебя выйти за меня. - И добавил с улыбкой: - Тебе лучше сказать "да".
- Я... я думаю, что скажу "да".
Он поднял меня со стула, прижал к себе и снова поцеловал. Странички рукописи упали и разлетелись по полу, но мы этого не заметили.
- Только одно меня беспокоит, Саманта, - некоторое время спустя проговорил Ричард. - Ты не просто начинающий писатель. Ты действительно талантлива. Я говорю это искренне, ты очень хороший писатель. Ты находишь правду безошибочно и не боишься ее написать. Это ясно всем. Значит, после этой длинной истории появится следующая, и еще, и еще... И тогда бедняга муж будет редко видеть свою жену. Ему придется ждать перед закрытой дверью часами, или педелями, или даже месяцами! А если ему захочется поцеловать ее и...
Вид у него был так комичен, что, хихикнув, я обняла его за шею.
- Мы построим дом, где двери не будут запираться вообще, дорогой, - прошептала я.
Глава 8
- Вы ее помните, конечно, - мечтательно говорил Питер, - она была знаменита. Безукоризненная, холодная, так никем и не разгаданная драматическая актриса тех лет. Возможно, это покажется странным, но мне ее губы всегда казались чувственными, хотя никто, ни один мужчина не мог бы сказать о них так. Я говорю все это, разумеется, о Лизл Герхардт.
- Да. Понимаю, мистер Кастеллано.
- Мы играли вместе в Лос-Анджелесе... - Питер расхаживал по комнате, жестикулируя. Даже сейчас, думала я, он не может не играть. Библиотека - его сцена. А я - публика. И сейчас он исполняет ведущую роль в романтической драме не без трагического аспекта.
- Надеюсь, я говорю не слишком быстро, Саманта? - услышала я вдруг обращение к себе хорошо поставленным, мягким, почти нежным голосом.
- О нет. - От неожиданности я замерла. До этого момента я записывала все автоматически, думая о своем.
- Лизл являлась ко мне, когда ей хотелось. Так как мы оба были слишком хорошо известны, то не могли встречаться в ее апартаментах. Это вызвало бы широкую огласку и скандал.
Широкую огласку... Да, Питер Кастеллано, вы не любите скандалов, но вам по душе известность и огласка.
Я украдкой взглянула на него. Он заметил мой взгляд и улыбнулся. И вдруг я поняла, насколько отработана и чисто рефлекторна его замечательная улыбка. Это был конек его шарма - действие, чтобы внушить, вызвать восхищение и хорошее к себе отношение. Он думал, что мой взгляд означает это восхищение, что он настолько привлекателен для меня, что я с трудом могу оторвать глаза от его красивого лица.
Питер подошел к окну и стал смотреть в сад на цветники. Сегодня он был в костюме. Впервые с тех пор, как я увидела его в "Молоте ведьмы", хотя галстук был неизменно тот же. Костюм серо-зеленого цвета из твида, белая рубашка, из нагрудного кармашка высовывался белоснежный угол платка с монограммой. Каждый предмет его одежды на вид был, безусловно, ручной работы. И поскольку обстановка говорила о несомненном благосостоянии Питера, мне было непонятно, зачем ему понадобилось давать согласие на издание своей биографии, не говоря уже о желании представить ее в таком свете... И вдруг догадалась - он делал это, чтобы удовлетворить свое тщеславие, наращивая и без того непомерный эгоизм.
- ...Мы никогда не упоминали о любви, - произнес он тем временем, - Лизл часто говорила мне, что хотела бы стать художником и если бы стала им, то рисовала бы только природу, потому что пейзажи всегда действуют так успокаивающе. Я пытался избегать таких разговоров, так как они напоминали мне о Терезе. А любое воспоминание о ней сразу вызывало в памяти дикую ревность, убившую любовь, настоящую, которая могла быть между нами. Я не хочу для себя вымолить прощение. Наоборот. Я понимаю, как часто жестоко поступал по отношению к ней. - Питер проговорил это с видом самопожертвования.
"Теперь он играет роль мученика", - подумала я равнодушно.
- Бедная, глупенькая Тереза! Я знал с самого начала, что наш брак обречен на неудачу и несчастье. Я говорил ей, что, если она выйдет за меня, ей придется делить меня с другими. Повторял это много раз, предупреждал... - Он пожал плечами. - Она, мне кажется, плохо понимала, что выходит за кумира, идола Америки, американских женщин. Но, как уже сказал, я не мог ее винить за это. Ее ревность была естественной, потому что она видела все виды искушения, окружавшие меня. Во всяком случае, я ни о чем не сожалею... Так о чем я раньше говорил, Саманта?
- Что вы пытались избежать огласки, встречаясь с Лизл Герхардт.
- О да, Лизл! - протянул он небрежно, затем подошел к столу и сел на свое место. - Несомненно, все эти страстные порывы и причуды кажутся вам странными, так, Саманта? - Его прекрасной формы черные брови приподнялись, он смотрел, ожидая моей реакции, но я сочла за лучшее промолчать, потому что мой ответ мог ему не поправиться.
Питер сделал вид, что ничего не заметил, и после некоторой заминки продолжил:
- Лизл понимала меня так, как не понимали другие женщины... - И он снова заходил по комнате, заложив руки за спину и продолжая рассказ о своем романе с Лизл Герхардт.
Возможно, этот роман мог меня захватить и увлечь, но не сегодня. Надменность и самолюбование Питера претили мне, и чем дальше я слушала его историю, тем меньше она мне нравилась.
Но я постаралась спрятать свои эмоции и быть бесстрастной. То, что я сама думаю о Питере Кастеллано, не имеет никакого значения. А его признания будут лучшей и самой увлекательной историей из всего, что когда-либо было напечатано в "Секретах".
Он замолчал.
- И после этих встреч она стала вашей любовницей? - спросила я.
- О нет. "Король-крестьянин" - драма, где я играл ведущую мужскую роль, - вернулась на Бродвей. Лизл работала в Голливуде. Обстоятельства нас разлучили. И как раз в тот сезон случилась трагедия с Терезой. Я бросил все и вернулся сюда, а меня заменил актер второго состава. Больше я уже никогда не играл.
Я не могла удержаться:
- В каком смысле, мистер Кастеллано?
Он рассмеялся, хотя мне показалось, что мое замечание его отнюдь не позабавило.
- Вы любите вставлять шпильки, дорогая Саманта. Остроумно. Да, если принимать во внимание мир, отгороженный стенами "Молота ведьмы", я не играл вообще. Но жизненные привычки не легко отбросить. Ко мне тянутся женщины и здесь, да и желание хозяина "Молота ведьмы" для них - закон. Думаю, не стоит уточнять.
Моя мысль лихорадочно заработала. Питер Кастеллано недвусмысленно признался, что имеет здесь собственный гарем. Это как раз то, что приведет в восторг его почитателей! Об этом они мечтают услышать. И кто я такая, чтобы отказать им в этом желании? Мне только нужно внести это признание в книгу. Сделать намек. Остальное допишет их воображение.
Я была рада, что на бумагу ложится последнее любовное приключение Питера Кастеллано. Чем дольше я проводила времени в общении с ним, тем больше соглашалась с Ричардом. Он был прав, когда сказал, что еще хуже, чем женатый Казанова, тот, кто рассказывает всем и всюду о своих победах.
- Мы должны отпраздновать сегодня последнее интервью, Саманта, вы и я. - Питер опять очаровательно улыбнулся. - Ваши черновики должны быть уже готовы, верно?
- Да, но я хочу все внимательно перечитать. Если найду работу удовлетворительной, завтра вернусь в Нью-Йорк, в крайнем случае послезавтра, допишу финальные главы там.
- Значит, вы не хотите закончить все здесь, как планировали раньше? Мы с Шерил будем очень скучать без вас, Саманта.
- Вы должны извинить меня, мистер Кастеллано.
Он покачал головой:
- Это все молодой Мэнсфилд. Вы влюбились друг в друга. Я повидал слишком много, знаю о любви все, чтобы не заметить ее признаков. - Он подошел ко мне, взял мою руку и поднес к губам. - Я завидую Ричарду. Вы знаете об этом, Саманта?
Я что-то пробормотала невнятно в ответ, опять ощутив его неотразимую притягательность.
- Я действительно так думаю, Саманта, - тихо добавил он.
Я убрала руку.
- Саманта, я был предельно откровенен во время наших интервью и осознавал, что многое в моих признаниях вас отталкивало. Но вы должны помнить, что женщины, о которых я рассказывал, так же виновны, как и я. Любить меня означало для них некий символ, это давало им статус в обществе, известность.
- Я пытаюсь помнить об этом. Но Тереза не была такой.
- Верно, верно. Тереза не была на них похожа.
- Вы никогда не думали, что если бы полюбили ее, то могли найти с ней свое счастье?
- О, очень часто, - легко ответил он, - но ее ревность делала это невозможным. Когда вы выйдете замуж, моя дорогая, мой настоятельный совет - не допускайте ревности в ваши отношения. - Он снова поцеловал мне руку. - Надеюсь, вы будете очень счастливы с Мэнсфилдом, Саманта. Мы с Шерил самые заинтересованные люди и желаем вам счастья.
Я не принимала его слова всерьез, поэтому лишь машинально улыбнулась.
- Скажите, как вы думаете, я могу поговорить с Сашей, мистер Кастеллано?
- С Сашей? - Он сдвинул брови. - Почему вы хотите с ним поговорить? Не думаю, что Саша сможет добавить что-то в мой рассказ, - он деликатно кашлянул, - скажем так, расцветить деталями мои любовные истории или сценическую карьеру. Он об этом наверняка ничего не знает. Могу я спросить, почему вы хотите с ним побеседовать? Что за причина?
- Разумеется, мистер Кастеллано, - поспешно стала объяснять я, - никаких секретов. Просто Саша - единственный человек в доме, с которым я еще не говорила, и есть пара вопросов, которые я хотела бы ему задать. Но теперь я подумала, что вы, пожалуй, смогли бы ответить на них вместо него. - Я подарила ему одну из моих самых ослепительных улыбок. - Действительно, нет никакой нужды встречаться с ним.
Мне показалось, я хорошо справилась со своей задачей. Конечно, мне не следовало, да и не было поручено слишком глубоко копать историю гибели Терезы, и Сашу я хотела увидеть просто из собственного любопытства. Но Питер Кастеллано, кажется, счел мои объяснения достаточно обоснованными, потому что с улыбкой произнес:
- Разумеется, вы можете увидеться с ним, Саманта. Я пошутил.
- О, тогда все в порядке. Вы не могли бы послать за ним? - решилась я.
- Почему бы вам не взять у него интервью в комнате-башне, где вы держите весь ваш материал, собранный у нас?
- Нет, - быстро ответила я, - предпочитаю поговорить с ним здесь, пока у меня все мои впечатления... свежи еще в голове. Вы ведь будете присутствовать, не правда ли, мистер Кастеллано?
- С восторгом! Но боюсь, что для Саши нет законов. Он может отказаться. А если и придет, то, может быть, не станет с вами говорить. - Он потянулся к шнурку звонка.
- Давайте решим так: если он скажет "нет", вы не будете настаивать. - Он дернул шнурок и снова подошел ко мне. - Мне кажется, все-таки существует какая-то неясность...
- Нет, просто мне интересно с ним пообщаться...
Открылась дверь, и появился Стефан.
- Скажи Саше, что мисс Кроуфорд и я хотим поговорить с ним немедленно.
Стефан склонил голову, на лице его не дрогнул ни один мускул, и покинул комнату.
- Что тревожит вас, Саманта? - Питер снова вернулся на свое место и сел. - Может быть, я помогу вам, если Саша не сможет?
- Саша был в Ширклиффе в тот день, когда Тереза... умерла, не так ли?
- Да, действительно он был там. - Его, казалось, совершенно не удивил мой вопрос. - Когда я узнал, что Тереза решила ехать в Ширклифф и находится в истерическом состоянии более чем обычно, я попросил Сашу поехать с ней вместе.
- Почему?
Он пожал плечами:
- Мне казалось, что Саша сможет ее успокоить. Но в тот раз ему не удалось. Во всяком случае, пока они ехали в машине...
- Почему Саша был отослан домой сразу же после гибели миссис Кастеллано?
- Перед, а не после, Саманта, - мягко поправил меня Питер. - Саша уехал с Игорем вскоре после того, как Тереза ударила мисс Марсден, моего секретаря. Саша предложил, и я согласился... - Он замолчал, потому что открылась дверь.
Я обернулась и увидела на пороге Сашу. Он был с непокрытой головой, в белой длинной рубахе, подпоясанной кушаком, темных брюках и высоких сапогах. И очень похож на Распутина.
- Мадемуазель Саманта хочет спросить тебя о той части истории, которая ей не совсем ясна, Саша. Она спрашивает, почему ты сразу покинул Ширклифф, когда моя жена атаковала мисс Марсден. - Он улыбнулся, глядя на хмурое Сашино лицо. - Садись, пожалуйста.
Саша потряс лохматой гривой волос. Как только он появился, его глаза ни на мгновение не оставляли моего лица. Но я старалась не смотреть на него, уткнулась в свои заметки.
- Почему она спрашивает об этом?
Я вдруг поняла, что еще ни разу не слышала, как Саша говорит по-английски. У него почти отсутствовал акцент.
- Чтобы дополнить и закончить свою книгу, Саша.
- Она спрашивает об этом меня?
- Нет. Она спросила меня. Я хотел ей рассказать, что мы успокоили мою жену, и у тебя не было причин оставаться там дольше. Потому что Тереза уснула, и я собирался оставить ее на ночь.
- Значит, вы ответили ей за меня, месье.
Я посмотрела на него, но не смогла вынести взгляд пронзительных черных, глубоко посаженных глаз, злобно сверливших меня из-под кустистых бровей.
- Так и было, Саша? Вы успокоили мадам Кастеллано?
- Мы успокоили ее вместе - месье и я.